Ускоряемый холодящей тканью промокших брюк Константин Иванович летел наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Негодующий, находящийся на измене и не понимающий, почему любовник не отвечает на звонки, Эдик-«питекантроп» жал в лифте кнопку пятого этажа, на котором проживал Левочка. Сам Левчик с закрытыми глазами, сидя на коврике и пождав под себя по-турецки ноги, в вынужденной медитации покачивался корпусом взад-вперед, стараясь свести теплопотери покрывшегося гусиной кожей тела к минимуму.

Разъяренные голоса раздались над ухом Левочки почти одновременно, а чьи-то сильные руки вырвали его из полудремы, насильно ставя на ноги.

— Гнида, ты меня заливаешь!

— Падла, ты мне изменяешь!

— Кто? Я, еб твою?! — выпалил Левка, хлопая ресницами и ошарашено наблюдая за тем, как кулак Эдика как будто в замедленной съемке летит в переносицу. — Это не то, что ты...

Договорить не удалось. Из обоих глаз от боли закономерно полетели застилающее происходящее разноцветные искры, а в носу что-то противно вскхлюпнуло и разлилось теплом по лицу...

... Еще с армии у Костюни выработалась хроническая аллергия на беспричинные побои и мгновенная реакция на угрозу для собственной жизни, выливающаяся в озверение последней стадии. В таких случаях руки опережали мозги, а адреналин заливал их остатки. Развернувшись, Костик врезал незнакомому мужику под дых, и уже через пару секунд (сказалась горячая южная кровь Эдика) они покатились по лестничной площадке, сливаясь в экстаз драки сплоченным комком, как два уличных кота, делящих помойку...

— Ты живешь с ним, сучара?! — рычал Эдик, дубася Костюню кулаками.

— Живу, — хрипел Костюня, перехватывая волосатые руки грузина и имея ввиду, что проживает с Левушкой в одном доме.

— Эдичка, мамой клянусь, да не трахался я с ним, — завывал пришедший в себя Левушка, срывая полотенце. — Да сам посмотри, как тут трахаться, когда такая холодрыга, смерзлось все.

Неведомая сила влекла Левочку не совсем атрофировавшимися мужскими инстинктами в эпицентр драки. Крякнув, он замахнулся кулаком, чтобы отомстить под сурдинку любовнику за расквашенный нос, но в пылу лестничного боя он пришелся... на Костюнин правый глаз. Костик взрыкнул, вытираясь на ходу оброненным полотенцем и выкидывая его в пролет, снова ринулся на грузина...

... Одна из бабок, смотрящих по подъезду, восторженно оторвалась от дверного глазка. Когда Левушка звонил и колотился к ней в дверь, она как раз читала памятку о мерах предосторожности для лиц пожилого возраста, подготовленную заботливыми соцработниками и настоятельно рекомендующую не открывать дверь гражданам, если вы находитесь дома в одиночестве. Особенно мужского пола.

— Ты смотри, чо деиться! До чего содомиты дошли. Уже втроем на лестнице ... А вот про этого женатика я б вообще не подумала, — бормотала бабка, шаркая ветхими тапками по полу и направляясь к себе в гостиную. Там, на тумбочке, обтянутой еще советским Бодровым бархатом стоял древний, с дребезжащим диском телефон.

— Алле, пилиция? — бабка твердо помнила, что еще до недавнего времени ведомство, вроде бы, называлось милиция, но потом его название сменили на совсем уж неблагозвучное, чуть ли не фашистское «полиция», поэтому у нее образовался в голове непонятный микс. — А у нас тут гомики на лестнице содомичничают...

...Грузин начал выдыхаться. Костюня мощно напирал на противника. Левочка скакал рядом, изредка мстительно пиная Эдичку ногами. Изловчившись, Костюня прихватил грузина за шкварник и пояс брюк и приготовился спустить с лестницы...
Двери лифта снова распахнулись, и из него вылезли люди в синей форме.

— Всем стоять! — вальяжно выдохнул старшой. — Ебемся, значит, граждане, в неустановленном законом месте?

— Что-что мы делаем? — в свою очередь, ошарашено пустил петуха Костюня, выпуская Эдичку из рук и только сейчас понимая, что абсолютно голый, стоящий рядом Левочка является обладателем округлой загорелой задницы и стройных, ровных бедер, на которые он так часто засматривался у мужчин.

— Какое, нахуй, трахаемся! — взорвался Левусик, краем глаза наблюдая, как невольно отпущенный «питекантроп», выпавший из поля зрения ментов, быстро на четвереньках семенит вниз по лестнице. О том, что у грузина не вполне хорошие отношения с представителями органов, Левчик уже догадывался, теперь его опасения нашли свое прямое подтверждение. — Да я гражданина дерьмом заливаю!

...Дверь вскрыли. Воду выключили. Кролика, успевшего кремироваться в духовке, выбросили. Нарезки съели под распитый для примирения с властями коньяк со льдом. Лед пустили на лечение синяков. Протокол по взаимному договору сторон уничтожили.

— Значит, так, говнюк, — замучено произнес в полтретьего ночи, обращаясь к Левчику, Костюня, уставший курсировать, как рейсовый автобус между этажами, и чувствующий, что синяк все-таки наливается первым оттенком спелости, — если ты меня еще раз зальешь, я тебя до полусмерти затрахаю.
«Таскаться по судам» имел в виду Константин Иванович, но сил произнести это вслух уже не было.

...На пятом этаже в постели ворочался с боку на бок Левочка. Он уже два раза уединялся в ванной, но из головы и головки не шли мысли о широких плечах соседа, особенно выделяющихся на фоне узкой задницы, сильных, видимо, накаченных руках...

...На четвертом этаже стонал во сне Константин Иванович. Впервые за три месяца после развода ему снился сладкий эротический кошмар, в главной роли в котором выступала отнюдь не Любочка.