Успеваю в последний момент. Кидаю на кассе штуку, и прохожу в зал, даже не жду сдачи. Пижонская гордость и желание уложиться в кратчайшие сроки – я могу себе это позволить. Столиков свободных нет: обычно мы с друганами заказываем заранее, но я ж не жопой стул пришел утюжить? Постою, не сахарный. Скоро все равно администратор знакомый прибежит. Взмыленный и с выпученными глазами:
- Жан Владиленович, что ж не позвонили-то ? Мы вам зарезервировали бы.
И выразительно посмотрит на бумажник в кармане.
Не сегодня, пацан. Я здесь ненадолго и переплачивать не буду. Настроения нет, обломись. И так с моей штуки в карманчик себе скинешь.
Музыка уже другая, но ангела моего симпотного у шеста узнаю просто по попке и по движениям. Видать сегодня у него элит-программа, спешл фор паблик, мать ее так. Костюмчик на нем другой.
Теперь уже не монашеская «роба», которая и так заводила до ахую, теперь иное.
Фрак. Или смокинг? А хуй его знает, главное, что это все на голое тело. Движение, и верхняя шмотка уже отброшена, на нем жалкая пародия на рубашку, кадык пережимает пошловатая бабочка. Штаны, с ненавязчивой оторочкой серебром по шву. Странно, вроде совершенно обычная ткань, но мое, и так «подогретое» возбуждением воображение моментально прорисовало каждую, блядь, черточку его тела. Я даже не вглядываюсь в клепки по бокам, не вижу почти смазанных его движений и блесток серебряной оторочки, я больше вижу то, что он так явно и четко «скрыл» под тканью. Вполне удовлетворяет эстетически.
Он тоже замечает меня, по мордашке вижу, и вот ведь, сученыш, широко улыбается, кажется, мне одному. На деле - пес знает. И начинает крутиться так, что я моментально взмокаю, ширинка вдавливается в член уже до боли. Рычать готов, а он только сильнее греет, издевается.
Усилием воли заставляю себя у стенки ровнехонько стоять, похабным жестом показываю, что он у меня уже «объезжен» и ничего нового не покажет, хотя сам уже близок к тому, чтобы банально начать дрочить. Он недовольно надувает губы, взлетает по шесту вверх, крутя такие пируэты, что мне становится реально его жалко. Он же этот пилон сейчас трахнет, сука такая. Псевдонатурал. Отпускает руки, держится только ногами. Парит в воздухе.
Алекс. Алекс. Слушаю, как паблик вокруг орет его имя. Он тут, что, местная звезда? Откуда они все его имечко-то вызубрили?
Катаю имя по языку, едва не причмокивая. Такое имя хорошо стонать, задыхаясь. Или шептать. И чувствую, что начинаю ревновать от того, как эти уебки едят его глазами. Я, конечно, не ревнивый, но что-то торкает.
И куда это меня несет? Меня, циничную суку. Да, что-то подкосил меня Макс.
Не важно. Вообще нихера не важно, кроме этой чертовой задницы. Круглой, каченной, псевдо-натуральской жопы, которую я уже в воображении мну руками.
Рушится с пилона, я замираю, в мгновение задыхаясь. Три метра!
Сердце стучит от темпа, но уже не гоняя кровь, просто «всухую», выдалбливая мозги ритмом адреналинового пульса. Кажется, я готов уже рвануть к нему, суке.
Перехватывается в полуметре от пола, срывая аплодисменты, я понимаю, что от адреналина, легшего на возбуждение, уже могу блевать свежайшей, горячей, почти германской порнушкой.
Сука.
Лыбится, завершается музыка, раскланивается, идет за сцену.
А меня перехватывают знакомые:
- Жан, ты чего так беспонтово?
Жму руки своим, а все за ним глазами слежу. Куда он делся?
- Бухнем?
А может,друг, нахуй прогуляешься? Причем не на мой.
- Ребят, у меня дела.
На сцене уже кто-то другой. Но я уже ничего не вижу, не слышу, что за музыка качает сейчас кровь публики.
Алекс. Вот ведь тоже имя.
Все. Мне больше нечего делать здесь. Пора домой и завтра на работу. Стопчики. Не на какую нах работу я не иду. Решено.
Выхожу из клуба. Ищу свою тачку.
И налетаю на Алекса на улице. Он стоит, прислонившись задом своим роскошным как раз рядом с ней. Админы, блядь, слили. Но мне в плюс. Значит, клиент у него не такой уж и виповский был. Я круче. И сам ухмыляюсь тому, как «по-пацански» это звучит, и как при этом греет душу.
- Покатаемся? – Опаньки. Да, он не промах. И о бабле не слова. Хорошие мозги к красивой попке – это всегда плюс. Ценю таких. Вот только, что ему от меня нужно? Договорились бы сразу о сумме, и мне легче было бы. Хотя, какая, похрен, разница. Это я сегодня праздника жизни хочу. Любые, блядь, бабки угрохаю. Ну, папкины, и что? Он себе столько нагреб, все равно все в могилу не утащит.

- Да, погнали, - открываю перед ним заднюю дверь и сам сажусь засветло-серую «бараночку».

Параллельно набираю номер другана, свалившего в Европу. У чувака у этого коттедж нехилый такой в области. Полчаса гону. Бассейн там роскошный. Люблю в воде трахаться.
Договориться с другом легко. Мой молчок про то, как он своей будущей жене рога наставлял, и «ключи тебе отдадут на въезде».

Смотрю на Алекса в водительское зеркало. Видать, только успел приодеться. Джинсы какие-то, видно, что дорогие, хотя чисто по антуражу – у нас не каждый бомж такие оденет. Тугие, узкие, драные, потертые… ему идет. Органичненько так.
И сверху рубашка такая свободная, расстегнутая до пупа . На все это незастегнутая пвседорокерская куртка кожаная. И то и дело – он двинется, и видно то кремовую, красивую кожу груди, то выступающие ключицы, то мускулистые плечи и маленькую «печать» татуировки в самом низу шеи. Сжимаю зубы. Сука, руки на руле дрожат.  Красивый. Аж злоба пробирает, нервно закуриваю, пытаясь сосредоточиться на дороге, но взгляд снова соскальзывает на него. Алекс приоткрывает окно, морщась от дыма моей сигареты, и наклоняется вперед, чтобы ему не так сильно дуло…
… А рубашка уже открывает все так, что я снова задыхаюсь, впиваюсь взглядом в его кожу, сглатывая ставшую вязкой слюну.
Он откидывается на спинку и, сука, хохочет так, что я понимаю – спалился, как пацан.
Оттягивает ворот рубашки вниз, демонстрируя ровную коричневую окружность соска
- Это увидеть мечтаешь? – цинично спрашивает. Я задыхаюсь уже, пульс колотится где-то на уровне кадыка. Но нахожу в себе силы и спокойно отвечаю
- Да насмотрелся уже, сам ведь знаешь, – стараюсь показать ему всем своим видом, что «мне не интересно», шире раздвигая ноги, чтобы было не так больно
- Ты думаешь, мне нечем тебя удивить? – нахально спрашивает и ухмыляется.
Все, сученыш. Победил. Не могу больше.
Сука.
Жму из тачки по максимуму и с визгом снова торможу у въезда. Там нас уже встречают. Управляющий, так друг его называет, на дорожке почти красной почет лбом бьет. Выхожу из машины и открываю Алексу дверь. Не забываю, млять, о галантности. Надо ж показать, что у меня мозги еще в сперме не утонули… Хоть и булькает уже где-то в районе горла.
Жестом приглашаю его за собой следовать и иду в дом, прохожу мимо комнат под его удивленный взгляд.
Не, мой «подснятый», у меня планы круче. В спальне тебя с таким телом жахнуть как–то уж по-семейному неоригинально... Я получше придумал. Был тут бассейн зачетный. Мы с друганом в нем таких сладких лапуль как-то на Новый год приходовали на пару…
Вот туда его и веду, уже чувствуя, как сохнет от предвкушения горло и становится вязкой слюна.
Все, блядь, не могу, сейчас все лопнет. Разворачиваюсь к нему лицом. И смотрю в глаза цинично и рубашку с себя скидываю. Затем вниз летят джинсы. Развожу в стороны руки, приглашающим жестом, типа «вот он я, в костюмчике, в котором мамка рожала». Вижу мутную поволоку на его зрачках. Тело у меня всегда , вроде, нормальным было, да и размер – никто не жаловался. Даже он, в тот раз, вроде и не мяукал.
Нагло ухмыляюсь, стараясь скрыть… волнение? Что со мной? Надо собраться.

- Раздевайся, или помочь?
В конце концов - не маленький. Вкуривает, что не книжку читать приехали. Сам тоже хочет, вижу по бугру на джинсах. Там такое, что особой проницательности не нужно. В голове гоняю, как втолкну его прямо в тряпках в воду, если выкобениваться начнет.
Не начинает. С профессиональной, выводяще-ленивой грацией тащит с себя тряпки. В сторону летит рубашка, стекают с округлых, охуенно-сексуальных на мой вкус бедер беловатые джинсы. Ну да. Конечно же – без белья. Оба знаем, зачем он здесь. И… хуй-то с ними – с бабками.
Порывисто, наверное, слишком, по-подростковому нетерпеливо, шагаю к нему, прижимаю к себе, загребаю в жадное подобие объятий, с ходу жестко и нагло лапаю. И вдруг – целую. Сам не знаю, нахера бы, точно помню и понимаю, что с нелюбимыми не целовался даже в худшие годы проблядок, но вот прижимаю его за теплый затылок, чуть надавливаю и массирую пальцами, и нагло, несдержанно целую. Пробегаюсь языком по его губам, проталкиваю внутрь, бессовестно и нагло, почти насилуя. Отступаю назад, ведя его за собой, не разрывая поцелуя, шагая в такт.
К бассейну.
Замираю когда уже свисает с бортика одна пятка, но не могу оторваться от его губ, то ли от возбуждения тело не слушается, то ли так уж он хорош… не знаю.
Чуть гудит фильтрами бассейн, на губах – вкус полыни, снятый пленочкой с его языка. Алекс. Да, это имя могло бы пахнуть полынью. Соскальзываю рукой с его вздрагивающего живота – вниз, к члену.
И лечу в воду спиной, под его хохот.
Сучонок!
Выныриваю, вода кажется почти ледяной и чуть щиплет глаза по контуру ресниц. Маню его пальцем.
Охотно спрыгивает в воду подплывает ко мне.
Да пошло все нахер!
Уже злюсь, толкаю его к бортику, кидаюсь бедрами на него. Вжимаю своим телом.
Кусаю в загривок, как только начинает рыпаться. Я те подергаюсь, шваль! Довел! В игрушки он играется!
- Ммм, - выдает он, когда я проникаю в него пальцами, сразу тремя, больше насилуя, чем растягивая. – Стоп. Как тебя зовут?
От неожиданности почти задыхаюсь. Вот оно че. Секс не повод для имен. Душу в себе непонятную обиду.
- Жан. Ты Алекс?
- Да, - произносит тихим, сексапильно-хриплым шепотом, снова заставляя меня сорваться.
Выдергиваю из его тела пальцы, ухмыляясь вскрику, приставляю головку к его каченной заднице, с наслаждением понимаю, что ждал момента, когда снова смогу прикоснуться к этой, черт побери, мягчайшей коже.
Вхожу грубым, чуть резковатым толчком, сам шипя от кайфа, шлепаю его по бедру, задавая с ходу жесткий темп. Не задумываюсь, подтягиваюсь на одной руке на бортике, меняю угол и понимаю, что «попал», нашел безошибочно по его всхлипу. Член идет внутри него туго, болезненно, будто насухо, но от этого только больше кайфа. Второй рукой скольжу по его плоти, лаская не столько пальцами, сколько просто водой. Хочется притопить его, заставить задохнуться.
Но тогда он не сможет. Не сможет так вот нежно и горячо шептать мое имя. Меня колотит от возбуждения, кажется, то, что он принадлежит мне – вот так, полностью, безраздельно – только сильнее заводит, вместо того, чтобы дать разрядку.
Вколачиваюсь в его тело, становясь жестоким от почти детской жадности, с которой подминаю по себя его тело.
Умелая сука.
Правильно двигается, правильно реагирует на каждый толчок, правильно стонет, правильно сжимается.
Блядь, ну и где здесь натурал?
Захожусь снова в ярости, в жестокой ревности, сжимаю его член всем кулаком, вжимаюсь до упора, трахая глубоко и часто, сводя его с ума, сам сходя оттуда же, не чувствуя и не понимая ничего, кроме его, до ахуения классного, тела.

Не выдерживает первым он. Вода расцветает ниточками жемчуга его спермы. Вижу их – и как-с ума схожу. Не успеваю выскользнуть из него, только вколачиваюсь сильнее, «втрахивая»его в бортик каждым спазмом сильного, болезненно приятного оргазма.
И, что, блядь, происходит. Кто это произносит его имя вслух?
Выбираемся из бассейна, протягиваю ему сигарету. Чувствую, как снова подкатывает, а он мне взглядом обещает: мол, только начали, смотри, не задохнись, а то не доживешь. Снова умилительно хмурится, когда в его сторону летит горечь дыма. Сидит чуть на боку, заставляя меня прикладывать силы, чтобы не ухмыляться.
Первая волна возбуждения прошла, вместе с ней прошла и эта дебильная, не свойственная мне, цинику, нежность. Хотя он все равно – хорош.
Чертовски хорош, сексуален каждой черточкой, каждым движением, каждым из этих чертовых взглядов.
Вспоминаю про себя о мобиле с вынутой батарейкой. Оставил в тачке. Да что за ночь-то случится может? Небеса, что ль, на землю, разверзнутся?