Я вышла замуж за Люциуса Малфоя. Если ты чего-то не ожидаешь, то судьба
услышит тебя и решит прояснить, кто тут полноправная хозяйка. Еще и с
успехом это докажет! Потом догонит и опять докажет. Моей вины в этом не
было. Перед собой я чиста как первый снег в морозную ночь.

Люблю такой снег. Помню, как наблюдала за танцами снежинок из окна
своей спальни в башне и планировала, планировала, планировала…
Ничегошеньки не сбылось! Могла бы — разревелась. Наверное. Но уже нет у
меня такого счастья — возможности плакать. Об этом потом, а то всё
сразу расскажу — будет неинтересно.

Можно было бы начать с конца моего повествования, ведь именно он у меня
совпадает с концом моей такой странной жизни, но это как-то нечестно.
Опишу лучше я свои судьбоносные повороты с самого начала. Нет, не
пугайтесь — это не с первого курса Хогвартса, у самой терпения не
хватит.

Например, с того, что жить трудно. А жить магглорожденной в
послевоенном магическом мире еще труднее. А если ты еще и проиграл…
Тогда жить не захочется вовсе. И никакое яркое солнышко с поющими
птичками и прочей ерундой, в стиле средневековых романов, не вернет
тебя прежнюю. Ту милую, наивную и целеустремленную гриффиндорку,
постоянно что-то доказывающую своим друзьям, в пылу спора размахивающую
у них перед глазами кулачками и закатывающую свои милые глазки, взывая
к Мерлину, если доказать всё-таки ни черта не удается.

Я себя именно такой помню. Справедливость, равноправие и победа — вот
мои девизы прошлых лет. Мои ли? Жила, как сказку читала. И не сказал
никто, что кроме книжек и дружбы есть еще настоящий и весьма суровый
мир. Утаилась от меня такая малость, утаилась…

В 1998 году всё вышло совсем не так, как всем нам хотелось.

Однажды Рон грустно подметил: «Пророчество, что Гарри победит
Волдеморта, было, а что Волдеморт все же проиграет Гарри — не было».

Да, половинки не сошлись. Теперь я уже могу важно, по праву очень
опытной и умной, пожать плечиком, мол, бывает. Тогда я еще не знала
столь простой истины.

Наступления рассвета после решающей битвы никто не заметил, да он от
ночи ничем и не отличался. По ощущениям. Ужас, страх, непонимание и
всё. Еще только полный хаос вокруг и соленый вкус на губах: слезы,
кровь, пот. Уже после разум дал о себе знать и восстановил некоторые
детали. Видимо, чтобы жизнь лимонными дольками не казалась. Я предпочла
бы забыть. Нет, не события. Лица. Такие лица я не хотела помнить.

Проигравших согнали в Большой зал и провели перепись. Подходили к
каждому и прокалывали палец пером. Далее эта канцелярская
принадлежность самостоятельно выписывала на пергаменте детали вашего
личного дела. Кололи больно, очень. Но больнее всего было слышать и
видеть все вокруг. Убитых свалили в кучу в холле, который все просто
старались пробежать с закрытыми глазами, но вот раненных приволокли в
этот чертов зал.

Их стоны смешивались с плачем родных и друзей убитых, угрожающими
выкриками Пожирателей и просто тяжелым дыханием множества людей.
Отчаяние затягивало в трясину, ожидание скорой расправы казалось хуже
самой смерти.

Но нас все считали и пересчитывали…

Неожиданно звуки стихли. Я и хотела бы издать какой-нибудь возглас, но
не смогла. Мощное Силенцио было наложено молниеносно и качественно.
Лишить голоса столько сотен людей — это не оборотное зелье сварить!

Конечно же, это Том Риддл почтил побежденных своим присутствием. Он
решил зачитать речь, которую наверняка готовил заранее. Лет эдак
пятьдесят назад. Её витиеватость была старомодна, а жуткий оскал
змееподобного оратора вводил в гипнотический транс. То, что он пытался
таким образом улыбаться, стало понятно намного позже.

Я стояла рядом с Невиллом, так и не отыскав кого-нибудь из Уизли. Но
надежда на их живучесть еще теплилась. Гарри аппарировал в качестве
пленного с одним из Пожирателей. Я не знала только, живым ли?
Вообще-то, я думала, его приволокут сюда, в зал, как доказательство
полной победы Темного Лорда и нашего ничтожества. Но не случилось…

Долгопупс придерживал окровавленную руку, с ненавистью всматриваясь в
глаза Тому-Кого-Нельзя-Было-Называть сквозь свою обгоревшую челку. И
чего он там хотел увидеть? Даже и не скажу, не знаю. Меня те зрачки
совсем не интересовали — я плакала. Беззвучно и горько. Не столько
немота, сколько гордость не позволили мне ни единого раза и всхлипнуть.
Мокрая от чужой и своей крови, злая, но с прямой спиной и вздернутым
подбородком.

Слова вливались в мои уши, минуя множество преград, в роли которых
выступали собственные мысли и скрежет зубов Невилла. Но уже тогда я
заподозрила неладное во всей системе ценностей Риддла. Упрощая и
немножко забегая вперед на год-другой, можно сформулировать эту систему
так: полное её отсутствие. Артистизм плескался через край, не более.
Лорд говорил что-то о напрасном сопротивлении, прогнозируемой смене
власти, чрезмерной магглонизации Британии и даже привел данные какой-то
статистики. Ну, прям кандидат-консерватор на пике предвыборной
компании, не отличить! Если меня речь сразила наповал, то Пожиратели
старались «сохранить лицо». Но и легилименции не требовалось, чтобы
заметить в них признаки глубочайшего недоумения. Ожидали, видимо, слов
о Величайшем Начале Конца всех и вся, а получили предвыборную
программу. Бедные, и стоило столько мучиться?

Таким Волдеморт мне нравился еще меньше, чем когда слыл Всемогущим
слугою Тьмы. Психопат, маньяк, могущественный темный маг — какими
приятными мне тогда показались эти четкие критерии его личности.
Критерии и упорядоченность — мои вечные пунктики, нужно заметить. А что
теперь?! Теперь стало ясно, что враг был недооценен. Паршивое чувство —
собственная глупость.

Тем временем я кожей ощутила изменения в окружающих. Что же это?
Надежда? Да — это была она. Надежда на жизнь. Риддл подчинил себе
большинство, лишь намекнув на нее. Как просто! И нет необходимости в
долгих и изматывающих сражениях. Что там было сказано про «напрасное
сопротивление»? Хорошо, что я не могла истерически захохотать из-за
слез, льющихся градом, а то быть бы мне трупом уже тогда. Речь речью,
конечно, но Авадой меня бы наградили точно — по старой привычке.

В общем, с того памятного кошмарного «собрания электората» Темный Лорд
дал старт новой войне, гораздо более сложной, долгой, требующей тонкого
подхода и недюжинного ума. Началась Третья Великая Война — за души и
лояльность всех без исключения жителей магического мира.

А раз власть уже у них, то достижение вышеописанных целей не столь
призрачно, как казалось еще год назад. Что нужно волшебнику для
счастья? Правильно — волшебство и жизнь не на портрете.

* * *

Мир не перевернулся. Изменился, но продолжал стоять. Любые изменения со
временем впитываются в жизнь, кровь, помыслы, а предложенные
обстоятельства перестают быть этими самыми изменениями, становясь
повседневной реальностью.

Правда, до таких метаморфоз еще было далеко. Сейчас на себя бразды
правления приняло его величество Горе. Слишком много потерь, слишком.
Да, в битве погибли Фред, Люпин, Тонкс, Грюм, Криви и еще бесчисленное
множество людей. Но еще длиннее был этот перечень в наших сердцах —
скольких же мы потеряли за все эти годы! А для чего? Чтобы так бездарно
проиграть? Никто и догадаться не мог о причинах этого оглушительного
провала, а они были ой какие удивительные. И все опять благодаря
Риддлу, как же мы в нем ошибались! Эти чертовы хоркруксы, это чертово
бессмертие…

На палочки всех магглорожденных были наложены ограничения, как и на
палочки тех, кто представлял маломальскую угрозу для новой власти.
Никаких непростительных, никакой анимагии, никаких неразрешенных
перемещений. В общем, на удивление, ничего экстраординарного — вполне
ожидаемые запреты.

Гарри отпустили спустя месяц. Неделю его удерживали в подземелье
Малфой-менора и еще три — в новом штабе Лорда. Поговаривали, что им
стал древний родовой замок Салазара Слизерина, считавшийся давно
утерянным для истории. Как мы тогда подумали, не слишком погрешив
против истины, освободили его по «политическим» мотивам. Хотя среди
магов то тут, то там и появлялись новости о зверских расправах
Пожирателей над неугомонившимися противниками, за пределы «кухонных»
разговоров ничего не просачивалось. Газеты по всему миру провозгласили
победу «Великого Лорда» и его сторонников, смену законодательной власти
магической Британии, упомянули о некоторых ограничениях для
магглорожденных волшебников и наперебой расхваливали великодушие
Волдеморта. Это в принципе и всё, что можно было почерпнуть из великого
разнообразия магических изданий. Их будто подменили, хоть это как раз и
неудивительно — посты редакторов заняли исключительно верные Лорду
личности. Таким образом, своей паутиной Риддл за считанные дни окутал
весь мир.

Все мелочи стали для него важны, политика — дело сложное…

Но что-что, а интриги вкупе с политикой волновали Гарри ничтожно мало.
На него было страшно смотреть. Для тех, кто знал его достаточно близко,
и я в их числе, разумеется, было очевидно, что парень предпочел бы
умереть, но не служить белым флагом для Волдеморта. Тем более явно
фальшивым флагом. Поттер еще придет в себя. Он, как и семья Уизли,
поднимется на борьбу и будет воодушевлять других, но не настало еще то
бурное время. Пока же он для всех врагов был лишь отработанным
материалом, не более.

Не лучше пришлось и Северусу Снейпу. То есть, только немногие понимали,
что не лучше. Его, по приказу Лорда и с помощью его же противоядия,
излечили, пожурили Круциатусами и благословили на долгое и безоблачное
служение Лорду в качестве директора Хогвартса, а по совместительству и
личного шпиона, и зельевара, и вечной жертвы… Подозреваю, что о двойном
характере шпионажа узнали только несколько Пожирателей близкого круга.
Для всех он до смерти останется вернейшим почитателем своего господина.
Лорд не поскупился и на благодарности — по всем журналам, газетам и
даже на доске объявлений в Хогвартсе, как раз на той, которая так
полюбилась когда-то Амбридж, были напечатаны и вывешены целые хвалебные
опусы в его честь. После такого большинство, за исключением нашей
маленькой компании, просто плевались в сторону бедного Снейпа. Пусть
зачастую все-таки мысленно — негоже в такую важную персону плевками
разбрасываться, но от этого тяжелая ноша от такой изощренной мести не
становилась легче. Сколько мучительных лет профессор выкинул на ветер,
сколько всего в жизни недополучил, сколько животного страха испытал…
Напрасно. Теперь он снова стал слугой без права увольнения. В противном
случае Волдеморт очень ярко описал, что и как сделает со всеми, кто
хоть чуточку тому дорог. Не вижу смысла уточнять, кого Лорд имел в виду.

Подводя итоги нашего совместного трехмесячного сосуществования в Норе,
можно сказать только одно — если бы я верила в Бога, то молилась бы
безостановочно. Уж очень абсурдной казалась ситуация. Но вера моих
родителей обошла меня стороной, да и мама с папой, как я думала,
никогда не узнают о существовании дочери. У меня не было ни единой
возможности и никакого желания лететь в Австралию и обрушивать на
дорогих мне людей свою горечь, вернув им память. Ведьма, так ведьма.
Здесь моё место, каким бы оно ни было. Даже мысли не возникло — сбежать
в маггловский мир и оставить любимого Рона и верных друзей. Дурочка…

Однако были и положительные моменты, пусть и не столь явные, как
негативные. Мы сплотились. Сплотились еще сильнее, чем раньше. Никто не
смел зализывать свои раны в одиночестве. Даже Снейп иногда тайно
аппарировал в Нору, чтобы просто помолчать вместе с Гарри, потягивая
огневиски. Молчание говорило яснее слов. Перси помирился со всеми.
Чарли, Билл, Джордж, Флер, Джинни утешали друг друга. Миссис и мистер
Уизли с большим трудом приходили в себя после смерти сына. Молли еще к
тому же не могла простить себе промаха, в результате которого
Беллатрикс до сих пор жива и здорова. Что ей станется? Мы с Роном
крепились, как могли, теша себя радужными перспективами предстоящей
совместной жизни и сопротивления Волдеморту. Опять я, глупая, планы
строила. Только Гарри был постоянно хмурым, как туча на маггловской
фотокарточке и отказывался мечтать вместе с нами.

Кстати, на память о тех месяцах у меня до сих пор в потайном отделении
прикроватной тумбочки хранится колдография, где мы все, такие родные,
дружные и правые в своем деле, сидим в гостиной четы Уизли на одном
большом красном диване. Кто-то откровенно печален, кто-то пытается
улыбаться, но все — плечом к плечу. Я — между мрачными Северусом и
Гарри. И это именно я, к слову, стараюсь выдавить из себя улыбку,
полную оптимизма. Получается не ахти.

Профессор наклоняется ко мне и тихонько шипит:

— Мисс Грейнджер, у вас зуб болит? Не могли бы вы продержаться минутку
и не портить общий фон своим хваленым гриффиндорским оскалом? — и очень
хорошо, что колдография звук не передает.

А по вечерам, не имея возможности куда-нибудь выбраться в связи с
экономией положенных по новому закону перемещений, мы собирались на
большой и уютной кухне. Там мистер Уизли зачитывал новости, почерпнутые
из «новой» прессы. Но читать между строк — умение, которое приходит по
мере необходимости. Да и откуда еще нам было что-то узнать? С каждой
неделей приходило все меньше сов. И не потому, что их перехватывали и
проверяли. Вовсе нет — приспешники Лорда чихали на наши секреты, что
было не менее унизительным, чем само поражение. Просто люди потихонечку
приноравливались к новому образу жизни, и семья Уизли, как и я с
Поттером, в него не вписывались. Слишком опасно — мало ли что. Даже
Андромеда предпочла сделать вид, что смирилась, и старалась не посещать
нас слишком часто.

Тогда я до дрожи ненавидела таких осторожных. Сейчас понимаю их куда
лучше, чем тогда они себя сами. Ирония — для неё всегда найдется место…

В один такой дождливый вечер, когда в доме было тепло и спокойно, а за
стенами бушевал ураган, все жители и гости Норы собрались на кухне. В
воздухе витали сладкие клубничные ароматы сдобы, приготовленной
хозяйкой дома, гнавшие прочь всю тоску и разочарование. В такт
постукивали деревянные половники, разливая не менее ароматные первые
блюда по тарелкам желающих их отведать. Всем было хорошо в этот
вечерний час. Правду кто-то сказал: «Самое большое счастье в мире — это
немножечко счастья».

— Джордж, тебя скоро обяжут утверждать каждое своё изобретение в
Министерстве, — мистер Уизли читал «Пророка» и комментировал колонку
торговых новостей.

— Все? Они предлагают мне у них там поселиться?!

— Они, наверное, не хотят упустить момент, когда ты изобретешь
маленького Волдика и научишь его танцевать джигу! — Джинни хотела
пошутить. Несколько ухмылок она в ответ, конечно, получила, но смеяться
от души еще не пришло время. Да и «Волдик» неприятно резал слух.

— Нимбусы последней модели запрещено продавать магглорожденным, — Артур
не останавливался. — Гоблины приняли решение о дальнейшем плодотворном
сотрудничестве с властями и не планируют отклонять иски об изъятии
средств у правонарушителей.

— Ура! — Рон победоносно заорал.

Гарри отвернулся, наконец, от залитого дождем оконного стекла и удивленно спросил:

— Что ж тут хорошего?

— В Гринготсе еще ни одной бумажки по изъятию не приняли за всю его
историю! Там действуют только кровные законы или желание владельца
вклада. Да они ни одного бумажного документа, кроме чеков, дальше входа
никогда не пропускали, как «недостойный магический носитель», а слова
«иск» — не слышали! Какое там «дальнейшее и плодотворное»?!

Отец поддержал сына:

— Рон прав, Гарри. Это скорее неумелая попытка показать, что им теперь
все подчинены. Но между строк, мальчик мой, многое можно увидеть…

Спорное умозаключение, но мы все были рады порадоваться хоть чему-то.

Страницы листались медленно, да никому и не хотелось расходиться.
Остаться наедине со своими мыслями — испытание не для слабонервных.
Где-то через минут двадцать такого чтения Артур подозрительно
беспокойно заерзал на табуретке и, приподняв очки, окинул взглядом всех
присутствующих. Дольше всех он смотрел на Гарри. Выждав весьма
многозначительную паузу, несколько раз кашлянув, он, наконец, громко
выговорил, сверяясь со статьей:

— Сегодня, первого августа 1998 года, на тридцать седьмом году жизни в
своём поместье скоропостижно скончалась всеми нами почитаемая Леди
Нарцисса Малфой, урожденная Блэк. Причиной столь непоправимой утраты
послужила внезапная остановка сердца. Принести свои соболезнования
мужу, сыну и сестре почившей, можно будет в день похорон — второго
августа в одиннадцать на родовом погосте Малфой-менора. Редакция, в
свою очередь, скорбит вместе с семьей, фамилия которой на все времена
останется символом истинной преданности!

— Тьфу ты, и здесь им умудрились в ножки поклониться…

— Рон! — Молли укоризненно посмотрела на парня. — Будь терпимее!

Такой призыв к «терпимости» объяснялся присутствием в помещении
Поттера. Нарцисса действительно пыталась помочь ему в ту роковую ночь.
Мотивы, ею руководившие, старались великодушно не упоминать. Мать —
всегда мать… Гарри ли об этом не знать?

— Мне жаль, — довольно холодно ответил виновник воцарившегося смущения.

После его слов с людей будто оковы слетели — все загалдели о насущных
проблемах, на время остановившаяся кухонная утварь снова активно
заработала, и жизнь потекла своим чередом.

Если бы я только знала, какой значимости новость была мною так
безразлично прослушана! Я, наверняка, просто убивалась бы по покойной,
взывая к Мерлину, Богу, Аллаху и иже с ними воскресить несчастную! Я бы
плакала навзрыд днями и ночами! Ну, может, и не совсем так, но кто
запретит немножко преувеличить? Всё равно, сердце мне ничего не
подсказало. Разве только, когда я уже собралась идти спать, то краем
глаза взглянула на фото леди Малфой над заметкой. На нем она была
удивительно спокойной и даже величественной.

Только преодолев в себе великое множество преград и пережив достаточно
потрясений, я узнаю, что может скрывать мать, жена и просто женщина за
такой кажущейся безмятежностью…