Пляж мне не нравится. Категорически.
Тела. Слишком много тел. Старые, молодые. Загорелые, в палитре от модельной бронзы до избушечного* шоколада. Белесые, от молочного до мертвенно-белого, характерного для тушек производства птицефабрики «Синявино».
Поджарые, заплывшие жиром.
Они везде.
Вода тоже отставляет желать лучшего. Чтобы прилично поплавать, придется пройти, как минимум, метров четыреста.
Кроме того, перед самым входом на пляж ко мне кидается негр в дредах и, танцуя, пытается облапать. Приходиться объяснять ему на интернациональном языке взглядов памяти великого эсперанто*, что не «не надо палить поляну». ( И откуда на Кипре негры, ладно бы еще метисы.)
Раз. И в моей руке незаметно оказывается флайер. Сую его карман шорт, пока Макс, как боевой петух, оглядывает обстановку.
Ему как раз все, наоборот, в кайф. Он уже заприметил бар на входе, где продают пиво и пасутся толпами юные белобрысые немки, не успевшие обрести роскошный зад Джей Ло на пайке из гамбургеров, и темноволосые половозрелые украинки, у которых паек уходит на подержание бюста четвертого размера.
Бармен русский. Вне всякого сомнения. Перед ним на высоком стуле развалилась парочка в стиле а-ля Джигурда и Семенович. Бармен по одному кивку разливает им «зиванию» (местный национальный напиток с крепостью, чуть большей, чем у водки, почти самогонка. Его принято разбавлять водой. Тогда он мутнеет и становится пригодным для потребления — прим. автора).
Киваю Максу:
— Так, ты за пивом, а я обустраиваюсь. Не ссы, Каштанка, там по-русски говорят.

Друг довольно улыбается и, подтягивая шорты, направляется аллюром к бару.

— Тебе какое?- орет он на весь пляж по- русски. — Я «Карлсберг» буду.

Тут я краем глаза замечаю двух засушенных англичанок, возраста египетских мумий, уже расположившихся на шезлонгах рядом и поджавших при нашим появлении губы.

— Местное. Спроси у бармена, какой сорт тут лучший, — ору я в ответ, с удовольствием наблюдая, как они брезгливо замолкают и в ступоре обозревают «those Russians».

Потом деловито скидываю футболку, и приземляю зад на подстилку. С наслаждением закуриваю. Так делать, конечно, нельзя. Ай-ай-ай, как стыдно. Но игра стоит свеч.

— Its а disaster. Feels like, there are no one around, expect Russians and those from Deutschland. Darling, there for we can speak straightly, — тут же бросает одна, с ненавистью глядя на мою сигарету.
Замечаю, как со второго этажа спасательной станции, расположенной в другом конце пляжа, срывается толстый мужик и бежит явно в мою сторону. Тяжело бежит, огромный живот ему мешает. У него одышка.

Англичанки чихвостят меня по-полной. Им не нравиться все. Длина шорт, поза, волосы, серебряные цацки на мне. Впрочем, Макс не нравится им еще больше.
До тех пор, пока я не разворачиваю флайер. Ну кто бы сомневался: это приглашение в местный бордельчик, с обслуживанием любых прихотей клиентов. У англичанок начинает припадок словоизвержений.
Как раз, когда я заканчиваю курить и успеваю выкинуть окурок в мусорник, ко мне подлетает спасатель.
Задыхаясь, выразительно смотрит на меня и явно материться на своем языке. Потом устало произносит:

— Its prohibited to smoke here. Next time you will pay fines.

— Ok. But after paying may I continue smoking?

— Yeah.

Делаю открытие: на Кипре много чего нельзя. Но тогда ты просто платишь штраф, и становится можно.

Макс возвращается с пивом... и русской девахой. Мда. Терять время он явно не намерен.

Отчаливаю от парочки в море. Я хорошо плаваю, поэтому не собираюсь возиться в общем лягушатнике, направляюсь к буйкам. И.
Понимаю, что несколько переоценил собственные силы.. Еле-еле выбираюсь на огромный камень, чуть выступающий из воды. Море на Кипре очень необычное. Вода прозрачна, и даже на большой глубине почти видно дно. Хотя живности, как на Красном, почти нет.
На камне уже сидит загорелый мужчина в позе расслабленного Диониса. У него короткие светлые волосы и серые глаза. Я с грациозностью рояля обрызгиваю его водой и валюсь на живот.
Дионис присвистывает и со скандинавским акцентом произносит:

— Ты русский?

Обреченно киваю. Здесь не повыделываешься. Вторгнуться на чужую, пусть и оккупированную на время территорию, способны лишь две нации: мы и американцы.
Мужчина заинтересованно оглядывает меня, и я понимаю, что он... без плавок.

— Вы из Скандинавии? — его глаза уж как-то совсем неприлично скользят по моему телу.

— Из Швеции. У меня мать русская, — медленно произносит он. — Она меня научила, как это сказать, натуральному языку.

— Родному, — поправляю на автопилоте.

— Что? А...

— Давно здесь?

— Два дня.

— Три месяца. Long lasting tour.


Он с удовольствием подставляет лицо под солнце. У него чуть полноватое, но подтянутое тело, видно, что он знает толк в хорошей кухне и хорошей выпивке. Смотрю, как под кожей бугрятся мускулы. Твою мать, по ходу он качается и весит килограмм на двадцать больше меня.

— Не хочешь раздеться? — как бы невзначай бросает он, еще раз скользя взглядом по мне.

В области пятой точки все навязчивее становится ощущение приближающихся на нее приключений. Тем более, что мужчина явно начинает оживать на глазах. В прямом смысле этого слова.

— Нет, спасибо, мне пока в шортах хорошо, — закидываю голову и весело смеюсь. Пора, нахуй, валить. Перспективка быть разложенным прямо на этом камне меня как-то не прельщает.

Мужчина тоже смеется, замечая, как я смотрю ему в пах.

— Как это сказать по-русски? Я не беру силой.


— Насильно, — продолжаю улыбаться и кивать, как китайский болванчик.


— Я Марк. Я живу в «Кристофении». Там недалеко есть хороший рыбный ресторан «Одиссос». Если хочешь, загляни туда вечером. Просто поужинаем.

Спрыгиваю с камня в воду, как раз в тот момент, когда мужчина пытается дотронуться до моей задницы.

— Посмотрим.

Быстро гребу к берегу. Выползаю на песок. Макс смотрит на меня недовольно:

— Ты, че, в Турцию сгонял, что ли?

Наблюдаю за тем, как девушка пьет мое пиво. Начинаем трепаться ни о чем. Потом они вместе идут плавать и развлекаются в воде.

Англичанки, переместившиеся под зонт, обсуждают, что все русские проститутки вне зависимости от пола. Потом, к счастью, переключаются на зятя младшей дочери одной из них. Ему достается не меньше, чем всем русским вместе взятым.

Потом Макс с девой возвращаются, друг нагибается ко мне и шепчет в ухо: «Так, съебись, куда-нибудь на вечер. Будь человеком». Он доволен собой. В своих глазах он самец, уже почти заваливший первую отпускную добычу. Я же последний лох.
Киваю. Зачем его расстраивать? Глупо показывать, как давно я его уже обошел.

Англичанки снова начинают кудахтать. Одна из них забыла часы в номере, у второй они остановились.


— Oh, my God. There is no one around to ask.

Поворачиваюсь к ним, улыбаюсь:

— Half past four.

Иностранки мгновенно сравниваются цветом лиц с буйками в детском лягушатнике, отчаянно фосфорицирующими ярко-красным. Они мгновенно соображают: я слышал весь их разговор и понял его.

Ресторан оказывается великолепным. Марк отлично знает местные блюда и подбирает идеальный вариант. Рыбное мезе. Вымоченные в вине осьминожьи, запеченные мидии, еще много представителей водной фауны. Он вовремя подливает мне роскошное местное розовое вино (искусство изготовлять которое утратили в России), выпивая лишь бокал. Каждый раз, когда он берется за бутылку, я тоже тянусь к ней, соприкасаемся пальцами. Девушки за соседним столом смотрят на нас и хохочут. Но это же Кипр.
Приносят счет. Я плачу отдельно, Марк обижается. Но так надо.

На улице нас ждет ламборджини дьябло. Он сам садится за руль. И.
Тут я снова испытываю шок от Кипра. У них совсем другая организация транспортных поток. Две машины, движущиеся в одном направлении, по тому, что у нас считается встречкой?! Каково?
У киприотов в природе вещей. Водители тормозят, матерятся, и решают, кто прав.
Машина останавливается перед моим отелем.

— Я могу увидеть тебя снова? — смеется он.

Чуть думаю. Оставляю мобильный.

— Не факт, что возьму.

Марк мне нравится. Но пока просто нравится, не больше.

В номер я возвращаюсь в отличном настроении. Открываю его своим ключом. Оглядываюсь по сторонам в поисках женских туфлей на шпильках. Выдыхаю свободно. Их нет. Захожу в комнату друга.
Макс спит на кровати на животе, мордой в подушку. Его голая задница сияет в темноте. Он не вызывает во мне никаких желаний. Так есть. Мы просто хорошие друзья. Беру с полки его фотоаппарат. Осторожно включаю свет, щелкаю. Потом фоткаю его на свою мобилу.
Оставляю его камеру с последним снимком на кровати. Иду спать к себе.
Отлично. Компромат на весь отпуск обеспечен. Теперь он не посмеет сказать мне «съебись» под угрозой выкладывания снимков в «Вконтакте».