Максу-то я отсосал. А вот как с собой быть, потом пол-обеда мучился и изводился: хоть под столом себе дрочи. Улыбался ему, слушая его, на автопилоте включенном отвечал даже что-то, а перед глазами все плыло, в ушах барабанный бой, а в штанах так вообще пожар такой, что аж ширинка давит. И все мысли упорно сводятся к капельке пота на его виске, запахе на языке, искусанных губах.
Вроде, о родственниках и друзьях говорили. О том, кто какой бизнес новый окучивает, кто с кем постельную гимнастику крутит, а кто мимо бабла наследного пролетел. Еще что-то, не помню уже, да и не важно. Я языком мел, как помелом, чтобы только напряг снять. Да куда уж там. Вроде только легче станет, отпускать начнет, так нет — эта сука что-нибудь такое отожжет, что хоть вой.
Также, словно, как сквозь пелену, кольцо я у него увидел на руке, пока он двузубой вилкой в тарелке орудовал. На правой, на безымянном. Так-то Макс все руку больше спрятать пытался и мне в глаза не смотрел. Странное дело — вроде обручалка, а вроде и нет. Белое с желтым золото, из трех звеньев. Широкое. Почти в два сантиметра толщиной. И надпись по краю «BVLGARI».
Все правильно, блять. По ходу, последняя свадебная коллекция в стиле унисексик. Неужели сукин сын и вправду женился? Сейчас спрошу, скажет «да», и меня накроет. Нет уж, не надо нам этих радостей. В конце концов, там, по ходу бревна, династический брак с объединением капитальцев семейных и карьеркой неплохой в перспективе где-нибудь вице-президентом банка или холдинга отца супружницы. А жена наша уже рогами потолок задевает, не девушка в Максиной тачке корячилась несколько часов назад. Вип-супругу он бы в салоне не отважился метелить, как Тузик Жучку. Значит, и у меня шансы есть. Такие же, как у того парниши. Тем более что полдела отсосано в прямом смысле этого слова. Да так отсосано, что у меня кровь уже во всех неположенных местах воем орет, ожидая такой привычной и долгожданной плоти этого «женатика» внезапного.
Знал я еще, что Максу свое возбуждение показывать нельзя. Ждет же только этого. Чтоб я сам себя его трахнуть попросил, а по точняку умолял. Чувствовал же, что со мной.
Сам-то лоснился, сука, как кот, сметаны обожравшийся, да вдобавок сосиски из холодильника стыривший. Я аж напрягся косвенно немного — давно его таким довольным от простого минета не видел.
Потом Макс снова свою фирменную сладенькую улыбочку включил. Сжалился надо мной, наконец. Подозвал официанта опять — десерт нам заказал, давая мне паузу.
До туалета, в общем, я летел, как на уходящий поезд в Дальние Ебеня. Закрылся там, в кабинке, спустил брюки, начал себе жестко кулаком дрочить. Стою, по члену наяриваю, и вдруг понимаю отчетливо, что у меня мысли не только о Максе, но еще и о том Стриптизере. И сам не знаю, о ком больше думаю. Ну, кто такое блядство придумал: чтоб в клозете музыку включать, и как назло ту самую, под которую он номер танцевал. Ну, все, теперь у меня стоит так, что косяки задевает. Одним разом на сегодня точно не обойдется. Макс обломает — помчусь в клуб того танцовщика вытаскивать. Вот же завел в прошлый раз, сука такая, до горячки завел. Может он, конечно, охране меня потом и слил. Только папашкины кредитки платиновые свое дело сделают, а дальше все вопрос техники, тем более что он сам вроде как тогда не против... был.
Выхожу из кабинки. Воды в лицо ледяной плескаю, чтобы в порядок себя минимально привести.
Возвращаюсь обратно в зал.
И новая картина маслом, в общем и целом довольно ожидаемая.
За нашим столиком сидит еще один парниша и мой десерт лопает. Макс у нас, как всегда, подметки на ходу рвет. На ревность опять решил пробить. Улыбаюсь теперь сам похабненько — плохо он в этот раз кандидатурку подобрал. Не его типаж — уж я-то вкус братика в мужиках хорошо знаю.
Скромненький парнишка, не прокаченный, не холеный. Мордень никакая, хоть и жопа кругловатая в наличии. Но из всех прелестей — только глаза огромные карие с девчачьими таким ресницами кверху задранными, что на фоне светлых волос очень так пикантно выглядит.
И губы подозрительно красные и распухшие. Как будто несколько часов назад кувыркался. И смотрит, главное на Макса, спокойно так, как будто просто взглядом обнимает, а не оттрахать, как все, хочет. Смотри, сейчас, гляделки не сломай. Молчат оба. Потому что и Макс на него тоже пялится, и тоже, сученок, нежно так, без намеков на анальные интересы.
Отставляю стул. Сажусь под их общим молчанием.

— Братик, ну с тобой прямо сходить подрочить уже нельзя, — мягко выдыхаю. Беру из пачки со стола сигарету — ментоловую, курю иногда для понтов такие, и начинаю ее в пальцах правой на автомате вертеть. Левой звучно щелкаю у них перед носами, — алле, гараж.

Сцены семейных разборок устраивать в таком ресторане не комильфо, но на место Макса поставить тоже надо. Совсем оборзел, у меня на глазах творит такое.

Макс приходит в себя первым. Смотрит на меня мутными, влюбленными глазами, только, млять, не в меня и... кладет на скатерти правую руку на руку парнишки. Замечаю, что у того тоже кольцо. Такое же, как у Макса.
Дальше только слова падают на макушку, как камни. Медленно связываю с трудом их общий смысл:
— Жан. Я давно хотел тебя познакомить. Это Дэн. Месяц назад мы в Америке обменялись кольцами. Я. Наконец. Встретил. Своего. Единственного. И. Любимого. Человека. Чего. И. Тебе. Желаю
Кольцами они обменялись. Стоп. Стоп. Стоп.
Сигарета сама ломается в пальцах. На белоснежную скатерть падает стружка коричневого мелко нарезанного табака.
Любит? Единственный? Ничего, что я ему пять минут назад член сосал, а он сам меня на него рукой за волосы насаживал до глотки? Нахуй, что ли, что все эти годы я его ждал, старался стать таким, чтоб он мной гордился?
Как он мог свободу свою, которую до безумия любит, и всех своих «солнышек» холеных и богатых на это уебище унылое променять? Как, объясните мне? Черт. Психую, потому, что больно до неверия. Сука такая. Понимает же все наверняка, но так на него смотрит, что у меня сердце перестает биться
Да я даже в жизни не мечтал, чтоб он мне кольцо предложил.

Сухо улыбаюсь, даже не запоминая черты мальчонки. Не до мести — слишком больно мне эта сука сделала. Встаю со стула, звучно отодвигая его назад, достаю бумажник, кладу на стол три сотни баксов. На братишку тоже не смотрю. Знаю, что как побитая, но не оттраханая уличная сука сейчас выгляжу. Текущая, жалкая, много раз щенная, сука с огромными колтунами.
О как. Как будто и не хотят друг друга, только нежно пялятся.
— Рад за вас, — еле разлепляю сухие губы, рвется нижняя, трескаясь до привкуса крови. И быстро, стараясь только, чтобы шаг не выглядел суетливым, иду к двери. Это светловолосое солнышко что-то лопочет и Макс хохочет на весь зал. В зеркальной арке, уже натягивая пальто, вижу, как он его по руке треплет, нежно так, очаровательно и непривычно улыбаясь. Вылетаю, едва не сбивая с ног открывшего мне дверь молодого человека из персонала.
И покидают силы. Замираю.
Блять, у меня, кажется, слезы текут или это дождь на улице?