ГЛАВА 14

Тэй Дженг. 13 Лета.

Аюми наморщила лоб и нерешительно выложила на доску очередную фишку – белый кружок с символом огня. Теперь пришла очередь хмуриться Иджиме: такого хода она не ожидала. Хоно на голубом поле, символизирующем север и лед – крайне странное решение, противоречащее логике и имеющее кучу недостатков; фактически, знак Огня на ледяном поле лишался почти всех своих сильных сторон. Но зато теперь западня, так тщательно выстроенная Иджиме и уже почти готовая захлопнуться, развалилась к демонам.
«А ведь мне следовало ожидать, что она так поступит. Это противоречит здравому смыслу, ну так Аюми и здравый смысл есть вещи несовместимые. Вот что имела в виду тетушка Ниора, когда говорила, что многоходовые замысловатые комбинации хороши только на бумаге. Наглядное подтверждение ее правоты…»
Иджиме задумалась. В целом, ситуация не фатальная. Прибегнув к знаку Хоно, Аюми спасла себя от западни – интересно, догадалась или действовала наобум? Но этим же ходом она изрядно ослабила собственную оборону. Если хитрый план провалился, ничто не мешает пойти напролом. Именно так и сделаем! Ехидно улыбнувшись, Иджиме ответила любезностью на любезность – взяла со стола собственную Хоно и поставила ее на пересечение двух красных линий в секторе Юга и Огня.
Теперь закусила губу Аюми – поняла, что центр ее построения в ледяном поле оказался под угрозой полного разрушения, и шансов избежать беды не осталось. По крайней мере, сама Аюми их не увидела, судя по обреченному выражению на ее круглом личике.
- Ох… - вздохнула напарница. – Об этом я не подумала…
- Даже не пытайся играть с Иджиме в джунрей, - хмыкнула наблюдавшая за ними Киоми Намида, подруга Иджиме еще с первого года в летной школе «Риосен». – Она никогда не проигрывает.
- Правда? – удивилась Аюми. – Неужели Иджиме так хорошо играет?
- Нет, но когда над ней нависает угроза поражения, начинает жульничать.
- Гнусная клевета! – Иджиме потянулась за стаканчиком для костей. – Между прочим, меня никто и никогда на таких делах за руку не ловил.
Снаружи громыхнуло. Очередной раз. Который за этот час? Хотя бы за пятнадцать минут? Иджиме Сетано даже не пыталась считать. Хотелось одновременно ругаться и смеяться. Вот вам, пожалуйста: очередное подтверждение правоты тетушки Ниоры, которая очень любила повторять, что теория с практикой не дружат. Вызвавшись добровольцем на Тэй Дженг, Иджиме сгорала от нетерпения попробовать свои силы в настоящем воздушном бою. Вместо этого она была вынуждена сидеть в казарме и слушать, как ливень долбит по крыше. За окном потоки дождя сливались в сплошную стену, причем ливень мог обрушиться на землю мгновенно, без прелюдии, и через пять минут так же внезапно закончиться, чтобы возобновиться через полчаса. Иногда ливень сменялся (или дополнялся) градом, и тогда казалось, что на крытую черепицей крышу сыплются тысячи свинцовых дробин. Небо, черное от туч, терзали вспышки молний, а непрерывные раскаты грома заглушили бы артиллерийскую канонаду. Ветер налетал безумными порывами, заставляя упругие стволы хиаценер выгибаться, как клинки рапир.
Все это великолепие на местном наречии называлось «итсутанг» - сезонный шторм, вполне обычное явление в этих широтах. Они всегда налетали внезапно и порой затягивались надолго – каприз ветров и течений, сталкивающихся в лабиринте между островами Тэй Анга. Правда, обычно они начинались ближе к концу лета, то есть, децим через шесть-семь. Несомненно, в Риогиру планировали закончить кампанию на Тэй Дженге до сезона итсутангов. Но шторм, вопреки всем ожиданиям, пришел слишком рано – бывает и такое. Н-да, вот они, пресловутые теория и практика, во всей красе… Неважно, какие планы составляет командование в столице Сегуната – мимолетная прихоть великого Бога-Дракона Риото разрушит любой из них.
Иджиме отвернулась от окна и скривилась от раздражения. Проклятая погода! Проклятый итсутанг! Проклятье на всех богов и демонов и их капризы! Она не затем летела шесть тысяч километров от Айто до Тэй Дженга, чтобы теперь сидеть безвылазно в казарме и любоваться дождем!
Здесь, на аэродроме Кайши, такой роскоши, как отдельные каюты, предусмотрено не было. Казармы представляли собой деревянные строения, длинные, узкие и приземистые, с двускатной крышей, покрытой глиняной черепицей. Кое-где крыша протекала, и капли воды падали в подставленные лоханки. Когда ливень расходился особенно, капли преврашались в тонкие струйки. Несколько вонючих керосиновых ламп худо-бедно рассеивали полумрак. Двадцать коек были поставлены в два ряда вдоль стен. Полотняные перегородки огораживали «личные комнаты» Миями Митсури и еще пары женщин-офицеров.
Все пилоты на Кайши были старыми знакомыми – из состава авиагрупп «Аранами», «Хоноямы», «Майтори» и «Хайятори», четырех авианосцев соединения «Дзинкай». Командование беспокоилось о сохранении секретности и старалось ограничить контакты пилотов «особой учебной группы» с внешним миром. Еще до того, как они покинули Айто, все получили дополнительное строгое внушение: ни слова о «Дзинкай». Никому.
Двадцать коек были заняты девушками-пилотами; мужчин было, разумеется, больше – они занимали четыре такие же казармы. Кайши оказался довольно большим аэродромом. С Джангара сюда перегнали тридцать «Раймеев» модели 328 - близнецов тех машин, которые Иджиме и остальные освоили на Айто – и столько же старых пикирующих бомбардировщиков «Дайбингу». Машины стояли в неплохо оборудованных ангарах, механики (в основном, они были агинаррийцами, а не местными) тоже хорошо знали свое дело. Четыре взлетные полосы были, правда, не бетонированными, а крытыми брусчаткой – этим они напоминали палубы авианосцев. Дожди не могли вывести из строя взлетные полосы, как было на грунтовых аэродромах, но что толку, если о полетах нечего и мечтать, пока великий Риото не сменит гнев на милость?
- Это Кейдзи ворчал, что ему надоело в воздухе, - посетовала Иджиме, вспомнив, как ныл братец, пока они летели на Тэй Дженг. – Вот, Бог-Дракон к нему прислушался. Надеюсь, он теперь доволен.
- Хм? – Аюми оторвалась от игровой доски. Судя по раздосадованному вздоху и обиженно поджатым губам, напарница уже не надеялась выправить положение.
- Ничего, - отмахнулась Иджиме. – Не обращай на меня внимания. Жалуюсь на судьбу.
- Да уж… - протянула Синэ Тейширо с кровати напротив. – Я не за этим летела в такую глушь. Торчать безвылазно в комнате я могла бы и дома.
Иджиме с трудом воздержалась от едкого комментария в духе: «А зачем ты летела? Парней тебе тоже хватало и дома». Они почему-то с самого первого дня невзлюбили друг дружку; то, что Синэ увивалась за Кейдзи, у которого была невеста в Кинто, симпатий к ней у Иджиме не прибавило. Хотя, конечно, братец сам тот еще, кхм… В общем, Иджиме прикусила язычок и промолчала – ни к чему накалять обстановку, в казарме и без этого повисло такое напряжение, что, казалось, вот-вот заискрит сам воздух. Несколько дней вынужденного безделья – итсутанг, как по специальному приглашению, налетел в ночь после того, как они прибыли на остров – успели взвинтить всех. Молодые пилоты хотели летать и сражаться, а не сидеть по казармам, слушая, как снаружи грохочет и завывает. Разумеется, Митсури и другие офицеры старались занимать подчиненных хоть какой-то работой, но правда заключалась в том, что пилотам нечего было делать на Кайши, пока погода не наладится. И все постоянно выглядывали в окошки – не появится ли просвет в клокочущей черной массе туч.
Мощная буря целиком накрыла центральную часть острова, и боевые действия стали невозможны. Незадолго до прибытия Иджиме и остальных, агинаррийские войска уже успели одержать первую крупную победу, разбив сторонников Фронта Свободы. По радио объявили, что противник потерял пятнадцать тысяч убитыми, и еще двадцать пять тысяч солдат-«свободников» сдались в плен. Возможно, и не преувеличивали – пока пилотов на грузовиках везли на юг, к Кайши, Иджиме видела, как по дороге навстречу им пылили длинные колонны пленных. Оборванные, грязные, изнуренные люди – многие были ранены и наскоро перевязаны – производили жалкое впечатление. Конвоировали их не агинаррийцы, а солдаты Военного Правительства генерала Кая. Пленников было много – пожалуй, не меньше двух тысяч человек прошли по дороге, пока Иджиме наблюдала. Возле них остановилась машина, и кинооператор с камерой вел съемку. Агинаррийское командование хотело продемонстрировать свои успехи всему миру. Фотографии пленников, которые появятся в газетах, должны были сказать народам Восточной Коалиции: «Мы сильны. Мы побеждаем. Вспомните о том, что Империя не может похвастаться такими успехами в Ивире, и подумайте: нужно ли вам ссориться с нами?» Да и своим тоже: «Мы не притесняем вас сверх предела разумного. Радуйтесь этому и не пытайтесь бунтовать – вам же хуже выйдет».
Но теперь все заглохло само собой. О том, чтобы поднять в воздух самолеты, не могло быть и речи, но и на земле перемещать армии стало почти невозможно. Асфальтированные или хотя бы мощеные деревянным брусом дороги на Дженге можно было пересчитать по пальцам, а грунтовые превратились в реки жидкой грязи, где даже гусеничный тягач сразу увязнет по брюхо. Несколько человек из местного персонала, с которыми Иджиме успела познакомиться, говорили, что там, где были обустроены полевые укрепления, траншеи и рвы заполнились водой доверху. Кораблям тоже пришлось несладко – волны, достигавшие высоты четырехэтажного дома, загнали их в защищенные гавани. Все последними словами проклинали шторм-итсутанг, но тот продолжал свирепствовать, как ни в чем не бывало, словно боги вознамерились показать людям, чего стоят на самом деле все их дрязги и амбиции.
Только и оставалось, что сидеть на месте, пытаясь не демонстрировать остальным нарастающее раздражение. Иджиме бросила взгляд на доску для джунрея.
- Так ты продолжаешь, Аюми?
- Нет… - та махнула рукой. – С тобой, правда, играть бесполезно.
- Просто я не люблю проигрывать.
- Уж лучше я напишу что-нибудь Кайто, - сказала Аюми, имея в виду своего жениха, оставшегося в Агинарре, где тот служил в администрации одного из гражданских портов на острове Джангар. Бедняжка Аюми была от него без ума.
- Точно, - хихикнула Синэ. – Опиши ему свои подвиги и приключения на Тэй Дженге.
- И прелести здешней погоды, - поддакнула Киоми. – Хотя все равно невозможно вообразить, на что похож итсутанг, пока не полюбуешься на него собственными глазами.
- Да отстаньте вы, - буркнула Аюми. – Без вас найду, что писать.
Иджиме не прислушивалась к их негромкой перебранке. Слова Аюми напомнили кое о чем ей самой. Она достала карандаш и лист бумаги, где были накарябаны и перечеркнуты несколько строк. Иджиме уже долго пыталась написать что-то домой. Матери, а та ненавидела войны, которые постоянно вел Сегунат, и тем более не желала, чтобы ее дети принимали в них участие. Ее реакцию на то, что Иджиме и Кейдзи оказались на Тэй Дженге, девушка могла себе представить. Она вчиталась в ранее написанные строки.
«Знаю, что ты не одобряешь наше решение, но я не хочу для себя иной жизни. Так получилось, и я не хочу ничего менять. Мы с Кейдзи вызвались добровольно, и…»
Ну, нет. Это никуда не годится! Иджиме раздраженными движениями перечеркнула все и начала заново. Но слова, которые удовлетворили бы ее, упорно не приходили на ум. Даже странно. Она прекрасно управлялась с истребителем, без промаха стреляла из пистолета, наизусть помнила тактико-технические характеристики любого аэроплана, состоящего на вооружении Сегуната, Империи или Коалиции, да и просто могла без запинки повторить длинное стихотворение, которое услышала впервые в жизни. Почему же, проклятье на головы всех богов и демонов, иногда бывает так трудно выразить собственные мысли?

Остров Тэххо.

- Кое-что любопытное, коммодор, - сказал Артуа Мориоль. – Взгляните.
Ису Тагати подошел, чтобы рассмотреть очередную объемную картину. За прошедшее время он уже почти привык к этому зрелищу. На сей раз над раскрывшимся «бутоном» проектора снова сформировалось изображение планеты. Она, несомненно, была обитаемой, но не походила на Дагерион. На неизвестной планете было значительно больше суши, и приполярные области покрывали странные белые поля – присмотревшись, Тагати понял, что это ледяные шапки наподобие тех, что лежат на вершинах самых высоких гор на Джангаре. Как обычно, объемная иллюзия поражала детальностью и достоверностью: можно было видеть легкую дымку атмосферы вокруг огромного шара, многочисленные реки и озера, горные хребты, просторные равнины, безжизненные пустыни и зеленые джунгли. Казалось, будто ты смотришь не на проекцию, а на миниатюрный живой мир – протяни руку, и пальцы ощутят твердую поверхность, приглядись внимательнее, и увидишь города и даже людей на улицах.
- Что это? – спросил коммодор-агинарриец, рассматривая очертания незнакомых островов и континентов.
- О! – протянул Мориоль. – Это наша родина, коммодор Тагати. Я нашел упоминание о ней, просматривая записи из корабельного архива. Отсюда наших далеких предков когда-то забрали эмиссары Зенин и перевезли на Дагерион.
- Что произошло с этим миром? – поинтересовался Ису Тагати.
- Полагаю, ничего. Во всяком случае, в немногих записях, которые я смог прочесть, ни о чем не говорится. Вероятно, наша родина спокойно обращается вокруг своего солнца, и там по-прежнему живут люди. Наши дальние родичи. Они даже не догадываются о нашем существовании, - задумчиво проговорил геаларец. – А мы ничего не знаем о них. Где находится наш родной мир, как он хотя бы называется? Совсем ничего…
- Не могу сказать, что это меня печалит, - заметил Тагати. – Никогда не отличался тягой к ностальгии, тем более по древней прародине, о которой сегодня слышу первый раз в жизни. Мне достаточно Дагериона и здешних проблем. Значит, вам не удалось узнать, какие цели преследовали Зенин, похитив наших предков из родного мира?
- Не только наших предков. Они переселили несколько примитивных народов, которые обнаружили, странствуя по гигантскому звездному скоплению, именуемому Галактикой. Их эксперимент затянулся надолго.
- Лабиринт для ратт. Вы упоминали.
- Боюсь, это было не совсем точное сравнение. То, что Древние здесь устроили, скорее напоминает яму для бойцовых венатов. Или арену для гладиаторов, если вам больше по душе такое сравнение.
- Вы хотите сказать, что Зенин переселяли на Дагерион иные народы специально для того, чтобы стравливать их здесь? – переспросил Тагати. – Но чего ради? Не для того же, чтобы делать ставки! - он усмехнулся, но улыбка выглядела несколько натянутой.
- Не могу ответить на ваш вопрос, коммодор. Зенин, однако, отмечали в людях ярко выраженную агрессивность, очень высокую приспособляемость к изменчивым условиям и неограниченное стремление к доминированию. Отмечали с удовлетворением, как мне кажется – будто бы они нашли то, что искали. Не спрашивайте только, что могли искать Зенин – клянусь, я не знаю. В тех записях, которые мне удалось собрать и перевести, намеков на это не содержится. Конечно, я продолжу работу в этом направлении, и надеюсь, что со временем нам повезет. Нет сомнений в том, что Древние проводили какой-то эксперимент, но цели его по-прежнему неясны. Вы можете строить собственные предположения, коммодор – любые, какие придут вам в голову - и они будут не хуже моих или чьих-либо еще.
- Хм… - Тагати отступил от проекции. – Единственное, что я могу предположить – им нужна была… допустим, живая сила. Пушечное мясо, если угодно. Некто, кто сражался бы в войнах Зенин вместо них самих. И кого было бы, вульгарно говоря, не жалко отправить на убой.
- Неплохо, коммодор. Вполне возможно, вы правы. Знакомая ситуация, не так ли? – заметил Артуа Мориоль. – Например, ваш Сегунат сегодня с такой же целью использует своих союзников по «Северному Братству» на островах Тэй Анга. А Ксаль-Риумская Империя применяла этот метод веками, причем весьма успешно. Ничего удивительного, если Зенин мы были нужны для того же – как бы много они ни знали, как бы ни были сильны, я сомневаюсь, что в их звездном мире царила гармония и взаимопонимание и вовсе не было вражды.
- Но будь это так, они бы воспользовались плодами своей работы, - сказал Тагати. – Вряд ли эскперимент был рассчитан на тысячелетия. И, поскольку этого не произошло…
- Вывод напрашивается только один: что-то их отвлекло от Дагериона. Что-то помешало довести работу до конца. Или же проект по какой-то причине был свернут, и Дагерион стал не нужен. Возможно, им банально прекратили выделять средства на исследования, разочаровавшие инвесторов, - криво улыбнулся геаларец. – Тогда ученые ушли, чтобы заняться другими делами, а подопытные зверьки расплодились в заброшенной лаборатории и вообразили себя ее законными хозяевами.
- В таком случае, мы вернулись к тому, о чем говорили прежде: не хотелось бы, чтобы наши, кхм… исследователи вспомнили о лаборатории. Боюсь, ратты, снующие туда-сюда по кабинетам и грызущие провода, им не понравятся.
- Не могу не согласиться, - кивнул Мориоль. – Кстати, о наших раттах. Я продолжаю работать с искусственным разумом этого корабля. Успехи, конечно, весьма умеренные, но кое-какие его функции мне удалось восстановить. Корабль… я бы сказал, корабль, по крайней мере, осознал, что мы находимся на его борту, и согласен мириться с нашим присутствием.
- Вы говорите так, словно это не машина, а живое существо.
- В некотором роде, корабль живой. О, это машина, но машина чрезвычайно сложная, наделенная подобием разума и, пожалуй, даже характером. Поэтому – да, коммодор Тагати, тут уже почти уместо определение «живое существо».
- И вы научились с ним ладить? – иронически улыбнулся агинарриец.
- Скорее, я убедил его в том, что нас можно терпеть, - вполне серьезно ответил ученый и покачал головой. – Невероятно! Чем дольше я занимаюсь исследованиями, тем труднее мне поверить в то, что я вижу собственными глазами! Это… немыслимо. Машина, способная думать и осознавать себя… разве что в дешевой бульварной литературе такое можно встретить. Но люди, которые пишут подобные, кхм, «фантастические новеллы», как ныне модно называть этот жанр, на самом деле не представляют, насколько это сложная задача. У Зенин был разум истинных ученых, я уверен в этом, коммодор Тагати. Не военных, не политиков, ну и не романтиков, само собой. Раса, нет – цивилизация ученых!
- Что вы имеете в виду?
- Безграничная тяга к познаниям, аналитический и прагматический склад ума, ну и, разумеется, полное подчинение эмоций требованиям логики. Бездушие, проще говоря, - пояснил Мориоль. - Настоящему ученому безразлично, сколько ратт нужно загубить в лабиринте, если это позволит сделать ценное открытие.
- Любопытные рассуждения, - произнес Тагати. – Вы, очевидно, пришли к такому выводу не сегодня?
- Я подозреваю это с того дня, когда начал работать с наследием Древних еще в Геаларе. Это было в катакомбах, найденных геаларцами на острове Периоль. К сожалению, медноголовые снобы, которых в Республике называют профессорами, не желают прислушиваться к голосу здравого смысла, а если факты противоречат их теориям, предпочитают в угоду теории игнорировать факты. День, когда я покинул Республику, я считаю самым удачным в своей жизни. Можете думать обо мне все, что угодно, коммодор, но деньги не были единственным, что подтолкнуло меня к такому решению. Деньги даже не были определяющим фактором.
- Я не знал, что вы в обиде на Республику, - заметил Тагати. – Ведь вы не из старого дворянства?
Артуа Мориоль раздраженно скривил губы.
- А вы думаете, что только у потомков высокородных кретинов, лишившихся родовых земель и титулов, могут быть претензии к существующей власти, коммодор? – огрызнулся геаларец с нетипичной для него горячностью. – У меня были свои причины.
Тагати не задал напрашивающийся вопрос. На самом деле, ему было все равно, что на самом деле побудило гражданина Мориоля предать свою родину. Для агинаррийца подобный поступок был несмываемым позором, вызовом всему, что он впитывал, без преувеличения, с молоком матери. И, разумеется, не только северяне придерживались таких принципов, но Мориоль считал подобные вещи не более чем нелепой условностью наподобие религиозных обрядов – бессмысленным наследием прошлого, пережившим свой век. Если ученому на самом деле полагается мыслить сугубо прагматично, Артуа Мориоль, безусловно, был эталоном для подражания.
Впрочем, отсутствие вопроса не всегда означает отсутствие ответа. Раздраженный Мориоль продолжал говорить:
- Вы знаете, я с детства увлекся археологией и был одним из лучших выпускников Виктэрской Академии Наук. Я был очень горд, когда стал ассистентом профессора Джеро Лемье – самого известного в Республике археолога и историка. Сейчас его уже нет в живых. Еще до обнаружения схрона на Базальтовых Островах Лемье выдвигал смелые теории относительно появления людей на Дагерионе, и они во многом совпадают с тем, что мы открыли. К сожалению, у моего патрона были влиятельные недоброжелатели, которые, в конце концов, сумели его дискредитировать и осрамить на весь Геалар. Вместе с Лемье, как его ученику, доля помоев досталась и мне. Последующие десять лет я провел в провинциальном институте в должности преподавателя истории и кое-как сводил концы с концами. За все это время я не получил ни единого аурена на исследования, ни разу не был в научной экспедиции, ни одна моя статья не была напечатана, - Мориоль сжал кулаки и, казалось, жалел, что рядом нет врага, которого можно ударить по ненавистной физиономии. – О-о, потом обо мне вспомнили, - зло усмехнулся он. – Когда нашли этот проклятый схрон Древних на Базальтовых Островах и поняли, что сами не смогут сделать там ни шага, не провалившись в яму! Лемье уже умер, но остались его ученики, а я был ближе к профессору, чем кто-либо другой, и у меня хранилась большая часть его трудов и личных записей. Тогда меня выдернули из забвения, но я-то ничего не забыл!
Геаларец замолчал, переводя дух. Злость на его лице сменилась растерянностью, как будто он сам удивился собственной вспышке. Ученый прикрыл глаза, вдохнул и медленно выдохнул, пытаясь вернуть контроль над своими эмоциями.
- В общем, - завершил он, - я не считаю, что я кому-либо в Геаларе чем-либо обязан, коммодор Тагати. Кто-то назовет меня предателем, но мне нет до этого дела. Всегда придерживался того мнения, что любые обязательства должны соблюдаться обеими сторонами. Вульгарно говоря, если некая дамочка наставляет супругу рога при всякой возможности, едва ли она вправе устраивать сцены ревности, застав его с посторонней девицей. Вы думаете иначе, коммодор?
- Я не женат, - сухо ответил Тагати. – Вернемся к делу. Итак, вы наладили контакт с… разумом корабля, - коммодор не придумал более подходящего названия, хотя мысль о том, что у корабля может быть свой разум, казалась невероятной. Фантастической, как выразился Мориоль. Воистину, такое скорее уместно в дешевых бульварных романах.
- Наладил контакт – сильно сказано, - поправил геаларец. – Я сейчас похож на человека, от рождения глухого, который пытается научиться играть на арфе. Я могу дергать струны, но не слишком-то представляю себе, что из этого получается. Однако… - Мориоль замешкался.
- Однако что? – подстегнул Тагати.
- Однако у меня появляется впечатление, что корабль – только часть некой… сети обмена информацией, если угодно. Вероятно, все тайные базы и лаборатории, которые Зенин возвели на Дагерионе, в прошлом объединены в общую систему. Связаны между собой, но система эта по какой-то причине рассыпалась. Прекратила функционировать. Возможно, Зенин разрушили ее намеренно, или же это была некая естественная катастрофа, поломка – что угодно. Но, возможно, возвращая к жизни корабль, мы восстанавливаем и эту сеть, хотя бы отчасти.
- Ну, и?.. – спросил Тагати. – Что это значит?
- Это значит, что мы начинаем дергать все струны разом, не слыша получившейся какафонии, - хмыкнул ученый. – Образно говоря. Касаемо же практического смысла… возможно, я смогу установить местонахождение всех объектов Зенин, сколько их есть на Дагерионе. Всех, коммодор.
Ису Тагати постарался скрыть возбуждение.
- Вы обещаете многое, Мориоль. Надеюсь, это не пустые слова.
Геаларец обиженно поджал губы.
- Можете сомневаться, Тагати. Но до сих пор, заметьте, я вас не подводил. Я сделаю то, что вы ждете от меня. Буду дергать те струны, какие вы прикажете. За это вы мне платите. А что за музыка из всего этого получится… это уже не моя забота. Об этом вам надо беспокоиться, коммодор.

Лакрейн.

Из распахнутых окон таверны «Шиванзи» открывался неплохой вид на порт – и, говоря откровенно, это было единственное достоинство заведения. Десятки небольших деревянных суденышек покачивались на волнах, и лес мачт с наклонными длинными реями возвышался над набережной. Простые фелуки, обычные кораблики местных рыбаков. Здесь располагался рыбацкий квартал, что можно было понять не только по виду кораблей в порту, но и, к сожалению, по запаху.
Арио Микава заказал местный сараг – дешевое крепленое вино – но пить не собирался. Зато его собеседник воздерживаться не стал – взял глиняную кружку и ополовинил двумя большими глотками. Его лицо, украшенное жиденькими усами и длинной узкой бородой, казалось слишком бледным для ивирца. Пальцы левой руки выбивали частую дробь по крышке стола. Старик заметно нервничал.
- Нет причин для беспокойства, - заверил его Микава. – Если бы кто-то мог проследить за нами, я не назначил бы встречу. Вы хотели мне что-то сообщить? Я слушаю.
Ивирец поставил кружку на стол и слегка подался вперед.
- Господин иль-Кедам тайно встречается с некоторыми высокопоставленными особами. Среди них Кифар иль-Мадаат, Умиад ай-Салук и усти-гинель иль-Дамаэзи. Их встреча произошла вчера в загородной усадьбе господина иль-Кедама.
- Как интересно… - вполголоса произнес Микава.
Агинарриец недобро улыбнулся. Все трое, упомянутые собеседником, были влиятельными людьми и состояли в свите султана. Генерал иль-Дамаэзи пользовался авторитетом в армейском командовании. Умиад ай-Салук состоял в дальнем родстве с правящей династией. Кифар иль-Мадаат – крупный чиновник из казначейства. И теперь иль-Кедам решил свести их вместе. Наводит на размышления.
- Вы не знаете, о чем шел разговор?
- Нет. Они говорили без посторонних. Но мне удалось узнать, что они планируют новую встречу.
- Когда? – насторожился Микава.
- Достаточно скоро.
- Кто будет на встрече?
- Все, кого я упомянул, и еще некоторые люди. Я не знаю, кто.
- Хорошо, - кивнул агинарриец и небрежным движением бросил на стол обрывок бумаги. – Вот, возьмите.
Внутри был чек на предъявителя. Цифра в графе «сумма» стояла весьма внушительная, но шпион сполна отрабатывал свою плату. Благодаря ему Арио Микава имел возможность следить за ненадежным союзником. Разрабатывая план, Микава привык предусматривать все мелочи. Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы вычислить шпионов, которых приставил к нему иль-Кедам. В свою очередь, он завербовал несколько человек в свите ивирского бея, будучи уверен, что тот разоблачит их. Так и получилось. Это успокоило иль-Кедама, и тогда Арио Микава начал искать людей, от которых «союзник» не ожидал предательства. И, разумеется, после некоторых усилий нашел.
- Как только узнаете дату, сообщите мне, - велел капитан. – Теперь идите.
- Я все сделаю. Да пребудет благословение Всевластного с вами, - ивирец поклонился и покинул заведение.
Микава выждал несколько минут и вышел следом. Новости были тревожные. Иль-Кедам ставил превыше всего собственную выгоду, и он был достаточно умен, чтобы понять: у Ивира нет шансов на победу в войне. Бей охотно брал деньги у агинаррийцев, пока сотрудничество с ними не было для него слишком опасно, но, как знать – не решил ли он теперь подстраховаться, вступив в сговор заодно и с ксаль-риумцами?
Султан Ажади, выполняя обещание, улетел на остров Янгин, дабы вдохновить свои войска на бой. Сегодня он уже произносил пламенные воинственные речи перед солдатами и моряками, которые по радио транслировались на все острова Ивира. Н-да. Превосходный способ дать врагу понять, что и когда ты собираешься сделать, но Ажади и не собирался скрывать свои намерения. Он жаждал столкновения лоб в лоб, открытого боя. Имперского префекта принца Каррела, вероятно, это также устраивало.
Шансы победить у ивирцев невелики. Султан этого не понимал – вернее, не желал понимать – а префект Дэвиан Каррел, конечно, понимал. И господин иль-Кедам тоже понимал, что, потерпи Ажади Солнцеподобный поражение, звезда его военной славы померкнет так же быстро, как и взошла. Ивирцы никогда не отличались постоянством. После Анлакара многие проклинали султана, так что тому даже пришлось даже вводить в город полки Блистательной Гвардии, чтобы утихомирить недовольных. Успех у Кехребара, безусловно, прибавил Ажади Восьмому популярности у подданных, но если предстоящая битва будет проиграна, эта популярность так же легко сойдет на нет.
И вот, похоже, господин иль-Кедам решил сыграть сразу на двух полях. Сотрудничество с Агинаррой было выгодно хитрому, эгоистичному и беспринципному бею. Но не менее выгодно заключить сделку с Ксаль-Риумом и помочь имперцам свергнуть Ажади в обмен на неприкосновенность и, разумеется, щедрую плату. Среди ивирских вельмож достанет тех, кто готов занять трон султана, пусть даже в качестве ксаль-риумского ставленника. Тот же Умиад ай-Салук не упустил бы своего шанса, а со стороны имперских правителей это будет умный ход: избавиться от Ажади руками самих ивирцев. Ничего удивительного, если ксаль-риумские агенты вышли на иль-Кедама, а может, и наоборот - тот первым вступил в переговоры с людьми Императора Велизара.
«Впрочем, - задумался Микава, - это может быть даже кстати для МОИХ целей. Если Ажади проиграет битву за Кехребар, а он проиграет наверняка, ему нужны будут виноватые. И если султан узнает, что некто пытается договориться с ксаль-риумцами за его спиной, гнев его будет воистину ужасен. Тем лучше: иль-Кедам, возможно, сам сделает за меня то, что сделать необходимо».