Разведчики шли по месту, на котором недавно случился обвал – кругом лежали камни, и им было нелегко, с грузом на плечах, подниматься и спрыгивать с больших валунов, попадавшихся буквально на каждом шагу. Судя по карте, это был длинный перевал, прямой линией тянувшийся на несколько километров: пройти его до обеда из конца в конец не представлялось возможным. Поэтому наши герои, смотря под ноги и изредка по сторонам, думали каждый о своем, практически не разговаривая.

Рыбкин родился в обычной семье. Отец был рабочим на заводе, мать – инженером. Детство Саши прошло точно так же, как и у других детей; жили они не бедно и не богато. Жизнь текла спокойно и без перемен, пока он не встретил ЕЁ.

Это случилось в восьмом классе. В их школу перешла девочка, которая тут же приковала внимание многих его одноклассников. Она была одинаково умна и красива и сразу дала понять, что к ней лучше просто так не лезть – а то еще укусит ненароком. Такой неукротимый характер и привлек к новенькой нашего героя. Она стала его первой и последней любовью.

И какова же была радость Саши, когда девочка ответила ему взаимностью!  Для Рыбкина ОНА была всем – ради НЕЕ он прогуливал уроки и тренировку. Хотя Саша и был неглупым учеником, назвать его прилежным было трудно. Но учителя прощали юному Рыбкину прогулы, зная, что он быстро наверстает упущенное, если возьмется за ум, или если его отругают родители. Нет, Саше не было наплевать на учебу, просто с появлением ЕЕ в его жизни многое поменялось.

Звали ее Катя, она жила с матерью. Когда Рыбкин стал чаще с ней общаться, он понял: Катя вовсе не та «железная леди», которую из себя изображала, а очень общительный человек, готовый помочь в любую минуту. И она искренне любила Рыбкина. Настолько искренне, насколько может любить ребенок. Это Катя унаследовала от своей матери. Та была молчаливой, словно постоянно что-то недоговаривала. Но когда Рыбкин встретил ее в первый раз, то понял – нет на свете добрее человека, чем Катина мама.

Чувство Кати и Саши друг к другу было не банальной школьной влюбленностью, которая встречается здесь и там, и хоть раз бывала у каждого из нас. Оно было таким, о котором  и взрослые могут только мечтать. Когда они начали встречаться, у обоих было такое ощущение, что они созданы друг для друга и знакомы  уже целую жизнь.

Катя с детства мечтала стать медиком – врачом или хотя бы медсестрой. Хотя, наверное, всякий ребенок в мечтах видит себя спасающим другие жизни. Рыбкин же хотел реализовать себя  по-другому – стать военным, а еще лучше – разведчиком. Поэтому после окончания одиннадцати классов Катя поступила в медицинский университет, а Саша – в тогдашнюю высшую школу КГБ. Им пришлось переехать в Москву и снять комнату. Саша из худого мальчика превратился в высокого и стройного юношу, а Катя стала чуть ли не первой красавицей своего университета. Словом, пара была как на подбор, и расстаться они могли разве что по чудовищному стечению обстоятельств, которого, к счастью не произошло. В их жизни было все хорошо, как часто бывает у молодых. Ссорились они редко и  после этого всегда что-то для себя приобретали, а их чувства становились крепче день ото дня.

После окончания Рыбкиным академии, его, как одного из самых перспективных выпускников, отправили туда, где требовались новые способные разведчики – в Чечню. Оттуда Александр вернулся настоящим мужчиной, потому что тяжелые будни, сопряженные с риском для жизни и насилием, могли сделать с человеком все, что угодно: либо закалить его душу, либо оставить его без нее.

Первым после наград и повышений, что заметила Катя, когда Рыбкин вернулся с войны, было то, что он стал курить, причем  выкуривал немало сигарет за день. Но отучить его от этой пагубной привычки не удалось ни Кате, ни его родителям. Александр вернулся с войны не один, а с лучшим другом, коим был Михон. Вскоре Рыбкин женился на Кате и на их свадьбе Михон был свидетелем, а позже стал самым желанным гостем в их доме, сам же он был совершенно одинок.

Расскажем же немного о втором главном герое нашего повествования. Во многом он и в детстве был противоположностью Рыбкину. Михон – сирота, которого еще маленьким, голодным младенцем подбросили к дверям дома малютки. Свидетелей этого не было и все решили, что ребенка бросила нерадивая мать. «Хоть на помойку не выбросила», – говорили няньки, качая головой. Мальчик рос в детдоме, но не был похож на друзей по несчастью. Общий язык с ними он находил довольно трудно, друзей у него было мало, а жить в детском доме  – нелегко. К великому счастью, Михона в возрасте десяти лет усыновила семья военных, которые относились к мальчику, словно к родному сыну, и даже дали ему свою фамилию, так как в доме малютки его нарекли Неизвестным. Казалось, исполнилась главная мечта ребенка, выросшего в детском доме – он обрел настоящую, пусть и неродную семью.

Приемные родители устроили Михона в военное училище еще в одиннадцать лет, поэтому он рос настоящим мужчиной; его с детства готовили пойти по стопам приемного отца. Но, когда Михону исполнилось восемнадцать лет, он с родителями попал в ужасную автокатастрофу. Жив остался только он сам, так как сидел на заднем сиденье. Гибель приемных родителей, успевших стать ему родными, тяжело отразилась на юноше. Ему в наследство досталась квартира и имущество отца, так что дважды сироте не пришлось жить в бедности, но теперь он снова был совсем одинок. Это горе прибавило Михону рвения и он стал учиться еще усерднее. Когда он окончил училище, то, в числе многих молодых людей, был отправлен в Чечню, где и познакомился с новым другом, потеряв весь свой отряд.

Вот так люди с разным прошлым шли в новое, общее будущее, которое находилось на другом конце этого перевала. Рыбкин предполагал, что шли они как раз по пути экспедиции и нужно быть начеку. Пройдя примерно половину пути,  они остановились на привал и молча ели надоевшую тушенку. Первым заговорил Михон:

– Как себя чувствуешь?

– Не легче. Голова трещит, как после вчерашнего. Не нравится мне все это…

– Но мы должны как-то продолжить путь. Что-то мне подсказывает, что мы уже близко.

– Исчезновение экспедиции явно связано с этим странным воздействием на мозг. Вдруг ее члены сошли с ума и двинулись черт знает куда?

– Не выдумывай. Ты же всегда говорил: домыслы только мешают логичному следствию.

– Это так, но всегда надо предугадывать худшее.

И снова Рыбкину не давал покоя вопрос: почему с Михоном все в порядке?

Прошло полчаса и разведчики снова двинулись в путь. Судя по карте, им предстояло преодолеть еще половину этого каньона.

К вечеру, усталые и изможденные,  наши друзья добрались до конца каньона. Он слегка огибался к востоку, а за изгибом горная тропа расширялась в большую площадку, которая была довольно привлекательным местом для ночлега, но необходимо было соблюдать осторожность. Когда Рыбкин и Михон дошли до изгиба, они опустили свои рюкзаки и сели передохнуть.

Тут в нос чуткому Рыбкину ударил едва заметный, но, как всегда, резкий запах пороха.

– Слышишь? – спросил он, шепотом и принюхиваясь. – Здесь стреляли!

– Или что-то взорвали, – ответил ему Михон.

Разведчики взяли в руки автоматы и взвели затворы. Запах пороха не предвещал ничего хорошего. Перед выходом на площадку тропа слегка сужалась, давая превосходное укрытие. Наши двое тут же прильнули к обоим ее краям, с опаской выглядывая в сторону площадки.

Где-то недалеко с уступа посыпались камни, и после этого события развивались с быстротой молнии. К ногам Рыбкина и Михона упала шашка, из которой в воздух тут же хлынул какой-то дурманящий газ. Друзья инстинктивно прижали носы и рты к рукавам, стараясь не дышать. Но зеленый газ быстро проникал к ним в уши и под одежду, а они не могли долго задерживать дыхание. Рыбкин упал первым, подергался в судорогах секунду, после чего потерял сознание. Михон держался дольше, он упал на землю, и его взору предстала необычная картина. С одной стороны площадки двигалась группа бойцов в бронежилетах с химзащитой, которые тут же вскинули оружие к плечам и короткими очередями начали стрелять в другую сторону. Куда целились, он заметить не успел: борясь с дурманом, Михон провалился куда-то в темноту.

Рыбкин очнулся через несколько часов. Кто-то усердно тряс его и повторял по-английски:

– Ну, очнись же ты!!!

Рыбкин пребывал в дремоте, еще не оправившись от действия газа. Открыв еще совсем непослушные глаза, он увидел над собой темноволосого мужчину лет тридцати в неизвестной ему форме. Мужчина, похоже, обрадовался, увидев, что Рыбкин открывает глаза.

– Ты кто такой? – тоже по-английски спросил мужчину Рыбкин.

Мужчина вытащил из кармана удостоверение и сказал:

– Старший лейтенант Маркус Прайс, ФБР. Приятно, познакомиться, майор Рыбкин.

– Ага, уже ознакомились с моими документами. Как же у вас все это быстро делается…

– Профессия, майор… Думаю, вы бы на моем месте поступили точно так же.

– Где я? – растерянным голосом спросил Рыбкин. Он посмотрел направо: там лежал Михон, а рядом с ним сидела, судя по фигуре, женщина в такой же форме, что и Маркус, и приводила Михона в сознание. – Который час?

Маркус ответил, что по местному времени было уже полчаса за полночь. Рыбкин в ответ на это выругался: ведь они уже три часа как должны были отправить рапорт в Центр! О них начнут беспокоиться… Но он побоялся высказывать эти опасения американцу, майор  думал, что операция уже провалена и они в плену.

– Зачем вы нас схватили? Что вам нужно? – задал Рыбкин довольно логичный вопрос, на который получил неожиданный ответ:

– Мы вас не схватили. Вы вполне свободны и вольны делать, что захотите.

Почему-то только теперь Рыбкин заметил, что действительно свободен и попытался сесть. Но это ему не удалось – то ли от усталости, то ли он все еще не оправился от действия неизвестного психотропного газа.

– Лежите пока, мы сейчас принесем вам еды, чтобы вы подкрепились – на вас же лица нет!

«Какой заботливый янки попался», – подумал Рыбкин. Майор огляделся – местность была незнакомая. Только осмотревшись, он понял, что это та самая расчищенная от завалов площадка, к которой они шли целый день. Посмотрев налево, Александр увидел чьи-то вещи, а рядом с ними – свои рюкзаки, которые выглядели совершенно нетронутыми. «Наверняка они их вывернули наизнанку, а потом сделали вид, что и пальцем к ним не прикасались, – опять подумал Рыбкин. – Знаю я их». Хотя американцев он не знал – всего лишь пару раз работал с одной ячейкой мелких шпионов в Москве. Ради этого им с Михоном пришлось овладеть английским языком на высоком уровне.

Рыбкин с трудом сел. Чувствовал он себя плохо и больше всего сейчас хотел оказаться дома. Что-то неизвестное давило ему на мозг с гораздо большей силой, чем раньше. Тут к нему подошел Маркус с откуда-то взявшимся горячим супом.

– Ничего себе, я такой вкусной еды не ел с той поры, как прибыл в это проклятое место, – громко проговорил Рыбкин по-русски, чтобы узнать, слышит ли его Михон. Хотя это был обыкновенный американский суп быстрого приготовления, и ничего особенно вкусного в нем не было.

– Я слышу тебя, Саня. Как себя чувствуешь? Посмотри, какая красивая девушка за мной ухаживает, – отозвался Михон.

Тут девушка, сидевшая рядом с Михоном, развернулась в сторону Рыбкина, и он увидел, что это была стройная блондинка с голубыми глазами. Она встала,  подошла к Прайсу и спросила его тихо, но все же Рыбкин услышал эти слова:

– Объясни ему, как работать со шлемом психической защиты.

– Ох, спасибо, Сара, я совсем об этом забыл…

– Вот что бы ты без меня делал…

Михон внимательно наблюдал за девушкой, которая сразу привлекла его внимание. Она не была похожа на других женщин, работавших в органах госбезопасности США: их досье нередко попадались ему на руки. Сара же была очень красивой,  и казалось, что только вчера надела военную форму, а все предыдущее время работала где-то секретаршей или школьной учительницей. Ведь служба всегда накладывает отпечаток на человека.

Маркус подошел к Рыбкину и громко сказал:

– Я представлю вам членов моей команды. Это сержант Сара Паркер, моя правая рука и наш техник. У того прохода, откуда вы пришли, стоит сержант Брайс Джексон – наш лучший снайпер. А у противоположного конца площадки – сержант Джон Харрисон, медик, и лейтенант Пол Хэкетт, связист. Надеюсь, мы будем работать вместе.

– У нас важная секретная миссия, данными о которой мы не можем ни с кем делиться. – Рыбкин не доверял новым людям, тем более американцам, которые могли выкрасть у них данные или вовсе водить их за нос.

– Во-первых, она уже давно не секретная, – совершенно невозмутимо ответил ему Маркус. – Во-вторых, это очень опасное место, всех загадок которого мы еще не знаем. Здесь на каждом шагу враги.

– А что, если я откажусь от сотрудничества с вами? – спросил Рыбкин,

Маркус ответил ему вполне убедительным тоном:

– Вы погибнете. Если не от пуль неизвестных врагов, то от аномалии этого места, которая без необходимой защиты просто уничтожит ваш мозг, сделав из вас лопочущего, ничего не понимающего идиота, который, в конце концов, умрет тут от голода, так как у него не хватит ума даже выбраться отсюда.

Ответ Маркуса поверг наших друзей в шок, из которого они вышли не скоро. Рыбкин начинал переосмысливать все, что с ним здесь происходило. Михон же понял, в кого стреляли американцы перед тем, как он «вырубился». Непростой выбор встал перед майором: довериться американцам или плюнуть на них и идти своей дорогой. Но дорога была всего одна, и наверняка, им еще придется пересечься с Прайсом. Главное было не это, а то, что Рыбкин скажет Центру – нужно было выходить на связь. Ответственность за выбор лежала на нем, к тому же  – у него сильно болела голова, что тоже мешало принять решение.

Тут к нему подошел Маркус с каким-то непонятным шлемом черного цвета,  и сказал:

– Поднимите голову, майор. Сейчас вам станет легче, – с этими словами он надел шлем на голову Рыбкина, надежно закрепив его в районе шеи.

Шлем оказался не твердым, как думал Рыбкин, а эластичным и плотно прилегал к голове. Майор тут же ощутил, что давление на мозг прекратилось. Первый раз за столько дней он чувствовал себя хорошо.

Сара же надела точно такой же шлем на голову Михону – для профилактики. Потом они отошли вместе с Маркусом так далеко, что наши друзья не могли их слышать.

– Похоже, Кириллов – как раз тот, о ком говорил Сириус, – тихо сказала она Маркусу. – Он невосприимчив к вредоносному излучению. Надеюсь, нам удастся им помочь, завоевать их доверие…

VIII. Загадка

– Если вы все о нас знаете, может быть, скажете нам цель своего пребывания здесь? – спросил Рыбкин у Маркуса.

– Как ни странно, наша цель – вы. Нас послали сюда, чтобы обезопасить вашу операцию и предостеречь вас.

– Нас? Так вам было известно все и сразу?

– Наша разведка работает не хуже вашей, – сказал Маркус и улыбнулся. Он явно был доволен впечатлением, произведенным на Рыбкина его словами.

Перспектива сойти с ума майора совсем не радовала. Но и сотрудничать с агентами США ему не хотелось. Рыбкин встал, спокойно подошел к своему рюкзаку, вынул оттуда пачку сигарет, потом сел и закурил. Все остальные наблюдали за этим молча. «Во-первых, если бы им надо было от нас избавиться, то они бы нас убили, когда мы были в отключке. Значит, им что-то от нас нужно. В слова Маркуса я не верю – отправляться в такое богом забытое место, чтобы спасти пару человек, к тому же российских агентов? Что за чушь! Во-вторых, фактически, они нас спасли от неизвестных врагов. Кстати, они же в кого-то стреляли, значит, должны быть и трупы!» Вопрос этот лежал на поверхности, но пришел в голову Рыбкину только сейчас.

Тут Маркус прервал молчание и сказал:

– Давайте будем называть друг друга по имени, – он, видимо, считал вопрос об их сотрудничестве решенным. – Вы меня будете называть Маркус, а я вас – Алекс и Майкл. Идет?

– Меня забавляет ваша непосредственность и фамильярность, Маркус. Все вы, американцы, такие, – ответил Рыбкин с нескрываемой иронией.

– Ну, простите, если чем-то вас обидел, Алекс.

– Без проблем. Я бы хотел кое-что прояснить. Вы тут, похоже, в кого-то стреляли после того, как нас отрубило. Кто эти люди?

Маркус задумчиво прошел два шага, потом вернулся обратно и сказал:

– Мы здесь уже пять дней. Однажды мы увидели двух человек, стоявших на месте и практически не двигавшихся. В руках у них были автоматы, одеты они были в необычные бронекостюмы. То, что нас удивило больше всего – они стояли, не глядя друг на друга и не разговаривая, как роботы. Лица их были скрыты масками с респираторами, и мы не могли их разглядеть. Когда мы подошли к ним метров на десять, они вдруг живо встрепенулись и… начали в нас стрелять. Чудом всем нам удалось выжить. Оказалось, что обезвредить их очень трудно, и единственный способ сделать это – убийство. Но самое интересное, что попадание по всем частям тела, кроме головы, ни к чему не приводит – эти люди продолжают стрелять даже с простреленной рукой или ногой. Более того, попытки их захватить чреваты пагубными последствиями: их тела попросту взрываются с силой  примерно в сто граммов тротила. Мне продолжить, или вы сами нарисуете картину поля боя, Алекс?

Рыбкин был потрясен еще больше. Эта ночь вообще была ночью потрясений, от которых у него пухла голова.

– А показать их нам вы можете? – спросил Михон.

– Мы уже похоронили их недалеко отсюда, и у нас нет никакого желания раскапывать могилы. К тому же, там смотреть не на что. Единственное, что мы могли исследовать – это их униформа, и она изготовлена из особого материала по неизвестной технологии. В общем, загадок тут масса, и я думаю, если вы к нам присоединитесь, разгадка ждет где-то рядом. Свяжитесь со своим начальством и ложитесь спать. – Маркус немного помолчал, а потом добавил, как будто что-то вспомнил. – Кстати, у меня для вас новость. В километре отсюда мы нашли искомую вами научную экспедицию. Все ее участники, включая охрану, мертвы. Вот фотографии.

Маркус передал Рыбкину цифровую камеру, и тот стал перебирать снимки. Все люди, а их было пятнадцать человек, лежали мертвые в разных позах – кто-то спал на лежаках, кто-то просто лежал на земле, раскинув руки.

– Судя по всему, они не были убиты из оружия. Скорее всего – умерли от воздействия на нервную систему местного… излучения, поля. Не знаю, как это назвать.

Рыбкин стал понимать: здесь надо держаться вместе, иначе можно кончить так же, как и экспедиция.

– Мы согласны. У нас нет выбора, вдвоем тут не выживешь, – Рыбкин посмотрел в сторону друга, который кивнул головой в знак согласия. – Нужно послать в Центр информацию, они там ждут нас уже три часа.

Рыбкин и Михон повторили на глазах американцев старую процедуру – развернули свою «тарелку», настроили ее на спутник и включили ноутбук. Рыбкин вышел на сеанс связи с Центром, который представлял собой обычную видеоконференцию, только в защищенном режиме. Рыбкину и Михону пришлось надеть наушники, чтобы переговоры не слышали американцы, которым они по-прежнему не доверяли. Сейчас перед Рыбкиным встал выбор – говорить об американцах или нет. С одной стороны, он им не доверял и не намерен был скрывать от руководства то, что рано или поздно станет явным. С другой стороны, у Маркуса и его людей была здесь какая-то важная цель, и их раскрытие могло ей помешать. Но все же Рыбкин не решился лгать Центру – это могло обернуться для него не очень хорошо.

На экране появилось лицо связиста с заспанными глазами, который сразу же встал и позвал кого-то из другого помещения. К камере подошел мужчина средних лет. Это был полковник Громов, человек, державший под своим контролем операцию наших друзей. Но увидеть его на сеансе связи было очень странно – это означало какое-то чрезвычайное происшествие. Хотя, отсутствие рапорта вполне могло заставить Громова выяснить причину этой задержки. И вот Рыбкину пришлось отчитываться не вечно сонливому связисту Соколову, а самому полковнику Громову, который три шкуры с него спустит, заподозрив что-то неладное…

– Здравия желаю, товарищ полковник, – сказал Рыбкин и получил ожидаемый ответ, а точнее вопрос:

– Прием, майор. Почему вы так долго не выходили на связь?

– У нас возникли проблемы, и есть важные новости. Во-первых, на нас совершено нападение неизвестной группой лиц, которые пытались или захватить, или убить нас. Во-вторых, неизвестно, что бы с нами стало, если не оказавшиеся рядом агенты американских спецслужб…

Громов шевельнул бровями и спросил:

– Каких еще спецслужб? Они знали о вашем местонахождении? Это же секретная операция! Что, если они причастны к исчезновению наших граждан? Вы обязаны проследить за ними. Надеюсь, что вы не сообщили им никаких секретных данных?

Рыбкин и Михон были слегка удивлены таким шквалом вопросов и требований, посыпавшихся от полковника, как из рога изобилия. Рыбкин слегка крякнул и сказал:

– Мы, естественно, не склонны всецело им доверять, но они спасли нам жизнь. Неизвестные враги обезвредили нас газовой гранатой…

– Последнее, что я видел перед тем, как упасть в обморок – это то, как американцы стреляли по тем, кто кинул гранату, – вставил Михон. – Они явно не заодно с нападавшими. У них есть свое задание, но откуда-то они знают о нашем присутствии здесь. ФБР и ЦРУ явно обладают разведданными о нас…

Громов все это время молчал. Он, видимо, что-то обдумывал, а потом согласно кивнул головой. От внимательного взора Рыбкина этот жест не ушел, но он сделал вид, что его не заметил.

– Мне все понятно. Сообщите нам фамилию их командира, я пробью по нашей базе их досье и смогу выяснить возможные намерения, – спросил Громов.

Рыбкин невольно посмотрел на Маркуса. Он выглядел честным человеком и, возможно, не врал о своем задании. Вопрос о доверии иностранным агентам оставался открытым: «Время покажет», – подумал Рыбкин. Сара в этот момент посмотрела на него. Она неплохо понимала по-русски и догадывалась, что за ответ от него потребовали. Рыбкин оторвался от размышлений и обратился к Громову, предварительно посмотрев на Михона:

– Командир отряда – старший лейтенант Маркус Прайс, – после слов Рыбкина Сара повернулась к Маркусу и тихо ему шепнула:

– Они сообщили начальству твое имя, Маркус. Надеюсь, все пройдет гладко, и там поймут, кто мы и что мы здесь делаем…