Полумна
и Невилл тайно встречались с июля месяца 1998 года. Понятно, что все их
планы были разрушены точно так же, как и мои, но они и не подумали
сдаваться, при первой же возможности вступив в организацию Большого
Противостояния Света. Корнер и Невилл стали его идейными
вдохновителями, молодой, но опытной силой. Майкл первым из всего
движения убил кого-то довольно значимого из свиты Волдеморта и нагло
подкинул его труп к самому входу в Министерство, заявив тем самым о
своей позиции, то есть, открытом противостоянии.

Еще на седьмом курсе, спасая первокурсников от Кэрроу, парень доказал
всем сомневающимся, что не робкого десятка. С тех самых пор с него
навсегда слетел внешний лоск, бахвальство и легкомысленность, обнажив
главную его черту, без которой всякая война будет проиграна, если
только она настоящая — беспощадность. Не только к врагам, не только на
поле битвы, и не только в случае необходимости. Многих этим он и
разочарует, показав собственным примером, что разница между нашими
противоборствующими сторонами ничтожна, да и та сводится к конечной
цели борьбы. Но путь к ней будто бурный кровавый поток, смывающий на
своем пути всю любовь, и эту разницу делает почти призрачной…

Вот кого я ненавижу до дрожи в коленях, вот чье имя я до недавних пор
выкрикивала по ночам, вот чьей смерти я вечно буду ждать, как
избавления от собственных демонов, вот из-за кого я узнала, что значит
сойти с ума. Да, это вовсе не Волдеморт, это Майкл. А вы что подумали?
Что я тут рассказываю как трудно находиться по «ту» сторону? Нет же,
нет. Я говорю вам, как легко стать той самой другой стороной, но как
трудно бороться с теми, кто был когда-то дороже собственной жизни, с
теми, кого любила! Как ненормально жить в согласии с теми, кого
презирала, а верой и правдой служить тому, кого боялась. Я обязана
рассказать.

Долгопупс в стороне от происходящего не остался. Профессор сказал, что
у Корнера, как и у него, тоже были личные мотивы, правда, объяснять
ничего не стал. Главную свою ошибку Невилл и Полумна совершили,
предположив, что смогут совмещать любовь и войну и подав официальное
заявление на брак. Помните, я говорила о слабых местах, которые маги
сами преподносили министерским чиновникам на блюдечке с голубой
каемочкой? Ребята попались в эту ловушку. Никто не стал уничтожать
Долгопупса, им даже дали разрешение, но на следующий день после
скромной свадьбы отцу Полумны пришло приглашение от мистера Драко
Малфоя посетить его кабинет.

Что Ксенофилиус Лавгуд мог ожидать от этой встречи? Пожилой человек не
верил, что Малфоям вдруг понадобилась его весьма специфичная газета и,
к сожалению, оказался прав. Мастерски настроенная машина власти
Волдеморта хотела устранить зарождающуюся угрозу в лице всех участников
БПС, поэтому шпионы моего супруга уже давно следили за Долгопупсом, а
после свадьбы и вовсе пришли к однозначным и верным выводам. Мистеру
Лагвуду сделали отнюдь не заманчивое предложение — или Полумна
раскрывает личности своих соратников и продолжительное время шпионит в
пользу Лорда, или умирает она, он, её отец и Невилл, её муж.

Дочь поддалась на отцовские уговоры. А как же иначе, при таких-то
условиях? Но в самый последний момент девушка сама решила свою судьбу и
сожгла собственноручно составленный список с именами прямо под носом
доверенного лица Риддла! Узнаю Полумну. Она не смогла, не было у неё
сил для измены. На помощь, защиту, верность — были, а для плохого —
нет. Никогда. Её убили почти сразу, спустя одну страшную минуту
безнадежной борьбы, наверняка у связного были четкие инструкции, как
сказал Северус. Девушка пыталась защищаться всеми способами, но
противник был ловким и сильным. Последней отчаянной попыткой сохранить
себе жизнь стал вызванный ею же адский огонь, но вышел он слабым и даже
более непослушным, чем должен был быть. Не помогла и
незарегистрированная палочка, которыми снабжались все члены БПС.

Ни убежать, ни выжить, ни спасти отца и мужа. Я на секунду представила
её страдание и почувствовала, как чья-то невидимая рука сжала мое
сердце. Уж не Лагвуд ли пыталась дать мне знать, что такое настоящее
мучение? На будущее? Ведь последнее, что видел в своей жизни этот
нежный человечек — глаза своего убийцы и съедающие её белую кожу языки
пламени. Даже если бы она раз сто прожила отпущенное ей время, все
равно не накопила бы в себе столько дурного, чтобы заслужить настолько
страшную, полную муки, смерть.

Похороны, как и свадьба, были скромные, но, к тому же, еще и
малочисленные. Друзьям приходить было опасно, Ксенофилиус бесследно
исчез, передав права на никому не нужную «Придиру» Малфоям, Невилл
пустился в бега. Не побоялась прийти Минерва МакГонагалл, Молли Уизли,
Оливер Вуд, сестры Патил и еще несколько человек. Первым на прощальную
церемонию прибыл профессор, и именно он простоял до самого её конца,
наблюдая за нервными и тревожными людьми, быстро аппарирующими восвояси
сразу же после неприлично короткого прощания. Я думаю, часть тяжести
надгробного камня Полумны он взял на себя.

Все вокруг знали о её смерти, но Люциус почему-то строго-настрого
запретил говорить что-либо мне. Кто ж его ослушается? Кто рискнет?
Желающих не нашлось.

— Я не смог донести до вас это известие, мне очень жаль.

— Мне тоже, профессор, мне тоже.

Я лежала и разглядывала свои руки. То поднимала их к свету, наслаждаясь
красотой солнечных лучей на своей коже, то опускала их на кровать,
пытаясь спрятать подальше. У Полумны были очень красивые руки…

— На сегодня достаточно информации. К тому же, я уверен, на данный момент она и так была лишней.

— Точно, абсолютно лишней… — два черных глаза быстро скользнули по мне
и отвернулись, а их обладатель еле заметно кивнул. — Гарри и Рон
передали записку, в ней говорилось, что мне необходимо поговорить с
вами, это все, что я должна была узнать?

— Нет, не все! — Северус подошел к окну, отвернулся от меня и, сцепив
руки за спиной, монотонной скороговоркой выдал. — Вы можете разорвать и
свадьбу, и помолвку, сняв кольцо сейчас же. Не знаю, как вы после этого
выживете, и что это даст, но вы можете.

Ну и где гром небес, способный вправить мне мозги? Где Белла со своим
Круциатусом? Где вездесущий Волдеморт, который был мне нужен в ту
минуту для той же цели, что и гром небес? Где хоть что-нибудь,
способное отвлечь меня от собственной глупости без границ и края? Но
тогда в меня просто с разбегу ворвалось пафосное и, чего греха таить,
неумное желание прекратить всё и броситься к друзьям на помощь, спасать
всех и вся. И не задумалась я ни на секунду, примут ли они такой мой
порыв как должное, или же нет? Да и это «всё», как оказалось —
собственная жизнь.

Я уже поняла, кто такой тот человек под мраморными плитами библиотеки,
сопоставила факты, узнала то, что могло быть мощным оружием против
Малфоев и чуть менее мощным, но все-таки оружием против Лорда. Однако в
глубине души я понимала и другое: что не выстрелит оно в их сторону,
знания останутся тайными, а мой ужас и факты никогда не смогут что-либо
изменить. И почему же я тогда не смогла оставить рунное кольцо в покое,
ну почему?! В одно короткое мгновение убедила себя, что имею полное
право снять его. То был бы легкий путь, но легкий еще не значит
правильный.

— Стойте! — к несчастью, я уже успела ухватиться пальцами за перстень и потянула. Прохладный металл поддался и чуть сдвинулся.

— Я не хочу с этим ходить, не хочу возвращаться и мне наплевать, что
будет… потом! — моей бесхитростной уверенности можно было позавидовать.

— Ручаюсь, что не наплевать! Уизли чуть не на коленях умолял меня не
говорить вам, он еще надеется на что-то, — профессор слегка пожал
плечами, поражаясь такой надежде Рона, — но я и так не могу на себя в
зеркало смотреть… — он колебался, я видела. — Гермиона, если снимите
его, то тут же потеряете ребенка. Он умрет! Именно беременность
первенцем и дает вам такой… выбор, даже подобная магия его
предоставляет. Я нашел записи столетней давности в архиве Шамбратона, в
этом заведении больше внимания уделяется вопросам брака. Все оказалось
не так уж и бесповоротно!

Я поспешила оторвать пальцы от кольца. Потерять желанного ребенка? Или
не такого уж и желанного? И есть ли выбор у несвободного человека?

— У меня есть время подумать?

— По моим подсчетам — два месяца. Не торопитесь, принять чью-то сторону
всегда успеете, если это то, что вам нужно. Мне пора идти, желаете
чего-нибудь? — ему хотелось уйти, чтобы уж точно не застать тот момент,
когда я выберу. И неважно, что именно и когда, лишь бы не видеть меня.
Эх, профессор, я еще раз поняла, как сильно вы устали и как безудержно
желали покоя. Но покой Северусу Снейпу только снился и то, как я
подозревала, нечасто.

— Позовите, пожалуйста, Алексию Гойл, — всегда невозмутимый директор округлил глаза.

— Профессора Гойл?! Вы уверены? — мало кто знал о нашей дружбе, такой
противоестественной и непонятной для других, но не для меня. Бедный
Северус, Гермиона Грейнджер — та самая заучка и выскочка, в такой
невыносимо сложный для себя час зовет жену Пожирателя, подопечную Лорда
и преподавателя Темных Искусств! Но Алексия знала обо мне все и до сих
пор еще не выдала никому ни единой моей мысли, ей доверенной.

— Она уверена, директор! И не нужно меня звать, дорогая, к тебе я
всегда примчусь сама! Тем более Хогвартс уже вовсю гудит о знаменитой
пациентке мадам Помфри! — строгая, в абсолютно черной мантии и с более
чем непритязательным пучком на затылке она все равно выглядела
великолепно и я заплакала, схватив её за шею, которая с удовольствием
была мне предоставлена для крепких объятий.

— Милая, я чувствую, что мой малыш будет не намного месяцев старше! —
прошептала она мне в ухо. Краем глаза я заметила, что профессор
окаменел, наблюдая столь душещипательную сцену. — Я тут посижу, пока
тебя не заберут. Не переживай, все будет хорошо! Ты, наверное,
испугалась? — Алексия продолжала щебетать в том же духе, пока Снейп,
оглянувшись на нас несколько раз, все же не покинул лазарет.

Его последний брошенный на меня взгляд был другим, не таким, как еще
час назад. Этот человек стал первым среди важных для меня людей, в ком
появилась некая настороженность по отношению к бывшей Грейнджер,
сомнение и толика разочарования. Уж не подумал ли он, глядя на
заплаканную леди Малфой, что всю жизнь боролся с ветряными мельницами?
Мне бы этого не хотелось, очень не хотелось, но больше я ничего от
моего профессора не узнаю. Северус что-то учуял и возвел между нами
крепкую стену. Навсегда.

После его ухода я, наконец, расслабилась и выложила ей все как на духу.
Не утаила ничего из услышанного и поделилась самым страшным своим
сомнением — не прервать ли жизнь в себе ради жизни на свободе?

— Ну, милая, я бы никогда на такое не решилась, и вообще, какая свобода
тебя ждет? А родители? А если у них, как и у тебя, получится сбежать,
то надолго ли? — увидев, что я вновь готова зареветь, она вздохнула и
сказала. — Только не это, Гермиона, не надоело тебе плакать все время?
Ну, помогу я, помогу! Сама не идеальна… — дико было слышать, что моё
желание покинуть Люциуса Малфоя и не видеть больше Темного Лорда
приравнивается к «неидеальности». — Документы, палочка, деньги — все,
что понадобится, так уж и быть. Только ты не забывай, кто у нас самый
лучший легилимент в мире… Но я рискну! — поспешила она меня заверить,
не допустив тем самым нового витка рыданий. — Ты только реши все так,
чтобы и самой не пожалеть и меня потом не обвинять? Хорошо?

— Почему ты такая понимающая, а? Где подвох? — я силилась улыбнуться, но вопрос все равно получился серьезным.

— Ищешь причину, по которой я тебя понимать не должна? Прекращай
докапываться, Гермиона, а то еще найдешь… — она была права, ни одной
причины дружить у нас не было, просто так решили звезды, да и всё.

Мы опять обнялись и заревели уже в два голоса, но по разным причинам.

Слева от меня раздались тихие шаги, и я повернулась посмотреть, кто же
это крадется. В лазарете я была единственной пациенткой, остальных в
спешном порядке выписали болеть в спальни, и совершенно ясно, что и
навещать могли лишь меня.

— Рон был прав. Я с ним спорила, но братец прав, у тебя действительно
короткая память. Может, оторветесь друг от друга? На минуточку? Ваше
плечо, профессор, так сильно отличается от моего?

— Джинни, я не хотела…

Девчонка от злости не сдержалась и топнула ногой.

— Что ты не хотела? Чтобы я увидела? — нелегко было себе признаться, но
да, именно этого. Я и правда ни на секунду не вспомнила о Джинни, о
том, что она рядом и что это редкая возможность поговорить с кем-то из
Уизли, поплакаться и погоревать вместе. Ни на сотую долю секунды!
Алексия сердито поджала губы, но не позволила себе вмешаться, прекрасно
понимая, что происходит, кто для меня эта рыжая, и о чем она говорит. Я
же не чувствовала себя неправой, я думала лишь о последствиях такой
встречи, только о них. Безумно больно стало лишь сейчас, но кто меня
услышит? Никто.

Лучший способ не терять друзей — не предавать их. Ну а если человек не
хочет предавать, но у него не получается? Кто тогда виноват? Вернее,
кого сделать виноватым?

Джинни стояла, молчала и хмурилась, отчего её аккуратный носик в ярких
веснушках смешно морщился. Он и был тем единственным, что было мне
знакомо в той озлобленной когтевранке. Чужие, какие-то ледяные глаза, в
них плескалось огромное море ненависти и гадливости. Не могли же ее так
изменить эти две минуты и Алексия? Да нет, конечно, не могли. Просто
она нашла повод. Не специально, но Джинни скинула со своих плеч целую
гору неудобных проблем в моем лице. Она получила возможность
наслаждаться своей правотой, простив себе долг перед Гермионой Малфой.
Бывает, как я уже не раз говорила, все бывает…

Гулкое эхо от стука каблучков стремительно удаляющейся Уизли ясно говорил о том, кто же во всем виноват.

— Противная какая, она мне еще на первых занятиях не понравилась, постоянно чем-то недовольна и кривится!

— Она хорошая, а я — нет.

— Нет, ты не хорошая, ты идиотка! Тобой всегда так манипулировали,
словно безвольной куклой? Вот увидишь, пожалуюсь на нее Люциусу! —
Алексия разозлилась и раскраснелась, напоминая мне вскипающий чайник.

— Алекс?

— Ну!

— Ты не пожалуешься, ты тоже хорошая.

— Во-первых — я плохая и мне это нравится, во-вторых — конечно не
пожалуюсь! Вьешь из меня веревки… — она все еще злилась, но с каждой
секундой у неё получалось все менее правдоподобно.

Еще минут десять девушка отчитывала меня за мою мягкотелость и всепрощение, но когда прекратила, я у неё поинтересовалась:

— Ты слышала что-нибудь о Полумне Лавгуд?

— Слышала, кажется, она погибла в прошлом году, зимой. Директор был на похоронах, а что?

— Мы вместе учились, только она курсом младше, а обучения не
продолжила, поэтому ты её не знаешь. Я как-нибудь расскажу подробней.
Узнай для меня, пожалуйста, какого числа она умерла.

— Так я помню, Эйвери приглашал профессора Снейпа на Рождество, но тот
отказался, сославшись на кончину ученицы. Мы, правда, тогда имени её не
знали. Выходит, прощание пришлось на 25 декабря. Это просто ужасно,
хоронить кого-то в такой радостный день…

Я окаменела, мысли улетучились, руки похолодели, и я с головой
окунулась в жуткую боль, раздирающую меня изнутри. Интересно, мир может
рухнуть несколько раз? За последний год я уверилась — может.

— Она была моей подругой, а убил ее Драко. Слышишь?! И отца ее убил, я
точно не знаю как, но убил! Он знал Полумну, он же ее знал… — я
схватила Алексию за запястье и притянула к себе. Мой безумный шепот
меня же и пугал, но профессор Гойл, потомственный темный маг, слушала
напряженно и внимательно. Как обычно, ей я рассказала обо всех своих
догадках: про неуместную угрюмость Драко в тот праздничный вечер и его
слова, про страшную фигуру в библиотеке, трясущихся от ужаса
посетителей Малфой-мэнора и многое-многое другое. Северус предпочел не
излагать мне свои предположения, но мне и собственных хватило с лихвой.

Я должна была заплакать, зарыдать, закричать, но… Перед глазами
всплывало искаженное, сморщенное, словно от долго пребывания под водой,
лицо мистера Лагвуда — отца Полумны и просто хорошего человека. Это был
он, там, под мраморной плиткой. Я пила какао и сокрушалась о своей
незавидной доле, пока его терзало страдание в своем чистом,
незамутненном виде. Спросят ли с меня еще и за это прегрешение? Скоро
узнаю.

Но я все-таки не заплакала, не зарыдала и не закричала. Во мне что-то
оборвалось, умерло, сгинуло и больше не вернулось. Наверное, первой
была моя юность, второй — молодость, а третьей — вера в такое четкое и
понятное разделение мира на черное и белое. Я враз постарела, поумнела
и, сама того не желая, узнала о себе много нового.

— Ты никогда, никому и ни за что не скажешь того, что сказала мне. Ты
не сможешь ничего скрыть от Малфоев, но я умаляю тебя — больше никто
узнать не должен. Это смертельно опасно! — Алексия была белой, как мел,
а ее алые губы заметно посерели.

— Как он это делает? Мне нужно знать. Это тела, там, под мрамором?

— Нет, Герми, это не люди, это их души. У Драко в роду множество черных
магов, не обученных, а настоящих, рожденных такими. Да в каждой семье с
подобной родословной они есть! Просто говорить об этом не принято.
Раньше было не принято! — последние слова она произнесла с долей
вызова. — Каждые шесть-семь поколений у Малфоев на свет появляется
ребенок и приносит с собой умение — он может вытянуть из пространства
какую-то массу, некоторые называют её Злом. Но я называю её Силой! —
вновь не дождавшись возражений с моей стороны, Алексия продолжила: —
Это маленькая капелька черной жидкости. Она убивает. Человек выпивает
или вдыхает её и все — конец не заставит себя ждать. Сначала, дня за
два, у него исчезают внутренности, но жертва чувствует лишь легкое
несварение желудка, затем начинают отказывать и исчезать ноги, за ними
быстро растворяются и другие части тела, а последней уходит магия.
Знаешь, за что такая способность ценится больше всего?

— Ты сейчас издеваешься?!

— Я? Это ты издеваешься! Всё о материях, и о черной в том числе,
написано в том учебнике по Темной Магии за седьмой курс, который я тебе
подарила! Что, образование уже не прельщает? — я действительно с
некоторых пор забросила оттачивать свои интеллектуальные способности,
осознав, что против Волдеморта применить их не смогу. По разным
причинам. Да и страшновато было смотреть на книгу по настоящему черному
искусству и знать, что тебе её подарила лучшая подруга. И речи не было
о том, что я еще и листать должна сей талмуд!

— Да говори уже, мне и так плохо!

— Ну ладно, извини. Так вот, украденную магию можно собрать не хуже
урожая и передать другому! Представляешь? — девушка быстро забыла свой
недавний страх и уже вовсю восхищалась «Силой». Её щенячий восторг не
вписывался в мое мировоззрение, но что поделать? Правильно, ничего.
Лучше не обращать внимания на такие нюансы поведения, друзьями не
разбрасываются, проверено лично. — Только вот взращивать в себе
подобное умение нужно с ранних лет, что многим недоступно, да и
побочный эффект слишком заметен. Я, например, не понимаю, как Драко
смог не попасться за все эти годы и не погибнуть? У меня в роду был
похожий человек, но прожил он недолго…

— Эффект?

— Души не могут вырваться и исчезнуть, они не умирают полностью, а
лишаются физической оболочки, поэтому на том свете не сразу
догадываются, что волшебник умер, если вообще догадываются — вопрос
мало изучен… — Алексия в задумчивости потерла пальчиком нос. — Еще с
XII века маги научились прятать их в себе до тех пор, пока не
улетучивался магический отпечаток. Но такие отпечатки обнаруживались
легко, да и с чужой душой на сердце попробуй походи, пока выносишь — с
ума сойдешь! Та ваша библиотека, я в ней не была, но уверена — Малфои
нашли выход именно там.

— Ты знала, ты все знала! — знаю, прозвучало не лучше, чем «Я так не
играю!», но Алексия предпочла не реагировать на мой детский всплеск
эмоций.

— Только о материи и Драко! И нечего брезговать Темной Магией, не ради
меня, а ради себя, прочти хоть что-то! Честное слово, Гермиона, я и
подумать не могла, что он орудует в таких масштабах. Понятно теперь,
почему Лорд без него и недели обойтись не может… — она закивала
головой, подтверждая свои же мысли.

Я невольно сымитировала интонации Драко, вспомнив наш с ним предсвадебный разговор:

— Я должен был его убить, обязан…

— О чем это ты?

— Да так, неважно. Уже неважно. Слушай, Алексия, и с тебя на сегодня
хватит, возвращайся в класс, — я выжала из себя жалкое подобие усмешки,
заерзала на кровати и натянула одеяло к самому подбородку.

Она поняла все правильно и предоставила мне возможность послушать саму
себя, а не кого-либо еще. Но минуты шли и шли, а я все никак не могла
ощутить того главного, что, по идее, ощущать должна была — ненависти.
На Люциуса я злилась, мой гнев не описать словами, он клокотал во мне,
словно лава в жерле вулкана, но Драко я просто не понимала. Как он, тот
самый противный слизеринский хорек, наступивший себе на горло и почти
принявший меня в семью, пусть и под гнетом обстоятельств, мог быть
таким! А как он мог любить своего отца? А он любил, получая в ответ
любви с троицей больше. Чего только стоили их взгляды друг на дружку,
когда один не знал, что на него смотрит другой. Почему? Муж взлелеял в
сыне саму смерть, долгие годы развивая его «ценный талант»! Но,
по-видимому, они одно целое и сами себя не разобьют… И другим не дадут.

Еще я не могла взять в толк, где моя логика? Кто её украл? Где моя
твердость суждений? Еще чуть-чуть и я, о ужас, пойму Малфоев безо
всяких на то причин! Я мысленно хваталась за образ мистера Лавгуда и
представляла, сколько еще невинных душ ждет свободы, да так никогда и
не дождется. Для них даже загробный мир — счастье, которое не настанет
никогда. Господи, среди них наверняка есть те, кому я подавала чай!

Но с другой стороны, если он бы отказался убивать, хоть разочек, был бы
жив хоть кто-нибудь из Малфоев? Нет, конечно. Лорд растоптал бы всех
ныне живущих, имеющих хотя бы косвенное отношение к их родовому древу.
Такое наивное оправдание согрело мое холодное тело. На секунду. На
второй секунде я осознала, что Драко бы не отказался. Не зря он
посоветовал мне не обольщаться на свой счет, в тот момент он был
честен. Предельно честен…