Пробыв в царстве странных эльфов достаточно долго, Эм сделала некоторые выводы относительно устройства этого места и его обитателей, одно удивительнее другого.

Во-первых, необычная еда, которую она с удовольствием ела, росла, по всей видимости, сама. По крайней мере, здесь не было ни садоводов-огородников, ни их приспособлений. Мясо здесь отсутствовало напрочь, но волокнистые клубни, которые часто встречались в обеденной тарелке, вполне исправляли это недоразумение.

Во-вторых, свое время жители заполняли с первого взгляда хаотично: не было школ или институтов, каких-то образований, которые помогали структурировать, организовывать, заставлять. Ей казалось, что такого рода жизнь – праздная и бессмысленная. Фэад поведал ей, что здесь, в этом месте, каждый делает, что хочет, нет ни воспитания, ни принуждения, ни наказания. И при этом ни у кого, кроме нее, не было и намека на девиантное поведение. Эми долго пыталась разобраться, в чем дело: как это возможно, чтобы существо, без воздействия, угроз со стороны старших, могло расти полноценным? А как же наглость, отсутствие границ, эгоизм и прочее? В итоге она поняла: дело было в примере. Взрослые не помыкали и не навязывали ничего ни друг другу, ни младшим. А чувство меры, похоже, было заложено в генах. Вся эта братия была настолько переплетена, что девушка даже начала сомневаться, есть ли здесь вообще какое-то социальное разделение. Может быть, все друг другу мужья и жены, и дети общие?

Еще одним интересным открытием стало трепетное отношение этого народа к жизни. Настолько трепетное, что они старались не давить ногами букашек и помогать раненым животным. Хотя при этом девушка ехидно напоминала себе, что вне границ этого места менее разумные формы жизни страдают, болеют, обижают друг друга и постоянно выживают во всех смыслах этого слова. Как же они благородны и добры, эти высшие эльфы, что решили изолировать себя от других и закрыть глаза на их страдания.

Но самым ошеломляющим открытием для нее стало признание Фэада, что они, эти высшие эльфы – бессмертные души и перемещаются от одного тела к другому, когда приходит время. Она попыталась себе представить на собственном опыте, как это: например, ее бабуля умирает от возраста, и она, Эм, рожает ее некоторое время спустя. А потом и ее саму рожает кто-то из ее потомков… Эта мысль была настолько дикой и непонятной, что никак не хотела усваиваться.

Эми бесцельно шаталась по саду, не зная, чем себя занять. С тех пор, как вопрос с инородным сознанием в ее небольшом теле некоторым образом разрешился, Фэад перестал ее беспокоить. Если сказать точнее, он, видимо, потерял к ней и без того вялый интерес. Она скучала без его компании. В последнее время она чувствовала сильное напряжение внутри, похожее струну, которая была натянута, ныла и беспокоила.

На глаза ей попались двое местных эльфов: ребенок и, вероятно, мать. Кто знает, может, относительно давно они играли друг для друга противоположные роли? Бесстыдно наблюдая за тем, как мать гладит своего ребенка по щекам, заглядывает ему в глаза, девушке невольно взгрустнулось. Свою маму она плохо помнила, с отцом почти не общалась, братьев избегала. И это ее ощущение одиночества, ненужности, отсутствия своего места в жизни давило на нее до сих пор. Неплохо, конечно, растворяться в тепле мужчины, наивно веря, что это тепло что-то значит, но лишь до того момента, пока не поймешь, что все это – ложь. С Геральтом было так тепло, уютно и безопасно. Только место рядом с ним совсем не было вакантным, и сам он нуждался в поддержке и тепле. Йорвет, казалось бы, был более цельным, если бы не был таким дохлым, и его цели были связаны с тем, что понять и принять она не могла. Она решила для себя, что «старец», предвкушая скорую гибель всего живого, пообещал ему за нее победу и освобождение земель от Dh’oine, не утруждая себя излишними подробностями. Эта мысль успокаивала ее. Победа для него – вполне приличная цена за нее. Наверное, циничная мысль. Но какая разница?

Эми вновь вернулась к своему мудрому знакомому с ярко-синими глазами. Ей было интересно, чем он занят, о чем думает. Хотелось поговорить с ним, услышать его мелодичный голос. Бред какой-то.

Думая обо всем этом, она по-прежнему наблюдала за двумя эльфами, не отдавая себе в этом отчета. Мать, отпустив свое дитя ласковым прикосновением, подошла к ней, не смущаясь отсутствием у девушки такта.

- Добрый день, - услышала она Всеобщий. Голос у эльфийки был таким мелодичным, что вызывал в теле непонятные реакции.

Эми, рассматривая ее большие миндалевидные глаза цвета серебра, которые горели на ее кукольном лице, словно лампы, ровную, как будто светящуюся кожу, аккуратный нос, пухлые губы, захотелось спрятать себя куда-нибудь и не позориться.

- Здравствуйте, - ответила Эми хрипло и прокашлялась. – Вы очень красивая. Как и все здесь. И это место. И ваше содержимое, - ей почему-то захотелось плакать, но всего на секунду. Струна внутри натянулась еще больше.

- Тебя что-то мучает? – спросила эльфийка мягко и тепло, заглядывая Эми в глаза.

- Совсем нет! – неуместно громко сообщила девушка в ответ и быстро зашагала прочь, не оборачиваясь.

«Ну и дура же я, - решила она, немного успокоившись, - Ну а если дура – то вполне могу подосаждать местечковому корольку. Так уж получилось».

Она долго искала его по округе, потом предположила, что он во дворце, в зале, и направилась туда. Не рассчитав силу и раскрыв одну из дверей так, что та ударилась о стену, Эм решительно зашла внутрь и остановилась: на нее смотрели как минимум десять пар горящих глаз. Наверное, здесь шло какое-то важное совещание, тему которого ей придумать не удалось. Она подумала о том, чтобы выйти, но ее остановили взгляды, которые были, по ее мнению, чрезвычайно высокомерными, презрительными и отнюдь не соответствовали красивому «содержимому» их владельцев. Эми наполнилась таким раздражением и отчаянием, что захотелось расхерачить весь этот изящно обставленный зал, вытворить что-нибудь совершенно неприличное, сорвав с этих мумий равнодушные маски. Эми с вызовом встала посреди зала, сделала реверанс и громко задекларировала:

- Господа великодушные, прошу превелико простить отсутствие моих манер. Сама я – не местная, этикету не обученная и обучению не подлежащая, серым веществом обделенная, а посему и… - в заключение своей великолепной пафосной речи, она как-то совсем не по-манерному махнула на них рукой и вышла прочь, громко хлопнув дверью.

- Это что такое было? – нагнал ее в коридоре Фэад, - У тебя менструация? Душевное расстройство? – голос его был спокойным, но почему-то не предвещал ничего хорошего. Так как девушка не отвечала и продолжала идти, то он просто дернул ее за руку, чуть не вывихнув ее, и развернул.

- Ты забросил меня, не проводишь больше со мной время, - сказала она вдруг, удивляясь самой себе.

- Ты, видимо, не отличаешься излишней наблюдательностью и не заметила, что я – король этих мест. Твоя фамильярность и отсутствие каких-либо границ, субординации, а также проявлений уважения начинает вызывать некоторые неудобства, и даже нежелательные эмоции.

- Ты, знаешь ли, тоже весьма фамильярен, и тоже несказанно бесишь меня, - ответила Эм, кипя от злости, раскинула руки и крикнула на весь коридор, изображая высокомерную гримасу: - Я – король! На колени, заморское уродище! – последнюю фразу она озвучила уже находясь к нему спиной, шагая к себе.

Зайдя в свою комнату, она с такой силой хлопнула дверью, что чуть не осыпался потолок. Еще долго ей пришлось вышагивать вперед-назад, пока она снова не обрела ясность мысли. Бред какой-то, невероятный бред. Что с ней происходит? Что она теперь такое? Откуда столько злости, на что направленной? Неужели это – зависть? Как ее искоренить? Идей о том, чтобы уйти отсюда, у нее даже не возникало. Она запрыгнула на кровать, снова погружаясь в бесчувствие и безмыслие, и стало спокойно, тихо. Воспоминания о большом звере, его запахе, лоснящейся шерсти успокаивали, как будто это мифическое нечто могло заменить ей саму себя и мужское заботливое начало, силу, решимость, спокойствие, в которых она нуждалась. А может, и действительно могло заменить.

Так пролежала она достаточно долго, пока ее не сморил сон.
 

Теплый солоноватый бриз, желтый песок, мелкий и приятный наощупь. Эми с удовольствием наблюдала за небольшими волнами, накатывающими на ровный берег. Бескрайнее море почти сливалось с темно-синим небом, на котором светилась огромная белая луна, оставляя дорожку на поверхности воды. Она могла поспорить, что вода теплая и приятная, как парное молоко, но не решалась встать и подойти.

- Привет, - услышала она рядом знакомый добрый голос, и облегченно заглянула присевшему к ней мужчине в золотистые глаза.

- Привет, - выдохнула она, положив голову на его плечо.

Они помолчали, радуясь моменту.

- Ты – такая дуреха, - пожурил он ее по-доброму.

- А ты вообще умер, - поддразнила она.

- Злая ты стала, Elaine, - Гелвин погладил ее по голове, вдыхая аромат ее волос. – Вот, как и обещал, - сказал он с улыбкой, намекая на пейзаж.

- Да. Я скучаю по тебе.

- И я по тебе.

- Как ты думаешь, что теперь будет?

- Ну… - он перехватил протянутого ею белого крабика, понаблюдал за его интересными перемещениями и отпустил его восвояси. – Тебе так повезло, что в конечном итоге ты попала королю Сумеречного леса. Это – самая разумная и добросердечная раса, которую только можно себе представить. И ты, дурочка моя, конечно же, сразу это оценила. Лезешь ко всем с глупостями и пошлостью, испытываешь терпение их лидера. А ведь можно просто успокоиться и прожить там долгую для человека жизнь, пытаясь перенять хотя бы крупицу их мудрости.

Эми хотела возразить, объяснить, что она там – одна, забыть о том, что близость с мужчиной – иллюзия, ложь. Но не получалось.

- Я бы успокоилась, но… Не могу. Не знаю, что со мной происходит.

Гелвин душевно засмеялся, увидев ее сморщившееся лицо.

- Ты такая смешная, совсем еще дитя! Интересно, что же должно произойти, чтобы ты наконец проанализировала и воспользовалась хотя бы уже полученным тобой опытом? Вполне понятно, что ты злишься. Ведь ты сдалась.

- Я не сдалась! – воскликнула Эми, отстраняясь от него.

- Да неужели? Какие речи ты толкала одноглазому про…

- Не напоминай мне про него!

- … Про то, что надо беречь свое начало, чистоту и прочее, а сама вдруг так быстро сдулась, не дойдя даже до детоубийства! Наверное, легко нравоучать, когда сама не прилагаешь никаких усилий?

- Не надо, не надо… - Эми закрыла руками лицо, не желая это слушать и понимать.

- Что тебе сделал одноглазый? Недостаточно быстро открывал рот? А ведьмак, видимо, даже тем, что прошел через Сумеречный лес за тобой, не доказал своей лояльности? Поэтому ты оставила его истекать кровью тогда, зная, что он не сможет выбраться, и совершенно точно погибнет?

- Не смей так говорить! – взбесилась Эми, вскакивая на ноги, а следом за ней встал и ее собеседник. – Ты не знаешь ничего, ты не чувствовал того, что я!

- Вот уж действительно, - сказал Гелвин изменившимся голосом и повернулся к ней, давая ей возможность рассмотреть обуглившуюся часть его тела и лица, остекленевшие глаза, полные боли…

Эми рывком сняла с себя простыню, вытирая в темноте с лица испарину. Плохо соображая, что она делает, девушка рванула по освещенному коридору в поисках необходимой ей двери, босиком, в нижнем белье.

- Фэад, - позвала она эльфа, как только переступила порог его спальни, и замерла. Он стоял в одних легких штанах до колен у большого окна, к ней спиной, и его тело производило не меньшее впечатление, чем его лицо, голос, образ мыслей.

- Я знал, что ты начнешь обивать порог моей спальни, но чтобы так скоро и в таком интересном настроении… - он говорил равнодушно, и Эм не могла понять, шутит ли он, или всерьез.

Она понимала, что ломиться ночью в его спальню – уже верх наглости и идиотизма, но не могла ждать ни минуты. Нерешительно приблизившись, она потянулась к его спине, увидела, как он немного приподнял голову и, убрав руку, прислонилась к стене рядом, рассматривая его великолепный профиль.

- Фэад, я его убила? Ведьмак, он приходил, был сильно ранен. Я… Он… - Эм совсем замешкалась и потерялась. Очень хотелось прикоснуться к его коже на плече, груди, узнать подушечками пальцев, какая она.

- Очнулась? – он развернулся и присел на подоконник. Их лица почти сравнялись. – Я вывел его. Знал, что наступит момент, когда ты прибежишь ко мне в одном белье, протягивая ко мне руки, и начнешь расспрашивать о его незавидной судьбе.

- Фэад, я чувствую, что ты злишься на меня, но не понимаю, за что.

Он молчал, разглядывая ее своими равнодушными глазами. Они горели в полутьме, завораживали и пугали. Неестественное холодное существо. Но все же доброе и отзывчивое…

Это был какой-то пик, предел для нее. События последних месяцев, ее пребывания здесь, странных ситуаций, противоречивые чувства и выводы навалились на нее одномоментно. Ей нужно было узнать. Только раз. Она взяла его лицо в свои ладони, чувствуя покалывание, и прикоснулась к его губам неосознанным движением. Эльф на этот раз не отстранился, а лишь подождал, пока ее согнет от этого легкого прикосновения, как от удара током.

- Я думал, ты пришла спросить про ведьмака, но одно другому, видимо, не мешает. Что меня всегда расстраивало в общении с неразумными существами, так это необходимость опускаться до их уровня, ведь в противном случае информация просто не будет усвоена. Глядя на тебя, я вижу лишь нагромождение пошлых и поверхностных идей, эмоций и искаженных впечатлений. Ты – абсолютное ничтожество. Как ты представляешь себе связь с одним из нас? Что ты знаешь о нас? Ты бы видела сейчас свое вытянутое лицо, и без того лишенное признаков интеллекта. Если твоя фантазия настолько развита, то, будь добра, пойми и мою позицию. С кем из низших существ ты бы легла в постель и сблизилась? С медведем, собакой, может, еще с кем-то? Ведь и они – млекопитающие, и между вами есть незримая связь.

Эми прищурилась, выпрямилась, хотя каждое его слово причиняло боль. Фэад был спокойным и равнодушным с виду, но глаза пылали настоящим огнем. «Сейчас прихлопнет», - почему-то подумала она и чуть не ругнулась, осознавая, что он прав относительно ее ограниченности и ничтожности.

Но он не прихлопнул. По крайней мере, ограничился моральным уничтожением. Фэад развернулся обратно к окну, демонстрируя свою благородную осанку, и скрестил ладони за спиной.

Эми справилась с собой, сжала в кулаки руки и направилась к себе. Еще долго она ворочалась в своей постели, безрезультатно пытаясь привести мысли в порядок и заснуть.