Пяти ломтиков корня смерти Дайлену оказалось недостаточно для того, чтобы полетать во сне на укрощённом Архидемоне, но зато в самый раз хватило, чтобы ему привиделась Морриган. Его обожаемая колдунья почему-то была одета по-хасиндски: в кожаную безрукавку и рубаху, заправленную в кожаную же обтрёпанную юбку. Но пахло от неё по-прежнему – пряными степными травами и дымом костра. Не тратя времени на пустые слова, она быстро разделась и, юркнув к Дайлену под одеяло, принялась делом доказывать, насколько соскучилась. 

Утро у Дайлена началось почти в полдень и с головной боли, а в ушах звенело так, будто голову его сунули в церковный колокол, на котором звонили обедню. Но даже в таком состоянии Дайлен осознал – что-то не так. Смятая постель слабо пахла дымом и полынью, а за цепь амулета, который он не снимал никогда и нигде, зацепился длинный чёрный волос. К тому же Дайлен был обнажён, чего за ним в походах обычно не водилось – во время вылазок он всегда спал в мантии, чтобы на случай внезапного нападения врагов не лишить боевого духа соратников (а тем более соратниц) видом голой командирской задницы. 

Так это был не сон, и Морриган сейчас находится где-то в хасиндском стойбище? Дайлен поспешно оделся и выскочил наружу, чуть не сбив с ног проходившего мимо Зеврана. 

– Ты Морриган не видел? 

– Со времён битвы с Архидемоном не встречал и, надеюсь, не увижу ещё столько же, – честно ответил эльф. – Да и зачем она тебе? Вас такие красавицы сегодня ночью посетили! – кивнул Зевран на вышедшую из палатки Карвера смуглую темноволосую девушку в кожаной обтрёпанной на краях юбке и кожаной безрукавке с поддетой под неё рубахой. 

– Нас? – переспросил туго соображающий спросонья Дайлен. 

Девушка улыбнулась им и медленно пошла в сторону стойбища, качая бёдрами и то и дело оборачиваясь. Восприняв это как призыв к знакомству, Зевран пошёл за ней, ошарашенный Дайлен бездумно поплёлся за эльфом. 

– Тебя и Карвера, потому что мне такого счастья почему-то не перепало, – пожал плечами Зевран. – И вы с ним так шумно и долго радовались их приходу, что эхо неслось по всем Диким землям. 

Дайлен встал, как вкопанный. Так это была не Морриган, а какая-то хасиндка! То-то его ночная гостья скакала на нём, как на коне, и заездила чуть не до смерти. Ножки у неё, кстати, очень даже ничего… Но лицо-то её было лицом Морриган?! Неужели это ему под дурманом привиделось?..

Взбодрившись вылитым на голову ведром холодной воды и выпитым зельем исцеления, Дайлен пошёл к Карверу. 

Тому, похоже, этой ночью тоже пришлось несладко. Взъерошенный, с мутными и красными, как у гарлока какого, глазами, Карвер сидел на лежаке, зевая так, что Дайлен испугался, что ещё чуть-чуть – и кузен вывихнет себе челюсть. 

– Так, дражайший мой советник по хасиндскому вопросу. Можешь объяснить, что это было за ночное нашествие девиц?

Карвер поморщился и потёр небритую щёку. 

– Традиция такая, – промямлил он. – Племена маленькие, многие из них уже слишком близкая родня, свежей крови не хватает, вот иногда хасинды и подкладывают приглянувшимся им гостям своих женщин. Особенно магам. Так что это добрый знак. 

– Ну-ну. На что угодно спорю, ты своей ночной подружке не сказал, что Серые Стражи бесплодны. 

– А ты? – с вызовом спросил Карвер. 

– А я после вчерашней наркоманской трапезы вообще ничего не соображал и потому принял эту девушку за другую и вообще за сон! Так что нечего тут на меня глазами сверкать. Выпей это, – швырнул он Карверу зелье исцеления, – и пошли на приём к вождю. Кстати, ты не помнишь, как его зовут? Этот хрен представлялся вчера, но имечко у него оказалось такое зубодробительное, что я его не запомнил. 

– Я тоже. Да какая разница? Называй его вождём или шаманом, этого хватит. 

***

Серых Стражей, облачённых в форменные сине-серебристые доспехи с изображением грифонов, и Зеврана, изображавшего телохранителя Дайлена, торжественно проводили в шатёр, где в окружении мускулистых воинов на троне восседал вождь хасиндов. 

Выглядел он блестяще. Буквально. Расшитая золотом мантия облегала сухопарую фигуру вождя, макушку венчала то ли шапка с зубцами, а то ли корона, тоже отливающая золотом. Тощая шея грозила хрустнуть под тяжёлой даже на вид снизкой амулетов – их было столько, что хватило бы всем кинлохским чародеям надеть. Да и пальцы хасинда от обилия колец аж не гнулись и торчали врастопырку. Удержать посох ими было просто невозможно, и потому грозное оружие скромно прислонили рядом с троном. 

Узрев это слепящее глаза великолепие, Дайлен без зазрения совести оставил себе те два зачарованных кольца, которые собирался было подарить вождю, чтобы завоевать его расположение. Во-первых, хасинд и без того небеден, а Дайлену кольца дороги и сами по себе и как память о потраченных на них деньгах. А во-вторых, Дункан тоже Ирвингу и Грегору ничего не дарил, ибо пришёл за тем, что причиталось ему по праву. Так зачем же Дайлену отступать от такой замечательной традиции? И потому он ограничился почтительным поклоном. 

– Поведай же нам, о, Дайлен сын Амелла, – каркнул вождь со своего золочёного насеста, – что привело тебя к нам? 

– Мы – Серые Стражи, воюем против порождений тьмы. – Дайлен всё ещё страдал от последствий вчерашнего пира и ночного свидания, и потому говорил кратко. – Мы пришли к тебе за воинами, которые причитаются нам по этому вот договору, подписанному одним из ваших прежних вождей. 

Дайлен передал свиток вождю, и тот принялся изучать его. 

Делал он это вдумчиво и неторопливо. Сначала он долго водил скрюченным пальцем по выцветшим строчкам, прочтя текст не дважды даже, а, как показалось заскучавшему Дайлену, четырежды. И, не найдя к чему придраться, перешёл к подписям. Старательно поскрёб длинным ногтем печать Серых Стражей – та, к его немалому сожалению, не спешила осыпаться. А уж закорючку, долженствующую обозначать согласие прежнего хасиндского вождя с условиями договора, и вовсе исследовал так, как ростовщик исследует золотую монету, показавшуюся ему фальшивой. Он разглядывал её на просвет, поворачивая так и этак, потом придирчиво сравнивал оттиск перстня с перстнем у себя на пальце, потом он этот оттиск даже понюхал, и, как показалось изумлённому Дайлену, едва удержался от того, чтобы попробовать на зуб.

– Да, – с явственно различимым сожалением в голосе произнёс вождь, – боги не дадут мне солгать – это тот самый договор. Я сам тридцать лет назад видел, как его подписывали. 

– О-о-о! – дружно выдохнули восхищённые памятью вождя хасинды. 

«Ах ты старый хрыч!» – мысленно ругнулся Дайлен. А вслух спросил: 

– И кого же из этих доблестных воинов я могу взять? Все они великолепны, я даже не знаю, кого выбрать. Но вот эти трое мне нравятся больше остальных! – ткнул Дайлен пальцем в самых мускулистых и высоких хасиндов и обратился уже к ним, стараясь говорить как можно образней, поняв, что сухими фактами их не пронять: – Хотите ли вы навек прославить свои имена достойными подвигами, чтобы барды всего мира сотни лет воспевали вас в своих сказаниях? И добыть столько золота, чтобы хватило наполнить этот шатёр доверху? А скакунов, резвых, как степной ветер, хотите?.. 

Хасинды слушали его, затаив дыхание, как дети – нянюшкину сказку. 

– О, Дайлен сын Амелла! – поспешно вмешался хасиндский вождь, пресекая наглое переманивание своих воинов в стан неведомых чужаков. – Твои речи сладки, как шмелиный мёд, но сладости подобает вкушать умеренно, дабы после не страдать животом. И сначала следует проверить, не таится ли в меду сам шмель, чьё ядовитое жало станет горьким уроком всякому любителю сладкого! – Он повелительно взмахнул рукой, и трое приглянувшихся Дайлену хасиндов, насупившись, нехотя вышли из шатра. 

– Воистину так, о, вождь! – горячо поддакнул Дайлен, тоже переходя на двусмысленности: – Слишком много сладостей вредит фигуре – это любая женщина подтвердит. А попавший в рот шмель не выберется из ловушки, пока не укусит жадного до сладостей едока за язык. – Дайлен особенно выделил слово «жадного», и вождь, без труда уловив толстый намёк, нахмурился. 

– О, Дайлен сын Амелла, – вкрадчиво произнёс он, – боги завещали нам вручать поводья от судеб наших воинов только тому, кто этого достоин. Поведай же нам о своём уважаемом роде и своих славных деяниях! 

Дайлен понял, что если его род покажется вождю недостаточно древним и уважаемым, то рекрутов ему не видать, как своих ушей, и задумался. О своих славных деяниях он мог говорить, не умолкая, хоть до утра, а вот с рассказом о родне было уже сложнее. Вряд ли хасиндов впечатлит тот факт, что родители будущего Героя Ферелдена ещё до его рождения были вынуждены покинуть родину и жить, постоянно переезжая с места на место и прячась от храмовников. О марчанских Амеллах Дайлен знал не намного больше. И тут его осенило – раз уж при вступлении в Орден новоявленные Стражи обязаны забыть о своих титулах и прочем родстве, то почему бы не рассказать о своей «приёмной» семье? 

Расправив плечи и надменно вскинув подбородок – поза, подсмотренная Дайленом у кичливых ферелденских аристократов, – он произнёс:

– Род мой, древний и славный, берёт начало в Андерфелсе. Каринус – так звали нашего достойного прародителя. Тысячу лет назад он сразил первого Архидемона, прекратив тем самым Первый мор, а я лишь скромно повторил его славный подвиг, предав смерти пятого Архидемона. – Хасинды одобрительно закивали и запереглядывались, и ободрённый Дайлен продолжил приукрашать действительность: – Род мой богат и влиятелен – владения наши расположены по всему Тедасу, и в каждом городе нас принимают как желанных гостей… – вдохновенно врал он, вспоминая, как их вышвырнули из одной таверны, когда они ещё мотались по Ферелдену с Алистером, Морриган и Лелианой. 

Вождь подался вперёд, зачарованно внимая рассказу Дайлена. И когда тот закончил, вежливо поинтересовался:

– О, Дайлен сын Амелла, украшает ли твой шатёр присутствие достойной женщины или же ложе твоё пустует и холодно? 

– Осторожней, кузен, – шепнул Карвер, – иначе можешь выйти отсюда уже женатым. Причём неоднократно – хасинды не стесняются и по две жены заводить! 

Дайлен вздрогнул, припомнив, как Морриган и Лелиана ревниво шипели друг на дружку и на него, когда он сдуру пофлиртовал с ними обеими, и как это отравляло и без того нелёгкий поход, и понял, что если ему навяжут в жёны двух хасиндок, то он лучше сразу уйдёт на Глубинные тропы. 

– Ложе моё согревает достойнейшая и прекраснейшая из женщин, – поспешно сказал он. – Родом она из Диких Земель, а зовут её Морриган дочь Флемет. 

Имя Флемет эхом пронеслось по рядам хасиндов и Дайлен будто оказался в стае удивлённых сов – так округлились глаза вождя и его воинов. И в каждом из девятнадцати глаз читался благоговейный ужас. Двое хасиндов подскочили к вождю и принялись о чём-то истерично шептаться с ним. 

– А чего это они при упоминании этой Флемет чуть в штаны не наложили? – негромко поинтересовалась Сигрун. 

И добрый Зевран тут же просветил не знакомую с легендами наземников гномку:

– Флемет… – замогильным голосом произнёс он. – Это могущественнейшая из ведьм Диких земель Коркари. Одно лишь её имя вселяет ужас в сердца не только непослушных детей, но даже и послушных взрослых мужчин, как мы только что видели. Говорят, она умеет превращаться в дракона…

– Не «говорят», а точно умеет, – прервал его Карвер, – это я своими глазами видел. 

– Говорят, она бессмертна, – продолжил Зевран, – а чтобы сохранить свою молодость и красоту, она в полнолуние проникает в дом какого-нибудь воина и, приняв облик его жены… 

Покосившись на бледнеющих прямо на глазах хасиндов, тоже прислушивающихся к рассказу Зеврана, Дайлен обернулся к зарвавшемуся эльфу и процедил сквозь зубы:

– Хватит уже демонизировать старушку, а не то кого-нибудь из хасиндов сейчас удар хватит, и в этом обвинят нас! Сигрун, пусть тебе лучше Карвер о Флемет расскажет, у него склонности к поэтическому преувеличению нет, он тебе изложит только факты. Я несколько раз встречал Флемет, человек как человек, ну, не без странностей, конечно, а кто из нас нормальный? 

– «Из нас» – это ты имеешь в виду «из магов»? – не упустил случая вонзить шпильку ухмыляющийся Зевран. – Тут я с тобой всецело согласен, нормальных магов исчезающе мало. Я за всю жизнь лишь нескольких и видел. 

– Да? И кого же ты счёл достойным титула «нормальный маг»? – полюбопытствовал Дайлен, гадая, удостоит ли ехидный друг этим титулом его, или нет. В том, что Морриган окажется среди «ненормальных» магов, он даже и не сомневался. 

– Тебя, Ирвинга, Винн и Нер-р-рию Сур-р-рану, – рокочуще мурлыкнул Зевран последнее имя, расплываясь в мечтательной улыбке. 

– Так вот кто этот «старый друг», к которому ты завернул по пути ко мне! – понимающе кивнул Дайлен: по части остроты языка и интереса к ядам Нерия была под стать Зеврану, неудивительно, что они с антиванцем понравились друг другу. – Хотя какой же Нерия «старый друг», если ты знаком с ней меньше, чем со мной? 

– Ну, если бы я сказал «молодая подруга», ты бы замучил меня расспросами. 

– Что, опять уговаривал её съездить с тобой в Антиву? А она опять отказалась?

– Почему отказалась? Согласилась, – горделиво улыбнулся Зевран. 

– И как ты её убедил? 

– Пообещал показать одну из самых ядовитых змей всего Тедаса, обитающую в Антиве. 

– Самая ядовитая змея всего Тедаса живёт в Киркволле недалеко от дворца наместника, – буркнул справившийся с миссией по просвещению гномки Карвер. 

Дайлен неопределённо хмыкнул – с кузиной Хоук он ещё был не знаком лично, и потому не мог сказать, насколько Карвер преувеличил или преуменьшил алхимическую ценность своей старшей сестры, – и продолжил пикироваться с Зевраном:

– Насколько я знаю Нерию, всего лишь посмотреть на змею её не устроит. Она обязательно захочет её поймать и выцедить из неё яд. А поскольку яда много не бывает… В общем, я бы на месте ваших алхимиков уже начинал волноваться – скоро эту змею можно будет увидеть только на рисунках в их алхимических фолиантах.

– Вот уж чего мне не жаль, так это змей, – фыркнул Зевран. – А особенно для Нерии… 

– Стражи! – воскликнул вождь, о котором Дайлен уже успел благополучно забыть. – Готовы ли вы узреть мощь и величие Флемет, могущественнейшей из ведьм Диких земель?

Дайлен был к этому абсолютно не готов, но, похоже, вопрос был чисто риторическим. Потому что вождь, не дожидаясь ответа, эффектным жестом сорвал с шеи один из амулетов и швырнул его чуть ли не под ноги Дайлену, что-то при этом шепча. 

Над амулетом закружился тревожный багровый вихрь.