Шепард

- Стелс-системы включены. – Доносился голос Джокера по всему кораблю.
Нормандия быстро стремилась выйти на орбиту Иден Прайм. Это была живописная планета, ставшая одной из первых людских колоний за пределами Солнечной системы. Природное изобилие стало причиной целого потока иммигрантов именно в колонию на Иден Прайм. Настоящий Рай, как говорят многие. Тишь да гладь. Никто долгое время не догадывался о том, что именно на мирной людской колонии, до которой никогда не было особо дела, раскопки приведут к таким большим открытиям.
Но, как показала практика, не все открытия – праздник. Протеанский маяк, который нашли ученые, совсем недавно стал причиной гибели целой людской колонии. Сколько там было людей? Сколько из них погибло, не имея возможности сражаться, и сколько выжило, ждет эвакуации? И скольких людей в ту минуту волновал не только маяк?
С самого первого его дня в ВКС его учили исключительно убивать. Убивать, чтобы спасать. Кажется, взаимоисключающие друг друга понятия, но в мире бюрократии и позиционерства люди цепляются лишь за то, что хотят, никого не волнует, что убив спасти никого нельзя. Шепарду много лет долбили это в голову, словно маленькому ребенку, объясняли на пальцах, что есть хорошо, а что есть плохо, но, в конечном итоге, каждый человек делает для себя какие-то выводы. Выводы, которые убивают в тебе мальчика и дают родиться мужчине, выводы, которые делают из тебя злодея или героя. Серые оттенки лишь прикрывают однотонность душ. И Шепард причислял себя к тем людям, которые были готовы бороться с поставленной системой.
Найти маяк и только потом спасти людей. Приказы не обсуждаются, однако там, куда их высадят очень скоро, им придется на ходу принимать какие-либо решения. На бумаге всегда это выглядит более просто. Тебе говорят о том, что задача не из простых, но, кажется, ничего в ней особенного нет, и огонь сомнений сожрет тебя, когда ты встанешь перед выбором, перед тем, с чем тебя на бумаге не ознакомили.
Как только Нормандия взошла на планету, перед всеми, кто смотрел в иллюминаторы в ту минуту, открылось место далекое от понятия «рай»: небеса были затянуты красно-пепельными облаками, кое-где горели леса. Куда же делась умиротворенность, волшебность Иден Прайм? Место, куда стремились тысячи колонистов с Земли, испарилось в духоте, поднявшейся с горячей земли. Даже смотря в пыльное маленькое оконце, тебя охватывает непривычная тревога. Солнце этой системы не выглядывает из-за тучных облаков, придавая окружающей фауне особую загадочность.
- Я гляжу, тут кое-кто нехило поработал, капитан. – Удивленно взирал на все это Джокер, направляя корабль к месту высадки группы.
Шутки шутками, а там, на земле Иден Прайм, еще орудуют враги и убивают ученых, ни к чему не причастных гражданских. Легко рассуждать об этом, сидя на своем месте и не имея представления о том, что пережили местные люди.
Шепард встретился с Андерсоном, как и было назначено, в грузовом трюме. Его маленький отряд был практически готов, но практически – не значит полностью. В глазах Кайдена и капрала он замечал легкую тревогу. Их низко опущенные визоры плотно прилегающих к головам шлемов отражали ржавый приглушенный свет, врывающийся вместе с песком и пылью через медленно опускающийся мостик на землю. Нормандия плавно, словно тихая кошка, повисла над землей, поднимая клубы пыли.
- Ваш отряд – главная сила операции, капитан. – Андерсон выглядел не менее напряженным, однако его сосредоточение не давало шанса ни единой лишней эмоции появиться на его лице. – Прорывайтесь прямо к месту раскопок.
Вот он, твой звездный час, не без улыбки взглянул на Дженкинса Джон, снимая оружие с предохранителей. Кайден Аленко держался, все-таки лучше. У него и опыт за плечами, и серьезные сражения, не смотря на его, по военным меркам, еще юный возраст. Но напряжение, которое заметно выделялось в его голосе, выдавало его эмоциональное состояние. Два неуверенных солдата за его спиной, руки которых могут дрогнуть в самый не нужный момент. Каждый раз Джон проверяет уже не собственную отвагу, а скорее мужество тех, кто идет с ним рука об руку.
- Что делать с выжившими? – Громко, словно пытаясь перекричать кого-то, спрашивал лейтенант Аленко.
- Помощь выжившим – задача второстепенная. – На что Шепард отрицательно покачал головой.
Это не его метод. Война, конечно, дело серьезное и каждый вооруженный конфликт требует холодного расчета и подхода, однако подобное он никогда не стал бы допускать. Не думай он о чужих жизнях, ему бы никогда не удалось удержать квадрат на Эллизиуме, и он бы проиграл блиц. На войне побеждают люди, а не цифры.
- Главная ваша цель – маяк. – Добавил Андерсон, переводя строгий взгляд на недовольного капитана Шепарда.
Убедить новобранцев в этом легко, а вот Джона Шепарда очень даже сложно. Не смотря на всю свою компетентность и субординацию, он все же, в какой-то мере, всегда поступал по-своему. Если ему придется выбрать между маяком и спасением человеческой жизни, он выберет второе, а потом уже подумает о маяке. До сего момента у него выходило убивать двух зайцев сразу.
- Заходим на точку один. – Оповестил Джокер, и в открывающийся грузовой трюм шквалом ворвался непослушный, сбивающий с ног пыльный ветер, и неистовый свист заглушал даже шум от работающих двигателей фрегата.
- Найлус пойдет вперед для разведки. Он будет сообщать вам о ситуации. В остальном прошу соблюдать тишину в эфире. – Андерсон проводил их спины тяжелым взглядом и последнее, что они услышали от него – какой-то вздох, полный сожаления.
- Мы прикроем ему спину. – Выговорил тихо Шепард, широкими шагами спускаясь с опущенного трапа на землю. Пыль и духота мешали свободно дышать больше, чем плотно сидящий скафандр.
- Успех миссии от вас зависит. Удачи. – Услышали они, прежде чем трап был полностью поднят, и Нормандия с гулом стала подниматься в воздух, оставляя троих одиноких в поле воинов в неизвестном им месте, которое в те минуты было похоже больше на накаленный ад, чем на райское пастбище.

Дженкинс

Земля под ногами была твердая, каменистая. Солнечные лучи едва проникали через красные густые тучи, придавая мрачности и без того ужасающей картине. Он не узнавал более мест, в которых вырос. Большую часть жизни он провел именно на Иден Прайм и помнил лишь широкие вспаханные поля, зеленые луга и каменистые склоны у чистых не широких рек. Иден Прайм был подобием Земли, той Земли, которую люди давно потеряли. Пыль, которая поднималась от их быстрого шага, забивалась в рот и нос, вызывая продолжительный кашель или же чихание. Но, хуже всего приходилось сердцу.
Человеческое сердце, к сожалению, мягкое. Ричард Дженкинс всегда был по натуре своей сентиментальный и впечатлительным человеком. Капитан, возглавляющий их длительный поход на Иден Прайм почти не делал привалов, но и тем лучше, думал Ричард, лучше не видеть то, во что превратился твой дом. Ему уже не хотелось знать, что случилось с колонистами. Иден Прайм был похож на большое село, где каждый мало-помалу знал друг друга и здоровался с каждым встречным. Здесь жили его родители и только подумать о том, что с ними могло случиться. Масштаб трагедии трудно оценить, когда все, что ты видишь – сгоревшие полуразрушенные дома и вскопанная земля. Они не встретили ни единого живого существа, кроме живности, населяющей планету. Люди оставляли свои дома, не взяв с собой ничего, но было ли у них время? И сердце капрала странно сжималось, в то время как руки его предательски ослабляли хватку оружия и от грусти, что периодически накатывала на него, будил идущий рядом Кайден. А капитан Шепард был странно молчалив, не было слышно даже его дыхания.
Они останавливались не часто, а после прекратили вовсе. Редкие пары домов оказались разгромлены, но не опустошены. Люди, видимо, бежали, не взяв с собой вещей, поддавшись общей паники, от которой здесь осталось разве что витающее в воздухе напряжение.
- По периметру все чисто, капитан. – Джокер всегда был на связи по рации, но вот его слова вообще как-то не особо обнадеживали. Ни единой живой души – ни врага, ни союзника, они не нашли, но «чисто» было со стороны пилота не уместно использовано.
Только привитое в армии чувство долга не отпускало капрала ни на секунду. Каждый раз, смотря капитану Шепарду в спину, он понимал, что унывать или вспоминать былое уже нет смысла. Они пришли сюда, чтобы спасти людей и выполнить миссию, капитан полагает на его компетентность, а разинувший рот товарищ за спиной хуже врага, стреляющего в упор. Шепард был для Ричарда человеком, за которым хотелось идти, подобрав собственную челюсть и позабыв о страхе. Или, быть может, он и не догадывается, каким бывает страх и как он заставляет столбенеть тело.
- Колонии сильно досталось. – Внезапно раздался в динамике хрипловатый и прерывистый голос Найлуса. - Повсюду враги, будьте осторожны.
Ричард Дженкинс заметно вздрогнул, торопливо мотая головой из стороны в сторону. Осторожность всегда граничит с безумием.
Однако, на протяжении еще нескольких миль, уставшие солдаты так и не наблюдали врагов на горизонте. Они даже не сторонились больших дорог и не скупились на шум, да только ни единого синтетика или же человека не наблюдалось в поле зрения. Ричард шел в самом конце, постоянно оборачиваясь и проверяя, не следят ли за ними. В конце концов, его просто назвали параноиком и поставили в середину колонны.
Через какое-то время стоящую вокруг природную тишину и покой в смешении с общим картинным хаосом разорвали звуки выстрелов за пригорком.
- Ох ты ж черт! – Выругался Дженкинс, стоя на небольшом овраге и всматриваясь через визор вдаль. Он видел, как поднимаются клубы черного дыма, как обнимает непроглядная красная пыль маленькое поселение к низу у склона, словно туман, орошенный кровью. Ричард затаил дыхание, сглотнув горький ком в горле.
- Что здесь произошло? – Он опустил руки, сделав еще несколько шагов в гору, и испуганно отскочил назад, оглядываясь по сторонам. От падения кубарем вниз его спасла рука капитана Шепарда, но, как только Ричард опустил глаза вниз, на землю, его тело обмякло, словно пареная репа. Он, ни о чем ни подозревая шагал по людским телам и обгоревшие кости хрустели, словно осенние опавшие сучки деревьев.
Все застыли, оглядывая местность. В обугленных останках уже практически не узнать человека и запаха от них никакого не было. Только один вид сваленных в кучу обгоревших тел, маленьких и больших, заставлял душу кровоточить болезненной кровью. Дженкинс еще не видел войны. Дженкинс еще не знал, что такое смерть.
Подчиняясь приказам капитана, Ричард и Кайден заняли свои позиции по обе стороны широкой дороги, огибающей холм. Впереди слышался неприятный треск, и Ричард на мгновение зажмурил глаза, прося безымянных богов, в которых верил, даровать им удачу. Но враги, видимо, двигались прямиком к ним. Капрал краем глаза заметил отданный приказ Шепарда идти вперед и, затаив дыхание выдвинулся, не отводя глаз от лежащей впереди дороги. Здесь он бы беззащитен и шел дулом штурмовой винтовки вперед, сильно сжимая ее рукоять. Страх губил в нем остатки мужества и спустя десяток осторожных шагов он перестал чувствовать поддержку капитана и лейтенанта за своей спиной.
Дженкинс застыл, поддаваясь внутренним эмоциям. Откуда-то снизу поднималась паника, и через секунду перед глазами его скользнул блестящий корпус дроида-разведчика. Он услышал, как он дважды выстрелил, и через секунду его тело билось из стороны в сторону, а сам Дженкинс успевал лишь округлять неистово глаза, чувствуя, как неизбежная боль затмевает взгляд. Хриплый неконтролируемый крик вырвался из его горла прежде, чем палящие в него дроиды сменились скользящим тучным небом Иден Прайма. Он не почувствовал ни боли от падения, ни боли, отнимающей у него последние шансы на выживание. Лишь запах паленого мяса собственного тела заставлял его в последний раз его неприятно жмуриться, пока и без того красные небеса становились еще более алыми. Перед смертью не чувствуешь боли…
Гул звуков, превратившихся для него в один сплошной шум, разорвал крик лейтенанта Аленко. Дженкинс уже не понимал, что он кричал, но руки его все так же сжимали не использованную ни разу штурмовую винтовку.

Эшли

Страх ранит глубже любого выстрела. Она испытала его вдоволь, каждый раз заставляя себя выглядывать из укрытия, каждый раз притупляя в себе предательское чувство долга. Она оставила своих людей позади, чтобы выжить самой. Иногда паника и желание жить вопреки всем данным обещаниям и клятвам сильнее разума, сильнее чести и долга. Эшли Уильямс никогда не была трусихой и меньше всего она хотела сбегать, собрав волю в кулак, поддавшись слепому желанию жить. Вся ее жизнь проходила по приказам, она жила по приказам, ела по приказам, существовала по приказам и теперь, унося свои ноги все дальше от настоящей мясорубки, Эшли понимает, что сама себе стала приказчиком и командиром.
Ее тяжелое прерывистое дыхание, как ей самой казалось, выдавало каждое ее укрытие. Все, что у нее есть – спасенная собственная жизнь, которую может оборвать пара прицельных выстрелов, да тяжелый пистолет, постоянно перегревающийся в ее не дрогнувших руках. Уильямс напугана, напугана до сбивчивой речи и лишних телодвижений, подставляющих ее под угрозу быть расстрелянной, однако она героически держала себя в руках.
Геты не знают, что такое жалость, и они не оценят ни страха в глазах своих жертв, ни безрассудного их геройства. Железу никогда не будут подвластны эмоции, железо не знает, что такое жизнь, железо не умеет жить. И она ненавидит их всей своей душой за всю боль, что они причинили ей. Она видела, как бегут люди, как в толпах начинается давка, как умирают люди, затоптанные собственными товарищами, а крики заглушают все остальные посторонние звуки. Она видела, как с тучных небес опустился неизвестный ей корабль, как громадные его штыри, словно пальцы, впились комариными укусами в землю Иден Прайма, разнося гул, разрывающий мозг и душу на части, заставляющий чувствовать неистовый страх. И паника охватила людей, а дальше началась мясорубка.
Мясорубка, забравшая у Эшли друзей. Она бежала с толпой, пока не выбилась из сил, пока не отстала от остальных и была вынуждена спасаться в одиночестве.
Она палила во врагов, которые преследовали ее, пока неприятный писк пистолета не свидетельствовал о перегреве оружия. Эшли словно плевком выругалась, на ходу стукая пистолет по горячему магазину. Силы ее были практически на исходе, она уже чувствовала, как ноги предательски заплетаются, а сбивчивое дыхание отдается болями в груди и горле. Еще пара выстрелов просвистела где-то рядом с ее головой и Эшли незаметно для себя неприятно взвизгнула, корча лицо от злости. Она всегда злилась на собственную беспомощность, она всегда ловила себя на ненависти к самой себе, когда страх брал верх над ее собственным самообладанием. И поддаваясь избитому телу и побитому, уставшему от погони разуму, Эшли не замечает, как предательски задевает ногой камень и летит вперед, поднимая под собой пыль. Едва она очутилась на земле, как мигом перевернулась на спину, внимательно прицеливаясь к своим преследователям. Так сильно жжет спину, так крепко дурманит голову усталость и боль от ожогов. Кажется, что тело ее налилось свинцом вместе с пальцем, который с таким трудов несколько раз нажал на курок, заставляя преследующих ее дроидов взорваться прямо в воздухе. Она больше не медлила, вскочив на ноги, нашла маленькое укрытие за массивным камнем, выросшим прямо посреди широкого поля. И только там сержант Эшли Уильямс смогла перевести дыхание.
Ее руки никогда не дрожали. Даже в минуты страха, который заставлял ее прикрывать глаза и проглатывать мешающийся ком в горле, ее руки никогда не дрожали. Эшли знала, куда нужно стрелять, а меткости ее можно было позавидовать. Ее учили убивать и у нее выходит это довольно неплохо. Что спасло ей жизнь и почему она осталась жива, когда все ее товарищи умерли жуткой смертью, или, того хуже, превратились в чудовищ? Мысли путались в ее голове, но сердце ушло в пятки, когда из-за холма вышла пара гетов, таща за собой еще выжившего солдата. Эшли крепко сжимала свое оружие и скалила зубы. Один шаг, один прицел, один лишь шанс, но она стояла, чуть переступая с ноги на ногу, и тихо ненавидела себя за собственную робость. Или же не робость была это? Всего лишь страх и желание жить, присущее каждому живому существу. И меньше всего она хотела быть проткнутой шпилем и превращенной в лишенного разума хаски.
Духота, царившая вокруг, заставляла жадно хватать воздух ртом. Но сил больше не оставалось. Эшли сильно стукнула головой об камень, и прильнула израненной спиной к холодной поверхности, мирно закрывая глаза. Она слышала пронзительный человеческий крик прежде, чем геты пустили его в расход и насадили на острый шпиль. Эшли отсчитывала секунды до подобной ему кончины. Она последняя, кто выжил в своем отряде, но один в поле не воин.
Она не успела даже выступить за край своего единственного укрытия, как с противоположной стороны холма градом посыпались выстрелы и двое солдат выскочили из-за высоких деревьев. Один из них был прекрасным биотиком, отмечала Эшли, видя, как гета просто разорвало на части в воздухе. За пару минут они смогли разобраться со всеми, кто преследовал ее последний час.
- Спасибо, капитан, я уже думала, что мне не удастся выжить… - Эшли практически без эмоций выдавила эту фразу, присев на землю и выпустив из рук оружие.
Ее белая броня в лиловую полоску была запятнана в крови товарищей и масле врагов. Шум от выстрелов все еще звучал в ее голове.
- Сержант Эшли Уильямс. – Ей хватило сорока секунд, словно по отработанной давно программе, она собралась с последними силами и вскочила на ноги, отдавая честь капитану с пометкой N7 на нагруднике.
В карих глазах Эшли блестела непомерная усталость, но стойкая сдержанность не давала ей отражаться ни в голосе, ни в поведении.
- Взвод двести двенадцать. Вы здесь главный, сэр? – Мимолетно она перевела глаза на биотика, который по большей части держался в стороне.
Мужчина рядом с ней молчаливо кивнул. Угрюмый, кажется, не по годам своим постаревший, но все еще полный сил наземный боец. Его броня не была запачкана, да и сил у него хватало на быстрый штурм, значит, им все-таки выслали хоть какое-то подкрепление.
- Джон Шепард. – Мрачно представился он. - Вы ранены, Уильямс?
- Несколько царапин и ожогов. Ничего серьезного. Остальным… повезло меньше. – Она мимолетно взглянула по дороге, по которой бежала. Лишь следы, оставленные на проваленной мягкой земле, были тому доказательством. – Нда, Боже… Мы патрулировали периметр, когда начала атака. Попытались послать сигнал бедствия, но они отрезали всю связь. С тех пор, я постоянно сражаюсь за свою жизнь.
- Где все остальные члены отряда? – Взгляд Шепарда пал на человека, висящего на высоком штыке. Кажется, вопрос был неуместным.
- Мы пытались вернуться к маяку. – Удивительно, но Эшли говорила без тени какого-либо сопереживания, но вот бегающий взгляд обо всем говорил. Держалась она достойно для того, кто только видел, что сделали с его бывшим товарищем. – Но попали в засаду. Не думаю, что остальные… - Запнулась она, остановившись у штыка и высоко задрав голову, наблюдая, как по серой пластинной стали стекает пущенная кровь. – Наверное, выжила только я.
- Это не Ваша вина, Уильямс. Вы ничего не могли сделать, чтобы их спасти.
Каждый уважающий себя командир когда-нибудь произносит эти слова, уж Эшли знала. На своем веку она повидала сильных и слабых лидеров, и эта фраза была уже затерта до дыр, не придавала ни капли уверенности и не избавляла от вины. Я не трус, повторяла она себе. Порой цена спасения – смерть своих товарищей.
- Да, сэр. – Возобновила шаг Уильямс, не поднимая глаз на капитана. – Удерживали позицию до последнего, но гетов было слишком много.
- Гетов не видели за пределами Вуали почти двести лет! – Отозвался, наконец уставший взбираться по холму биотик. – Что они здесь забыли?
- Наверное, за маяком пришли. – Пожала плечами Эшли, когда вся группа наконец-то достигла вершины и осматривала все вокруг. – Место раскопок закрыто. – Эшли указала на закрытые ворота высокой преграды. Маяк должен был быть еще там.
- Нам бы пригодилась Ваша помощь, Уильямс. – Всматривался в закрытые ворота Шепард и снова щурил глаза.
Эшли знала, что эту дорогу проложили смертями людей. Земля Иден Прайм стала красной не из-за пыли…
- Так точно, сэр. Расплачусь с этими гребанными тварями.