Ольга возилась на кухне новой квартиры, занимаясь приготовлением ужина. Переезд ее утомил. Когда-то девушка услышала, что один переезд равен двум потопам и одному землетрясению, тогда она просто посмеялась, а теперь в полной мере оценила справедливость этого выражения.

Ей казалось, что вещей немного, но даже с помощью Лайта сборы заняли достаточно времени. Ягами особенно подчеркивал, что в квартире не должно остаться ничего, напоминающего о ней, никаких зацепок.

Разбирали вещи они тоже вместе, и все чаще девушка ловила себя на мысли, что её с каждым днем все сильнее влечет к Лайту. Давно забытое чувство, испытанное ею еще в школе, возвращалось. Его глаза, губы, улыбка, длинные изящные пальцы, стройное тело — всё это её волновало.

Теперь, когда их отношения балансировали на той тонкой, незримой грани, что отделяет духовную близость от физической, просто находиться с ним рядом было сложно. И не только ей. При каждом удобном случае Лайт обнимал девушку, привлекал к себе, целовал, но тут же одергивал сам себя, потому что сдерживаться было все сложнее с каждым днем. Их обоих снедало обоюдное желание, но пока еще не наступило то время, когда последнее препятствия и барьеры будут сметены.

Ольга думала, что после случившегося с ней в тот кошмарный вечер, она никогда не сможет позволить мужчине прикоснуться к себе. Ей казалось, что эта сторона человеческих отношений навсегда втоптана в грязь и опошлена четырьмя скотами в эксклюзивных тряпках.

Но Лайт все изменил. А может быть, она просто очень сильно хотела поверить Ягами? Цеплялась за него, как за последний шанс когда-нибудь забыть о своем ужасном прошлом и быть счастливой, любимой... Хотя бы просто узнать, какая она на самом деле — физическая составляющая любви.

"Господи, о чем я думаю, — она тряхнула головой, чувствуя, как снова начинают гореть щеки. — Нашла время... Да и другое сейчас важно!" — девушка выключила плиту, вытерла руки полотенцем и пошла в комнату, которую занимал Лайт.

Он сидел там уже несколько часов, что-то делая с программами, на дисплее мелькали строчки кода, пальцы порхали по клавиатуре. Не обладая полномочиями начальника полиции, не имея доступа к обширной базе данных, добыть нужную информацию невероятно сложно, потому-то и жив был до сих пор последний насильник, любитель холодного оружия и восточных единоборств Эдуард Гаврилов.

Если бы можно было убить его при помощи сердечного приступа — парень был бы уже давно мертв, но такая смерть слишком милосердна и гуманна. Вот уже который час Лайт старательно пытался обойти защиту на компьютере генеральского сынка и скачать имеющуюся там информацию. Возможно, что-то из этого поможет отправить ублюдка на тот свет наиболее болезненным способом.

— Ну, давай же, сработай, — бормотал Ягами сквозь зубы, уткнувшись в монитор и глядя на меняющиеся строчки кода. Он даже затаил дыхание, боясь спугнуть свою удачу. — Вот так! Бинго! — на губах парня расцвела торжествующая улыбка. — А теперь — прощальный подарок, наслаждайся, Эд! — перед тем, как отключиться от компьютера Гаврилова, Лайт запустил в систему им же созданный вирус.

Из всего скачанного внимание Лайта привлекла только одна папка, защищенная паролем. Теперь предстояло подобрать код, но для Ягами эта задача трудной не была. Кира запустил одну из своих программ, откинулся на стуле и потянулся, слыша, как хрустнули шейные позвонки и снова прострелило плечо.

— Черт, — он поморщился, коснувшись раны левой рукой. — Когда же ты заживешь! — Кира развернулся на стуле и встал, намереваясь попросить у Ольги чаю. Но девушка сама возникла на пороге комнаты, словно прочитав его мысли.

— Как ты вовремя, — он улыбнулся, подошел к Ольге, обнял, привлек к себе. — Я как раз за чаем собрался.

— А я пришла тебе на кухню позвать, к ужину, — она прижалась к Ягами.

— Тогда пошли, в любом случае компьютер справится или не справится без моего участия, а вот мне зверски хочется есть, — не отпуская её талию, Лайт устремился на кухню и Ольга, естественно, последовала за ним.

Когда они вернулись в комнату, программа работу завершила, и папка свободно открылась, явив их взглядам свое содержимое. В тот момент Лайт пожалел, что Ольга сидит рядом с ним, потому что появившиеся на экране фото были явно из разряда «ХХХ».

— Кхм, — Ольга поперхнулась, чувствуя, что краснеет, — вот же... Пакость.

— Мда... — протянул Лайт, оценивая высоту полета фантазии запечатленных на фотографиях пожилого мужчины и молодой блондинки с пышным бюстом. — Однако... Оригиналы. Особенно, если учесть, что этот старый... кхм... пёс — отец нашего общего друга Эдуарда, генерал Гаврилов. А эта кукла явно не похожа на его мать. Так-с, — Лайт продолжал листать содержимое папки. Не так давно скачанная программа позволяла сразу переводить текст с незнакомого русского на английский. Чертовски удобная штука. — Ага, вот значит, как тебя зовут — Алина Кротова. Что же ты, девочка, так-то?

— Получается, это его отец со своей любовницей, — задумчиво протянула Ольга.

— Да, а хороший мальчик обзавелся компроматом на собственного отца, чтобы при случае заставить папеньку поплясать под его дудку, — губы Лайта искривила брезгливая ухмылка. — Достойный сын. Так, а вот и разгадка. Эд и сам был не прочь с Алиной покувыркаться. Смотри, — Кира вывел на экран новые фото, на которых Эдуард и Алина стояли рядом около какого-то грандиозного здания.

— Это один из наших университетов, — прокомментировала Ольга. — Там только богатенькие детки учатся, или девочки, имеющие хороших покровителей.

— Сейчас проверим, — пальцы Ягами забегали по клавиатуре, и через несколько минут перед ними появилось личное дело студентки второго курса Алины Сергеевны Кротовой. Кроме журнальной внешности, девушка ничем особенным не блистала. Но, вместе с тем, была благополучно принята и даже переведена на второй курс.

— Все ясно. Гаврилов-старший увидел смазливую однокурсницу сына и решил тряхнуть стариной. Для Алины генеральские звезды и деньги нового ухажера оказались более весомым аргументом, нежели возраст и внешность. Она отшила сынка и спуталась с папашей. Ну, а Эд этого не простил. По всей видимости, нанял на папины деньги частного детектива и раздобыл эти снимки, чтобы схватить отца за горло, если понадобится. Что же, мне кажется, я знаю, как умрет Эдуард Гаврилов, Ольга. Осталось выбрать место. Завтра мы снова возьмем машину напрокат, нужно подыскать заброшенную стройку или что-то подобное. Судя по тому, что я видел по телевизору, подобного в вашей стране много.

— Да уж, хватает, — согласно кивнула Ольга. — Что ты задумал, Лайт?

— Смотри, — Ягами раскрыл Тетрадь и начал облекать свой план в ровные ряды иероглифов.

***

Настойчивая трель телефона отвлекла Эдуарда Гаврилова от задумчивого созерцания фотографии, на которой были запечатлены четверо: он сам, Коршун, Жорик, Тоха... В живых остался только он один. Все трое умерли мучительной скоропостижной смертью. По коже Эдика побежали мурашки, стоило ему представить, КАК они умирали.

Серый сгорел заживо, а с ним ещё семеро, Антон разбрызгал мозги по кабинке оборвавшегося лифта, жирдяй Жорик отравился фугу и помер. И всё это произошло за последние две недели. Совпадение? Слабо верится, что это просто случайность. В последние дни, после похорон Жорика, Эдуард из дома не выходил, не желая признаваться самому себе, что ему попросту страшно переступить порог.

Где-то там, на задворках сознания мелькнула мысль, что эти смерти — кара за их поступки. Та черноволосая худышка была далеко не первой. Это был их маленький секрет, развлечение, которое нравилось всем четверым, возбуждало и одурманивало посильнее любых наркотиков. Подцепить девку, но не из продажных сучонок, тусующихся в клубах. Нет, те сами липли к ним — стильно и дорого одетым, и были готовы на всё, чтобы прикоснуться к манящему миру «золотой молодёжи».

Они знакомились с девчонками, которых жизнь мегаполиса ещё не испохабила, и учили невинных дурочек жизни. Что может быть слаще — подмять под себя сопротивляющееся по-настоящему девичье тело и овладеть — грубо, не распыляясь на ласки и всякие там прелюдии.

Почему они все считают, что могут постоять за себя? Стоит прижать сучку к постели, провести лезвием ножа по лицу и всё — делай с ней, что хочешь. И самое важное в этом — полнейшая, упоительная безнаказанность.

Никто, кроме той последней официантки, не посмел обратиться к ментам. Да и это было заранее обречено на провал — у Эдика имелось верное средство заставить отца прикрыть любое дело.

До недавнего времени. Пока какая-то хитрожопая сволочь не уложила его систему. Правда, имелась копия на флешке, но та находилась на одном из вокзалов города, в камере хранения, а код доступа был записан в телефоне, который не так давно Гаврилов по пьяни потерял.

Купить новую мобилу — не проблема, но восстановить данные теперь невозможно. Кто посмел влезть к нему в компьютер, Эдуард не знал. Но этот грёбаный хакер явно не был школьником.

Но хер с ним, с компом, проклятый телефон всё не унимается, придётся ответить, хоть номер ему неизвестен.

— Эдик, это Алина, — этот голос Гаврилов запомнил навсегда. Шикарная блондинистая сука, которая променяла его на его же папашу. «Какого хрена ей понадобилось?» — успел подумать Эдуард, а вслух сказал:

— Привет, какими ветрами? Что надо?

— Поговорить... Помнишь, ты предлагал мне встречаться? — в капризном голоске звучали игривые нотки.

— Ты меня послала, забыла? — резко бросил он.

— Э-э-дик, — протянула блондинка. — Не будь занудой! Девушкам свойственно ошибаться. Давай встретимся, я знаю, что ты дуешься на меня, но готова загладить свою вину... К тому же, мне нужно сообщить тебе кое-что важное... Это касается твоего отца, — многозначительно добавила девушка.

— Хорошо, где встретимся? — он уже знал, что не может отказаться. — В ресторане?

— Не-е-ет, — капризно протянула Алина, — не годится... Это се-е-екрет... — её манера растягивать слова жутко бесила Эдуарда, но приходилось мириться. Что же могла знать об отце эта безголовая дура?

— Говори, где встретимся? — теряя терпение, повторил Эдуард свой вопрос.

— Лови координатки на GPS... Найдёшь, там нас никто не запалит. Жду через часик... Чмоки-чмоки, — она манерно захихикала и отключилась.

***

Сначала ему показалось, что система GPS попросту заглючила. Какого хрена Алине приглашать его сюда, на долбаную заброшенную стройку? Какой-то долгострой, неизвестно кем и когда начатый и так и не завершённый. Парень заглушил двигатель и вышел из машины, нетерпеливо оглядываясь по сторонам.

Неподалёку обнаружился красный дамский автомобильчик, принадлежавший Алине. Его блондинке подарил обалдевший от жарких ласк папаша Эдуарда. Самой девицы видно не было. «Что за идиотские шутки!» — сплюнул Эдуард, но тут снова ожил телефон:

— Э-э-дик, ты что, ослеп? Посмотри на небо, богини живут в поднебесье, — процитировала она бессмысленную строку из тупой попсовой песенки. — Я долго тебя жда-а-ать буду?

Гаврилов поднял голову и увидел её — ярко-розовое пятно на третьем недостроенном этаже.

— Вот же идиотка, вылезла, блядь, — тихо матерился он, поднимаясь по лестничным пролётам, — строит из себя... подстилка... — он здорово запыхался, пока наконец-то взобрался на этот этаж.

Вниз он не смотрел, а потому не увидел, как к стройке подъехал ещё один автомобиль. Не столь роскошный, ничем не примечательный продукт автомобилестроения этой страны. За рулём сидела черноволосая девушка в закрывающих пол-лица солнцезащитных очках, а рядом с ней парень-азиат. Автомобиль аккуратно припарковался с другой стороны стройки, но из него так никто и не вышел. Пара осталась внутри, словно чего-то ожидая.

— Ну, и какого хрена ты сюда залезла? — вместо приветствия бросил блондинке запыхавшийся Гаврилов.

— Фу, какой ты грубый, Эдик, — обиженно протянула Алина, надувая и без того пухлые губы. — Я ведь и уйти могу...

— Ладно, просто я не понял, на кой хер так высоко забираться, да ещё и на стройке, — он глянул вниз во двор, и увидел железобетонные блоки с торчащими ржавыми зубьями арматуры, разбросанные кирпичи, куски железа — полная картинка запустения.

— А так оригинально, — девушка улыбнулась и призывно облизнула губы. — Я ведь всегда любила эксперименты, — она медленно, виляя обтянутыми короткой юбкой бёдрами, подошла к парню. — Ты всё ещё ничего не понял?

— А что я должен понять? — он недоумевающее смотрел в её загорелое лицо, пытаясь отыскать ответ в огромных голубых глазах, но не находил. — Ты что-то об отце говорила.

— Ах, да, — она сделала ещё шаг, положила руки на его плечи и шепнула, нарочито касаясь губами уха и шеи. — Твой отец — старый козёл, Эдик... Я жалею, что с ним связалась...

— Раньше надо было думать, — он хотел оттолкнуть девушку, но та прижалась к нему вплотную и не отдирать же её от себя?

— Эдик, не будь бякой, я так соскучилась по нормальному мужчине, — рука с длинными акриловыми ногтями скользнула в низ его живота. — Мне надоело изображать оргазм... А ты сам знаешь, что твой предок просто так меня не отпустит, — пальцы девушки дразнящее поглаживали его тело, вызывая совершенно определённую ответную реакцию. — Сказал, что убьёт, если с другим увидит. Потому я сюда тебя и позвала... Здесь он нас точно не найдёт... Я так давно мечтала заняться сексом высоко над землёй, — она буквально впилась в его губы, и Эдуарду ничего не оставалось, как ответить на жаркий поцелуй.

В этот момент он забыл обо всём: о погибших друзьях, об опасной близости к краю площадки, желание трахнуть породистую сучку и наставить рога собственному отцу было единственным, что Эдуард испытывал.

Он протянул было руку, чтобы стащить с её плеч бретельки ядовито-розового сарафана, но она вдруг отступила на шаг и погрозила ему пальцем:

— Ну-ну-ну, Эдик, какой ты нетерпеливый... Я сначала сама тебя раздену, — расстегивая пуговицы, она тёрлась об него, как кошка, незаметно подталкивая к краю... ближе... пуговица... шаг... ещё ближе.

— Алина, — парень был уже полураздет, — ты с ума сошла...

— И давно, — девушка снова положила руки на его плечи и вдруг спросила, — А почему люди не летают? А, Эдик?

Глупости вопроса он удивиться не успел, потому что Алина в тот же момент резко и сильно оттолкнула парня от себя, и через мгновение он уже летел вниз. Полёт был недолгим, глухой удар и полный нечеловеческой боли крик заставил блондинку глянуть вниз.

Люди действительно не летают, а потому Гаврилов приземлился на те самые ржавые штыри, торчащие из куска железобетона. Один распорол правую щеку Эдуарда, превратив её в жуткое кровавое месиво, второй, войдя в тело, пробил печень, и сейчас кровь заливала не только рубашку, но и внутренности, третий — вылез чуть выше колена.

Упав на спину, он услышал хруст и почувствовал, как в области позвоночника что-то сместилось. Резкая боль пронзила парня, и он перестал ощущать ту часть своего тела, что была расположена ниже места удара о кирпич. Но и оставшейся чувствительности было достаточно, чтобы вырвать из его груди вопль, полный животного ужаса и невыносимой боли.

Полосуя лица девушек лезвием ножа, он сам до дрожи боялся, что когда-нибудь в ЕГО тело может вонзиться железо. Этот подсознательный ужас поселился в Эдуарде ещё с раннего детства.

Тогда он, пятилетний малыш, глубоко, почти до кости, порезал ножом правую руку. Боль, кровь, паника — всё это осталось с ним и во взрослой жизни. Обучаясь владеть холодным оружием, он пытался победить собственную фобию (хоплофобию, так назвал это психолог, к которому Эдика водил его отец), и почти сумел это сделать.

Да и разве могло подобное случиться с ним? Кто бы посмел угрожать ножом ему? Сыну генерала милиции? Но сейчас три ржавых металлических стержня торчали из его тела, как чья-то жестокая издёвка. Боль и паника сплелись воедино, вырывая из груди всё новые и новые крики. Блондинистая сука не спешила почему-то на помощь, а жизнь с каждой секундой покидала его полубесчувственное тело.

Из последних сил попытался Гаврилов взять себя в руки: «Телефон... В заднем кармане телефон... Достать... Вызвать скорую... — здравая мысль проникла в охваченный ужасом рассудок, — рукой-то пошевелить можно!» Но почему она такая тяжёлая — рука? Почему так больно и сложно подвинуть её хоть на несколько сантиметров.... Болезненные хриплые стоны вырывались из его груди с каждым вздохом, сознание мутилось, волнами накатывалась слабость, но нужно достать этот проклятый... телефон...

Сколь престижной и дорогой ни была бы марка мобильного, он не способен пережить удар такой силы. В слабеющих пальцах Эдуарда оказался абсолютно бесполезный брусок, бывший несколько минут назад дорогущим атрибутом «золотого мальчика». Экран аппарата разбился и не реагировал ни на одно прикосновение залитых кровью пальцев.

И вот тогда пришло ослепительно-беспощадно, вспыхнуло в мозгу ясное осознание того, что жить ему осталось совсем недолго. И хлынули слёзы — горькие, обжигающие, бессильные.

«За что? — шептали окровавленные губы, а слёзы смешивались с кровью и текли, не останавливаясь... — Я же только начал жить... Господи, за что?» — он хотел выкрикнуть эти слова, как свой протест в равнодушное небо, но сил не хватило и из горла вырвался только хриплый шёпот.

***

— Сколько он ещё протянет, — Ольга отложила в сторону армейский бинокль при помощи которого всё это время наблюдала за агонией Гаврилова.

— Не знаю, час, может два, — ответил Лайт, прикладывая бинокль к глазам. — Не думаю, что долго. Кровопотеря слишком большая.

— Что будет с девушкой?

— Автокатастрофа. Увидев подобное вряд ли можно садиться за руль, — Ягами усмехнулся. — А она вылетела отсюда добрых десять минут назад и помчалась, как стрела. Это плохо заканчивается.

— Но... Она же не виновата, — девушка положила свою руку на плечо Киры.

— Она сыграла свою роль, — холодно и жёстко бросил он, — жить с осознанием того, что ты убийца, не каждому под силу. Зачем обрекать девушку на душевные страдания? — и снова холодная, презрительная ухмылка на красивых губах.

Таким Ольга Лайта ещё не видела. Кира. Сейчас он был совсем другим — отстранённо-далёким, а в сузившихся карих глазах читалось презрение и... мерцающие огоньки удовольствия.

Правосудие свершилось. Он повернулся к Ольге, несколько секунд молча смотрел в её глаза, а потом провёл ладонью по щеке, на которой был рубец:

— Он заплатил за это, Ольга... За всю твою боль, за твой страх, за твоё бессилие. Кира — это справедливость. Здесь и сейчас, а не там — когда-нибудь в потустороннем мире. Я обещал покарать зло и сдержал слово, — он вдруг притянул её к себе, коснулся сухими губами её пересохших губ. — Правосудие жестоко, Ольга, но иначе нельзя. В противном случае зло всегда будет торжествовать.

— Лайт, — она смотрела в его мерцающие холодным торжеством глаза, — я принимаю справедливость Киры... Твою справедливость, — она обвила руками его шею, прижалась подрагивающим от волнения телом. — У всего есть своя цена... Они заплатили... — теперь уже она целовала его и пьянела все сильнее с каждой секундой.

Ягами ответил на поцелуй, прижимая тело девушки к своему, такому же подрагивающему и горячему от охватившего возбуждения. Если бы не Рюк, сидящий на заднем сиденье, Лайт ни за что не остановился бы на этом. Он и сейчас едва сдерживал желание запустить руку ей под юбку, коснуться пока неведомой ему части ее тела. Да сколько же можно одергивать себя, когда вот она, в его объятиях, девушка, которую он так желает!

Никогда раньше он не ждал так долго. И Миса, и Такада отдались ему сразу же, как только узнали, что он, Лайт — Кира. А Миса буквально умоляла взять её, на коленях перед ним стояла.

А в этот раз все было иначе, он до сих пор не переспал с Ольгой, хотя видел, что сейчас она и сама хочет его не меньше, её так же волнует и возбуждает это упоительное ощущение власти над жизнями тех, кто когда-то казался недосягаемым.

Лайт видел, как Ольга смотрит на него и старался почаще показываться полуодетым, он обращался не к полному страхов рассудку девушки, а, минуя его, напрямую к ее телу. А вот здесь Ольга была точно такой же, как и все женщины этого мира. И черт его побери, если сегодняшнюю ночь он снова проведет один.

— Поехали домой, Ольга, — он первым отодвинулся. — Думаю, нам есть, что отпраздновать.

— Согласна, — девушка завела двигатель, и автомобиль рванул с места.