чёрной нитью между ними
вьётся ревность краше крови,
слаще страсти, громче стона.
грязь омоет душу. ночью.

В этом мире существуют настолько яркие противоположности, что иногда невозможно выбирать только между ними. Подобные люди никогда не бывают одиноки, но чаще всего они окружены поклонниками и завистниками, среди толпы которых теряются самые близкие и дорогие сердцу. Мир трепещет перед могуществом и душевной мощью этих гигантов, их имена навсегда отпечатываются в истории, потому что они – победители; они могут слагать о себе правду и неправду, выжигая раскалённым клеймом имена на бумаге.

Рим неповторим. Самый невероятный город мира, с которого берут пример все остальные. Даже грандиозный Константинополь, а ныне Стамбул, получил от людей имя «Второй Рим». Многое случилось на земле Италии; много крови было пролито братьями и друзьями; многие смерти повидала земля, но каждый год она вновь расцветала и продолжала благоухать, подавая пример всему живому.

Рим, который можно наблюдать днём и который является человеческому взгляду ночью, различен. Палящее солнце загоняет в тень добропорядочных граждан, но улицы полны движения и жизни. Вечерняя же прохлада выманивает на улицы города детей мрака. Убийцы – ассасины – играют немаловажную роль в повседневной жизни Рима, предпочитая надоедливому шуму осторожность, скрытность и тишину.

Эцио Аудиторе никогда долго не прятался в тени, всегда привлекая внимание людей своей неординарностью и страстностью, буквально читающейся во всех движениях этого дитя эмоциональной и красочной Флоренции. Он всегда шагал вперёд, что бы ни случилось, кто бы ни встал на его пути к финалу. И этот конец не был близким, ибо предсказанный путь ассасина оказался долгим и мучительным.

Опасности никогда не мешали дворянину, он буквально дышал ими, каждый новый рассвет встречая на крышах великого города и провожая каждый закат очередным важным убийством, которое приближало к новой разгадке. Воздух был пропитан страхом, ложью и болью, и дышать им – одно удовольствие для Эцио.

Самой главной бедой ассасинов всегда были тамплиеры, закадычные враги и самые страшные друзья. В любой миг одна из сторон могла получить отравленный нож в спину, и никто не догадался бы, откуда пришёл смертельный удар. Здесь же, в городе, тамплиеров формально возглавлял сам Папа Римский, получивший титул главы Ордена, но на самом деле всем заправлял его сын – Чезаре Борджиа, злобный и яростный мужчина.

Чезаре был страшным собственником, но умудрялся притягивать к себе людей харизмой властностью, а также наличием огромных денег, которыми мог подкупить абсолютно любого, если бы пожелал этого. Конечно, враги не пали бы сразу в его объятья, сманенные блеском золота, но мечта была столь ярка, что не хотелось нарушать её мелочами.

А вот Лукреция Борджиа страдала из-за невозможности делать, что пожелает. Постоянный надзор со стороны брата до жути надоел ей, но тепло и призрак любви, которые изредка дарил Чезаре, отвлекаясь от насущных дел и навещая постель обожаемой сестры, мешали окончательно бросить всё и предать собственные идеалы и мечтания, запираемые за семь замков: лишь бы никто не прознал.

Образ женственной стервы-дворянки играл Борджиа на руку, ведь никто не пытался покуситься на собственность Чезаре. Никто, кроме Ассасина. Эцио словно поставил перед собой цель: донимать противника любым способом, даже спя с его сёстрами или матерью, если те были хорошенькими на вид. Любвеобильный бабник Аудиторе был только рад очередной проверке своих способностей на амурном фронте.

Ночной Рим благодушно взирал за сладкими парочками, что прятались в тесных улочках, роскошных садах, которые с приходом полуночи приобретали некую загадочность, или на пыльных чердаках, утешая свою любовь осторожными прикосновениями и нежными словами. Глубокой ночью все старые обиды и препирательства отходили на задний план, оставляя только жгучую, всепоглощающую ревность и страх, что тщательно хранимые чувства украдёт кто-то другой.

Этой ночью не весь Рим спал.


*****


Ассасин быстро и уверенно пробирался по темнеющим крышам, ловко перескакивая с одной на другую и приближаясь к замку Сант-Анджело. Этой ночью он намеревался нарушить покой одной сладкой парочки, чья фамилия в любое другое время вызвала бы у него зубовный скрежет. От неуловимых порывов ветра и скорости бега за спиной мужчины развевался ярко-алый плащ, свисающий с плеча, а свет, временами замирающий на лице, окрашивал глаза в насыщенный янтарный цвет.

Эцио был хищником, который знал, где прячется его жертва, и хотел немного сыграть с ней, прежде чем продолжить смертельную охоту днём. Небольшие окошки чередовались огромными окнами, завешанными тяжёлыми портьерами, и массив стены сливался в единую серую гладь в темноте, но ассасин точно знал, куда движется и где окажется в конце своего краткого пути.

Мягко приземлившись на ковёр в широком коридоре, мужчина прислушался: нигде поблизости не бряцало, оповещая о патрулирующей замок страже. Можно было наведаться и к жертве. Или жертвам?

Приотворив чуть скрипнувшую дверь, Аудиторе вошёл в спальню, полностью погружённую во тьму. Со стороны алькова до слуха нежданного гостя доносились тихие голоса, почти шёпот, шуршание постельного белья и трение тел друг о друга. Ночное веселье было в самом разгаре, и поэтому никто не заметил присутствия третьего на этом празднике разврата.

Аккуратно передвигаясь, чтобы ничего случайно не задеть, ассасин подходил к кровати, внимательно следя за музыкой сплетающихся тел. Вот грубые, почти ожесточённые ласки со стороны Чезаре, который никогда не желал делиться, и резкие движения, приносящие больше боли, чем наслаждения. А вот ответные ласки со стороны Лукреции. Она пыталась быть нежной, если такое вообще можно было сказать об этой женщине, но, когда голова окончательно туманилась от страсти, она превращалась в дикую кошку, царапающую хозяина, которому никогда не покорится. Едва заметные полосы украшали почти всю спину Борджиа.

– Как я вовремя к вам заглянул, – усмехнулся Эцио, нагло беря бокал с вином с ночного столика возле кровати.

– Ахх! – смогла выдавить из себя Лукреция, едва заметно содрогаясь от настигшего её в этот миг оргазма.

– Чёрт бы тебя побрал, Аудиторе, – недобро рыкнул Чезаре, падая на подушку и смеривая гостя пристальным взглядом. – Ты, как всегда, не вовремя. Мог бы помолчать ещё пару секунд, прежде чем нарушать покой. Даже ночью от тебя никакого спасения, мучитель моих нервов.

Эцио улыбнулся ещё шире, печалясь, что в темноте трудно разглядеть выражения лица обоих Борджиа. Тихо звякнул бокал, возвращённый обратно на столик.

– Значит, мне всё же стоит уйти? – мужчина разгладил плащ и, немного посомневавшись, снял капюшон.

– А ты приходил только ради этого? – иронично сказала Лукреция, поглаживая грудь брата.

Эти слова окончательно всё решили, и ассасин присоединился к самой занимательнейшей игре в любовное трио.


*****


Если между ними что-то и было, то никто никогда этого не узнает. Они слишком хорошо умели прятаться. Поцелуи украдкой, ночные встречи, больше похожие на очередное сражение, которое всё не кончится, злые слова, пропитанные ядом, а на деле – животная страсть, и за ней было очень удобно прятаться.

Ночь была единственным кратким мигом, когда все препирательства были всего лишь шуткой, одним из аспектов вечной игры в любовь. Ночью они переставали быть непримиримым врагами, превращаясь в ожившие мечты под подушкой, от которых было одновременно так сладко и так невыносимо, ведь им не удастся стать реальностью. Ночь для них была единственным выходом до того, как победитель окончательно растопчет чужие имена в истории.

Только ночью они теряли все свои звания и заслуги, а полем их битвы становилась постель, где сильный – не всегда лучший, а мастерство играет немаловажную роль для будущего финала. Если бы их битва продолжалась бесконечно, они были бы этому только рады.

Только ночью
они были
собой.