Грязная, узкая улица, зажатая между основаниями огромных небоскрёбов, опущенная ниже основного уровня города, и сама по себе была жалким зрелищем. А голодные, осунувшиеся существа, жавшиеся по углам, ковыляющие куда-то из последних сил, придавали ей вид совершенно затрапезный. Мелкий, противный дождь довершал картину. Пожалуй, даже улицы Омеги выглядят более цивилизованно. Какой бы могущественной ни была держава, всегда отыщутся подобные трущобы. Пусть их крайне мало, пусть никто их не замечает, а многие считают, что такого убожества давно не существует, но попав сюда, сразу понимаешь, что твоя судьба всяко лучше, чем у этих бедняков, среди которых были представители самых разных рас.

Господи, что я вообще здесь делаю? Шедший впереди боец десантной команды корабля грубо расталкивал попрошаек, а иногда приходилось даже добавить кому-то особенно непонятливому прикладом штурмовой винтовки. Никогда не знаешь, чего можно ожидать от местных обитателей, поэтому оружие было отнюдь не лишним. Но даже грозный солдат не мог оказать должного воздействия. Руки, множество рук, липких, грязных, худых, тянулись ко мне со всех сторон, стоял гомон. Каждый чего-то просил. Чаще всего — подаяния, реже это были мольбы, но я даже не пытался вникать в их смысл. Я здесь не за этим.

Угрюмо созерцая головной гребень десантника, я старался не смотреть по сторонам, чтобы не дать слабины. Лица, изуродованные болезнями, драками, голодом, могли у кого угодно вызвать жалость. Ещё чуть-чуть и я не сдержусь. Стану раздавать деньги, или ещё что-нибудь... Но всё равно я никогда не смогу помочь им. Мои деньги будут моментально пропиты, проедены, истрачены и местные продолжат влачить своё жалкое существование. Милосерднее будет приказать расстрелять их всех... Нет, гнать надо подобные мысли.

Но картина, открывшаяся мне за очередным поворотом, заставила застыть на месте. Мёртвое тело азари лежало возле стены, в неглубокой канавке, куда она забилась в последние минуты жизни. Умерла женщина не так давно, похоже, чуть больше четырёх часов тому назад. Но тела тех, кого эти трущобы доконали окончательно, попадались и раньше, главным была не это, а ребёнок. Крошечная азари, которой не было и полугода от роду, была завёрнута в остатки одежды своей матери и жалобно хныкала, продолжая обнимать уже остывшее тело, жаться к нему. Она не понимала, почему мама уже не обнимет её и не накормит. А два нищих ворка, примостившихся неподалёку, жадно поглядывали на азари, о чём-то тихо шепчась и облизываясь.

Чувствуя, как горлу подступает тугой комок, я с силой сжал челюсти и попытался отвернуться, но мышцы шеи будто онемели, они не желали слушаться хозяина.

— Командир? — почувствовав лёгкое прикосновение к плечу, я вздрогнул и всё-таки смог отвести взгляд от чудовищной картины. Сопровождающий меня десантник не понимал, почему случилась задержка, он не видел мёртвую азари, всё его внимание было поглощено попрошайками.

Что я могу с этим сделать? Я не в состоянии помогать им, и времени в нашем распоряжении крайне мало. Усилием воли я помотал головой и сделал десантнику жест, приказывающий двигаться дальше. Надвинув капюшон поглубже и почувствовав, как плотная ткан упёрлась в головной гребень, я поспешил следом за солдатом.

Вот, наконец, и цель нашего визита сюда — обшарпанная дверь и тусклая неоновая вывеска над ней: Бар «Прибежище». У заведений в подобных трущобах бывают названия? Весьма неожиданно, если учесть, что это помещение было ничем иным, как местной пивнушкой и столовой. Жители, похоже, питались только здесь и тут же напивались. Счастливчик, который сумел открыть это заведение, быстро заработал денег и смог подняться чуть-чуть выше по социальной лестнице, по инерции содержа «бар».

С чудовищным скрежетом двери разъехались в стороны, открывая взору довольно просторный, плохо освещённый, грязный зал, наполненный каким-то подобием столиков. В дальнем конце виднелась длинная барная стойка. От посетителей было не протолкнуться, видимо, местные всё-таки периодически разживались какими-то средствами, позволявшими им дальше жить, если это слово применимо к существованию здесь. Одно хорошо — поглощая еду, которую я никогда не осмелился бы даже взять в руки, посетители, в отличие от попрошаек, не обращали на нас никакого внимания. Двинувшись к барной стойке вслед за подчинённым, я почувствовал, что ноги слегка прилипают к полу. Его не мыли, похоже, уже лет десять... Смесь разных органических выделений, кусочков еды, жидкостей — вот чем был покрыт пол. Надо будет потом хорошенько вычистить обувь.

Добравшись вдоль стены до барной стойки, я сразу увидел того, за кем мы сюда пришли. Мой заместитель, форз-офицер (турианский аналог капитан-лейтенанта; прим. автора) Ворус, дремал, забравшись на высокий стул и положив голову на сложенные руки. И как этого идиота вообще сюда занесло?! Подумать только, с его-то приличным заработком, оказаться в трущобах... Впрочем, от такого, как он, можно ожидать всего. Ворус служил на корабле не больше трёх месяцев и в первую треть этого срока казался отличным офицером. Говорили, что и раньше он работал очень даже неплохо, а звание получил отнюдь не за пьянки.

Но с ним что-то случилось два месяца назад. После того, как Ворус получил известие о том, что вся его семья погибла в аварии — столкновении двух челноков возле Цитадели — он стал абсолютно другим. Какая-то иная личность, совершенно непохожая на прежнего примерного офицера. Нет, разумеется, я понимаю его горе, но такого никогда раньше не видел. Он стал грубым, неопрятным, озлобленным на весь мир. Начал пить. Каждое увольнение, каждый сход с корабля в колонию — запой, драки, ругань, скандалы. Я терпел это долго, думал он справится, перебесится, но я не понимал всего до конца.

Прежнего Воруса больше не существовало. Он умер, зато родился другой, абсолютно непохожий. Таких турианцев почти нет. Мы можем быть бандитами, наркоторговцами, наёмниками, маньяками, но никогда, ни разу в своей жизни, я не видел, чтобы турианец постепенно опускался до такой степени и становился натуральным быдлом. Ворус позволял себе вообще всё что угодно! Он мог явиться на вахту пьяным, мог подраться с кем-то из экипажа, нахамить даже мне, командиру корабля, не исполнить приказ. Если бы я не жалел его, то давно написал бы рапорт на его увольнение. И, похоже, момент, когда я это всё-таки сделаю, скоро настанет.

Вот уже три дня, как тяжёлый крейсер «Кабран», находящийся под моим командованием, пребывал на профилактическом ремонте в орбитальных верфях. Ничего важного — полная диагностика и замена пары узлов в двигателях. В общем-то, ремонт уже завершился, и вся команда, отпущенная в увольнение, должна была к завтрашнему полудню явиться в космопорт этого города, столицы планеты. Но новые обстоятельства внесли свои коррективы. Приказ от командира нашей эскадры предписывал немедленно привести «Кабран» в боевую готовность и присоединиться к остальной группе. Назревала срочная и очень ответственная операция. Однако, пока не ясно против кого. Кто мог осмелиться нанести удар Турианской Иерархии? А из текста приказа становилось ясно, что напали именно на НАШУ патрульную группу.

Команда была в срочном порядке созвана и отправлена в космопорт, вот только моего заместителя, первого помощника, нигде не было видно. Он не явился. Казалось бы — что тут трудного: зафиксировать местоположение через его инструментрон и отправить одного из помощников на поиски, но проблема в том, что Ворус больше не воспринимал никого кроме меня. Он мог спокойно послать по интересному адресу кого угодно и только мне ещё худо-бедно подчинялся. Нет, я точно буду писать рапорт!
Местонахождение-то мы вычислили, а вот отправляться и возвращать пропащего пришлось мне, что и было сделано. Я, прихватив с собой бойца из десантной команды крейсера, отправился в трущобы...

Я шагнул к Ворусу и, при виде меня, мелкий карманник, потихоньку пристроившийся к форз-офицеру сбоку и тянущий грязную ручонку к его карману, мигом ретировался. Жестом велев заткнуться бармену, который подобострастно поинтересовался: «Что желают господа военные?», — я потряс за плечо заместителя, но это не помогло. Совместными усилиями мы с десантником, растолкали Воруса, но тот, похоже, даже не понимал кто он такой и где находится. Да форз-офицер, видимо напивался постепенно, начав с заведений вполне приличных, постепенно теряя чувство ориентации и здравого смысла, в конце-концов добрался до этого «бара». С отвращением я осматривал его: форма замызгана, запачкана остатками еды и напитков, фуражка потеряна, издалека несёт смесью алкоголя и какой-то кислятины.
Раздражённо наморщив нос, я сказал:

— Пирагит (турианский аналог сержанта; прим. автора) Гирт, вколите ему вытрезвитель.

Тот понимающе кивнул и, достав из полевой аптечки, входящей в стандартную экипировку, инъектор, зарядил в него ампулу с ярко-красной жидкостью. С характерным щелчком препарат, использующийся для того, чтобы приводить раненых в чувство, впрыснулся в кровь Воруса. На организм беспросветно пьяного форз-офицера это оказало несколько иное воздействие. Всё его тело скрутило судорогой, да такой, что мы с Гиртом едва успели уклониться от потока, излившегося изо рта Воруса. Всё содержимое его желудка оказалось на соседнем стуле, моментально пропитав ободранную ткань сидения, а также частично окатило саму барную стойку. Батарианец-бармен уже открыл, было, рот, чтобы возмутиться, но, покосившись на штурмовую винтовку Гирта, предпочёл просто отойти подальше.

Мельком взглянув на бутылку, которая стояла перед Ворусом, я убедился, что мой заместитель употреблял то, что никак не могло предназначаться для турианского организма. Да и откуда здесь взяться нормальной, приемлемой для нас пище? Удивительно, что форз-офицер ещё не катался по полу с ужасными болями в животе. Он пил батарианский эль! Точнее, некую подделку похожую на эль...

Наблюдая, как Ворус пытается отдышаться, я задумчиво поглаживал свою правую челюстную пластину, эта привычка у меня ещё с военного училища. Обычно успокаивает, но сейчас я пребывал под очень сильным впечатлением от увиденного в трущобах, да и сам Ворус вызывал мощнейший приступ отвращения.
Наконец, мой заместитель немного пришёл в себя. Он заслонил лицо рукой, будто ему в глаза бил яркий свет, хотя в «баре» царила полутьма:

— О, эт-т-т-то ты, Вакариан? — пробормотал он. — Чего надо?

— Для начала, — начал заводиться я. — Смени тон и вспомни, кто твой командир, форз-офицер!

— Да брось, ну что ты как неродной? — похоже, что Ворус не совсем протрезвел. — К чему весь этот официоз? — он попытался снова сесть обратно на стул, но не преуспел и вынужден был опереться локтем о барную стойку. Челюстные пластины стоявшего передо мной турианца беспрестанно дёргались, предавая ему какой-то сумасшедший вид. — Садись, давай выпьем! Посмотри, какое уютное место... — да он не просто плохо протрезвел, он до сих пор не соображал, что оказался в трущобах. — Я угощаю!

Тут же, рядом возник бармен, но, наткнувшись на мой, не предвещающий ничего хорошего взгляд, батарианец благоразумно вернулся к извечному занятию любого представителя его профессии — пачканью стаканов грязной тряпкой.

— Значит так, — я не собирался кричать на него, мой голос был спокоен и наполнен только командирской жёсткостью. — Если ты сейчас же не приведёшь себя в порядок и не доложишь по форме о том, какого чёрта ты делаешь в этой дыре, — при этих словах, бармен недовольно покосился на меня, будто бы этот «бар» был элитным заведением. — То я отдам приказ, и тебя пинком отправят на корабль. А там просидишь до особого распоряжения под арестом.

— Командир, ты, варрен бы тебя побрал, не угрожай тут! — Ворус до сих пор упорно не хотел замечать, где находится. — Сейчас я в увольнении и ты не можешь никуда меня тащить. Это моё личное, врем-м-м-мя... — он начал медленно оседать на пол, цепляясь из последних сил за спинку стула.

— Молчать, — я холодно прервал его, внешне оставаясь спокойным, но перед глазами то и дело вставал образ мёртвой азари. — Поступил приказ — «Кабран» должен немедленно присоединиться к эскадре. И ты, если бы не напился, как животное, уже давно увидел сообщение об этом на своём инструментроне.

— Д-д-д-дааааа? — удивился снова сидящий на полу Ворус. Он включил инструментрон и после нескольких попыток, открыл список входящих. — И правда, хех, — заместитель кое-как встал и бросил мне через плечо. — Погоди-ка, мне надо ещё выпить, — после чего громко объявил на весь «бар». — Эй, всем выпивки за мой счёт! Давайте, пока я щедрый.

На нищих, наполняющих помещение, эти слова подействовали магически. Дармовщина им перепадала нечасто. Они потянулись было к барной стойке, но пирагит Гирт преградил им дорогу, недвусмысленно подняв штурмовую винтовку стволом вверх.

На меня короткая речь заместителя тоже произвела определённый эффект, надломив ту преграду, которая сдерживала ярость. Резко развернув Воруса к себе, я прошипел ему в лицо: «Можешь считать, что твоя военная карьера закончена», — после чего со всего размаху ударил его в челюсть, да так, что форз-офицер, успевший только удивлённо выпучить глаза, отправился в короткий полёт, снеся по пути несколько стульев и протерев лицом барную стойку от собственной рвоты.

Недооценил я всё-таки нищий сброд, питавшийся здесь. Они настолько редко получали что-то даром, без выпрашиваний, унижений и тяжкого труда, что Ворус моментально стал для них благодетелем. А я, только что так сурово обошедшийся с ним, тут же превратился для отчаявшихся бедняков во врага номер один. Они всем скопом бросились в атаку на нас с Гиртом, который не решился стрелять в гражданских. Он успел лишь дать очередь в потолок, что не испугало нападавших, и теперь отбивался прикладом. Разумеется, он легко уложил бы в рукопашной и с десяток этих бродяг, но такой оравы было много даже для десантника. Пятнадцать ворка (откуда на нашей планете вообще взялись эти уродцы? Я ворка не видел больше нигде кроме улиц Омеги) облепили пирагита со всех сторон, а парочка батарианцев попыталась отобрать штурмовую винтовку.

Ну что же... Хотите драки? Вы её получите. Одной рукой я выхватил свой табельный пистолет фирмы «Армакс-Арсенал», а ладонь другой сжал в кулак, сконцентрировавшись. Когда первые бродяги почти добежали до меня, я успел собрать достаточно сил. Всё тело вспыхнуло синей аурой, и, выбросив вперёд раскрытую ладонь, я послал в них мощную биотическую волну, отбрасывая назад, смешивая в кучу, ломая конечности, выдавливая из глоток удивлённые и полные боли крики. Другие нападавшие застыли, как вкопанные, позволив Гирту освободиться и прострелить батарианцам ноги. Те рухнули, взвыв.
Одна азари, вся в обносках, похоже, успела не до конца угробить свои биотические способности попойками. Издав воинственный клич, она попыталась применить что-то вроде деформации, но я, взмахнув рукой, отбросил её в дальний угол, откуда, вскоре, послышались отборные ругательства. Обернувшись, я обнаружил, что бармен, приготовившийся накинуть мне на шею удавку, тоже в испуге не может пошевелиться.
Да-да, ребятки, вы не ожидали, что турианец применит биотику, не так ли? Среди нас почти нет тех, кто способен управлять полями тёмной энергии, но иногда, такое случается.
Гирт тем временем, держа нищих на прицеле, попятился ко мне:

— Что делать, командир?

— Бери этого придурка за шиворот и тащи к выходу, — велел я, имея в виду Воруса. Пирагит еле заметно кивнул и, положив штурмовую винтовку на сгиб локтя, ухватил за предплечье форз-офицера, пребывающего в полуобморочном состоянии, и начал вдоль стенки двигаться к двери. Я, стараясь держать бармена в поле зрения, двинулся следом, поддерживая биотику, чтобы устрашающая синяя аура не гасла. Обитатели трущоб, в глаза которых читались страх, злость и отчаяние, нехотя отступили к другой стене, позволив нам выйти на улицу.

Дождь, успевший за это время превратится в ливень, нещадно захлестал по нашим головам и плечам. Накинув капюшон форменной куртки, я подхватил Воруса под другую руку, не убирая пистолета, и мы спешно направились к ближайшей стоянке аэротакси, где ожидал транспорт, предоставленный комендантом космопорта.

Подумать только, на наших планетах, мирах Турианской Иерархии, существуют такие места, которые ничем не отличаются от Омеги - рассадника нищеты, голода и преступности! Нам, в своём собственном мире, пришлось только что оружием призвать гражданских к повиновению!

Слава духам, хоть улица стала свободнее. Никому из нищих не хотелось торчать под ливнем, а потому все, кто ещё мог ходить, расползлись по подвалам, ночлежкам и тесным квартирам, больше похожим на норы. Потоки воды, устремившиеся вниз по улице, были буквально чёрны от грязи, словно топливо для истребителей.
Мёртвой азари и её крохотной дочери, уже не было на месте. И о том, что с ними стало, даже думать не хотелось, учитывая виденных мною неподалёку, голодных ворка.

Надо будет обязательно сообщить службе правопорядка о том, что здесь происходит. Или они уже знают? Нет, не могут же они оставлять всё, как есть? Ведь это не Батарианская Гегемония, в конце концов!
К счастью, куцая улица трущоб закончилась. Поднявшись на несколько пролётов вверх, мы оказались в таком привычном, дышащем дисциплиной, порядком, чистотой и образцовостью городе Турианской Иерархии. Как будто попали в другой мир. Я, наконец-то, повесил пистолет на пояс, а пирагит Гирт убрал автоматически сложившуюся в походное состояние штурмовую винтовку на спину. Мы позволили себе двухминутную молчаливую передышку.

— Ну, всё, двигаемся дальше, а то нас уже транспорт заждался, — приказал я, после чего снова подхватил Воруса под левую руку, а Гирт — под правую. Форз-офицер от новой встряски и стекающих по лицу капель дождя, очнулся и начал что-то бормотать, еле перебирая ногами. До чего же он допился! Позор для любого турианца. Собственный командир вынужден тащить его, невменяемого, из захудалого бара, да ещё и предварительно начистив морду... Если эта операция срочная, вряд ли мне удастся так скоро избавится от Воруса, но после её выполнения он может попрощаться со службой в армии. Жалко только офицера, который рекомендовал его на эту должность, когда Ворус ещё был нормальным, ведь достанется бедняге. Но терпеть подобное быдло на месте своего заместителя я больше не намерен.
Ну, вот и транспорт — просторный, шестиместный аэромобиль тёмно-зелёного цвета, припаркованный на стоянке такси. Водитель, завидев нас, выбрался из салона наружу.

— Что случилось? — парень потрясённо смотрел на представшую его глазам картину, медленно проводя рукой по головному гребню. И как мы выглядим перед ним? Мокрый насквозь форз-офицер в совершенно затрапезном виде, с кровью на лицевых пластинах, которого волокут под руки помятый десантник и разозлённый кирд (кирд-офицер — турианский аналог майора; прим. автора). — Нужна помощь?

— Да, откройте дверь!

Водитель распахнул дверцу пассажирского салона и мы с Гиртом забросили Воруса на два задних сидения, не особенно беспокоясь о комфорте. После чего, сами устроились на передних местах. Я облегчённо откинулся на спинку кресла и снял мокрый снаружи капюшон.

— В космопорт, — велел я водителю, который уже успел сесть за панель управления.

— Будет сделано, — парень покосился на пирагита, который пытался на ощупь определить повреждения, которые ворка нанесли его лицу, и спросил. — Кирд-офицер Вакариан, что же всё-таки случилось? — аэромобиль поднялся в воздух и, понёсся, набирая высоту, в сторону окраины города, где находились башни космопорта.

— Лучше тебе не знать, — отмахнулся я и начал глядеть в окно, пытаясь отрешиться от всего и забыть увиденное в трущобах.

Аэромобиль влился в общий транспортный поток и мимо замелькали другие машины, неоновые вывески рекламы, светящиеся окна, оставляя отражения на стекле, успокаивая своей бессмысленностью и даря иллюзию благополучия во всё мире. Но я-то знаю... Так, стоп! Хватит думать об этом! Бедность в галактике была, есть и будет всегда, это закон жизни. Без нищих не бывает богатых и наоборот. Может быть, это недостаток, но исправить его не дано мне, Арму Вакариану, простому офицеру военно-космического флота Турианской Иерархии.