Я просыпаюсь ровно в восемь утра. Еще дает о себе знать рабочий график. В России в это время будильник летит с матами на пол. Я пытаюсь отскрести себя от кровати и лихорадочно собраться за сорок минут.
Просыпаюсь, кстати, на удивление трезвым. Только слегка побаливает затылок и хочется пить. Хоть из-под крана лакай. Друг еще похрапывает в соседней комнате на диване. Кому достанется диван, а кому двуспальная кровать, мы решили вчера, подбросив монетку. Конечно, я немного смухлевал. Мне всегда везло на «решку». Но на кровать у меня большие отпускные планы. Его планы простираются исключительно на изучение греческого наследия Кипра. Макс наполовину грек. Его мать приехала учиться в Питер и осталась там жить. Мой друг понимает по-гречески, но отказывается говорить. Может, когда—нибудь он хочет поселиться на исторической родине. Тем лучше для меня.
Иду в душ. Пытаюсь врубить холодную воду, чтобы окончательно прийти в себя. Тут меня поджидает открытие. На Кипре получить ледяную невозможно. Это потом я узнаю, что они уже давно опресняют морскую воду и нагревают ее в баках, располагающихся на крышах домов. В итоге вода ни то, ни се. Неприятный сюрприз. Это значит, нельзя нажраться до состояния говнища, только — до полуговнища. Испытанный прием — 20 минут под холодным душем, и ты «огурцом» — не сработает.
Выхожу на балкон почти в чем мать родила. Для приличия наматываю полотенце на бедра. Пол-девятого утра для курортных городов — это время, когда семейные пары с детьми уже умотали на пляж, а одинокие девушки еще спят. Я вчера видел с балкона их, небольшими стайками возвращающихся в отель на нетвердых ногах и загребающих шпильками по асфальту после ночных клубов. Так что шокировать мне некого.
Окна отеля и балкон выходят на двухэтажные домики местных. Почти у каждого строения есть небольшой палисадник, в котором пытается выжить под палящем солнцем чахлая растительность. Большой тощий серый кот деловито обходит свою территорию, отставляет хвост, метит. Понимаю, как мужика. Свое надо метить.
В одном из дворов не спеша копаются плотники. Опять же потом узнаю, что на Кипре все делается неспешно. Здесь даже время течет медленно. Торопиться некуда. Вторая доминирующая часть населения Кипра — турки. На востоке суета не в почете.
Плотники, кстати, что удивительно, оказываются англичанами. Достаточно пары-тройки фраз, оброненных ими на английском. У всей троицы светлые, выгоревшие на солнце волосы и белоснежные улыбки.
Один из них поднимает глаза на меня. «Неу, ginger», — кричит он. Вытягивает перед собой кулак с задранным вверх большим пальцем. Потом он повторяет этот же жест у своего паха. Думаю, нет необходимости его расшифровывать.
Ржу. Все-таки хорошо, что друг еще спит. Я не люблю светить свою ориентацию. Уже давно прошли те времена, когда мне казалось, что это выделяет меня из толпы и делает необычным. Я не горжусь ей. Это также глупо, как гордиться цветом глаз, волос или кожи. Людей выделают поступки. Макс типичный натурал и не в курсе обо мне. Он ценит мое общение, а не мои закидоны.
К слову, вчерашний зеленоглазый мальчишка отнюдь не натурал. Это видно по всему. На таких, как он и я, горят особые «маячки». Свои читают их на раз. Кто-то называет это энергетикой, кто-то аурой, я предпочитаю слово «маячок».
Возвращаюсь в комнату. Надеваю шорты и первую попавшуюся футболку. Пытаюсь разбудить друга. Закономерно отправляюсь «на хуй».
Иду в столовую.
Есть в такую срань Господню я еще не могу, но вот горячий кофе с сигаретой был бы в самый раз.
Мальчишка уже там. Вместе с другим парнем они приносят еду и убирают тарелки за отдыхающими. Похоже, он вкалывает по 20 часов в сутки, пытаясь заработать себе на учебу.
Только сейчас замечаю, что он, кстати, смазливый. На фоне своего коллеги он, как ни странно, выделяется европеизированностью. У него действительно зеленые глаза и смуглая восточная кожа, но она на пару тонов светлее, чем у второго парня. Его коротко подстриженные волосы тоже не черные, а, скорее, темно-коричневые. Он выше коллеги и держится совсем не так скованно и косолапо, как второй.
На мальчишке рабочие черные джинсы и рубашка. Она расстегнута на пару пуговиц, на груди поблескивае ... православный крестик, хотя греки и есть православные. На талии завязан типичный для официанта фартук.
Увидев меня, он начинает улыбаться, подходит к напарнику и что-то шепчет ему на ухо. Парень кивает, исчезает в подсобке и возвращается еще с одним официантом. Теперь их трое.
Так. Мальчишка явно что-то придумал. Молодо-зелено. Как вас просто читать между строк.
Наливаю себе кофе, беру минеральную воду.
Сажусь за отдаленный столик с видом на бирюзовое море. Оно и вправду здесь такого цвета. Средиземноморье.
Рядом расположилась компания из двух девушек, их пепельница уже переполнена бычками. Однако никто не торопиться ее заменить. Они обе, кстати, хорошенькие. Классическая пара. Худенькая хрупкая блондинка и хохотушка-толстушка брюнетка. Они тоже из России. Их тарелки переполнены едой, а щебечущие мелодичные голоса заполняют все столовую. Они едят и курят.
Отпиваю горячую жидкость. Еще один неприятный сюрприз за утро. Эту бурду непонятного темного цвета нельзя назвать кофе. Это нельзя пить. Морщусь.
Провожу эксперимент. Закуриваю.
Ровно через минуту, после того как, я тушу окурок, у меня новая пепельница. Он лично делает это.
Еще раз морщусь. Через силу делаю два глотка. Опять закуриваю. Две сигареты с таким промежутком это слишком, но наука требует жертв. Эффект тот же. Пепельница снова меняется после затушенного бычка.
В этот раз парень решается заговорить.

— Excuse me. Is this something wrong with food? You don’t eat anything.

У него глубокий спокойный голос и довольно хорошее произношение.

— Everything is perfect. Its too early for my breakfast, — я отвечаю, как будто не замечая его и продолжая разглядывать море.

— Сan I do something for you? — а он упорный, не отстает.

— Bring me, please, some coffee. Double espresso is ok. I will pay, — хороший кофе я действительно очень хочу.


Мальчишка, просияв улыбкой, улетает. Возвращается через несколько минут с напитком. Теперь это действительно кофе.

— How much? — интересуюсь я ценой моего утреннего хорошего настроения.

— Its free. As the compensation for the accident last night.

Кроме кофе он притаскивает мне десерт. Тирамиссу. Не пирожное, а легкий крем, как я люблю.
Улыбаюсь. Четыре года назад я жил с мальчиком-официантом. У нас у обоих было туго с деньгами, и я часто завтракал и ужинал у него в кафе. В российском общепите существует система, при которой после рабочего дня очень много еды «списывается». Работники кафе могут приобрести ее для себя за треть цены, а что-то вообще получают бесплатно. Благодаря этому мы тогда оба выживали. Не думаю, что кипрская система чем-то принципиально отличается от нашей.
Так что, похоже, мальчишка поделился со мной частью своего завтрака.
Но расслаблять его тоже не стоит. Это сделает игру неинтересной, а добычу слишком простой.
Поэтому я говорю холодно.

— There wasn’t any accident last night. And change the ashtray for the girls. Its your duty.

Мальчишка сникает и убирается в подсобку. Чистая пепельница буквально летит в удивленных девчонок.
Все. Пора сваливать, пока они не начали клеиться.

Возвращаюсь в номер. Почесывая задницу, Макс бредет в душ.

— Какого, ты меня не разбудил? — говорит он, стараясь перекричать шум воды.

— Ты сам меня послал. Поскольку в тебе был почти литр коньяку, я решил не возражать и пойти, куда сказано, — также напрягаю голосовые связки.

— Ты хоть выяснил, где здесь пляж, нормальная жральня и пасутся девки? — Макс выключает душ и также, как я , оборачиваясь полотенцем, идет курить на балкон. У плотников уже законный ланч. Так что я за него не дергаюсь.

— Нет, — бросаю я, отворачиваясь.

— А нахуя ты проебал все утро?

Хороший вопрос. Я и сам не знаю на него ответ.