Безжалостное пустынное солнце нещадно выжигало всё вокруг, едва касаясь своими лучами. Жар раскалённого песка ощущался даже сквозь плотные подошвы сапог. По лицу, спрятанному в тени капюшона, тёк пот, однако путник не торопился утирать крупные солёные капли, опасаясь разоблачения слишком подозрительными стражниками, если он поднимет голову чуть выше. Спина взмокла, и плотная шероховатая ткань прилипла к коже.

Усталая и взмыленная лошадь, покрытая хлопьями белесой пены, осталась в небольшом поселении в обмен на гроздь переслащенного винограда и чарку с чистой водой. Путник шёл медленно, измученный трудной дорогой, но всё же продолжал идти дальше, преодолевая жажду и опасную сонливость.

За его спиной в нескольких днях пути остался душный и запыленный Иерусалим с его выжженными растениями на балконах, шумными торговцами и бесконечными крышами. Сейчас же путник спешил в Арсуф, дабы услышать правду из уст человека, которому хотел доверять и которого ему приказали убить.

Земля стала более плодородной, появились редкие раскидистые деревья, непривычные для людей, что вслушивались в постоянный шорох песка под ногами. Мягкая почва заглушала и так тихие шаги, а потому путник напоминал сейчас белую тень, бесшумную и стремительную.

Едва заметный быстрый бросок - и два неосторожных стражника, которых сморило солнце, упали без единого хрипа, поражённые в горло острыми метательными ножами. Достав тёплую сталь и отерев её о грубую ткань одеяний мертвецов, араб вновь спрятал оружие за пояс.

Мгновения, пока путник наклонялся за ножами, хватило, чтобы рассмотреть невыносимо яркие янтарные глаза, длинный нос с горбинкой, похожий на клюв орла, плотно сжатые губы, пересечённые тонкой белой линией шрама, острые скулы и тёмную кожу человека, привыкшего к постоянному нахождению на солнце. Ещё можно было отметить широкий алый кушак, перетягивающий робу, изукрашенный наруч на левой руке, лишённой безымянного пальца, гордую осанку и уверенную, плавную походку.

Движения араба были ловкими, чёткими, выверенными годами долгих и упорных тренировок. Замечая очередного солдата, который мешал продолжению пути, он осторожно подкрадывался к нему, чтобы вонзить меж позвонков свой клинок, или, просто подойдя чуть ближе, бесшумно метал острый нож.

Примерно через полчаса крестоносцы обнаружат эти незначительные потери в своих рядах, однако к тому времени араб уже будет свободен как ветер.

- Ассасин!

Ряды крестоносцев сомкнулись, защищая своего Магистра. Никто не сомневался, за чьей душой пришёл убийца в белых одеждах. Вот только лишь двое знали, чья кровь оросит эту землю сегодня.

"Альтаир", - прочёл по чужим губам едва заметное приветствие араб и совсем чуть-чуть склонил голову в ответ.

- Робер де Сабле, - звучно проговорил ассасин, вытаскивая меч, чья красота была смертельной, - сразись со мной или умри как трус.

- Расступитесь, - приказал Магистр своим подчинённым. - Пусть Бог, имя которого мы принесли на эти земли, судит наш поединок. Бейся честно, Альтаир, сын Умара ибн Ла-Ахад.

Их игра была ловкой и сглаженной. Они читали друг друга по незаметным жестам и полувзглядам, понимая эти знаки так чётко, словно не были идеальными врагами: ассасин - незаметный убийца, чьё Кредо давало и отбирало всё; тамплиер - скованный клятвами и доспехами, но всё равно свободный.

Крестоносцы сформировали правильную окружность вокруг мужчин.

Выпады Альтаира были быстрыми, но для закованного в броню Робера - нечувствительными. В свою очередь тамплиер предпочитал обороняться, выгадывая время для мощных ударов, которых араб старался избегать, уклоняясь от них. Они сражались, словно обменивались любезностями, продолжая свой безмолвно начатый диалог.

- Я знаю, что ты должен убить меня, однако моя смерть, как и смерти многих до меня, ничего не изменит.

Альтаир ловко увернулся, пропустив в нескольких миллиметрах от своего плеча тяжёлый меч.

Их слышали, им внимали, за ними следило множество глаз, но никто не прочтёт того, что они вкладывали в слова, запрятанные между строк.

- Ваш Орден - это многоголовая Гидра. Срубишь одну из голов - и на её месте появится две новые.

Меч араба разорвал ткань бело-красной накидки и звякнул, столкнувшись с плотным металлом нагрудника. Пока тамплиер держал в руках оружие, подойти на короткое расстояние и вонзить клинок в его шею ассасин не мог.

Робер усмехнулся.

- Ты ищешь не там. Истинный предатель, старый предусмотрительный змей, всё это время был во главе вашего Братства.

- Аль-Муалим.

Альтаир вновь напал, целясь в локоть. Клинки столкнулись, натужно звеня. Ассасин возмущённым взглядом проводил отлетевший в сторону меч тамплиера, хотя такого даже быть не могло. "Поддался?"

По инерции сделав шаг, араб с тяжёлой душой достал скрытый клинок и поднёс его к самому горлу Робера. Краем глаза он заметил, как несколько крестоносцев сделали поспешные движения по направлению к ним, чтобы перехватить узкое смертельное лезвие. Магистр приподнял руку в останавливающем жесте.

- Да будет так. А теперь - прощай.

Если бы Альтаир мог завыть, словно раненое животное, он бы сделал это не задумываясь. Собственными руками уничтожать последнюю нить, связывающую его с чем-то большим и значительным, не хотелось.

На тонких обветренных губах тамплиера застыла улыбка. Не пропала она и тогда, когда араб вонзил клинок по самое основание в беззащитное горло. Несколько секунд молчаливого прощания. Он знал, что нужно двигаться дальше. И он это сделает.