Почему в церквях всегда такая хорошая акустика? Может, для того, чтобы Бог лучше слышал молитвы своих детей? Ведь до неба так далеко, так безумно далеко, что слова просто теряются ещё на полпути к шпилю. Они ударяются о потолок, а потом падают обратно на пол и беззвучно разбиваются, разлетаются осколками надежд, которым не суждено сбыться. А может, хорошая акустика способна совершить чудо и сделать так, что молитвы наконец-то будут услышаны?

С каждым днём Анжело всё меньше верил в то, что его молитвы кто-то слышит. Вера просачивалась песком сквозь пропахшие воском и ладаном пальцы, оставалась на пропитавшихся потом простынях влажным отпечатком тела, испарялась, как капли воды после тёплого летнего дождя. Слишком быстро. Бесследно. Навсегда.

Он отчаянно цеплялся за её останки, изглоданные желанием, надеясь, что сумеет удержаться. Не сорвётся в пропасть вожделения, утратив остатки человечности и разума следом за корчащейся в муках верой. Но вера ускользала, истаивала, попросту сходила на нет.

Молитвы были бесполезны, а то и вовсе не шли с губ. Зазубренные в семинарии слова разом утратили смысл, превратившись в никому не нужную шелуху. Они теперь не значили ровным счётом ничего, зато слишком многое значило другое — имя. Красивое, как и тот, кто его носил. Имя, которое хотелось забыть, а ещё лучше — никогда не слышать; имя, ставшее наваждением, проклятием; имя мальчишки, с которым хорошо бы никогда не встречаться.

Рафаэль... Черноволосый и кареглазый, смуглокожий, как и большинство жителей коммуны, чем-то неуловимо похожих друг на друга. И совсем другой — в глазах подростка то и дело вспыхивали странные искры, а на капризно изогнутых ярких губах частенько расцветала улыбка, от которой на щеках появлялись ямочки, смоляная бровь иронично приподнималась, и белая полоска зубов сверкала особенно ярко.

Иногда в голову Анжело приходила мысль, что на самом деле Рафаэль вовсе не человек. Не под силу обычному итальянскому мальчишке такое — перевернуть всю жизнь священника одним фактом своего существования, а вот порождению зла — демону, о которых Анжело не раз читал, очень даже по плечу. Но разве существуют они на самом деле? А Рафаэль существовал.

Порой священнику казалось, что подросток делает это нарочно, играет в странную и жестокую игру, ставкой в которой была его, Анжело, душа, для чего-то понадобившаяся кареглазому Рафаэлю. Хотя, может, всё было гораздо проще — он просто ещё не осознавал своей привлекательности, не понимал, какое впечатление производит на девчонок, почтенных матрон и... парней. Это тоже было похоже на правду, но... только похоже, потому что на самом деле Рафаэль прекрасно всё понимал и умело пользовался дарованной Создателем красотой, щедро приправленной поистине дьявольской сексуальностью. К сожалению, Анжело понял это слишком поздно.

А ведь ещё несколько месяцев назад ничего не предвещало беды. Городок Апулии — коммуны, известной замком Мола-ди-Бари, понравился Анжело сразу: небольшой, какой-то по-семейному уютный, с добродушными и приветливыми жителями. Они обрадовались молодому священнику и старались сделать всё, чтобы Анжело поскорее ощутил себя как дома. Поселился вчерашний выпускник семинарии в небольшом домике рядом с храмом: две комнаты, кухня и туалет — вполне достаточно для одинокого мужчины.

Именно в церкви он и увидел Рафаэля впервые, тот пришёл вместе с родителями на мессу, и всё время, пока Анжело говорил, чувствовал пристальный взгляд больших карих глаз мальчишки. Он изучал нового священника, улыбаясь чему-то своему, и, судя по всему, мысли в этой черноволосой голове витали очень далеко от церкви и проповеди. Мечтательное выражение то и дело появлялось на смуглой физиономии, даже губы иногда шевелились, словно он повторял за Анжело слова проповеди.

Впрочем, как раз в этом священник и сомневался — озорные искры, поблёскивающие из-под длинных ресниц, говорили о том, что думает подросток явно не о Боге, да и в храм пришёл только потому, что так положено — в воскресенье все жители городка обязательно посещали мессу. Для многих из них это было больше данью традиции, нежели потребностью души, и Анжело это прекрасно знал.

Для него самого Бог всегда был тем, кто любит, понимает, всё слышит и приходит на помощь своим детям. В семинарию Анжело пошёл после того, как чудом выжил в аварии, унёсшей обоих родителей. Именно в Боге юноша нашёл утешение и любовь, которых лишён сирота. Решение стать священником пришло само, быстро превратилось в уверенность, и Анжело, практически не раздумывая, дал обет служить Ему всей своей жизнью.

Стены семинарии никогда не казались ему ограничителями свободы. Свобода — она внутри тебя, если ты в мире с собой — тебе не тесно и не темно даже в самой крошечной келье. Искушения, которые рано или поздно приходят ко всем, избравшим узкий путь*, почти не коснулись души юноши, проводившего большую часть времени в молитвах. Собственная плоть, правда, причиняла некоторое беспокойство, но и с ней удалось совладать при помощи молитв и бесед с наставниками.

О том, что далеко не все братья так же чисты, Анжело, конечно же, узнал: в стенах семинарии сложно что-либо скрыть. Он их жалел — оступившихся, сдавшихся в плен плоти, не устоявших. И не мог понять — неужели настолько сильной была власть греха, что братья совершали это друг с другом? И дело, зачастую, доходило до содомского греха, не говоря о рукоблудии и прочих мерзостях.

Однако Анжело это не коснулось. Тогда, заканчивая семинарию и получая направление в этот приход, он и подумать не мог, что через год всё встанет с ног на голову.

***

Вторая встреча с мальчишкой произошла спустя несколько недель. Собственно, и встречей-то это нельзя было назвать, Рафаэль понятия не имел, что тогда Анжело его видел. В тот день священник решил прогуляться по окрестностям, благо погода стояла превосходная: жаркое лето сдавало позиции подступающей осени, отмечая места сражений алой кровью молодого вина.

Винные пары витали в прозрачном и еще теплом воздухе, кружили молодые и старые головы и толкали на самые настоящие безумства. Возможно, в какой-то степени, именно они и были причиной того, что очень часто между ровными рядами густых виноградных лоз или среди старых громадных олив можно было заметить уединившуюся парочку.

Когда такое случалось, Анжело смущенно отводил глаза и старался как можно незаметнее, быстрее и бесшумнее удалиться. Сейчас этим людям явно не до него и проповедей, потом они придут каяться, разве может быть иначе? Но в тот раз отвести глаза не получилось: слишком прекрасной оказалась картина.

Сначала Анжело услышал смущенный девичий смех и неуверенное:

— Рафаэллино, не трожь...

— Почему? Ты же хочешь… — было сказано ломающимся подростковым баском, в котором уже проскальзывали бархатные нотки опытного соблазнителя, и Анжело невольно подался вперед, желая узнать, кто же это шалит среди буйной виноградной зелени.

Бесшумно раздвинув листья, он увидел парочку, лежащую на расстеленном на траве покрывале. Платье девушки было расстегнуто на небольшой груди, которую упоенно ласкали длинные смуглые пальцы черноволосого паренька. Вторая его рука медленно ползла по ноге девушки, задирая платье, и не встречая сопротивления.

— Рафаэль, — послышался задыхающийся шепот, и Анжело увидел, как пальцы паренька забираются под резинку ее белых простеньких трусиков, а потом и вовсе стаскивают их.

Влажные причмокивания, стоны, и вот мальчишка приподнялся и быстро огляделся по сторонам. Священник почти не удивился, узнав смуглого красавчика, гипнотизировавшего его взглядом на проповеди. Господи, но ведь ему всего четырнадцать!

Между тем Рафаэль приспустил шорты, невольно демонстрируя Анжело крепкие загорелые ягодицы — похоже, он предпочитал купаться и загорать без плавок. А потом подросток устроился между бедер партнерши, скрестившей ноги на его пояснице и громко застонавшей, когда его плоть оказалась в ней. Не понимая, почему стоит как соляной столб и не может отвести глаз, Анжело наблюдал, как все быстрее двигались мальчишеские бедра, все тяжелее становилось дыхание и все громче — стоны девушки.

И вот Рафаэль резко отстранился, зарычав, после обессиленно навалился на девушку, а через минуту лег на спину рядом с ней, даже не собираясь прикрываться чем-либо. Анжело беспрепятственно рассматривал тело своего прихожанина, скованный смущением от того, что невольно залюбовался им.

Уже вернувшись в свой дом, Анжело осознал, что вместо того, чтобы сразу же уйти, увидев грех, стоял и... смотрел на мальчишеское тело, такое, оказывается, красивое. И так не хотелось признаваться себе, что плоть откликнулась на увиденное сразу же и однозначно. Почему? Почему именно сейчас?

В тот вечер Анжело долго молился, восстанавливая утраченное душевное равновесие, каясь в том, что совершил грех, и обещая Богу не повторять подобного. Никогда.

***

Однако это было только начало. Через пару дней Рафаэль явился на исповедь, паренёк опустился на скамейку в исповедальне и произнёс:

— Простите меня, святой отец, ибо я грешен.

— Слушаю, сын мой, — заученно ответил Анжело, ожидая, что речь пойдёт о том, что он уже видел, и чувствуя, как от мальчишки пахнет молодым вином, потом и... ещё один запах был священнику незнаком, но почему-то будоражил, напоминая об увиденном в винограднике. О том, что так хотелось забыть.

— Мне снятся греховные сны, падре, — продолжал Рафаэль, не поднимая головы.

— Что за сны? Почему ты решил, что они греховны?

— Я вижу разных женщин, — продолжил подросток, — я трогаю их везде, целую, облизываю, засовываю пальцы им в...

— Рафаэль, — строго оборвал его Анжело, перед глазами которого невольно возникало всё, что с таким... упоением вспоминал кающийся, — я понял, это происходит с каждым мужчиной. Никто не может контролировать сны, вот Сатана и пользуется этим, искушая грехом. Важно то, что ты делаешь, когда просыпаешься. Ты молишься? Каешься в грехе?

— Нет, отец Анжело, — покачал головой Рафаэль, — иногда я кончаю во сне, а если этого не случается — беру член в руку и начинаю...

— Рафаэль, — снова оборвал эту странную исповедь священник, — ты же знаешь, что рукоблудие — грех.

— Знаю, — легко согласился мальчишка и тут же спросил: — Но почему? Господь сам меня таким сделал, Он дал мне член, так почему это грех? Это приятно, падре, очень приятно, так почему нельзя?

— Ты читал Библию? — спросил в свою очередь Анжело. — Ты же знаешь, что плоть должна быть в подчинении у духа. Человек — это в первую очередь дух, а уже потом — плоть.

— Но что же мне делать, если это случается каждую ночь? Если стоит мне увидеть красивую девушку, и я не могу удержаться — хочется её поцеловать.

— Только поцеловать? — сорвалось с языка раньше, чем Анжело успел его прикусить.

— Не только, — снова согласился подросток, — я хочу их, падре. Хочу сильно. Иногда это даже больно, — теперь в голосе явно сквозило желание пожаловаться.

— Ты должен бороться с искушениями, которые посылает Дьявол, чтобы уловить твою душу. Ты знаешь молитвы, Рафаэль?

— Конечно, но они не помогают, совсем-совсем.

— Для того чтобы помогли, ты должен быть искренен с Богом, только тогда Он услышит тебя. Нужно покаяться, и я смогу отпустить твои грехи, — Анжело подался чуть назад, чтобы увеличить расстояние между собой и юношей.

— И мне больше не будет это сниться? — теперь в голосе слышалось сожаление, которое Рафаэль не смог или не захотел скрыть.

— Этого я не могу тебе обещать, — честно ответил священник, — всё зависит от тебя самого. Путь осилит идущий.

— Но какой смысл каяться, если это не поможет? — Рафаэль повернулся к забранному решёткой окошку, и Анжело увидел, как блестят в полумраке его глаза.

— Ты согрешил, если не покаешься, твоя душа попадёт в ад. Не думаю, что ты этого хочешь.

— Ладно, — тяжело вздохнул мальчишка, — я каюсь, отец Анжело.

— Хорошо, сейчас мы вместе прочитаем молитвы, — сказал священник, стараясь выбросить из головы услышанное от своего прихожанина.

И только когда Рафаэль ушёл, Анжело понял, что тот не сказал ни слова о случае в винограднике. Выходит, это он грехом не считал? Или приберёг для следующей исповеди, от которой, похоже, получал странное удовольствие. А самое плохое состояло вот в чём: Анжело не мог ничего сказать подростку — никто не должен узнать, что священник был свидетелем греха.

***

Прошло ещё несколько недель, в течение которых Рафаэль исправно посещал мессы, старательно изображая кающегося грешника, но эта маска тут же слетала, стоило мальчишке выйти за порог храма. Почему-то он повзрослел слишком рано, и Анжело не мог понять — почему это случилось.

Миновало еще несколько дней, и Анжело случайно застал Рафаэля в том же винограднике. Случайно... Конечно же, нет. Время от времени священник нарочно проходил мимо, думая, что если снова увидит нечто подобное — не станет безмолвно наблюдать из кустов, а обязательно вмешается и пояснит, подростку, что не стоит с юных лет осквернять своё тело — сосуд для Святого Духа. Но ничего этого Анжело не сказал, пораженный тем, что в этот раз Рафаэль развлекался с черноволосым подростком.

Священник видел, как Рафаэль что-то шептал на ухо мальчишке, одновременно поглаживая по бедру, медленно подбираясь к ширинке. Подросток, которого Анжело тоже не раз и не два видел в церкви, Джино — сын мясника, державшего лучшую в коммуне лавку, опускал голову и что-то бормотал в ответ, но даже не пытался остановить Рафаэля. Не сделал Джино этого и когда тот расстегнул молнию на его джинсах и полез в трусы. Рука Рафаэля ритмично и неспешно задвигалась, заставляя мясничонка закусывать губы и сжимать его плечо.

Впрочем, вскоре Рафаэль нашёл, чем занять своего партнёра — направил в свою ширинку его руку, намекая на то, что неплохо бы и ответить взаимностью. Они не целовались — просто шумно дышали, лаская друг друга, всё быстрее двигая руками, после Джино громко застонал, кончая, а следом за ним зарычал и Рафаэль.

И только потом он коснулся губами губ раскрасневшегося мальчишки и тут же отстранился, сказав достаточно громко:

— Вот видишь, я же говорил, что это клёво, а ты не верил!

— Прости, — пробормотал тот, поднося к носу свои пальцы и нюхая их, впервые ощутив запах чужого семени, а потом просто вытер руку о виноградный лист. — А это ничего, что я не девка?

— Плевать, — беспечно прозвучало в ответ, и Рафаэль точно так же вытер испачканные пальцы, — какая разница, кто тебе дрочит? Тебе понравилось? — Джино кивнул. — Мне тоже. Это главное.

— Рафаэль, говорят, ты со многими девками уже... трахался. Это правда?

— Ага, — на ярких губах возникла горделивая улыбка, так не вяжущаяся с возрастом. Она была бы уместна на потасканной физиономии старого волокиты, но не на свежем лице четырнадцатилетнего подростка. — А что?

— А это... правда приятно?

— Да, — в глазах Рафаэля засверкали те самые искры, — а ещё классно, когда тебе отсасывают.

— Чего?

— Того, челюсть подбери, блин! — грубо хохотнул мальчишка. — Типа никогда в порнухе не видел!

— Видел, но откуда мне знать, как оно...

— А хочешь узнать? — хитро прищурился Рафаэль.

— Спрашиваешь!

— Тогда приходи сюда завтра, в это же время.

— А что будет? — проявил настойчивость Джино.

— Завтра узнаешь, — отрезал Рафаэль, поднимаясь на ноги, — пока.

К счастью, подросток пошагал в другую сторону и не заметил Анжело. Прежде священнику не доводилось видеть подобное, и сейчас он снова ощутил, что плоть заявляет о себе, напоминая о том, что человек — не только вместилище духа.
___________________________________________________
Примечание:
*Евангелие от Матфея Глава 7:13. Тесные врата и узкий путь, ведущий в жизнь. Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими.