Когда Геральт из Ривии и Эм из ниоткуда отправились в путь, солнце было уже в зените. Сказать, что зрелище, которое они представляли собой, было забавным, значит не сказать ничего.

Эм, гордо восседающая на бурой лошадке, светилась от счастья так, что, казалось, вот-вот лопнет и явит миру свои скудные внутренности. Это самое счастье, которое ее переполняло, делало краски дня ярче, а еще обиралось в комок где-то в районе горла и не давало ей вдохнуть полной грудью. По этой причине она постоянно давилась слюной, откашливалась и исправно возвращалась в прямое положение. Никогда еще птички, листочки, навоз на дороге и смутная перспектива будущего не казались ей столь прекрасными.

Геральт же, напротив, был хмур и подавлен. Он никак не мог сообразить, по какой причине согласился взять на себя эту обузу; также он не мог представить себе, каким образом теперь ему удастся проделать намеченный длинный путь и заработать на пропитание. Оставалась надежда, что судьба сжалится над ним и девчонка отвалится самостоятельно по дороге. Боковым зрением он мог удостовериться, что до момента отваливания ей еще зреть и зреть.

Геральт, пожалуй, не был ни ханжой, ни особо озлобленной личностью, скорее наоборот. Все чаще он стремился быть в стороне от жизни других людей, насколько ему позволяло чувство справедливости. Но горделивая мазель, разучившаяся глотать слюну, маячила справа и постоянно раздражала своей назойливостью и неадекватностью. Информации о ней не было никакой, визуальный образ о ней метался между тушкой, напавшей на него в обозе, и неотвязным курносым носом с веснушками – "о, милсдарь, сама пойду на юг, съедят, потом изнасилуют, а все на Вашей совести!"

Вот в таких интересных эмоциональных состояниях прошли они добрых три часа, не проронив ни слова. Геральт хотел наконец выяснить, кто его спутница, откуда и в связи с какими обстоятельствами она оказалась в том злополучном обозе (не стоило вмешиваться!), но не мог справиться с раздражением. Вот они, последствия женских манипуляций, и реакция мужчины, загнанного в угол.

Вскоре перед ними оказался указатель, информировавший о близости деревни и таверны. У Эм, несмотря на ее невероятное счастье, уже давно онемел зад, отваливалась спина и бурчал желудок, поэтому она моментально оживилась еще больше, как будто это было возможно. Геральту тоже не мешало напиться. Таким образом, решение было принято быстро и все так же молча.

При беглом осмотре деревня казалась довольно бедной и малонаселенной. Подъехав к таверне, Геральт ловко спрыгнул с лошади и привязал ее, затем сгреб горе-наездницу с седла на землю, осознав, почему она сама слезать не желает, и пошел к входу. Эм, хватаясь за свою лошадь, старательно делала вид, что ищет в гриве важный предмет, а не ждет, пока ноги снова обретут чувствительность. Как бы подтверждая свое алиби, она махнула с соответствующим выражением ведьмаку рукой, мол, иди, догоню.

Как ведьмак и предполагал, в таверне тоже было немноголюдно. Он устало опустился за стол и провел рукой по волосам.

- Тяжелый день? – услышал он низкий голос возле себя. Геральт посмотрел на человека, определил его, как трактирщика, и ответил:

- Бывало и лучше. Пива и поесть на двоих найдется?

- Поесть найдется, но только если быстро, - трактирщик обвел его тяжелым взглядом. – Нам тут не нужны неприятности.

- Они никому не нужны.
 

Геральт уже расправился с нехитрым обедом и даже немного остыл, а назойливая мазель так и не осилила путь от лошади до стола. Путь этот был, прямо скажем, вполне себе осиливаемый, даже для такой непутевой особы.

Ведьмак заподозрил неладное, но тут же поймал себя на мысли, что искренне не верит в опасность, найденную ею за этой дверью. Скорее он представлял ее, потерявшую «где-то здесь» свою юбку, или с выражением рассказывавшую байку зевакам, или строившую здесь же, из собранных камешков, церковь на благо человечества. В лучшем случае.

Выйдя во двор, Геральт обнаружил Плотву, мирно ожидавшую его на том же месте, где он ее оставил. Но вот сумасшедшей с лошадью не наблюдалось. На мгновение он подумал, что, возможно, жизнь сжалилась над ним, но тут же увидел неподалеку приближающуюся знакомую фигуру.

- Ты променяла лошадь на волшебные бобы? – предположил он, когда Эм подошла, неизменно улыбаясь.

- Нет, конечно, нет! Ты только не ругайся. Понимаешь, обстоятельства были таковы, что… - она почувствовала всем нутром, как ведьмак напрягся. - Я отдала ее тому, кто нуждался в ней больше.

Геральт с минуту пытался справиться с оторопью.

- Где лошадь? – он угрожающе навис над ней. Не получив ответа, с досады он чуть было не пнул стоявшую рядом бочку с водой.

- Значит, собрать тюк с тряпками госпожа Практичность догадалась, а о том, что… хм… потерять лошадь, направляясь в долгий путь – самый, пожалуй, непрактичный ход, – нет, - вяло заключил он. – Пойдешь пешком.
 

День близился к своему логическому завершению. Геральт, поставленный перед непростым выбором, ввиду отсутствия второго источника передвижения, в конечном итоге принял решение значительно сократить путь. Путь напрямую через лес позволял достигнуть границы с Реданией на три дня раньше. Это не могло не повысить риск, но, по правде говоря, ему уже было как-то все равно. Фарс продолжался, ощущение внутреннего бессилия и нереальности происходящего не покидало его.

Когда сумерки начали сгущаться, Геральт остановился, распряг Плотву и кинул в сторону Эм полотнище.

- Переночуем здесь.

На удивление девушка была кротка, молчалива и послушна. Она тут же, где стояла, расстелила ткань и завернулась в нее, точно солдат во время учений. Геральт нехотя отметил про себя, как ей идет слово «нелепость», и направился собирать хворост.

Когда костер был разожжен, оружие снято, а лошадь пристроена, ведьмак опустился на колени и, вероятно, погрузился в медитацию. Эм не могла точно сказать, что он делал, но лицо его разгладилось, стало умиротворенным. Она долго и внимательно разглядывала его черты, ставшие такими родными за бесконечные годы ожидания. Желание прикоснуться к нему нарастало в ней каждую минуту. Эм закусила губу и резко отвернулась. Мысленно проклиная себя за свое поведение с самой первой их встречи, она напомнила себе, что сейчас вскочить и начать его облизывать было бы достойным завершением их короткого общения. Она шумно выдохнула и попыталась абстрагироваться от холода, насекомых, шорохов и пугающих звуков темного леса.