Левочка промаялся бессонницей до семи утра. За это время он тоже успел прийти к весьма неутешительным для себя выводам.
Кроме того, что собственное тело реагировало на Костантина Ивановича как-то чрезвычайно бойко, в голове Левусика заиграла классика, всплыли воспоминания о первом крайне неудачном романе с бывшим однокашником, закончившимся тем, что Леву после школы первый раз в жизни сильно избили и пришлось за полгода до ее окончания в спешном порядке переводится в другое образовательное учреждение.

Потом появилось грызущее чувство одиночества в пустой, наглухо зашторенной «трешке». Перед глазами поплыли образы счастливых, безостановочно целующихся пар в метро и лучшего другана Игорюни, который неделю назад радостно сообщил, что, наконец, встретил «свою половину» — спортсмена-дзюдоиста Вову — «и теперь они съезжаются».

В мозгах «Прощание Славянки» начало непонятным образом трансформироваться в марш Мендельсона.
Все это означало одно — Левочка начал медленно, но неотвратимо и бесповоротно втюриваться в Константина Ивановича, хотя и противоречило всем законам человеческой логики.

Во-первых, Костюня, по всем представлениям Левы, был типичным натуралом, то есть шансы на взаимность стремились к нулю, приближаясь к вероятности встретить на улице живого динозавра. Во-вторых, после последнего «непроходного» партнера, подло изменившего Левусику с его же собственным эксом,

Левочка твердо решил, что теперь будет только трахаться и получать удовольствие от процесса. В-третьих, немногословный, прямо-таки нордически сдержанный Костюня отнюдь не соответствовал типажу балагура, первого парня на Canyonе, на который был так падок Левушка.
После всех этих мучительных раздумий Левочка, наконец, провалился в глухой, похожий на «Квадрат» Малевича, сон.

...В итоге окончательно Левусик смог продрать глаза лишь в районе ужина, чтобы снова впасть в глубинную депрессию. Влюбиться в натурала по всем законам мира, на которой он осознанно подписался около шести лет назад, означало долгое, двухлетнее ( именно столько, как утверждают психологи, длится неразделенная любовь) половое томление по недосягаемому объекту страсти.

Всхлипнув, Левочка включил компьютер и быстро набрал в любимом ЛГБТ — тешном форуме сообщение. «Влюбился. Он гетеросексуален. Что делать?»
Компьютер проглотил «вопль в пустыне» и погас темным экраном. Уже полгода назад как админы сайта прикрыли аналогичную ветку дискуссий за невозможностью дать практические советы.

— Хай Гитлер, — заорала в ухо мобила басом старой знакомой Левушки. — Придешь к нам в гости?

— Шалом, — тоскливо согласился Левусик, — Вась...(подруга именовалась гордым русским именем Василиса, но обращаться к ней в женском роде было также удобно, как заправлять рясу в трусы, а в ее случае шубу)... я кажется... того... в натурала.

Минут пять в трубку слышалось сочувственное сопение, а потом решительно выдала:

— Не ссы, Каштанка. С кем не бывает. Да и вообще. Девушка — натуралка до первой пьянки с лесбиянкой, мужчина-натурал, пока не попробовал гейский анал. Вали к нам, там подумаем, что делать теперь с тобой, болезный.
Шмыгнув напоследок носом, Левушка засобирался на огонек к своим. На всякий случай дважды проверив перед выходом, выключил ли воду...


...«Убью суку. Зарежу. Нет, задушу», — второй час подряд после пробуждения мстительно повторял про себя питекантроп — Эдик, рисуя в воображении одну за другой кровавые сцены расправы с изменившим ему любовником и готовя себе завтрак.
Сочная красная аджика давилась чесноком на хлеб, на сковородке скворчали свиные шкварки, порубанный крупными кусками пошехонский наливался прозрачной слезой.

«Любовь любовью, но кушать хочется всегда», — сказал классик. Так же обстояли дела и с Эдичкой. Какие бы испытания проказницы-судьбы не подрывали его личную половую жизнь, жрать Эдику хотелось неизменно и постоянно.
Тем более, что за три дня до Левусика Эдику изменил второй фаворит гарема — далекий родственник Заза, уже год как считающийся официальным любовником.

...От Эдички еще никто не уходил просто так. Эдичка бросал всех всегда сам и первый. После того, как ... родственники и друзья очередного предателя после вынесенной в ходе разборок двери и побитых стекол устраивали всенощные и вседневные дежурства в квартире бывшего избранника.

Доводы, приведенные Левусиком о якобы имевшем место факте залива соседа, казались Эдику такими же фальшивыми, как перебитые номера на деталях машин, выходящих из его собственной автомастерской. «Пиздит, как Троцкий», — распалял сам себя Эдик, представляя, как монтировкой учит Левочку хранить верность, в том числе за Зазу, и лупя ножом по подгорающей яичнице.

...По телеку в ужастике маньяк смачно дробил бензопилой очередную верещащую жертву, а герой-психолог вплотную подбирался к тайне личности новоявленного Чикатилло на основе видений бабульки-соседки...

...Яичница быстро закончилась, пришлось заказать пиццу. В ее ожидании Эдичка вспомнил о неожиданном явлении ментов народу во время печального инцидента. Все это было неспроста. Даже мозг питекантропа был в состоянии оценить, что их явно кто-то вызвал.

«Нет, они точно уже долго сожительствуют, и этот его мудак сотрудничает с органами», — констатировал Эдик, дожевывая последний кусок и давясь высушенной оливкой из изделия, смеющего претендовать на национальное итальянское блюдо.
При таком раскладе даже монтировка тянула на статью 111 УК РФ «тяжкие телесные».

... Маньяка поймали. Впаяли расстрел через повешенье. Бабульку наградили грамотой от местного мэра....
В желудке внезапно наступило умиротворение, передавшееся мозгу, и Эдичке в голову пришел афоризм, приписываемый его соотечественнику, ставшему в свое время отцом народов: «Месть — это блюдо, которое нужно подавать холодным».

План остроумной мести созрел сам собой, Эдик быстро оделся, долетел на тачке до дома Левусика и Костюни, зажимая в руке комплект запасных ключей, когда-то давно оставленных ему Левочкой, и окопался на детской площадке, поджидая будущих жертв....

Только под вечер Костантин Иванович вспомнил, что на нервной почве забыл в камере хранения гипермаркета портфель, из которого не успел выложить студенческие рефераты. Выматерившись про себя, Костюня снова торопливо засобирался в дорогу.