Странная компания разошлась в разные стороны. У Мамору даже не было необходимости следить за ними: он заранее знал, что девушки отправятся в Хикава-шрайн, где и перемоют ему все кости. Вместо слежки он решил отправиться в офис, и попробовать расхомячить шефа на дополнительную информацию.

Это стало решающей картой. Мамору с неохотой (так и не успели ведь поковыряться!) отдал сверток с кристаллами стоящему рядом Джеду, а тот, не утруждая себя приближением на пару метров, просто перебросил его. Алмаз не сплоховал и сверток поймал. Развернул целлофан, разглядывая переливы света на гладких гранях.

- Усаги?!— полу вопросительно, полу утвердительно произнес Мамору.
— Мамо-чан?— надеясь, что это не сон спросила я снова.
Два шага и он рядом со мной, я словно утопающий в попытке спастись, хватаюсь за него, он обнимает меня, и я все не могу понять, кто из нас больше дрожит.

— Черт, черт,— его не было уже два дня. Я облазила помещение в котором нахожусь вдоль и поперек, но ни малейшего представления о способе побега отсюда не нашла.
По моим подсчетам сегодня пятница, а значит, Мамору меня не помнит и на чью бы то ни было помощь мне рассчитывать не стоит, только на себя. Но как это сделать?

Небольшая комната со скромной обстановкой: старая продавленная софа, письменный стол с компьютером и принтером, стул, на котором горой навалены бумаги. Посреди этого беспорядка, на ковре, сидит молодой человек двадцати пяти лет, в его руках тетрадь для лабораторных записей, рядом находятся несколько текстовых выделителей да пара ручек.

— Доктор что с ней?— взволнованно спросила молодая женщина, со слезами на глазах наблюдая, как извивается на кровати тело ее дочери.
— Миссис Цукино, я уже неоднократно говорил вам и повторяю опять — у вашей дочери травматическая кома, если быть точнее атоническая ее степень. Мы не знаем, как организм воспринимает такие изменения.

Сколько я уже здесь? Кажется, что прошла вечность, а на самом деле всего лишь три дня, три дня ада. Может быть, я умерла?
— Я хочу домой,— сквозь слезы прошептала я.— Мамо-чан, где ты?
Мне плохо, тело болит так, словно меня сбросили с крыши небоскреба, а душа, видимо уже умерла.

Медленно прихожу в себя, несчадно гудит голова, а веки словно налиты свинцом, но надо их открыть. Через некоторое время мне все же удается это сделать, и я слышу его голос.
— Добрый день, моя Богиня.

Услышав шум, доносившийся из комнаты, Мамору обернувшись полотенцем, поспешил выйти из ванной, дабы узнать, что произошло.
Странно, отчего в комнате не горит свет, он прекрасно помнил, что включил его. Сделав несколько шагов он запнулся о какой-то сверток лежащий на полу, взяв его в руки и осмотрев, подарок, Мамору мог сказать с уверенностью, еще полчаса назад его не было. Единственным человеком, имеющим ключи от его квартиры, была Усаги, она могла это сделать, правда, об ее присутствии в его квартире ничего не говорило.

Ненавижу, как же я его ненавижу. Я его создатель, родитель. Да у него есть прототип, у которого я позаимствовал характер, манеру поведения и даже чувства к моей Луне, в реальном мире, но он никак не мог пойти против меня.
Она моя, и только я имею на нее право.

Сегодня решила пройтись по магазинам. Не знаю с чего у меня возникла подобная идея ведь с тех пор как я застряла здесь, предпочитаю немного другое времяпрепровождение. И все же.
С самого утра меня посещает какое-то странное чувство, не то опасности, не то... Сама не пойму. Что-то должно случиться, я знаю, только хорошее или плохое. Определенно не лучший для шопинга день. И сейчас, когда я иду по улице в направлении торгового центра, меня не перестает покидать ощущение, что за мной следят.

Сижу на скамейке в парке и плачу. Может быть, кто-то думает — глупо, кто-то скажет — сочувствую. А мне самой все равно. Как он мог, как мог поступить со мной так бесчеловечно. Любит, он меня любит. Черт.

Это немыслимо, такого не бывает. По крайней мере, не в моей жизни. Не может мечта сбыться в одночасье. Однако же...
— Начнем занятия?— поинтересовался я, хотя и хотелось мне абсолютно другого.
Усаги. Я долго находился по близости, подглядывал, как это не прискорбно.

На этот раз я сама договорилась с Мамору о занятиях. Но ситуация вышла из под моего контроля и теперь, приходится идти к нему домой.
Как так получилось, что пошло не так, я не знаю. Ощущение, словно мир пришел в движение независимо от меня. Даже смешно, я центр вселенной.
Стою рядом с входной дверью и никак не решаюсь нажать на звонок. Сегодня я прогуляла школу и из-за этого не встретилась утром с Мамору. Из чего следует, со мной он не знаком и отношения, надеюсь, сложатся лучше, чем на прошлой неделе.

Тихо приоткрыть дверь, не дай бог кто услышит. Поздно уже. Повезло. Дежурная медсестра спит на рабочем месте. Не создавая шума дойти до лестницы, лифт уже отключен. Дергаясь от малейшего шума, сторонясь любой тени, добраться до нужного этажа. По воровски заглянуть за дверь, а вдруг дежурный врач совершает обход, проверяя пациентов.

Никогда не подозревал, что это может быть так занимательно. Управлять чьей-то судьбой, толкать на определенные поступки, давать ложные подсказки и скрывать настоящие ответы.
Только я просчитался. Не учел, что девчонка умна.

— И так, приступим,— чересчур официально начал занятие Мамору.— Задание, что я давал тебе в прошлый раз не вызвало затруднений, как я успел уже посмотреть.
Я молча буравила взглядом стол, боясь сказать, что-нибудь лишнее и не очень хорошее в его адрес. Отношения, как водится, у нас сразу же не сложились. Возможная причина мне ясна. Однако до сих пор остаются загадкой взгляды, которые я делаю вид, что не замечаю. Они волнуют, пугают и интригуют одновременно. А это, на мой взгляд, хуже всего.

Голоса слышаться, словно сквозь стену тумана. И не понять сплю я или же просто брежу во сне. Такие знакомые, в тоже время такие чужие. Слов почти не разобрать. И не понять, не осмыслить.
"Тихий звук работающих электроприборов. Бульканье капельницы. Шаркающие шаги по коридору.

На душе не спокойно. Сегодня произошла странная вещь— за мной следят. Раньше я бы и не заметила этого, но прошедшее во временной петле время научило быть осторожной, обращая внимание даже казалось бы на незначительные детали. Например, записи из моего дневника не пропадають по истечении недели, но сама тетрадь увеличивается.

Домой я летела словно на крыльях. У меня не было причины не доверять Мотоки, и это способствовало поднятию моего настроения. Единственным неприятным моментом стал, как ни странно, Мамору.

Глупо наверно. Сижу в парке , на скамейке, сбежав с двух последних уроков. В руках газета, открытая на странице о поиске работы. Смотрю объявления тех, кто предлагает свои услуги. О, кажется нашла.

Раньше бы я ответила "Ну еще пять минуточек", но сейчас в этом больше нет нужды. Никак не привыкну, что мне до сих пор шестнадцать. Я не росту, не меняюсь внешне, я все так же учусь в колледже. Единственное изменение— это внутреннее я. Изменилось все: характер, восприятие жизни, отношение к учебе, но в первую очередь к любви. Я хочу любить. И это то, что никогда мне не будет доступно. Решила сегодня вспомнить светлое прошлое— снова опаздываю в колледж. Бегу и знаю точно, что встречу Мамору, врежусь в него. Я понимаю, это глупо. Я хочу быть рядом с ним. Минуту, час, день, не важно, главное вместе с ним. Спешу, скорее по привычке. Снова налетаю на него. И снова эти слова.

Это произошло семнадцатого марта две тысячи седьмого года. Этот день запомнится мне навсегда. Во-первых: тогда рухнула моя жизнь. Во-вторых: поздно вечером должно было произойти нечто важное — метеоритный дождь. Это событие жаждали увидеть все, объявили об этом за неделю до самого дождя.
То утро ничем не отличалось от остальных в моей жизни. Ой, нет. Тем утром я впервые встретила тебя. Я опять опаздывала в колледж и, выбегая из-за угла, столкнулась с тобой.

Все повторяется.

Он лежал на спине, устремив взгляд в потолок, на часах начало третьего ночи, но сна нет ни в одном глазу.
Около часа назад Кунсайт ни с того, ни с сего открыл глаза, без причины, словно от толчка. Первой мыслью посетившей мутное со сна сознания явилось "ушла", рука сама собой, будто без команды пошарила по свободной стороне кровати и только почувствовать прохладную мягкость простыней, проснулся окончательно.