- Зачем ты это делаешь?

- Что? - звонко изумился Анкано. Наверное, ему и в голову не могло прийти, что Телинтурко захочет задать именно это вопрос.

- Зачем ты это делаешь, брат мой? - спросил Телинтурко снова, мягко, но настойчиво.

- Затем, что... - пробормотал Анкано раздумчиво, снова и снова погружая ладонь в упругую сырую энергию, необработанную, неприрученную силу, которую выталкивало из себя Око Магнуса. Древняя сфера сочилась первозданной магией, могущественной и дикой, такой, как она была, пока не пришел человек и не попытался обуздать ее заклинаниями, заключить в примитивную цепочку неуклюжих, спотыкающихся слов. - Потому, что я могу. Да, потому, что я могу.

Телинтурко не смог сдержать тяжкий вздох. Зря он пытался найти в талморце хоть что-то живое, сострадательное, что-то, что могло бы заслуживать прощения. Но он все равно надеялся и знал - до самой смерти своей верить, что милосердие и раскаяние - самые естественные порывы любой души.

"Ты не учишься, ты совершенно не учишься на ошибках", прошелестел безгласный мертвый Арен над самым ухом, обдавая щеку замогильным холодом.

- Нет, я все-таки учусь, - вслух сказал Телинтурко, закинув посох на плечи. Опасный жест, беззащитный живот вытягивается, открытый для атаки. Золотисто-рыжие, с крапинками, словно червивые яблоки, глаза Анкано вспыхнули. Он мог бы напасть сейчас, разорвать этого пьяницу, не мыслящего жизни без скуумы, жалкую пародию на альтмера, напополам единой вспышкой молнии, грудная клетка взорвалась бы ошметками плоти, но почему-то медлил.

- Пора умирать, - сказал Анкано, размахивая древним клинком Луны, ради которого разграбил усыпальницу Снежного Принца. Руки его болтались, словно посаженные на шарниры, но меч талморец держит крепко, так крепко, что даже костяшки пальцев побелели. Его лицо дышало безумием, Сфера понемногу высасывала его ум, подчиняла волю. Единственное, что Сфера не может вытянуть из Анкано - это ненависть, даже для сферы его внутренний яд - слишком жирный кусок, чернота клубится в глазах талморца, чернота заполняет его, это - Хаос, освобожденный энергией Ока.

- Мы живем, мы умираем, - ответил Телинтурко, уже понимая, как именно и где талморец встретит свою смерть. Нити судьбы сплетаются в безыскусный, но прочный узел, который - не развязать, не распутать, только разрубить. - Разве тебе доставляет удовольствие видеть чужую смерть? Зачем ты убил Арена?

- Лез не в свое дело, - надменно и даже несколько обиженно ответил Анкано. Телинтурко чувствовал к нему странную жалость, впервые забыв о том, какую брезгливость всегда вызывал у него костистый, скрытный, высокомерно-любезный, насквозь пропахший Доминионом и Талмором альтмер. - Эта великая сила...

- Не должна принадлежать никому, - закончил Телинтурко. Око начало распадаться, механически подергиваясь, обнажая сотканное из жидкого света ядро. Все так просто, так чудовищно просто, рассеяно думал Телинтурко, когда судьба несет тебя стремительным потоком к той самой стремнине, за которой начинается небытие. Анкано, сросшийся с питающей его сферой, словно чахлое, кривящееся деревцо - со скалой, приникший к ней глубинами своей изломанной души, жадно пьющий ее силу, не видел, не чувствовал приближение Рока. Телинтурко медленно, очень медленно, словно был заперт в одном зале не с соотечественником, раздувшимся от чувства собственной безнаказанности, а с опасным диким зверем, спровоцировать которого может даже неосторожный взгляд, снял посох с плеч и вытянул его в руке, мысленно приказав Оку - "Дай ему всю свою мощь".

И Око подчинилось.

Это был конец Анкано.

Смерть талморца была быстрой. Сердце не выдержало. У любого тела, даже самого тренированного, ведомого самым безумным, горячечным умом есть предел, за которым гудящие от напряжения мышцы, разбухшие, пульсирующие вены, переполненный нездешней магией мозг уже не может заставить работать ничто. Телинтурко видел, что Око убивает его, все равно бы убило. Такая сила, не знающая преград, не подозревающая о тех зыбких границах, что ставит смертный ум только потому, что без них окажется в совершеннейшем смятении, просто не может быть сосредоточена в одних руках. Магия вечна. Живущее обратиться в прах, рано или поздно истлеют руки, что держат магический посох, прах развеет ветер.

Все живое, дышащее, уязвимое, все ласковое, домашнее, невинное - смертно. Все жестокое, себялюбивое, равнодушное, недрогнувшей рукой убирающее с пути преграды - смертно. Это объединяет всех нас, подумал Телинтурко.

Он не ненавидел Анкано.

Ему просто было очень жаль.

Тем не менее, Око Магнуса, древняя сфера, непохожая ни на что, раньше виденное им, всего лишь механический шар, приводимый в действие заключенной внутри энергией, легко рассчитал Телинтурко. Все, что сотворил Анкано - да, он обезумел, переполнившись магией, чуть не лопаясь от этой дикой силы, трещавшей на кончиках пальцев, как морской лед по весне - все-таки, сделало не Око, а талморец. Но Телинтурко винил себя. Когда ученики во главе с Толфдиром нашли Око в глубинах Саартала, он метался на неширокой своей кровати в одной из жилых башен Коллегии в наркотическом бреду, видел синие сны, навеянные скуумой. Когда Арен и Анкано запирались в главном зале, изучали сферу, играя с ее силой, как дети с речными камушками на берегу Вечности, Телинтурко жил на Хротгаре, забавляясь с Седобородыми, как одноглазый ободранный кот - с сумрачными терпеливыми мышами.

Ему казалось таким забавным наблюдать, как, словно бы насквозь проросшие пепельным мхом бород старцы, неодобрительно смотрят на то, как легко проклятому эльфу дается Путь Голоса. Они учили каждый Крик, каждое слово его по много лет. Телинтурко хватало нескольких минут на пламенный Йол, и вот он уже смеется, как малое дитя, растапливая огненным голосом вековые снежные заносы у стен Хротгара, а потом невзначай заводит разговор о долгих, теплых вечерах в Лилландриле, когда море светится мягким, загадочным светом, нежась в объятиях нагревшегося за день высокого темного неба, на котором огненными астрами расцветают первые звезды, о прекрасных и доступных женщинах в платьях из газовой органзы и шелка, в юбках, порочно открывающих самые щиколотки золотых точеных ног, о вине и удовольствиях. Маленькая радость слишком долгой, оттого и надоевшей жизни - увидеть желание спихнуть заносчивого альтмера с горы туумом в глазах Арнгейра - всегда вызвала у него улыбку. Такие выходки иногда помогали забыться и снова почувствовать себя молодым и глупым.

Телинтурко знал, что виноват в произошедшем больше, чем кто-либо. Только он понимал, на что способен Анкано и только он, наверное, мог бы остановить талморца раньше, чем появились первые жертвы. И знал - это знание, верно, всегда будет лежать на нем тяжким грузом вины - что агент Доминиона по сути своей не был никогда по-настоящему жесток, ни одержим властью, ни даже безумен, а если и был, то в той же мере, что и все альтмеры. Боевому магу все казалось, Анкано хотел, чтобы его заметили. Кто? Доминион ли, Эленвен ли, дослужившаяся до больших чинов и сидевшая в Солитьюде, талморец часто говорил, что не хочет всю оставшуюся жизнь мерзнуть в Винтерхолдской ссылке. Значит, были у Эленвен причины сослать его, жадного до почестей, в древнюю столицу Скайрима на самом отшибе Империи, где снежная вьюга залезает к тебе под одеяло, как настойчивая любовница, а пальцы не согреваются даже над жарким очажным огнем.

Телинтурко положил посох на пол и закрыл Анкано глаза. Так лучше, пусть мертвые упокоятся крепким сном, да не пробудит их нечестивая рука - и взял из ослабевшей руки золотого мертвеца клинок Луны. Он был прекрасен. Телинтурко всегда питал слабость к старинному оружию, но если Сфера была для него откровением, ведь такие технологии были неизвестны даже Талмору, то этот меч был принцем среди мечей, выкованный словно из лунного света, прозрачный, призрачный клинок. А потом Око Магнуса позвало Телинтурко, и он пошел к нему.

Око обещало славу.

Манило могуществом.

Молчаливо сулило вернуть утраченное.

Но Телинтурко не хотел ничего из множества тех изумительных магических даров, что Око могло ему предложить. "Расскажи мне", сказал он, закрыв глаза и чуть сжимая ладони, сквозь которые проходили потоки силы - теперь-то он понимал, почему Анкано так нравилось с ней играть. "Расскажи мне, наполни меня своим знанием, ответь на мои вопросы, но не давай ничего из обещанного.
Я пришел к тебе не ради того, чтобы черпать из тебя могущество и покорять народы.
Даже ради всеобщего блага, и мира, и весны, и радости, детского смеха и цветов в саду, напоенных росой, я не приму твою силу.
Нет такого блага, которое могло бы оправдать боль, кровь, страдание, убийства, стук окованных железом сапог чужестранных солдат на улицах родного города и множество бесславно погибших вдали от Родины".

И Око подчинилось.

Позже их нашел Псиджик. Мертвого Анкано, Телинтурко, распростертого у подножия мерцающей сферы, посох Магнуса и клинок Луны, лежащий на ступенях.

Сергий отпаивал Телинтурко какой-то терпкой, горькой настойкой, к бутылке с которой то и дело прикладывался сам, потирая шею и бритый затылок. Рассказал, что Онмунд нес альтмера на руках от зала до самой его комнаты, чтобы там положить на кровать с бережным почтением, какое выказывают мертвецу - никто не верил, что господин Гальдер выжил, сердце Телинтурко едва билось. Что ярл уже прислал своих людей - как только они перестали прятаться по лесам, вздрагивая при взгляде на окутанные мистической дымкой башни Коллегии, конечно.

Акаша держала его за руку.

Толфдир принес одеяние архимага, ученики и преподаватели толпились в дверях комнаты Телинтурко, господина Гальдера, инструктора по боевой магии, о котором ходили самые разные слухи. Но правда заключалась в том, что именно он остановил Анкано и "отомстил" за гибель Савоса Арена, хотя последним, что волновало альтмера в этой жизни, пожалуй, была именно месть. Чтобы они сказали бы, узнав, что, если бы Телинтурко мог, он бы предпочел оставить талморца в живых?

- Учитель должен принять мантию, - сказал Дж`Зарго, погладив ткань колдовской робы, расшитой рунами и бахромой, чтобы подчеркивать высокий статус носящего так, словно она была живым, испуганным существом. Правая рука - или лапа его - была заключена в лубок. Анкано чуть не вырвал ее из локтевого сустава, магии требовалась и практическая помощь.

- Я... - начал было альтмер, помедлив, облизывая губы. Он нервничал и не мог этого скрыть. Телинтурко смущала толпа, волновали подозрительно блестящие глаза Акаши, пугали устремленные на него множество внимательных взглядов, ждущих от нового архимага слов и поступков. Он закрыл лицо руками и плечи его задрожали, тело сотрясалось в беззвучных, безудержных рыданиях. Пожалуй, все это было слишком даже для него. Нежные, все-таки, существа - Высокие Эльфы, именно в этом они и проигрывают людям.

- Вон, вы все - вон, сурово велел Ураг гро-Шуб, выгоняя всю немаленькую Коллегию из комнаты "Господина Гальдера, преподавателя боевой магии и практика" и запирая дверь на ключ. Ключ был совсем новый, несколько месяцев назад откованный внизу, в городе, старый ведь все лежал где-то на дне Провала, ржавея в снегу. Остались только старый орк и Толфдир, положивший руку на дрожащую, худую спину альтмера. Волшебник пожевал губами и сказал, похрустывая артрозными суставами:

- Если бы ты был нордом, я бы сказал, что тебе не нужно беспокоиться о Совнгарде. Когда наступит твой черед, Небесный Чертог встретит тебя распахнутыми дверьми.

- У них другие небеса, - возразил орк, сложив руки на груди. Телинтурко отнял ладони от лица. Глаза его были сухие и воспаленные, бессонница обметала веки красным по контуру, отчего взгляд альтмера производил болезненное, даже отталкивающее впечатление.

- Где Око? - спросил он резко, вспомнив о незавершенном деле.

- Его забрал Псиджик, - неторопливо ответил Толфдир, расправляя подол теплой шерстяной рубахи.

- А Посох?

- О Посохе мы позаботимся, - ответил Ураг гро-Шуб выступая вперед. Ноздри его приплюснутого серо-зеленого носа раздувались, а седая борода воинственно топорщилась. Одного взгляда на хранителя библиотеки Коллегии было достаточно, чтобы понять - свирепая забота Урага легко забьет до смерти любого, кто только помыслит об обладании Посохом. Теперь Винтерхолд будет сильнее - и осторожнее.

- Я так понимаю, ты не будешь нашим архимагом, - вздохнул Толфдир, сплетая пальцы на животе.

- Нет. Я должен буду уйти, - ответил Телинтурко, поднимаясь с кровати и подходя к окну. Из окна ему хорошо было видно горы, если бы не белая мгла бушующего снежного шторма, наверное, он бы разглядел и статую на их вершине.

- Понимаю, - ответил норд, наверное, снова начал тереть, тянуть себя за нос, словно выдавливая прощальную речь. Старик - просто кладезь дурных привычек, улыбнулся бывший талморец. - Тебе и правда лучше уйти, Телинтурко. Не думаю, что Доминион забыл твой плевок им в лицо. Мы не сможем тебя защитить, если даже Анкано легко расшвырял нас по углам, как котят.

На мгновение спина стоявшего у окна альтмера напряглась, но вскоре плечи его опустились. Толфдир стар, но он очень сильный маг.

- Ты был на Войне? - спросил его Телинтурко.

- Конечно, - усмехнулся старый Толфдир. - Я хорошо помню тебя, лорд. Ты распорядился дать нам, пленным, воды.