«Всяк, чье имя силою кровною здесь начертано, всяк, кто родом сим
принят в лоно фамильное, будь же покорен, почтителен и терпелив — и да
не исчезнет сила в тебе, не иссякнет жизнь в потомках твоих и не
прервется фамилия твоя».

Я стояла перед огромной кованой дверью Малфой-мэнора, высотой больше
напоминающей ворота, и не могла оторвать глаз от выбитых на ней слов и
затейливых узоров. Тысячи букв причудливо сплетались на этой
поверхности в сотни и сотни имен, предоставляя возможность
любознательному взгляду отследить родню Малфоев вплоть до Пруэттов!
Имена ну очень далеких предков выглядели затертыми и тусклыми, к тому
же на них нахально норовили «залезть» имена непрямых родичей. Всем
своим видом старинные надписи напоминали современнику, что и он
когда-нибудь вот так потускнеет на этой двери, что ничто не вечно на
земле, а тем более память, которая с легкостью затеряется среди
наследников спустя всего несколько столетий после его, казалось бы,
такой яркой и запоминающейся жизни.

Имена поновее блестели интенсивнее, но не все из них. Надпись «Нарцисса
Малфой» почти не выделялась на фоне металла. К моему удивлению, рядом с
ней малюсенькими буквами были вычеканены имена двух её сестер:
Беллатрикс и Андромеды. Имя последней явно пытались вывести — буквы
выглядели щербатыми и напоминали пористый шоколад. Наверное, магия в
деле собственного уничтожения не помогла, и как последний аргумент
кто-то использовал кислоту.

Самыми яркими именами, своим блеском напоминающие серебро, здесь
являлись два имени — Люциус и Драко Малфой. Все записи на двери были не
связаны родственными линиями и отец с сыном в гордом одиночестве, на
уровне моих глаз, давали понять всем, кто сейчас главный. Но не просто
удивление, а настоящее смятение я испытала, заметив и свое имя слева от
имени Люциуса — Гермиона Малфой. Буквы были очень тонкими, но не
мелкими и сияли холодным синим светом.

Сразу в голове вырисовалась картинка — кто-то из моих возможных будущих
потомков стоит у входа и тщательно стирает мое имя, как позорящее
знатную фамилию, а буквы шипят и плавятся, шипят и плавятся… Брррр!

Но все эти размышления продлились всего минуту, и я услышала шаркающие
шаги у себя за спиной. Люциус слегка подвернул ногу, неудачно
приземлившись у ворот Малфой-мэнора, и немного отстал. Я же рванула
вперед, не желая смиренно шагать рядом. Только вот войти, особенно
после прочтения приветствующей эпистолы, чтоб её, я страшилась. Рука
все никак не желала тянуться к громадной висячей ручке, оплетенной
тремя чугунными змейками. Казалось, стоит только до нее дотронуться, и
выхода я уже никогда не найду.

Немного покряхтев, Люциус все же взобрался по высокой лестнице и встал возле меня.

— Смею надеяться, что ты вспомнила о правилах приличия для замужних
женщин и ждешь меня! Раз уж идти рядом гордость не позволяет… — про
гордость он подметил очень точно.

В ответ я выпалила ему самое потаенное, что было во мне на тот момент:

— Я боюсь!

Брови мужа взлетели вверх, он наклонился и пристально посмотрел мне в глаза.

— Двери?!

«Вот идиота кусок!» — с этой мыслью я и ворвалась в дом. Хотя какой там
дом, это был настоящий замок, что внутри, что снаружи. Я с разбегу
окунулась в такое богатство и роскошь, какие и представить себе не
могла.

Центральный зал — его сердце — был выдержан в строгом английском стиле.
Но эту строгость разбавляли собой витражные окна, выполненные явно не
из обычного стекла, а драгоценных и полудрагоценных камней, огромный
камин почти до потолка из аббатского мрамора, добываемого в горах
Шотландии — этот камень не позволял золе пачкать одежды перемещающихся
с его помощью. Широкая лестница, неделимая в своем начале,
раздваивалась в две стороны у второго этажа. Резьба по ней восхищала
своей замысловатостью. Темные дубовые панели на стенах, такие же
стропила на потолке и паркет на полу, огромная кристальная люстра,
блики от которой играли на всех поверхностях, мебель на гнутых ножках,
оббитая гобеленовыми тканями золотых и зеленых оттенков, мягкие толстые
ковры — все говорило о старине и больших деньгах.

Сюда, сквозь изумрудные двухслойные шторы с ламбрекенами, свету
пробиться было сложно. Но вечный полумрак, перемежаемый разноцветными
отблесками оконных стекол, навевал спокойствие и ощущение постоянства.
Трудно было не заметить и высокие книжные шкафы, заполнившие собой всю
стену напротив камина, а это ведь даже не библиотека!

Пока я разглядывала интерьер своего нового дома, Люциус успел уже два
раза отчитать домовика, понуро склонившегося перед ним. Первый раз за
то, что тот не встретил новую хозяйку, а второй — что не встречает её
сейчас, а стоит перед ним, как истукан. Мило, а главное в духе Малфоев.
Испуганное существо, наконец, дождалось паузы в гневной отповеди
хозяина и материализовалось передо мной. Я чуть не рассмеялась —
домовик был во фраке: сильно потрепанном, с оторванным сзади лоскутом
от полы, лацканами в дырочку, но зато с ослепительной белой манишкой на
груди!

— Мадам желает чего-нибудь? Мадам сердится? Мадам поколотит Кисси? Или,
может, мадам выпьет молока? Ну не может же мадам ничего не хотеть?!

Кисси выглядела так жалостно, что я судорожно принялась решать, а что мне, собственно, нужно?

— Принеси бокал виски, пожалуйста.

Люциус как раз в тот самый момент пытался грациозно присесть на софу,
но, услышав, что именно я пожелала выпить, чуть не промахнулся мимо и
громко возмутился:

— До беспамятства хочешь напиться? Шампанское не дало желаемого эффекта? Вообразила, что я позволю?

Ну да, да, да! Я хотела напиться перед брачной ночью! Кто-то меня
осудит? Надеяться на то, что муж её отменит или отложит в связи с
обоюдной антипатией, было бы слишком наивно. Я уже не единожды замечала
его плотоядный взгляд на некоторых частях своего туловища. Жизнь
продолжается, и естественные желания еще никто не отменял. Иллюзий на
этот счет у меня не было.

— Кисси, мы с леди Малфой будем кофе, а после проводишь её в спальню и
поможешь управиться с туалетом, тут больше сотни крючков… — протянул
Люциус. Пересчитал он их, что ли?!

* * *

Брачная ночь состоялась, муж остался весьма доволен, я осталась живой и
невредимой. Почти — Люциус был моим первым и единственным мужчиной. Он
даже умудрился весьма умело ласкать мое тело, а когда откинулся на свою
сторону кровати, улыбался как чеширский кот. Живой мужчина все-таки, а
не только фамилия! Мысли, крутившиеся в моей голове в процессе интимной
близости, интимными назвать было сложно. Что-то наподобие: «Ну почему
не Рон?», «Да сколько же он будет так двигаться?», «Довольно приятно,
но как же спать хочется…»

Люциус заснул сразу, а я крутилась на мягкой кровати, словно на
разогретой сковородке, почти до утра. Главным отвлекающим меня ото сна
фактором послужила тяжеленная рука мужа, которой необычайно полюбилось
возлежать на моей груди! И всё бы ничего, и с чужой конечностью на теле
можно спать, но вот метка… Она находилась именно на том предплечье, и
пришлось мне скидывать её с себя полночи, с ужасом вглядываясь в слегка
подрагивающую в лунном свете, будто живую змею.

«Нужно будет попроситься на ту сторону кровати…» — вот, уже в первую
ночь в Малфой-мэноре меня начали одолевать весьма приземленные бытовые
вопросы. Никаких геройств и спасения мира!

Стоит подметить, что раздельных спален предусмотрено не было, и все мои
представления о ночном стуке мужа в покои жены и робком разрешении
войти были безжалостно разрушены. Но сокрушалась я, конечно, не о
робком стуке, а о невозможности почитать увлекательную книжку до
рассвета, всплакнуть под одеялом, да и просто слопать что-нибудь
вкусное. Ну а вдруг мне бы захотелось покушать? Мало ли.

Проснуться утром, понятное дело, оказалось весьма затруднительно.
Где-то на задворках сознания я понимала, что это Люциус бодро теребит
меня за плечи и что-то говорит о завтраке, но в ответ я только
промычала клятвенное обещание вот-вот спуститься, выполнить которое не
смогла. В следующий раз меня теребил кто-то другой и гораздо сильнее.
Открыв один глаз, я увидела дрожащую Кисси.

— Чего ты дрожишь?

— Мадам нужно вставать, её все ждут!

— Кто — все? Зачем?

— Хозяева! Час уже в столовой ждут…

Ого! Я, разумеется, чувствовала себя распоследней жертвой
обстоятельств, но мои мозги собой жертвовать не собирались и работали
исправно. Первый завтрак вместе и опоздание на целый час! Позволять
себе такое было нельзя. Я заставила Кисси использовать магию и одеть
меня по-быстрому, благо, платяной шкаф оказался забитым новенькими
платьями, хоть и исключительно черных расцветок — чувствовалась рука
Алексии.

В длинное и светлое помещение столовой я ворвалась ураганом. Драко
посапывал, положив подбородок на край стола и закрыв глаза, Люциус
читал «Пророка», правда, газета была перевернута вверх тормашками,
видимо, он её схватил, как только я открыла дверь. Несколько еще не
знакомых мне домовиков собирали со стола фарфоровые супницы, явно
собираясь в очередной раз их подогреть.

Драко с сожалением оторвал челюсть от поверхности, а Люциус попытался
незаметно перевернуть газету, но я скорчила презрительную мину, дав
понять, что незаметно сделать это у него не получилось.

Муж в долгу не остался и «оценил» мой наряд:

— По кому траур? Или, вернее спросить, по «чему»?

Я не сразу поняла, что он имеет в виду. Мне помог Драко, покрасневший
до цвета спелого помидора и вжавшийся в стул так, словно то было его
последнее убежище. Зардевшийся хорек? За одно это я простила Люциусу
его скабрезный намек и уселась за стол.

Завтрак прошел вполне себе обычно. Обсудили погоду, без неё никак,
свадебные подарки, статьи в газете о нашей свадьбе, хотя иных там вовсе
не было, и уже в самом конце трапезы мне намекнули, что опаздывать на
приемы пищи недостойно моего положения. Это была специфика рода, как
любит говорить Драко. Малфои могли презирать, не принимать, не любить и
что там еще, но вот начать махать ложками без меня? Да что вы, лучше
умереть голодной смертью!

Когда все разошлись по делам, я вышла на аккуратно подстриженный газон
с клумбами из желтых астр. Окинула взглядом величественный замок,
прилегающий к нему сад, исполинский фамильный склеп и поняла каким-то
шестым чувством — другого дома у меня никогда уже не будет и придется
приложить много усилий, чтобы стать в нем хозяйкой, а не пленницей.

Пройдет около четырех лет, и в такой же солнечный сентябрьский день я
расскажу Люциусу об этом своем решении и совсем не удивлюсь, когда в
ответ услышу, что и его тогда посетили схожие мысли — что не будет у
него уже другой жены, и что его будущим детям нужны будут отец и мать,
а не два противника под одной крышей, да и вражда между нами была бы
слишком опасным сумасбродством. Взращивать предателя своими руками?
Нет, он не настолько глуп, он хитер.

Поверили? Ха! Если про взращивание предателя у него вышло более менее
правдоподобно, то остальное — чистая ложь. Но она меня растрогала, на
тот момент муж мне если и врал, то из благих, насколько это возможно у
Малфоев, побуждений. Да и год выдался страшно тяжелым, не до обид тогда
было. Мне даже захотелось обнять его, что я и сделала, обхватив его шею
и чмокнув куда-то в район затылка. Редкая нежность в моем исполнении.
Он оценил и запомнил. Я знаю.

Но, все же, в тот день мы действительно решили что-то важное. Например,
попытаться не убить друг-друга и как-нибудь, но ужиться. Других
вариантов все равно не предполагалось! Ну вот, теперь и я лгу. Один
вариант еще подвернется, но… Сами понимаете, если есть "но", то ничего
хорошего за ним не следует.

Само собой, решить легче, чем сделать. Эту аксиому мы еще не раз подтвердим собственным примером, но попробовать стоило.

* * *

— Люциус! — я старалась шипеть громко. — Ну, проснись, Люциус! — к
сожалению, издаваемые мной тихие звуки не могли заглушить совсем не
тихие раскаты, издаваемые лежащим рядом телом, и я решила гаркнуть мужу
прямо в ухо:

— Вставай!

О, другое дело! Супруг подскочил на кровати фута на два, с ошалевшим
видом принялся нащупывать на прикроватной тумбочке палочку,
одновременно пытаясь принять грозную позу и запугать предполагаемого
противника. Черные пижамные брюки выглядели на фоне голого торса
стильно, а не устрашающе, но не помешали продемонстрировать отменную
реакцию.

Протерев глаза, он уставился на меня, как на привидение, имя которого
хотел вспомнить, но не мог. Призраков в замке хватало, кстати.

— Нападение? Пожар? Тебе плохо? — вот это да, я стою на третьем месте
после пожара и нападения! Почти полгода совместной жизни не прошли
даром. Хотя, не стоит иронизировать — то, что я в принципе смогла
затесаться в этот список — уже большая удача.

— Да! Я уже пять месяцев себя плохо чувствую! По ночам!

Люциус неожиданно смутился и обиженно забормотал что-то о запоздалой
жалобе. Я поняла, что именно ляпнула, но ответно смущаться не
собиралась.

— Гм… Я не о том. Ты храпишь, и твоя рука! — с храпом я бы справилась, верни они палочку, но пока мне не доверяли.

— Какая рука?

— Значит, про храп тебе известно?! А рука любая! На какую сторону
кровати я не лягу, ты все равно её на меня кладешь! Она фунтов шесть
весит, если не больше!

Несмотря на позднюю ночь или, точнее, раннее утро, я не успокаивалась
еще минут пять, эмоционально описывая и даже копируя его гортанные
переливы, надоевшую мне смену спального места с левой стороны на правую
и обратно. И вообще, он скидывает с себя одеяло, но не на пол, а на
меня! Оно ведь пуховое, и мне под ним жарко, поскольку камин топят
круглосуточно! Я еще погрозила скидывать свою половину на него, и тогда
он уж точно не будет так заливисто храпеть и помучается с моё!

В самой начале моей речи он ничего не понимал, потом уголки его рта
стали подрагивать, где-то на середине истории, когда я гнула свою линию
о жарком покрывале, он уже вовсю улыбался, а в конце, где я им угрожала
— захохотал. Этот смех я не забуду. Он заливался от всей души, держался
за живот и чуть не рыдал, а когда попытался встать и подойти ко мне, то
плашмя свалился на кровать, не переставая смеяться так громко, что
дрожали оконные стекла. Иногда ему удавалось вклинить в свой дикий
хохот всхлипы наподобие слов, которые, по-видимому, должны были
пояснить мне причину такой его реакции.

— Гр-р-р-ейнджер… Мне? Малфою?! Не храпеть? Обе руки мешают? Мои!
А-а-а… Не могу-у-у! Я все-таки не зря дожил… Ой, Гермиона-а-а… Ну ты
даешь! Воды…

Ход его мыслей дошел и до меня. Я кусала губы в надежде не впасть в
подобную истерику, но тщетно. Спустя минуту я стояла на коленях перед
кроватью, точно так же держалась за живот и гоготала как ненормальная.
Люциус, потянувшись за стаканом, на кровати тоже не удержался и вот мы
уже стоим друг перед другом на четвереньках и плачем от смеха. Моя
кремовая ночная сорочка со шнуровкой сползла с плеч, шелковая лента под
грудью развязалась, волосы взъерошились, но вид супруга был не лучше —
мы напоминали двух умалишенных соседей по палате.

В этот, прям сакральный момент, двери распахнулись, и в спальню
ввалился Драко. Вид у него был перепуганный донельзя. Неужели подумал,
что кто-то заявился нас убить смешливым заклятием? Или щекоткой? Но
Малфой-младший всегда сначала спасал, а от чего именно, соображал уже
позже.

Я сочла своим долгом объяснить ему, что происходит, а не учить стучать,
прежде чем войти в спальню взрослых. Такими же всхлипами, как и его
отец, я выдала:

— Я! Ему! Про храп! Гы-гы-гы! Ну, понимаешь..? Ой, и две руки на меня!
Его руки, его! Малфоя-я-я..! Укрыть, чтоб вспотел..! Напугаала-а-а… Ой,
мамочка…

Драко широко открыл рот и смотрел на корчащиеся фигуры на полу с таким
изумлением, словно мы не просто смеялись, а смеялись на парселтанге!

— Да ну вас! Спать только не даете приличным людям… — с тем он нас и покинул.

Еще через минуту мы выдохлись, но остались лежать на полу плечом к
плечу, философски всматриваясь в ничем не примечательный каменный
потолок.

— Я постараюсь не храпеть и одеяло на тебя не перекидывать, честно, — Люциус все еще улыбался.

— А руки?

— Ну, отрезать их я не могу пообещать! — повернулся ко мне лицом, сощурился и добавил: — А ты долго терпела?

— С первой ночи… — муж снова начал хихикать, а я присоединилась.

Сблизил нас этот момент, не то что бы сильно, но когда мы вот так
высмеяли абсурдность нашей совместной жизни, стало легче. Я начала
встревать в его дела чуть смелее, он начал мне изредка улыбаться и
почти перестал оскорблять, что немаловажно. Уставал супруг от
постоянного напряжения, одинакового поведения, да и возраст сказывался,
что поделать. Даже самым ужасным магам хочется иногда расслабиться и
позволить жене завязать галстук, не опасаясь, что она им его задушит!
Разумеется, до такого было еще далеко, но ночка все равно выдалась
запоминающаяся…

* * *

Прошедшие пять месяцев со дня свадьбы ничем особенным не выделились, то
есть, все было необычным, новым, сложным и непонятным, но тут уж ничего
не попишешь. Первую неделю я ожидала чего-то грандиозного, способного
повернуть все вспять или, наоборот, приблизить момент моей свободы.
Сама я к ней не стремилась. Множество факторов — от потери родителей до
потери собственной жизни — надежно усмиряли мой пыл с того самого
памятного дня в Риме. Но вот знаков от друзей я ждала: тайной записки,
устного послания от какого-нибудь портрета или чего-то в таком духе.
Едва ли они бы нашли практическое применение, знаки, а не друзья, но
хотелось ощущать себя частью того мира, а не этого — скрытого за
высокой, увитой виноградом изгородью Малфой-мэнора.

Дождалась я только Сычика, которого обнаружила мирно спящим на
жердочке, когда в очередной раз пришла проверить почту. Совятня у
Малфоев располагается не в самом доме, а в отдельной башенке у черного
входа и своей формой напоминает высоченный маяк. Бегать туда сто раз на
дню — занятие не из легких! Сова принесла маленький конвертик с
длинными и запутанными извинениями. Уизли, и Гарри в их числе,
сожалели, что не поздравили меня с девятнадцатилетием и обещали при
первой же встрече преподнести подарок и загладить свою вину. Тон
письма, несмотря на его содержание, был суховат. Видимо, оттого, что
писался Артуром под диктовку всей толпы. А несколько теплых слов от
каждого? Опасались, что еще кто-то прочтет об их забывчивости?
Воистину, важнее новости для Люциуса и придумать сложно! Может, шифр?
Исчезающие чернила? Магия? Ничего скрытого в бумаге я не обнаружила и в
сердцах даже топнула ногой от досады. Лучше бы ничего не слали!

На этом неделя моих душевных мук закончилась, и я позволила себе
окунуться в повседневность. Ничего другого мне не оставалось, так как
ни к чему тайному, важному и интересному я еще целый год допущена не
буду.

Дни шли за днями, ночи за ночами. Стараниями Люциуса последние были
весьма насыщенными и не такими уж плохими, как можно было подумать,
учитывая весьма щекотливые обстоятельства. Вот только очень неприятным
открытием для меня стала невозможность использования противозачаточного
заклинания. Когда я его применила в первый и последний раз, то просто
потеряла сознание от дикой боли. Показалось, что кто-то взорвал мое
тело и разметал его кусочки по округе! Провалявшись на холодном полу
ванной несколько незабываемых минут, я зареклась шутить с рунным
кольцом до конца дней своих! Жалко только, что потребовать от него того
же было нельзя…

В конце второй недели я сделала еще одно открытие — за домом нужно
следить, за его обитателями нужно следить, за его слугами тоже нужно
следить! О таких простых законах домовладения мне поведал за ужином
Люциус, после чего торжественно вручил тяжеленную связку ключей от всех
дверей в замке, которые по тем или иным причинам не поддавались
Алохоморе или были заперты личной магией хозяина помещения. После
восхитительного вишневого десерта Драко похлопал меня по плечу и,
театрально смахивая несуществующую слезу, пожелал не разнести его
родовое имение в пух и прах. Помню, я еще долго возмущалась ему вслед!
Зря.

Последующие месяцы прошли под лозунгом: «Мерлин всемогущий, неужели я
должна это делать?» Прежде домом и его проблемами занималась Нарцисса,
но после её смерти довелось всем верховодить Мавридию — самому главному
и самому старому домовику семьи. Он с видимым удовольствием передал
эстафету мне и с не меньшим удовольствием, а, скорее, почти радостно,
скончался от старости ровно через три дня, верой и правдой послужив
роду Малфоев около трехсот лет. Неприметная табличка с его именем
украсила собой заднюю стену фамильного склепа. Таких табличек на ней
было немерено, и во мне, на долю секунды, промелькнула толика
благоговения перед подобной историей рода.

Понятно, что по причине своего отбытия в мир иной инструкций он успел
оставить немного, а, точнее, не оставил вовсе. И пришлось мне носиться
по дому с утра и до поздней ночи, кидаясь направо и налево указаниями,
к тому же, не всегда ценными. А мои указания всегда должны были быть
ценными!

Садовые гномы обожали подрезать кусты роз до состояния кактуса,
домовики умудрялись опровергать свою хваленую домовитость и зачастую
заказывали готовые блюда, что позволяло им дольше заниматься любимым
делом — беспрестанным натиранием паркета воском. Я не единожды
совершала немыслимые кульбиты, поскальзываясь на полу, больше
напоминающем каток! В общем-то, идея освобождения домовиков от гнета
неразумных хозяев разонравилась мне сразу, как только я стала этой
самой хозяйкой. Пусть и не во всех смыслах, но все-же.

Третий и второй этажи воевали между собой, то есть, не сами этажи, а
призраки, оккупировавшие их примерно в конце XVIII и начале XIX веков,
страстно желающие изжить друг дружку любыми путями. Это были две
кудрявые сестры-близняшки двенадцати пожизненных лет отроду и их
противный двоюродный внук, умерший уже в почтенном возрасте, но, так же
как и дети, не своей смертью. Насколько я могла понять по картинной
галерее замка, Малфои в своих постелях вообще не умирали. Так вот, с
этой троицей нужно было постоянно разговаривать и убеждать каждого в
отдельности, что они-то и есть самые благородные, умные и красивые, а
вот противная сторона — просто кладезь ничтожества и глупости! Если
убеждения не помогали, всю ночь по коридорам слышался детский смех,
стук металлической трости, скрип половиц и злобный старческий хрип. В
роли кульминации сего представления выступала настоящая ментальная
потасовка всех трех духов!

Иногда первым не выдерживал Драко и разгонял нарушителей спокойствия
обычным веником, хранившимся у его изголовья специально для таких
целей. Как-то я даже прокралась в его комнату и изучила сей предмет, но
так ничего странного в нем и не обнаружила, видимо, действовал не сам
веник, а личность, им махавшая. Иногда с диким рыком в коридор
выскакивал Люциус, но до использования хозяйственной метелки он не
опускался, а орал что-то вроде: «Да как вы дерзаете тревожить мою
почтенную особу?».

В общем, грустить было недосуг. Я еще должна была следить за почтой,
управлять постоянным ремонтом чего-либо, вызывать мебельного эльфа для
уничтожения вредных жучков в ней, составлять меню и стараться принимать
гостей не злобно скалясь, а приветливо улыбаясь!

Посетителей было много. Не все из них состояли на службе у Волдеморта,
скорее, наоборот. По их затравленным взглядам и осторожности, с которой
они принимали из моих рук чай, дрожа всем телом, можно было легко
понять, к какому лагерю они относились или относятся. Пожиратели, в
основном, наносили сугубо личные визиты Люциусу, а те испуганные люди —
Драко.

«Почему же он их в кабинете принимает, а не в Министерстве? Финансы у
них так плохи, что ли?» — я была недалека от истины, плохой истины.

Меня же посещать было разрешено только Флер, и она частенько
пользовалась такой возможностью. Я хорошо запомнила её последний визит
ко мне. Она, как обычно, впорхнула в зал и кинулась обниматься, но
полноценных объятий не вышло — слишком большой животик девушки стал
преградой между нами.

— Я так рада, я так рада! Как ты тут осваиваешься? Есть изменения к
лучшему? — мы не виделись две недели, какие изменения? Разве только у
нас новый, гораздо более добросовестный поставщик мяса, но такие ли
изменения имела в виду Флер? Я сомневалась.

— Да какие изменения, все по-старому… — тем более, что я еще ни разу
после свадьбы не покинула пределы замка. Мне дали полугодичный
испытательный срок, и если я буду себя хорошо вести, не убью ни себя,
ни кого-либо еще, не попытаюсь сбежать или узнать секреты подземного
этажа, куда мне хода тоже не было, то, возможно, получу обратно свободу
перемещений.

— Совсем-совсем?

— Ах да, Алексия ждет ребенка! Я за неё так рада! Она прибавила в весе
уже в первые два месяца, представляешь? Целых восемь фунтов!

Флер почему-то не вдохновилась, хотя по идее должна была, и протянула:

— Надо же… Целых восемь…

Мне стало как-то неуютно, и я предоставила ей возможность самой выбрать
тему разговора. Ничего удивительного, что Флер принялась расписывать
страдания своей семьи. Удивительно было то, что говорила она теперь
явно не своими словами, и это та Флер, которая всегда имела собственное
мнение! Минут двадцать я кивала и поддакивала, ловя себя на мысли, что
такой скучный способ общения намного более интересен в обществе миссис
Гойл. В роли спасителя, неожиданно для себя самого, выступил Люциус,
вывалившийся из камина и прервавший описание ужина в семье Уизли, на
котором Молли отказалась передать солонку мужу, мотивируя свой ужасный
поступок моими мучениями, вызванными его глупостью. До сих пор не пойму
— причем тут солонка? Или это я так незаметно черствела?

— Люциус! — моей радости не было предела, она просто переливалась через край.

Он даже инстинктивно сделал шаг назад, испугавшись, что я вот так запросто, при посторонних, кинусь ему на шею!

— Эээ… Что, Гермиона?

— Просто отлично, что ты не опоздал на обед!

— Да? — хорошо, что удивился он как-то тихо. Конечно, никакого
совместного обеда не предполагалось. Супруг всегда обедает на работе, а
в это время у него вообще совещание с заместителями. Он просто забыл ту
коричневую папку, бумаги из которой просматривал вчера перед сном.
Утром я хотела ему об этом сказать или послать вдогонку домовика, но
позабыла.

— Да! У нас сегодня превосходное жаркое и суп из перепелов! — при этих
словах Кисси побелела и вопросительно на меня уставилась. Да уж,
хозяйка, забывающая собственноручно составленное меню, это сущее
наказание!

Переводя взгляд с меня на гостью и обратно, Люциус то ли понял
ситуацию, то ли вообще ничего не понял, но смилостивился и решил
подыграть.

— Конечно, дорогая, — представляю, каких усилий ему стоила "дорогая". —
А вы, миссис Уизли, составите нам компанию? У нас просто превосходная
кухня!

Само собой, никто из Уизли, пусть в недавнем прошлом и Делакур, за один стол с убийцей и Пожирателем сесть не мог.

— Нет, спасибо, я уже собиралась уходить. Благодарю за приглашение.

— Я тебя провожу, секундочку только…

— Не стоит, Герми, я вижу выход и со своего места. Всего доброго.

Только тут до меня дошло, чтобы Флер не произносила, глупость — не её
черта. Наверняка, девушка легко разгадала мою постыдную уловку. Но
обидела я её не столько этим ухищрением или неуемной радостью при виде
правой руки Волдеморта и возможного виновника смерти многих наших
друзей, как своим явным безразличием к её словам.

«Как такое произошло?! Как я посмела?» — гадкие мысли, скажу я вам.

Менялась ли я, менялись ли люди вокруг, обстоятельства или просто не
могло быть иначе? Без понятия, но в Малфой-мэноре мы больше не
встречались.

Как только Флер, покачиваясь уточкой, скрылась из виду, Люциус заинтересовано спросил:

— На обед и вправду жаркое?

— Да нет же! Овсяный пудинг и куриный бульон! — Кисси, с прибитым видом стоявшая неподалеку, громко и с облегчением выдохнула.

Драко, перевесившись через перила второго этажа, на котором находился его новенький кабинет, воскликнул:

— Я люблю куриный бульон! Отец, пообедай дома, или ты спешишь?

— Да нет, можно и пообедать. Идешь, Гермиона? — Люциус говорил
снисходительно и так же смотрел. Все он тогда понял, тот еще лис.
Мерзко на душе стало, очень мерзко.

— Угу… — и я грустно поплелась в столовую.