Ненависть.
Я отключился от силы хрустального шара, столь явно вырисовавшего мне лица моих врагов. В семье Биа-Хатерии было столько ненависти ко мне, что мне даже стало немного смешно. Я мог слышать каждую их мысль, уничижительную для моей персоны. «Гаденыш», «выродок», «крысеныш», «шакаленок» — палитра эпитетов меня не поразила, но их настрой и уверенность в собственной правоте немного покоробили. Живешь себе и не знаешь, что тебя столь ярко и яростно клеймят позором и презрением. За что они меня так ненавидят?

Ах, да! Находясь при отце, я выполнял его приказы. Насылал чумные эпидемии и голод на Эфы, отравлял воды и пускал ростки смертоносных растений. Я нес смерть роду Биа-Хатерий, расточая без жалости всю свою магическую силу. Но разве они делали не то же самое? Разве им непонятно стремление привести свою страну к победе? Ведь, обнажая мечи и опуская их на головы архатейцев, они топили в крови свои же светлые души, защищенные белым лебедем. Их род подобно моему сеял смерть и боль.

С чего они удумали, что жизни подданных моего государства менее ценны, чем жизни эфийцев? С чего они решили, что достойны называться правыми? И с чего определили мое бесправие на жизнь? Каким должен быть закон, позволяющий трактовать общую судьбу по своим правилам, деля на белое и черное в угоду личной выгоде? Я так же, как и род эфийских королей, должен заботиться о благе Архатея. Так разве я виноват, что судьба наложила границы интересов и благ наших государств друг на друга? Или же мое полное подчинение воле Эф в ущерб Архатея не будет расценено как предательство своего народа?

Странные люди, они мнят себя воинами, но бесятся, когда им оказывают сопротивление. Скучные. Но все же, я буду ждать полной луны и их визита. Я уже весь на иглах, сгорая от нетерпения. Мне нужно познакомиться с Биа-Хатериями, возможно, тогда я пойму их. Или хотя бы они меня развлекут. Все же я очень устал от однообразных лиц моего дворянства и пустодушия големов. Свежие лица спасительны для меня, как ветер с далеких снежных вершин, пленивших Архатей горным могуществом камня.

Биа-Хатерии. Они мои злейшие враги, готовые разорвать мое бедное тело на части, а я жду их как праздник, как долгожданную радость. Наверное, прав Юнгс, здесь среди метана и пустоты, рядом с големами и бессердечными дворянами, только притворяющимися преданными товарищами, я застываю как воск, превращаясь в блеклую картинку, сотканную плакучими ивами и хохотом ночного пересмешника. Имя мне — Пустота. Как оптимистично!

— Мой повелитель, — пискнул очередной голем, вторгаясь в мои покои, уже заполненные непрошеным дворянством.

— Что? — устало спросил я.

— Истер пришла, — голем опасливо покосился на меня. Знает, что я только что укокошил его товарища.

Дворяне бурно реагируют на новость, начиная радостно перешептываться. Слава танцующего голема давно облетела весь Архатей, но я не могу назвать Истер своим лучшим творением. Она обычная.

— Позвольте, мы пойдем? — старик Нару как всегда тактичен.

— Можете остаться, я же знаю, как вас возбуждает мой подвижный голем, — ответил я, бросая своим слугам сочную кость под названием «расположение короля». Мой отец частенько прибегал к подобной политике. Хотя за всеми его пьяными посиделками и разговорами о жизни скрывалась печаль одинокого старого человека. По крайней мере, надев его корону, я стал именно так считать.

Вошла рыжая, как лиса Истер и, вильнув пышным бедром, лукаво блеснула на сборище дворян зелеными глазами. С точки зрения банальных канонов красоты она была превосходна. Я старался. Выплетал ее из терпкости меда и сладости утренней росы с полей Архатея. Ее грудь я вырастил из диких дынь южного склона, а кожу позаимствовал у мягких персиков королевского сада. Улыбке я придал капельку томности дворянских термальных источников и ослепительности рассветного солнца. Добавив метан и кровь крысиного короля, я запустил ее глиняное сердце. Но все равно, красота голема не грела. Она была мертвой.

Зазвучали тревожные сердечным терзанием струны ситара, и рыжая Истер начала извиваться змеей, поражая воображение нечеловеческой пластикой. Я поморщился. Было что-то пошлое и искусственное в прелести ее танца. То ли Истер не попадала в такт мелодии, то ли мелодия была живее самой танцовщицы. Я огляделся. Дворяне выпучили глаза и усиленно пускали слюни, желая мертвую красавицу. Они были ничуть не живее голема. Ум и острота мыслей испарились из их седых голов, уступая место животной похоти. Печальное зрелище.

Я встал со своего места и направился к двери, Истер, изгибаясь всем телом в податливой страсти мелодии, не переставала наблюдать за мной. Она боялась моего гнева. Что ж, пускай...

— Ты не попадаешь в мелодию, — походя бросил я, и вышел.

Решил не отравлять праздник своим дворянам, пускай возбуждаются и фантазируют. Мне же хотелось свежего воздуха архатейской ночи. Но сегодня, как назло, по земле стелился густой туман, и метановые испарения насыщали пространство. Болота не позволяли забыть о своей близости к замку. Я был подавлен и утомлен.