***

Однокомнатную квартиру освещает рассветное солнце, проникая сквозь неплотно задернутую штору. В помещении царит тишина. Вещи горой разбросаны по полу или свисают мятыми гроздьями с мебели, в раковине выстроились пирамиды немытой посуды, то тут, то там мелькают бежевые пачки кофеина в таблетках разной степени наполненности. Грязь и запустение распространяются в спертом, насыщенном парящими частицами пыли, воздухе. Кажется, жилище давно брошено. На ум приходит лишь одно определительное слово – берлога.

Только в раскрытом ноутбуке, что стоит на краю широкой двуспальной кровати, по инерции курсируют звездолеты. С любовной дотошностью вырисованные хромированные корпуса летательных аппаратов блестят сигнальными огнями, а моторы-тягачи вспыхивают ярко-голубым пламенем, стоит только машинам пойти на очередной маневр. Окружающая вселенная подмигивает россыпью неизвестных землянам звезд. Но корабли не сбиваются с курса. Отправленные в торговые и боевые рейды хозяином два часа тому назад, они точно пройдут по всем указанным координатам. Сбой не предусмотрен и невозможен. Только не у данного обладателя военно-космического флота. У него все рассчитано – корабли скоро вернутся в родную ставку, он успеет загрузить их товаром или новым оружием и отправить в клановые резервы, чтобы никто из врагов не имел возможности напасть. Легендарный министр обороны лучшего и сильнейшего клана космической он-лайн стратегии на пятьсот тысяч пользователей не имеет права на просчет. Он – Lord Flame, или Самуил Исаакович Вайнштейн, впрочем признающий исключительно сокращенное Сэм. Врач-терапевт двадцати семи лет от роду и весы по гороскопу.

В шесть часов утра он открывает один глаз, пока второй преспокойно спит. Тянется, накрывает рукой будильник, нащупывая и отключая. «Опасность» ликвидирована. Потом смотрит в монитор и, удостоверившись, что все в порядке, снова устраивается на подушку. Сэм спал меньше двух часов, а через полтора уже надо тащиться на работу. Сил нет, при мысли о подъеме и дороге в животе что-то предательски скукоживается, а желчь так и норовит подкатить к горлу и попроситься на волю. Тело бьет нервная дрожь – первый признак хронического недосыпа. Сэм мысленно посылает работу к чертям собачьим и посильнее зарывается в одеяло. От несвежего белья пахнет немытым телом. Сэм морщится и дергает носом. Раздраженно перевернувшись на бок, он все же погружается в столь долгожданную дремоту.

Парень прекрасно знает – его не уволят. Владелица частной клиники не сможет выкинуть из штата нерадивого сына лучшей институтской подруги. Еврейское воспитание и не менее еврейская московская община не позволят, первое – можно проигнорировать, а второе – чревато осуждающей молвой. «Своих» обижать не принято, связи нужны всем, особенно собственникам бизнеса в Москве. Начальнице лишних проблем не надо. Сэм в курсе, поэтому нагло и открыто этим пользуется, манкируя рабочими обязанностями, когда вздумается. Не спасают ни выговоры, ни штрафы, ни внушения. Порицание общины Сэма, в отличие от шефини, не впечатляет, он не боится осуждения, наоборот, давно привык. В конечном счете, что эти мелочи ординарной жизни «букашек» значат рядом с великим делом Лорда Пламени? Он служит верой и правдой клану, его боятся, уважают, ненавидят, проклинают и даже трепещут при одном только упоминании известного всем ника. Постепенно полуспящего Сэма начинает переполнять сладостная гордость.

За пять лет в игре он добился небывалых высот – обзавелся связями с администрацией, богами русского сервера. Они благоволят прославленному министру обороны и не так давно подарили админского ангела-защитника, который дополнительным доказательством величия торчит в родной ставке. Теперь Сэм выше других игроков и почти непобедим. Но игровое преимущество – дело десятое, главное – политика. И здесь «великому» нет равных. На капризно изогнутых природой, хорошо очерченных губах появляется торжествующая улыбка.


Форель из семейства стальноголовых лососей ловит серебристым боком лучи взошедшего на востоке солнца и устремляется из прохладной тени водорослей по теплому течению вверх. Ее манит золотой блеск, расстилающийся неоднородным полотном по морской глади.


Предательски изматывающий звук прорезает дымку сна. Сэм пытается отключить сознание и сохранить сладость дремоты. Раздражитель не исчезает, наоборот, словно бормашина дантиста, продолжает мучить дребезжащим звуком, вытягивая парня на поверхность реальности. Он открывает глаза. Неприятной пульсацией тянут виски. По заспанному спокойствию квартиры разливается виновник беспокойства – тревожный звонок мобильника. Сэм хочет схватить девайс и раздолбать об стену, но вместо этого находит телефон в складках потрепанного одеяла и подносит к уху.

«Да, маман, уже выхожу», – нарочито бодрым голосом рапортует парень. Потом косится на ноутбук – времени прилично, по идее Сэм уже должен подходить к метро. Снова опоздает, плевать. Мать отключается, мобильник летит на пол, а парень прилипает к экрану самой драгоценной вещи в жизни. Новый серебристо-серый ноут «HP» – бесценный проводник в его, Сэма, мир. Мир, где он непобедим, желанен, где нужен и необходим, место, в котором абсолютно все скрытые черты Сэма обрели материальное выражение. И парень с головой погружен в столь соблазнительную иллюзию космического бытия. Даже больше, именно он ее строит. Сэм – креатор, и в этом ему нет равных.

Вот и сейчас, зайдя на клановый форум, Сэм обнаруживает петицию нового лидера о предоставлении скидок новичкам на артефакты и свитки, качающие опыт. С чего бы? Основной доход ставки Сэма – это драконовская торговля и вытряхивание алмазов с нубов. На вырученные средства Сэм строит звездолеты – клановую гордость и богатство. Новоиспеченный указ лидера – прямой удар по интересам министра обороны. И он воспринимает подобное волеизъявление как вызов. А как иначе-то? Лидер открыто угрожает благополучию Сэма и, в случае неповиновения воле министра, поплатится. Ведь всем давно известно, кто на самом деле заправляет кланом. Да и не только им одним. Всей игровой вселенной. Одного мира Сэму всегда было мало.

Сейчас густая черная бровь приподнята и напряженно изогнута, а полные чувственные губы сжаты в тонкую линию. Сэм злится. Даже не так – он раздражен. Всего за два часа сна произошло многое. Стоило только оставить клан без контроля. Сэм прерывисто выдыхает, опускает руку вниз, находя на полу начатую пачку кофеина. С дрожащим нетерпением пальцев он надрывает обертку и, наконец, отправляет в рот сразу две таблетки. Терпкий вкус кофе ударяет в нос, расползаясь по рту и горлу. Едкая химия обогащает кровь искусственным симптомом бодрости. Сердце откликается сразу и срывается на учащенный бег. На висках и над губой выступают капли пота. А все потому, что мозг Сэма получает допинг и с азартом включается в работу. Два часа на сон – достаточно. Если б Сэм мог не спать, не есть, не работать – он бы с радостью пошел и на это. Однако сон, даже минимальный, требуется организму для жизни, как и еда, а работа необходима для получения денег, которые обеспечивают едой, Интернетом и прочими вещами, необходимыми для проживания. Замкнутый круг ненужных лишних действий, которые отвлекают от главного – от истинного мира Сэма, в котором он по-настоящему жив и вполне себе счастлив.

Парень давно проклял реальность, она перестала для него что-либо значить. Ни общество людей, ни их привычные интересы, ни общепринятые цели не вызывают в Сэме ничего, кроме презрительного раздражения. Он искренне не понимает, как такие мелочные и низменные желания вообще могут занимать сознание. Продвижение по карьерной лестнице офисного планктона? Лизание задниц коллегам и начальству? Выполнение идиотских задач? А потом машина в кредит и квартира в ипотеку? Содержание семьи, которая полностью займет столь ценное время единственной жизни? Обывательщина рождает лишь саркастичную насмешливую улыбку. Нет, все это слишком мелко и просто для мозга Сэма. Его сознание расширяется до межгалактических пределов и взрывается при нереализованности.

В игре парень нашел выход и построил свою, близкую и подконтрольную только ему, реальность. Сэм сталкивает кланы, развязывает и прекращает войны, он правит над более примитивными умами и рассчитывает все, абсолютно все действия, на десять шагов вперед. Ничто не происходит без его ведома или благословения. Мозг Сэма находится в непрерывной работе если не 24 часа в сутки, то 22 с редким перерывом на сон. Он мысленно рассчитывает графики прилетов и отлетов кораблей и не только своих, но и врагов с союзниками. Генерирует в уме планы сражений и тактические решения. Некогда оглянуться по сторонам окружающей действительности. Военная стратегия занимает его намного больше. Даже навыком торговли, пускай и неинтересной ему, он овладел на все сто. Сэм устанавливает цены на рынке, идет на хитрости и шантаж, но выбивает лучшие условия для родного клана, а все конкуренты довольствуются лишь остатками.

Если Сэму бывает нужно, он возвеличивает тот или иной клан, а потом использует в собственных интересах. Как и людей, которые превратились лишь в безликие и бездушные фигуры на шахматной доске игровой стратегии. Сэм двигает их в согласии с внутренними планами. Хотя эмоциональность людей он не отвергает, напротив, пользуется ею для достижения поставленных целей. Умело втираясь в доверие, Сэм проникает в души, а главное умы, становясь кукловодом и ведя свою игру. А потом он выбрасывает человека за ненадобностью или бесполезностью. Его ненавидят и боятся, но Сэму это нравится. Он стал действительно отличным, даже по земным меркам, политиком. И выстроил Империю имени себя, его гордость, детище – доказательство собственной значимости. Необходимое.


Стальноголовая форель мчится по восходящему потоку, играя плавниками в разноцветных переливах вод. Ей нравятся скорости и ощущение свободы, когда целые водные бездны остаются под брюхом, а она, рыбина, расправляет резные плавники и будто парит над пустотой.


Сейчас, написав письмо союзному клану, Сэм заручается поддержкой их главы. Союзники не примут условий скидок новичкам, а при сохранении подобной политики – разорвут все дипломатические отношения, конечно же, с лидером клана Сэма, а не с ним самим. С потерей столь сильного партнера клан лишится половины артефактов нападения, а это значит стремительное падение с верхних строчек рейтинга. Соклановцы разорвут лидера, что не может не радовать. Но Сэму этого мало.

Мозг рождает еще один ход, предвосхищающий возможную попытку лидера обойтись без поддержки старых союзников путем заключения договора с новыми. Сэм четко осознает необходимость войны или военной угрозы, дабы лишить своего визави шанса на возможный маневр. Но тут есть свои тонкости – объявить войну клану Сэма сможет не каждый. С самыми серьезными из противников парень на короткой ноге, точнее, он обладает компрометирующей информацией на главу противоборствующего клана, и тот это знает. Но в дипломатии существуют негласные правила, которые лучше не нарушать. Желание Сэма не должно выглядеть как шантаж – человеческий фактор. Иначе объект из принципа не купится. Это будет просьба, выраженная грамотным письмом, в котором Сэм надавит на все слабые места противника. Сначала между делом намекнет на сердечное желание сохранить компромат в тайне, а затем поклянется в нерушимой принципиальности и высокой морали, постепенно превращая соперника в союзника. Никаких сомнений – ему удастся. Не зря Сэм носит звание «Великого» министра.


Серебристая морская форель спешно покоряет морские пределы, разрезая блестящей сталью головы незримые препятствия. Поверхность манит согревающим бока солнцем. Еще немного и юркая стремительная рыбина перейдет на дрейф, очарованная ослепительностью верхних вод.


Сэм облегченно выдыхает. Морщина на лбу разглаживается, придавая выражению лица умиротворенность. Парень лелеет в мыслях картину, когда поставит на место выскочку нового лидера. Кажется, тот совсем забылся и путает: кто он, а кто Lord Flame. За последним пойдут соклановцы и, в случае неподчинения Сэму, объявят лидеру импичмент. Этот мальчишка нарывается, ведь его и назначили только потому, что Сэм не захотел брать бразды правления в собственные руки. Не любит первые роли, тень – ближе. Старый лидер никогда не выеживался, наоборот, покорно выполнял приказы министра обороны, чем заслужил его дружбу и уважение. Но к великому сожалению, приятель свалил из игры по семейным обстоятельствам. Пришлось проводить выборы. Силами Сэма победил ставленник старого лидера, в котором он был уверен и надеялся на продуктивное сотрудничество, то есть подчинение. Однако неблагодарный мальчишка стал гадить. Но Сэм знает, как поставить выскочку на колени – не он первый, не он последний. Сэм умеет уничтожать. Однозначно – он напишет превосходное письмо.

Но не сейчас. Сэм вновь скашивает взгляд на циферблат – полчаса назад он должен был переступить порог рабочего кабинета. Письмо он напишет в дороге. Сэм вздыхает и снова опускает руку, вылавливая с пола, как из реки, очки. Водружает на нос, узкие полоски заплывших, как у крота, черных глаз получают шанс лицезреть не только монитор. Парень вертит головой, щурится и поднимается, садясь на постели и спуская ноги на пол. Пятка с треском давит коробку от вчерашнего печенья, а крошки на простыне впиваются в зад. Великий министр обороны крепко выражается и пинает коробку. Пластик залетает под шкаф – не скоро его оттуда достанут.

Ноет левый отлежанный локоть, Сэм потирает огрубелую от постоянного напряжения кожу. Подступает горючая тошнота, тщедушное худое тело сводит дрожью. Недосып бьет наотмашь. Сэм опускает голову в попытках отдышаться и взять себя в руки. На лоб спадает вихор отросших курчавых волос. Парень машинально зачесывает его назад, ныряя пальцами в шевелюру и поднимая залежи перхоти, виднеющиеся белой россыпью в проборах. Башка противно чешется. Только сейчас Сэм вспоминает, что не мылся примерно две недели. Некогда – слишком много дел приходилось решать. Он поднимает руку и утыкается носом в заросшую черными волосами подмышку. Вдыхает, фыркает, все же придется ополоснуться – слишком стойкий запах пота. Сэм тут же об этом забывает, отвлекает характерное покалывание на ноге. Водрузив ступню на постель, он копается в пучке волос на фаланге большого пальца. Находит источник – большой прыщ с гнойником. Морщась, Сэм смыкает короткие ногти-полумесяцы на белой верхушке. Потом инстинктивно подносит пальцы к носу, вдыхая знакомый, даже несколько приятный запах гноя, и спешно обтирает руки о постель. Полная запущенность собственного тела Сэма не волнует и не печалит.

Тело неважно, просто оболочка – Сэм следит за ней как и когда придется. Отправив в рот очередную таблетку кофеина, парень мужественно поднимается. Желудок сворачивается, в глазах темнеет, а сердце заходится удушающим ритмом. Еще немного, и Сэм свалится прямо здесь. И заснет. Спать хочется почти с маниакальным желанием. Так, как по сну, Сэма ломает лишь по Интернету. Но засыпать нельзя – вместо этого он вытягивает из горы тряпья на стуле возле кровати синюю более-менее чистую футболку. Медленно надевает ее, игнорируя старые следы пасты и более свежие пятна еды. Потом влезает в ветхие и давно не знавшие стирки джинсы с затертым временем пятном зеленой краски на заднице, о котором Сэм даже не подозревает. Мелочи не достойны внимания. Они попросту не имеют никакого значения и исключаются из картины мира.

Во рту с субботы неприятная сухость – «кошачьи какашки», как говорит Сэм. Он решает все же зайти в ванную и почистить зубы, о которых успешно забывал все выходные. Наспех орудуя щеткой, парень начинает сочинять вступление к письму, поэтому не замечает ни своего отражения, ни как новая капля пасты ложится на синюю ткань футболки. Сэм погружен в мир курсирующих от планеты к планете звездолетов, разноцветных аватаров и буквенных кодов. Машинально парень брызгает одеколоном подмышки и промежность, и не вспоминая о том, что хотел ополоснуться. Умоется он позже, по дороге – выковыряет пальцем следы сна из уголков глаз.

Очередной звонок мобильника застает Сэма на кухне у раскрытого холодильника. На полупустых полках из съестного можно отыскать лишь остатки батона и заветренную нарезку колбасы. На нижней полке догнивают плесневелые фаршированные перцы. Красные и желтые шкурки покрыты зеленоватым «пушистым» налетом. Блюдо на прошлых выходных приготовила мать. Но Сэм, разумеется, о нем позабыл – слишком много времени занимает разогрев. А времени нет, особенно, когда решаются дела клана, война на носу и каждая секунда влечет за собой необратимые изменения внешней политики. Звонок заставляет отказаться от завтрака и наспех выхватить из лотка с таблетками «Мезим». На ходу Сэм отправляет в рот две капсулы – теперь его не выблюет по дороге. Вслед он догоняется еще одной таблеткой сухого кофеина.

Мобильник заходится мерзкой мелодией, выбранной по умолчанию. Сэм смотрит на экран, где высвечивается номер матери, и выключает звук. Отвечать он не собирается, просто решает поторопиться. Телефон скрывается в кармане джинсов. Парень берет небольшой портфель с нетбуком и выходит в тамбур, где его дожидаются серо-синие кеды. О носках Сэм по традиции забывает, но и на голую ногу кеды удачно налезают. Пофигу. Парень закрывает дверь и одновременно мечтает поскорее вернуться обратно, снова погрузиться в привычный мир, уже не отвлекаясь ни на что лишнее.

На работе – не климатит, даже хитрости не особо помогают. Пациенты мешают своим гундежом, им не нравится, что врач погружен в монитор нетбука, а вовсе не в их проблемы. Сэм списывает все на инновационные технологии нового поколения, мол, он записывает историю болезни в электронном виде. Записывает – потом, урывками после приема, с трудом отвлекаясь от важных событий игры. Больше выдумывает, но кому это важно? Не Сэму точно. Он никому не позволяет отнимать у себя бесценное жизненное время. Общество не вправе лишать его счастья, единственного, что действительно имеет значение. И пусть пациенты пишут жалобы на невнимательного врача, Сэм не отступится. Ни перед чем. Он готов даже потерять работу – его не расстроит. Скорее, просто гнетет нежелание вновь выслушивать скулеж матери. Женщина еще не оставила бесполезных попыток вытянуть сына из мира сладостных грез в опостылевшую ему до омерзения реальность. Сэм не хочет отвлекаться на выбешивающие поползновения матери на столь оберегаемое личное пространство и поэтому день за днем, утро за утром встает, и с унылой обреченностью на лице плетется делать вид, что отдает долг системе. Только делать вид, ведь великий Lord Flame никогда не сворачивает с истинного пути. И не поступается интересами.


Форель знает истинный путь с глубины – ее сила в скорости и стремлении. Течения обращены ею в союзников, а солнце в цель. Вспыхивать чешуей в отражении верхнего мира – упоение обитателя морских темных глубин.


Пока Сэм идет по дороге к метро, пересекая небольшой и захламленный початой ночью тарой местных алкоголиков сквер. Накрапывает редкий и промозглый дождь. Парень лишь вскользь отмечает наличие оного. Он целиком и полностью погружен в захватывающую стратегию игры, в голове рождаются картины подписания тайного союза с неприятелем, капитуляция нового лидера, наконец, неминуемая победа в сезонном квесте. Сэм не замечает, как правый кед накрывает смачное голубиное дерьмо, расплющивая и размазывая по тротуару желто-зеленым пятном. Да и какая разница? Подумаешь. Ведь этой реальности не существует. Сэм отвлекается от мыслей только на шумном перекрестке. Машины с ревом пролетают мимо, обдавая горячим облаком выхлопов. Сэм думает, что при взлете звездолетов происходит нечто похожее, только в разы сильнее. Парень отстраненно переходит дорогу в толпе безликих манекенов. Концентрация людской массы стремительно набирает обороты, заставляя Сэма ежиться, втягивать голову в плечи и напрягаться всем телом. Темные тени спешно скользят мимо и не откладываются даже в зрительной памяти – ощутимые плюсы плохого зрения. Парень добровольно носит «слабые» очки – ему не надо видеть окружающих. Иначе стошнит, затянет петлей безвыходности и бессилия. Одного неловкого взгляда достаточно, чтобы понять, насколько люди завязли в болоте блеклой повседневности. Она не прельщает Сэма, наоборот, ему нет до нее никакого дела. Но и людям вокруг взаимно плевать на парня. Даже родственникам. Друзей – не сетевых, реальных – нет и никогда не было, а приятели махнули рукой на добровольного чудаковатого затворника и преспокойно выкинули его из памяти.


Единственный человек, который пока не утратил связи с Сэмом и предпринимает попытки все-таки до него достучаться – мать, Нинель Марковна. Женщина волевая, дородная, суетливо-шумная с повышенным давлением и красными пятнами на щеках. Крупные и грубоватые черты лица делают ее похожей на Раневскую. И если кто-нибудь из случайных обывателей в праздном разговоре неловко коснется столь очевидной темы, то рискует огорчить Нинель Марковну и испортить ей настроение на весь день, что чревато разнообразными и не самыми радужным последствиями для всех окружающих. Она заметна и всегда на первом плане, оттеняя тихого замкнутого мужа – известного в узких кругах молекулярного биолога. Так вот, эта типичная еврейская мать все еще дергает за пуповину ментальной связи с сыном и пытается его вернуть на орбиту нормальности, как трос потерявшего ориентиры космонавта.


Нинель Марковна звонит Сэму по утрам, не дает просыпать, часто приезжает с другого конца города готовить и убирать в захламленной берлоге, изобретает витиеватые нравоучения и новые способы давления, в общем, всячески «трахает мозг». Тщетно. Пропасть между ней и младшим из троих детей семьи Вайнштейн стремительно увеличивается. Сэм еще глубже погружается в мир иллюзий, болезненно и враждебно реагируя на любые попытки вмешательства. Почему он таким стал, а главное – когда? Нинель Марковна не знает. И часто выспрашивает у мужа, возможно, недоступные женскому сознанию причины. Лев Георгиевич отмахивается. В перерывах между научной работой и международными конференциями ему меньше всего хочется заниматься делами семьи. Да и никогда не хотелось – как полагается ученому-консерватору, он передал воспитания детей и домашние обязанности жене. Теперь же его удивляют докучания Нинели Марковны в свой адрес. Что он может? Отдал же Сэму однушку матери в спальном районе города, вполне достаточно. Лев Георгиевич считает свой отцовский долг исполненным целиком и полностью. «Каждый живет так, как он хочет», – часто произносит мужчина, потирая ребром указательного пальца горбатый, сильно выступающий нос с волосатой мясистой родинкой на крыле, а потом утыкается в очередную революционную статью. И правда, с двумя старшими детьми никаких проблем никогда не возникает: сын – успешный бизнесмен, обладатель норвежского гражданства, часто вывозит отца на швейцарские горные курорты; дочь – замужняя фрау, баронесса по титулу и счастливая мать двоих близнецов, которая устраивает родителям медтуры по всем известным клиникам Европы. Лев Георгиевич доволен, а что Сэм? Каждому свое. Нинель Марковна просто чрезмерно щепетильна и навязчива. На этом мысли главы семейства перемещаются с дел бытовых на куда более интересные и глобальные, например, на проблему влияния антибактериальных агентов при формировании и жизнедеятельности биопленок Staphylococcus epidermidis 33. Нинель Марковна же не солоно хлебавши возвращается к терзающим, но безответным переживаниям.

У Сэма, который сейчас топает по направлению к метро, существуют ответы на все вопросы матери. На каждый. Но он бы никогда не догадался их озвучить. Диалога ни разу не устанавливалось. Мать и семья сосуществовали в своем мире, а Сэм – в своем. С детства. И если парень, еще ребенком, когда-то высказывал собственные мысли, то потом уже нет. Слишком четко усвоил стандартный набор ответов: «ты все придумал», «тебе так кажется», «у тебя все не как у людей» или доморощенное «нам виднее, что ты на самом деле думаешь или хочешь». Сэму раз и навсегда расхотелось сближать измерения их существований. А зачем? Он четко понял – сделай он шаг навстречу, то по лбу его ударит железная стена непонимания. По сути, Сэм еще с малых лет познал прелесть погружений в мир собственных иллюзий и, единожды вкусив подобную прелесть, навсегда пристрастился.

Сначала были развивающие игры и рисунки. Но Нинель Марковна никогда не замечала увлечений сына, подумаешь, махает карандашом по бумаге, вот музыка – другое дело. В семье было принято заниматься музыкой: старший сын овладел скрипкой, дочь – пианино. Сэму полагалось играть на саксофоне, плевать, что его никогда не тянуло на сие благородное поприще. Решено – сделано. Но, к великому разочарованию матери, у ее младшего ребенка таланта музыканта не обнаружилось. Даже в зачаточном состоянии. День, когда Сэм с треском провалил вступительный экзамен в музыкалку, стал поистине семейным трауром. Нинель Марковна театрально делилась горем с членами и друзьями семьи, а те проникались глубоким или искусно изображенным сочувствием. Все – кроме Сэма. Его не парила музыка, он сел за рисование и напрочь забыл о позорном происшествии. За неуместные радости во время «вселенской скорби» его наказали и отобрали карандаши.

Потом случились книги. Они заменили Сэму друзей, подростковые забавы и даже учебу. На уроках и переменах парень неизменно читал. Если читать не удавалось, он пребывал во внешней прострации, проигрывая в воображении сюжеты почерпнутых из книг историй и часто продолжая их, наводняя новыми событиями и героями. Сэма мало что интересовало. Музыка - разве что, и история. Слава богам, книги никто не трогал. К ним сердобольная Нинель Марковна питала глубочайшее уважение, слепо веря в их силу супротив пубертатного буйства плоти. К слову, не напрасно – Сэму, и правда, было намного интереснее в обществе букв, нежели сверстников и сверстниц. Книгомания длилась вплоть до института, а там наука приняла Сэма в свое гостеприимное лоно. И парень – уже опытный к тому времени практикант погружений, ушел в медицину с головой.

Вера в высшую ценность белого халата рассыпалась неожиданно. Последнее, что удерживало Сэма в мире людей, сломалось с легкостью сухой травы. Отношение коллег к делу, хамы-пациенты, подковерные игры в научной среде – постоянная грязь, склоки и пересуды. А еще настойчивое муссирование темы «кто с кем спит». Сэму хватило. Он не желал быть частью этого огромного муравейника, в котором принято срать там, где ешь, а потом есть собственное дерьмо. Работа не спасала. Чувство отчужденности и собственной ненужности захлестывало. Парень ощущал себя лишним, тотально непригодным для этого мира. Другим – насквозь чужеродным. Он уже не мог всецело уходить в себя, погружаться в чистейший поток сознания. Люди вокруг отравляли. Сил не оставалось ни на что, словно мышцы прорастали древесными корнями. Потерянность давила на нервы. Сэм ощущал, как его затягивает. Иногда ловил себя на мысли, что становится похожим на сокурсников – злословящих, готовых подсидеть друг друга мелочных существ. Парень испытывал отторжение почти на физическом уровне. Когда до выпуска из института оставалось совсем ничего, он окончательно слетел с катушек – забаррикадировался в квартире и не выходил из дома в районе двух месяцев. Нинель Марковна громко рыдала, вызывая врачей.

Нервный срыв, умственное переутомление, депрессия – привычный для жителей мегаполиса диагноз. Закидываясь таблетками, Сэм с горем пополам получил диплом. Его он спустил в унитаз вместе с обрыдшим лекарством. В один из одиноких вечеров тотального отрицания повседневности, когда Сэму уже хотелось выйти в окно и разом прекратить затянутую тягомотину собственного существования, он наткнулся в почте на флэш-баннер. «Будь сильным и смелым – воюй за Вселенную» – гласил рекламный текст. И Сэм решительно щелкнул мышкой по пестрой космической картинке. Мир блистательной и притягательной иллюзии ярчайшим потоком ворвался в унылые будни молодого врача и заставил ощутить «настоящий» вкус жизни. Пускай и виртуальной. Но с того самого дня Сэм с уверенностью мог сказать – он счастлив.


Форель приостанавливается, стремительный поток вносит ее на курс беспокойной сельди. Серебристые переливающиеся рыбешки проносятся плотным косяком. Стальноголовая форель выжидает, ей не терпится на самый верх, она жаждет скорости. Но пока пройдет момент бездействия – плавники будут покорно противостоять течению.


Сэм спускается в метро. В нос мгновенно ударяет волна удушливого смрада и липким существом проникает внутрь. Обилие людской биомассы буквально создает вокруг себя плотное, источающее разнообразные запахи и шумы, облако. Нырять в гущу толпы не хочется. Сэм ощущает физическое отвращение, оно усиливается с каждой новой покоренной ступенькой вниз. Пульс учащается, дыхание становится напряженным. Парень даже на секунду останавливается. Но кто-то сзади задевает его плечом, подталкивая в суматошный людской рой. Напряженно сглотнув, Сэм невольно ежится и, сутуля спину, начинает быстро шагать по давно изученному маршруту. Метро приравнивается к испытанию выдержки и силы воли. Хорошо – добираться недолго, всего две остановки. Но зато какое потрясение! Каждый невольно норовит вторгнуться в личное пространство, отвлечь нечаянным и до омерзения теплым прикосновением, и тем самым напомнить о до тошноты чуждой реальности. Весь путь в метро – череда болезненных пробуждений и отвлечений от своего, настоящего и значимого мира. Давка и людские телодвижения раздражают до слепой ярости. У Сэма аж зубы сводит в бессильной злобе на кишащий гадюшник «хомосапиенс».

Парню стоит усилий отрешиться от гнетущего людского потока. Он на автомате маневрирует между телами, старается никого не касаться и даже не видеть. Щурит глаза, пока не появляется пелена, размывающая обзор. В сознании всплывает картинка курсирующих по заданному маршруту звездолетов. Сэм считает график прилетов и отлетов, потом плавно переносится зрительной памятью в торговую межрасовую палату. Ураний поднимается на два пункта – хорошо, Сэм продаст залежавшиеся артефакты к добыче ресурса. Броня дешевеет – «не есть гуд», он как раз забил ею под завязку фабрики-производители. Но не страшно. Выкинет вечером на рынок партию ударных небесных линкоров и начнет скупать по высокой цене своими же дополнительными ставками во вражеских кланах. Все решат – кто-то готовит очередное нападение, и броня снова взлетит в цене. На расчетах торговых махинаций Сэма отвлекает подошедший поезд.

Народ спешит сгрудиться у края платформы. Пока двери открываются и пассажиры сельдями набиваются в душное металлическое тело вагона, парень выжидает. Потом запрыгивает в последний момент и спиной протискивается к боковым поручням, ныряя в максимально свободную нишу. В мигающем свете тусклых ламп потная сплюснутая биомасса напоминает желе. Сэм морщится. Вертит головой, осматриваясь: справа у двери примостился мужик средних лет, в тонкой и явно старой кремовой рубашке. Голова в проплешинах густо покрыта бусинами пота. До носа доносятся отголоски чужой вони.

Двери резко смыкаются, и их стыковка рождает звонкий металлический хлопок, будто обрубается связь с внешним миром. Теперь пространство сжимается до небольшого, битком набитого вагона. Мерный ход раскачивает головы пассажиров из стороны в сторону китайскими болванчиками. Сэм ловит носом воздух. Пролетающие мимо лампы черных тоннелей раздражают светом глаза. Контраст. Парень жмурится и наклоняет голову вбок. В обзор попадает девушка слева. Держится за поручень на первый взгляд одутловатой рукой. Белесые волоски причудливым кожным покровом ныряют под ремень аккуратных часов. Сэм изучает с пристрастной дотошностью. Майка, джинсы, лицо кирпичом, рябые щеки с толстым слоем темной пудры и блестящий лоснящийся нос. Девушка замечает интерес к себе, но Сэм быстро отводит взгляд и невольно дергает плечом. Поезд резко сбрасывает скорость, вагон швыряет в сторону, и со спины кто-то подпирает жарким и явно тучным телом. Дрожь отвращения прокатывается по позвоночнику вместе с каплей пота. Как назло, мужчина в сальной кремовой рубашке заходится кашлем. Сэм брезгливо морщится и опускает голову. Невыносимо – до сжатых в кулак пальцев.

Тогда парень погружается в счет – первый флот в данный момент уже минует вражеский сектор, благо артефакты маскировки позволяют проходить незамеченным. Второй защитный флот спрятан в клановом резерве, он станет доступен через час пятнадцать минут тридцать секунд. Двадцать девять. Двадцать восемь. Сэм облегченно выдыхает – приступ нестерпимого омерзения откатывает. Теперь можно разработать в голове план письма вражескому предводителю. И Сэм вновь теряется в собственных мыслях. Раздражающая окружающая действительность на время перестает существовать.

Пробуждение, по обыкновению, выходит болезненное. Разнопестрая гурьба выходящих пассажиров задевает Сэма, выдергивая из потока мыслей. Письмо обрывается на кульминационном: «Во времена междоусобных столкновений полагаться приходится лишь на плечи креатов, проверенных боевыми...». Чем Сэм не успевает придумать – здоровенная тетка сносит его мощным телом, почти расплющивая о фанерный борт вагона. Парень цыкает и отступает на шаг, давя попутно ногу стоящему позади. Этот неизвестный визжит противно-высоким женским голоском, и кулак с выступающими кольцами упирается парню между позвонков. По телу моментально пробегают мерзкие нервические мурашки. Сэм вздрагивает и пинается. «Смотри куда прешь, хамло», - слышится визгливое кряхтение в самое ухо. Раздражение зашкаливает вместе с тошнотой. Хочется схватить первого попавшегося человека за голову и бить о железную раму двери. Пока глаза не зальет чужой кровью или гнев не отпустит. Сэм огрызается и снова забивается в угол между поручнями и дверью. Убийства не входят в его сегодняшние планы, как и многолюдная колония строгого режима на ближайшую перспективу. Ввиду отсутствия Интернета и игры.

Сэм вновь пытается считать, но нечто новое, необычное мешает погружению. Он не сразу понимает что именно. Сначала пеняет на духоту, которая накаленным воздухом сушит рот и заставляет щеки неестественно сильно гореть. Потом кажется, будто тошнота от обилия человеческих паров становится нестерпимой. Но это не так – Сэм сглатывает, а чувство не проходит. Наконец, словно разряд тока проходит по коже, пробивает тело насквозь и побуждает моментально напрячься. Парень параллельно осознает и фиксирует источник помех. Девушку слева оттеснили назад и плотно прижали к его спине. Сэм отчетливо различает контуры ее округлой груди в столь интимной близости к собственному телу. Два соблазнительно упругих холма трутся и вздрагивают в заведенном такте подземки.

Присутствие девушки будоражит и волнует. Реакции организма входят в прямое противостояние с волеизъявлением разума, что одновременно и злит, и распаляет. Сэм неестественно наваливается на чуть более прохладную стенку вагона и выгибает спину. Единственное, что он может поделать, чтобы разорвать сцепление тел – присесть на корточки. Парень сползает на пол, вытирая плечом сальную поверхность вагона. Дышать становится значительно проще. Он смахивает со лба пот и старается не смотреть наверх – атмосфера давит на сознание возвышающимися людскими фигурами. Но сейчас больше злят собственные реакции. Организм на несколько минут вышел из-под контроля разума, а Сэм расценивает подобное как катастрофу. Только не в толпе - не в чужеродном и враждебном окружении.


Форель заваливается на бок и дергает хвостом, мутная вода застилает глаза пеленой.


Но ничего удивительно в предательстве тела нет. Сколько парень обходится без девушки? Год, два? Или больше. Сэм вообще никогда не встречался с противоположным полом, как принято в его возрасте. Свидания, цветы, комплименты, флирт, влюбленность и жар слитых воедино тел. Ничего подобного. Нравятся ли парню женщины? Определенно. Но не реальные. В игре он встречается со своим старлеем – Sweety Pinky. Милая и покорная во всем министру обороны розоволосая картинка на аватаре. Девушку зовут Наталья, и она утверждает, что ей нет еще восемнадцати, что очень импонирует Сэму в сочетании со слепой верностью и достаточно зрелой рассудительностью. А секса министр обороны не ищет. Порноиндустрия позаботилась о людях с богатым воображением и разнообразными вкусовыми предпочтениями. Сэм не заморачивается на ухаживания или штурм крепостей – не интересует. После изматывающих игровых и политических баталий он врубает порноролики и доводит себя до разрядки. Неизменно верной правой рукой. Не смущает и не напрягает – привычка, что экономит время, нервы и деньги. Девственником Сэм не был – повезло на шестом курсе во время больничной практики напиться и подружиться организмами со споившей его медсестрой. Вышло по-животному суетливо и грязно. С того момента Сэму хватает виртуальных страстей и руки.

Можно ли сказать, что Сэм когда-то любил? Наверное, если у него спросить, он задумается, поднимет глаза к небу, начнет почесывать щетину на подбородке и вспоминать. Потом смешно поморщит нос и ответит отрицательно. Но это будет не совсем правда.

Лето в год, когда парню исполнилось пятнадцать, он проводил во дворе. В тени под сенью городских деревьев мог спокойно зачитываться любимой научной фантастикой. По обыкновению, Сэму ни до кого не было дела. Но все изменилось, когда высокая и худая девчонка, незнакомой смуглокожей наружности, впервые пересекла их двор с тяжелыми пакетами в руках. Рыночная одежда – блеклый желтоватый топ и короткие бежевые шорты, выдавали в их обладательнице человека низкого происхождения. А внешность – ранее незнакомого и нездешнего. Но Сэма чем-то привлекла девчонка. Может, покорностью, с которой она тащила неподъемные сумки. Пальцы раскраснелись от неудобных и врезающихся в кожу ручек, плечи перекосил вес, а худая спина выгнулась колесом так, что через ткань топа проступала костлявая линия позвонков. А может, стойкостью – несмотря на то, что худое тело грозило вот-вот сломаться от нагрузки, девчонка продолжала переставлять длинные ноги в старых запыленных сандалиях и двигаться в нужном ей направлении. Сэм с жадностью рассматривал черты незнакомки – длинные темно-каштановые волосы были схвачены резинкой у основания, закручены в небрежный хвост и свисали до остро выступающих лопаток в подобии кренделя, редкие кудряшки прятали миниатюрные почти кукольные уши с синими точками серег. Округлый немного вздернутый нос, родинка на щеке и глаза – огромные карие, почти бездонно печальные. Даже через годы Сэм прекрасно помнит этот взгляд, будто немым укором врезавшийся в сознание.

С того момента парень стал видеть девчонку чаще. Почти каждый день. Вскоре он поймал себя на мысли, что намеренно ищет встречи, высматривает ее и дожидается на облюбованной лавке. Маршрут передвижений незнакомки оставался неизменным: через двор с пакетами в сторону старых пятиэтажек. Сэму хотелось подойти, завести беседу, дотронуться до хрупких плеч – но это уже были мечты. Он не решался. Так и продолжал наблюдать за дамой сердца из своего читательского укрытия.

Вскоре соседки-старухи разнесли сплетни по всем семи подъездам дома какой-то незримой цепочкой передач. Оказывается, худой и молчаливой девочкой заинтересовался не только Сэм. Выяснилось, что ее звать Соня. С матерью они перебрались в Москву из Молдавии. Девочка живет в одной из муниципальных каморок, выделенной ЖЭКом, куда ее мать устроилась то ли уборщицей, то ли дворником. Тогда данные профессии еще не были оккупированы друзьями из бывших советско-азиатских республик, но процесс найма дешевой рабочей силы уже набирал обороты. Иммигранткам повезло устроиться. Молва так же донесла, что «девке-то уже четырнадцать, а в школу не устроена», а мать «видно, эта-то кошелка пьет по-черному».

Сэма не беспокоили подробности жизни матери его объекта наблюдений. Но вот сама Соня – вполне, и имя оказалось приятно-красивым, тихим таким, смиренным, подходящим образу. В общем, парень теперь лелеял мечты о знакомстве. Часто представлял первый разговор, как подойдет, коснется ладонью блестящего смуглого плеча, казавшегося наделенным необычайным бархатом кожи. Выдумывал реакцию Сони: то девушка удивленно хлопала глазами, и ее губы растягивались в смущенной улыбке, то она покорно опускала голову и боялась посмотреть на своего поклонника. Но в любом случае, желания Сэма оставались лишь мечтаниями незрелого пубертария. Август заканчивался, смывая с земли летние краски часто накрапывающими дождями. Парень по-прежнему выходил читать во двор, но теперь все чаще в его руках можно было обнаружить черный зонт. Нинель Марковна заинтересованно провожала сына взглядом, но терпеливо молчала. В конечном итоге, он просто читал под дождем, а не курил или бухал по подъездам как дети знакомых.

У Сони зонта не было. Она стойко сносила удары стихии, что весьма угнетало Сэма. Ему хотелось защитить и просто стать полезным для этой хрупкой всегда безропотной девчонки. И когда за обедом с матерью парень завел разговор о столь приглянувшейся ему молдаванке, он руководствовался исключительно благими побуждениями. В тот день дома больше никого не было: отец в очередных научных разъездах, а брат с сестрой по своим делам, кои память не сохранила. Поэтому Нинель Марковна довольствовалась театром лишь для одного зрителя – Сэма. Стоило ему обронить пару добрых слов о Соне, как женщина замолчала, резко отодвинула тарелку с супом и, скрестив окольцованные пальцы в жесте мольбы, прикрыла глаза. Сэм не понял, что конкретно произошло и что именно было «не так», но даже лязг ложки об отставляемую матерью тарелку показался укоризненным. Выдержав воистину «чеховскую» паузу, Нинель Марковна с доверительным снисхождением уставилась на сына и начала вкрадчиво втолковывать правду. Свою правду. Вышло, по обыкновению, красноречиво.

«Самуилчик, – приторно-ласково начала женщина, мгновенно напрягая Сэма отвратительной уменьшительно-ласкательной формой и без того ненавистного имени, - ты же понимаешь, что эта Соня не еврейка. И, упаси Господь, даже не гой… то есть русская. Она приезжая! – это слово Нинель Марковна выговорила с каким-то первобытным ужасом, отчего у Сэма даже выпала ложка из руки. – Они влюбляют в себя молодых людей из хороших семей, развращают их, беременеют. Потом женят на себе и спаивают. А в итоге забирают их квартиры! Ты что, хочешь, чтобы папины труды пошли насмарку и нам стало негде жить?»

Конечно же, Сэм не желал семье разорения. Он не совсем понял связи между своей детской влюбленностью и квартирным вопросом, как и не понял возможных мотивов Сони на построение столь зловещего и коварного плана, тем более, что сама девушка никак не проявлялась в сторону Сэма и его жилплощади. Но в то время парень еще верил матери, безоговорочно полагая, что плохого Нинель Марковна не посоветует. Он перестал ходить во двор и искать встреч. Не перестал лишь мечтать и изредка провожать глазами худосочный силуэт, размытый каплями дождя на оконном стекле. От присутствия Сони где-то рядом становилось теплее.

Однажды Соня исчезла. Не появлялась несколько дней во дворе, и Сэм занервничал. Установил пост наблюдения возле окна, не отходя ни на шаг. Вскоре слухи принесли нервам успокоение – раз и навсегда. Мать Сони сбила машина, насмерть. «Допилась, – подвели итог сердобольные старухи-шептуньи, - а дочку-то ейную в детдом отправили. У ней же никого». Сэм не слушал подробности – главное он понял сразу. Сони больше нет. Его Соню отняли навсегда, взяли и насильно вырвали из их мира. Иллюзия тепла рассеялась.

Сначала даже не верилось, парень не мог устаканить в голове произошедшее. Целый день он провел в апатичной прострации, даже мысли будто онемели. Ночью сон не шел, не помогали ни книга, ни счет – все казалось неуместно чужим. Парень вылез из постели и подошел к окну, опираясь ладонями на широкий подоконник. Из окна открывался вид на двор: опустелый, по-ночному мрачный и холодный. Он стал таким без Сони. И не только двор. Весь мир вокруг приобрел черты тотальной бессмысленности. И огромная невыказанная любовь в душе Сэма сейчас походила на треснувший хрустальный шар. Он медленно терял прежние очертания и рассыпался на сотни острых кусков. Собственная ненужность и отрешенность заполняли пустоту равнодушием. Парень в одночасье утратил веру в людей и их здравый смысл, авторитет матери более ничего не значил, как и она сама. «Отравление окружающими» – назовет свое тогдашнее состояние Сэм много лет спустя. Но ничего подобного, как с Соней, он в жизни больше ни к кому не испытывал. Будучи исследователем по сути, парень четко усвоил урок и задавил в душе даже небольшой намек на потребность любви. Раз и навсегда. Он умел.

Отголоском похожего чувства служили виртуальные романы. Они рождались и умирали в сети. Даже розоволосая на аватаре Наталья не перешла бы в реальное пространство. Сэм давно выяснил, что за веселой малолеткой скрывается взрослая женщина, похоже даже обзаведшаяся внуками. Парень нечаянно нашел ссылку на страницу «контакта» в личной почте старлея, к которой имел согласованный доступ. С фото на него смотрела женщина средних лет, немного усталая, с лишними килограммами и неумелым макияжем. Она сидела с сигаретой на нищенском фоне захолустья Родины. Образ ясен, понятен и узнаваем.

Но комичность ситуации вызывала лишь равнодушие. Каждый имеет право на создание собственного образа, главное – коэффициент полезности. Наталья дает Сэму то, что он хочет от нее получить. А большее парня и самого не интересует. Ни с кем из виртуального мира он не собирается сближаться. А зачем? Позволить уродству реальности захлестнуть столь тщательно и кропотливо выстроенный мир иллюзий? Нет, Сэм никогда на это не пойдет. Он не позволит запятнать светлый образ мира фантазии отталкивающей, жалкой и омерзительной человеческой оболочкой. Как и не позволит себе воочию наблюдать истинные лица соклановцев. Они все испортят. Разочарование неприемлемо. Единственное, о чем вообще мечтает Сэм – о прекрасном мире будущего, когда реальность целиком и полностью будет замещена виртуальной вселенной. Станет не нужно ездить на работу – все вопросы решаются через аккаунты в сети, не потребуется сталкиваться с живыми людьми, их оболочками, запахами. Затворничество приобретет повсеместный массовый характер. И мир Lord Flame станет реальным.

А пока Сэм задыхается в тесном вагоне, сдавленный напором людской массы вокруг. Во рту пересохло, язык липнет к горлу. Кажется, еще немного и парень задохнется. Он начинает паниковать. Вскакивает, упирается потными ладонями в стекло, оставляя следы-разводы. С жадностью глотает воздух. Генерализованная паническая атака – обычное явление любого выхода в свет. Сэм понимает, еще немного и он сойдет с ума. Сорвется в пучину безумия. И в самый переломный момент, фактически точке невозврата, поезд вылетает на перрон. Сразу отпускает и становится легче дышать. Но стоит дверям распахнуться, как Сэм вырывается на свободу и почти бежит к выходу, прочь от адского пекла подземки. На свежем воздухе можно вновь спокойно погрузиться в мир собственных иллюзий.



Стальноголовая форель, откинув лишнее, вырывается в свободное плаванье.