Торувьель Эйлер увидел, когда вошел в дом, ставший штабом скоя’таэлей в Старой Вызиме. Услышав шаги, эльфка подняла голову от карты, расстеленной на столе, смерила его взглядом и чуть кивнула головой, хотела что-то сказать, но один из эльфов, стоящих около стола, обратился к ней:

— Торувьель, а что если...

И она тут же забыла об Эйлере, если вообще видела его по-настоящему. Её темные глаза блестели, а на скулах ярко горел румянец. Она была красива броской и агрессивной красотой, а фанатичный огонь в глазах только подчеркивал совершенство лица. Да уж, ничего удивительного, что Яевинн избрал её своей возлюбленной — кто бы смог остаться равнодушным к такой женщине? Особенно если она не только красива, но и умна, обращается с оружием не хуже мужчин и точно так же умело убивает? Только легче от этого открытия не становилось.

Впрочем, последнее, о чем сейчас стоило думать — о сердечных делах. И Эйлер тряхнул головой, выбрасывая из нее всё лишнее, поправил пояс с оружием и направился к дому, который стал их временным убежищем в городе. Эльфу отчаянно требовался отдых, поскольку сил не осталось совсем.

Сюда они пробивались с боем, потому что на улицах творился форменный ад: городская стража и рыцари Пылающей Розы консолидировались и выступили против нелюдей единым фронтом. Кровь лилась рекой, шипела, попадая в костры, пылающие на месте домов, засыхала на мостовой бурыми пятнами. Она была везде, и сам Эйлер был покрыт ею. Пока что не своей.

Злость на себя, Алунэ, Торби и Яевинна помогла ему собраться и взять себя в руки. Он должен выжить, чтобы потом уйти из бригады и, в конце концов, выздороветь. Только слабак бежит от любви в смерть, а Эйлеру не хотелось быть слабаком. И он сражался яростно и умело, больше не думая о том, чтобы прикрывать спину командира.

Яевинн прекрасно может позаботиться о себе сам. Ему не нужны идиоты, изображающие из себя обед для кикиморы. Он вполне способен защитить и себя, и свою женщину, к которой, по всей видимости, и спешил, сообщив еще в лагере, что группа Торувьель будет ждать их в Вызиме.

Борясь с накатывавшей волнами дремотой, Эйлер открыл дверь убежища и стал медленно подниматься по лестнице, уже предвкушая, как сейчас упадет на одну из подстилок и сразу же уснет. Однако этим мечтам не суждено было осуществиться, потому что в комнате эльф увидел Торувьель и... ведьмака.

Они стояли слишком близко для обычного разговора, их лица почти соприкасались, и Эйлер замер, чтобы не выдать своего присутствия. Они говорили о том, что сейчас у эльфов наконец-то появился шанс добиться цели. А потом Gwynbleidd спросил:

— Как ты связана с Яевинном?

— Ты хочешь знать, любовники мы или нет? — ответила Торувьель. — Сейчас это неважно. Сегодня я хочу быть с тобой, — и жарко припала к губам Волка. Ведьмак ответил, и через мгновение они целовались так упоенно и страстно, что у Эйлера перехватило дыхание.

— D`yeabl! — пробормотал он, стряхивая охватившее оцепенение, и начал снова спускаться по лестнице. Возможно, на первом этаже ему не будут так слышны их стоны?

Однако спуститься по лестнице Эйлер не успел, хлопнула входная дверь, и в дом вошел Яевинн. На лице командира лежала печать усталости и глубокой задумчивости. Увидев юношу, он молча кивнул ему и замер, потому что в этот момент Торувьель застонала особенно громко. Яевинн повернул голову на звук, приподнял бровь, но не сказал ничего. Перевел взгляд на Эйлера и спросил:

— Ты тоже зашел сюда в поисках места для отдыха?

— Да, — кивнул юноша.

— В таком случае будем искать его вместе, — усмехнувшись, произнес командир, — идем?

Эйлер снова кивнул — на сей раз без слов. Оставаться в этом доме было все сложнее, потому что с каждой минутой Торувьель стонала все громче, а потом и вовсе закричала — выплескивая в крике свой восторг.

— Отлично, — улыбнулся Яевинн, на лице которого не дрогнул ни единый мускул, словно он ничего не слышал, и повернулся к двери. Эйлер послушно последовал за командиром, слыша его дыхание, ощущая запах и уже не пытаясь успокоить свое сердце. Оно снова стучало сильно и часто, кровь пульсировала в висках, а на лбу выступила испарина и эльф стер её, проклиная себя за слабость.

К небольшому пустому дому, который Яевинн выбрал в качестве ночлега, они подошли совсем скоро. Командир открыл дверь, пропустил юношу вперед и тут же закрыл, задвигая засов. Потом Яевинн зажег обнаружившиеся на столе свечи, указал Эйлеру на скамью, стоящую у окна, а сам опустился рядом.

— Кто с ней? — спросил, словно возвращаясь к прерванному разговору и окидывая комнату взглядом. Из мебели тут уцелели только стол, скамья, на которой они сидели, колченогий стул и кровать, прикрытая темным покрывалом.

— Gwynbleidd.

— Ясно.

— Я не следил за ними, — зачем-то начал оправдываться Эйлер, — просто...

— Неважно. Она с кем, кого хочет, — спокойно произнес Яевинн, а на лице его не отражалось совершенно ничего. — Сегодня это Волк.

— И вам все равно? — вдруг вырвалось у эльфа, хотя он знал, что не имеет права задавать подобные вопросы, но слова вернуть невозможно.

— Да, — прозвучало в ответ, — а почему должно быть иначе?

— Но вы же... — начал Эйлер и осекся под уже знакомым ироничным взглядом.

— Ты снова поверил чужим словам? — спросил Яевинн, странно усмехаясь. — В который раз пропустил мимо ушей то, что я говорил тебе. Молодость не только слепа и глуха, но еще и невнимательна, — он покачал головой, потом принялся медленно снимать доспехи: — Сегодня было нелегко, завтра — будет еще сложнее, но мы должны победить, слышишь?

— Да, — кивнул головой Эйлер, стараясь не смотреть на обнажающуюся кожу командира. Бронзовую, как в том его сне.

— Но думаешь о чем-то совершенно другом, — прозвучало мягко и чуть насмешливо, — в очередной раз витаешь в облаках. Впрочем, сейчас ты можешь позволить себе несобранность, но только на эту ночь, которая, кстати, не будет длиться вечно. А так как мы пришли сюда отдохнуть — самое время лечь спать.

— Вы ложитесь, — Эйлер встал, понимая, что больше не сможет находиться рядом с Яевинном сейчас, когда тот полураздет и смотрит на него почему-то потемневшим зеленым взглядом, — а я пойду, проверю, как там...

— Там, — Яевинн кивнул в сторону штаба, — всё в порядке, а тебе нужно отдохнуть ничуть не меньше, чем мне. А потому раздевайся и ложись. Это приказ, — он встал, сдернул с кровати покрывало и вытянулся на чудом сохранившей белизну простыне. — Здесь вполне хватит места для двоих.

Решив, что дальнейшие возражения будут выглядеть по меньшей мере странно, Эйлер послушно кивнул, потом зачем-то повернулся к Яевинну спиной и стал расстегивать одежду, путаясь в пуговицах и крючках и понимая, что сейчас выдаст себя окончательно. Слишком близко будет полуобнаженный командир, слишком сильно здесь пахнет им, и слишком заметна дрожь, пробегающая по телу Эйлера. Заметна и красноречива.

Приблизившись к постели, он осторожно лег на самом краю, спиной к Яевинну, который лежал, закинув руки за голову, глядя в потолок и о чем-то думая. И когда спины, как тогда на болотах, коснулась рука, Эйлер точно так же вздрогнул и хрипло спросил:

— Там снова кровь?

— Нет, — прозвучало негромко, а пальцы продолжили неспешный путь вдоль позвоночника, — ты дрожишь, — прокомментировал очевидное Яевинн, — холодно?

— Да, — соврал Эйлер, которому на самом деле было чертовски жарко, особенно сейчас, когда рука командира лежала на бедре, совсем рядом со шрамом от когтя.

— Повернись ко мне, — последовал приказ, ослушаться которого Эйлер не осмелился. — Зачем ты лжешь? Всё еще надеешься убежать от неизбежного?

— О чем вы? — попытался изобразить непонимание Эйлер, но встретился взглядом с Яевинном и заткнулся.

— Об этом, — ладонь мягко скользнула по животу эльфа и так же мягко опустилась на пах. — Твое тело не умеет лгать, в отличие от губ, первый поцелуй которых достался мне.

— Я... — начал Эйлер и был тут же остановлен пальцами, которые легли на его губы.

— Ты думал, что умираешь, а в этот момент не лжет никто. Не возражай, не стоит. Я уже говорил, что ты — это в какой-то степени я. Точно так же бежишь от себя и от любви, которой когда-то желал так же сильно, как проклинаешь сейчас. Бежишь, надеясь, что сможешь забыть, освободиться, выздороветь. И не понимаешь, что это невозможно, потому что она сидит гораздо глубже, чем любая стрела. Её нельзя вырезать или вырвать и не захлебнуться в собственной крови, я это знаю, а ты?..

— Нет ничего хуже любви, которая тебе не нужна, — прошептал Эйлер, уже не пытаясь отрицать очевидное, — я знаю, что вы и Торувьель...

— Старые товарищи по оружию, которые время от времени ложились в одну постель, — с усмешкой произнес Яевинн. — Она свободна, равно как и я. Давнюю любовь придумали юные романтичные эльфки, такие, как Алунэ. Если бы это было так, я не слушал бы спокойно стоны Торувьель, надеясь, что Gwynbleidd сумеет доставить ей настоящее наслаждение, такое же, как она дарила мне... Когти угодили и сюда? — резко сменил тему он, касаясь пальцами бедра Эйлера, дышащего сейчас тяжело и отрывисто, напрасно пытающегося совладать с захлестнувшим с головой возбуждением.

Он кивнул молча, увидел, как Яевинн быстро расстегнул его штаны и потащил их вниз. И так же молча Эйлер приподнял бедра, чтобы командиру было удобнее. А потом задохнулся, потому что шрама на бедре Яевинн коснулся губами, которые через мгновение оказались совсем рядом с его пересохшими губами:

— Мне мало одного поцелуя, — глухо произнес Яевинн, — он был слишком коротким и горьким, смерть не хотела уступать тебя мне, но в этот раз вышло по-моему. Я успел поцеловать тебя первым тогда, а теперь хочу получить гораздо больше, — горячая рука ласково скользила по влажной коже Эйлера, все еще не верящего в происходящее.

Юноша знал, что в ночи перед особо опасными боями скоя’таэли часто предаются страсти, чтобы отогнать смерть, бросить ей вызов и ощутить себя живыми, возможно, в последний раз. Знал, как это называется, и прошептал, все еще не решаясь ответить на ласку:

— En’ca minne?

— Neen, — едва касаясь его губ своими ответил Яевинн, — много любви. Я хочу получить то, что мое по праву первого поцелуя.

— Me hamhain te, — выдохнул в губы командиру Эйлер, а потом наконец-то ответил на поцелуй, которого так желал с того момента, как Яевинн коснулся его спины, смывая с нее кровь.

— Знаю, — шепнул ему на ухо командир, тесно прижимаясь к телу юноши своим, таким же горячим и жаждущим страсти.

А потом слов не было, только поцелуи, становящиеся все жарче; ласки — сначала осторожные и нежные, а после — все более настойчивые и откровенные; тела, наконец-то отыскавшие друг друга и слившиеся с громким, одним на двоих, стоном.

— Essea eaminne te, — повторил Эйлер уже сказанное однажды, только сейчас в этих словах не было боли, лишь долгое эхо наслаждения, сильного и острого, заставившего его закричать так же громко, как кричала Торувьель.

Дрожь пробегала по его взмокшему телу, все еще сплетенному с бронзовым телом Яевинна, а на губах командира играла улыбка, которой прежде Эйлер никогда не видел. В ней было торжество и радость обретения того, чего так долго хотелось, от чего не получилось сбежать, потому что оно оказалось сильнее и успело прорасти в тебе, слившись с тобой в одно целое.

***

Потом они лежали рядом, Яевинн обнимал Эйлера, не позволяя отодвинуться, не отпуская, разделяя с юношей эти полные неги мгновения, которых они оба заслужили. Обнимал, по-прежнему не произнося ни слова, потому что слова не были нужны никому из них. А когда дыхание обоих наконец-то выровнялось, он заговорил:

— Когда-то я дал себе слово не любить, потому что слишком больно терять того, кому отдал сердце. Однако... некоторые вещи намного сильнее нас... Смерть, ненависть, любовь — они играют нами, не спрашивая согласия. Им плевать на наши зароки и клятвы, они приходят и уходят по своей воле, их нельзя не впустить или умолить остаться. Мне понадобилось много лет, чтобы это понять. У тебя эти открытия еще впереди. Не спорь, — остановил жестом Эйлера, собравшегося возразить, поцеловал, гарантировано отметая все возможные аргументы, — твоя жизнь еще только началась, и я не хочу, чтобы ты рисковал ею. Особенно сейчас, когда между нами больше нет недомолвок и туманных намеков. Я не хочу еще раз испытать то, что чувствовал в банке. К этому нельзя привыкнуть, проживи ты хоть десять тысяч лет. Видеть тебя, залитого кровью и уплывающего во тьму и холод смерти... удовольствие не из тех, которые хочется ощутить еще раз. В отличие от этого, — он снова склонился к губам Эйлера, — этим можно наслаждаться бесконечно или, по крайней мере, до утра.

— Yea, — согласился с очевидным тот, ощущая, как в теле снова просыпается желание, и не собираясь больше с этим бороться или сдерживать себя. Слишком долго он мечтал о ночи, которая станет одной для двоих, мечтал даже тогда, когда был уверен — это невозможно.

— Me hel’thaispeaint te uide yn iersen, — прошептал Яевинн, сам удивляясь так быстро вернувшемуся желанию. Возможно, это происходило потому, что сейчас он обнимал и ласкал того, кто любит его всецело и безоглядно? Любит настолько сильно, что готов умереть за него?

С Торувьель его когда-то связывала страсть, горевшая ярко и сильно, но недолго. Полностью познав друг друга, они быстро остыли, потому что дальше тел дело не зашло. Возможно, если бы Торувьель забеременела, кратковременная связь стала бы чем-то большим, но... Этого не случилось, и вскоре эльфка уже отдавалась другому, а Яевинна это совершенно не трогало. Он получил от нее всё, что она могла дать, так зачем и дальше оставаться вместе?

Нет, в одну постель они ложились и после: в холодные ночи, когда так хотелось согреться, или когда тело, измученное одиночеством, властно напоминало о себе. Но и тогда это был просто секс — яркий, страстный, долгий, но просто секс. Не любовь. В отличие от того, что уже случилось и снова случится сейчас.

К этому он шел долго и осторожно, постоянно одергивая и останавливая себя, не желая привязывать к себе того, кому не будет готов дать больше, чем тело. Сомневался, что чувства, возникшие к Эйлеру, способны стать чем-то большим, чем желание. И понял, что они уже стали этим большим, когда Эйлер лежал на каменном полу, отчаянно цепляясь за покидающую тело жизнь. Такое он уже однажды видел, и тогда было точно также невыносимо больно. Тогда смерть отняла у Яевинна любовь, в этот раз он опередил смерть, успел поцеловать бледные, уже похолодевшие губы до того, как их коснулась она.

Но и тогда сомнения до конца не исчезли. Мало ли кому адресовалось то признание в любви? Эйлер находился в полусознании и вполне мог видеть перед собой какую-то девушку или мать. Потому-то Яевинн и не пришел в дом Трисс ни разу, пока Эйлер лежал там. Ему нужно было время, чтобы окончательно разобраться в себе.

Торувьель невольно поспособствовала этому, когда Яевинн встретился с ней после Темноводья.

— Кого ты любил сейчас на самом деле? — спросила эльфка, томно выгибаясь на постели.

— А это не очевидно? — приподнял бровь он, проклиная её прозорливость.

— Я слишком давно тебя знаю, — начала она, — чтобы спрашивать об очевидном. Итак?

— Если глаза мне не врут, — попытался отшутиться он, — то я занимался любовью с тобой.

— Сексом, — поправила Торувьель, — называй вещи своими именами. Твое тело было здесь, — она коснулась себя между разведенных бедер, — но видел ты не меня.

— Разве?

— А разве нет? — теперь в темных глазах эльфки не было ни капли томности, взгляд стал острым и пронзительным.

— Тебе показалось, — Яевинн тоже сел и потянулся к бутылке, в которой еще оставалось немного вина. — Я просто устал, дорога была долгой.

— И сделала тебя терпеливым и нежным, словно ты ласкал кого-то, еще не знающего любви, — усмехнулась Торувьель, — Того, кого ты безумно хочешь, но почему-то не позволяешь себе даже коснуться. Так кого ты любил, Яевинн?

— Иллюзию, — ответил он, протягивая эльфке остатки вина, — мечту.

— И потому упорно пытаешься навешать мне на уши лапши? Ты прокололся, — она усмехнулась, — со мной ты никогда не был так нежен. Ни-ког-да, — повторила Торувьель по слогам и отхлебнула из бутылки.

— А тебе хотелось нежности? — попытался увести разговор в сторону он.

— Нет, я давно уже не юная трепетная дева, впервые увидевшая обнаженного мужчину, — взгляд эльфки скользнул по телу Яевинна, задержался в паху и снова вернулся к глазам. — Даже не помню, была ли такой когда-то... Но речь не обо мне. И поверь, я спрашиваю не из праздного любопытства.

— И что же тобой движет? — поинтересовался он.

— Благое желание помочь ближнему, — постным тоном изрекла Торувьель, закатывая глаза и складывая ладони на манер монашек, — который не может решиться на то, чего желает. Она что, dh'oine? — это слово эльфка выплюнула, брезгливо скривив губы, и тут же ответила за него: — Хотя нет, так низко ты бы не пал. Как её зовут?

— Его, — обронил Яевинн, увидел, как изумленно расширились глаза Торувьель и добавил, — тебя это шокирует?

— Удивляет, — не сразу ответила она. — Ты же...

— Всегда предпочитал женское тело мужскому?

— Да, только сдается мне, что этот некто умудрился зацепить тебя здесь, — эльфка положила ладонь на грудь Яевинна, прямо над сердцем. — А это все меняет. В таком случае пол значит не больше, чем цвет глаз или длина волос.

— Зацепить?

— И капитально, раз ты до сих пор не оттрахал его в перерыве между боями. Но ты этого почему-то не сделал, а значит — всё серьезно. Снова. Или мальчик категорически против того, чтобы покувыркаться с тобой добровольно, а насиловать его ты не хочешь. Угадала?

Яевинн отрицательно покачал головой, а потом решил все же раскрыть карты — раз уж прокололся, какой смысл вилять?

— Помнишь, я говорил тебе о нашем посещении банка? Так вот, в тот день мы дрались с кикиморами, и он закрыл меня собой. Он сделал то, чего когда-то не успел я, — Яевинн отвернулся, помолчал, подбирая слова, и продолжил: — Без приказа, зная, что наверняка умрет, наплевав на мои лекции об осторожности.

— Однако, — присвистнула Торувьель, — но тогда в чем проблема? Трахни его наконец и да будет вам счастье! Или он...

— Жив, и уже должен вернуться в отряд, но это заслуга Волка и его чародейки. — Яевинн снова потянулся к бутылке, но в ней уже не было ничего, и, ругнувшись себе под нос, эльф швырнул ее в угол комнаты. — Его кровь на моих руках была так похожа на...

— Тссс, — Торувьель приложила палец к губам Яевинна, — боясь новой потери, ты отказываешь себе в том, чего желаешь не только ты сам. Это глупо.

— Возможно.

— Однозначно, — фыркнула эльфка. — И так не похоже на тебя.

— Я не знаю, чем был продиктован тот его поступок, к тому же, он слишком молод. Вполне возможно, пока меня не будет, он увлечется какой-то девушкой и...

— И ты будешь кусать локти всю оставшуюся жизнь! — насмешливо закончила Торувьель. — Лучше жалеть о сделанном, чем тешиться иллюзиями и трахать старых друзей, представляя на их месте...

— Прекрати, — предостерегающе поднял руку Яевинн.

— Как скажешь, — пожала эльфка плечами. — Но себя не обманешь, как бы ни хотелось. Так какого черта пытаться?

Тогда он не ответил Торувьель ничего, дав себе слово разобраться наконец-то в собственных чувствах, если, конечно, за это время Эйлер не сошелся с какой-то из женщин. Если это случится, проблема исчезнет сама по себе.

Не исчезла.

И сейчас Яевинн был этому рад, потому что пережитое только что полностью оправдало его ожидания. Впервые за долгие годы он занимался любовью, наслаждаясь каждым прикосновением и поцелуем и желая, чтобы это повторялось снова и снова, до тех пор, пока силы окончательно не оставят обоих.

________________________________________

Примечания:

En’ca minne - немного любви
Me hamhain te - я только твой
Me hel’thaispeaint te uide yn iersen - я покажу тебе небо в звездах