Карандаш привычно скользил по бумаге. Аваллак’х рисовал её сотни, а может и тысячи раз. Иногда просто рассеянно водил грифелем, а потом с удивлением обнаруживал, что с листа на него смотрит она. Лара. Предназначенная ему еще до своего рождения и... осмелившаяся бросить Предназначению вызов.

Чайка не пожелала придерживаться предписанной траектории, предпочла полет хаотичный, быстрый и недолгий. И будь все дело только в исполнении плана, он, наверное, уже забыл бы о ней. Вспоминал, как один из многих эпизодов своей долгой жизни. Однако же даже Ведающий подвержен страстям, даже он не властен над сердцем, до сих пор не смирившимся.

То самое сердце, которое хотелось вырвать из груди и бросить в море, когда Аваллак’х узнал — ему предпочли другого. И ладно бы это оказался Aen Elle или, на худой конец, Aen Seidhe. С этим он бы еще смирился. Но Лара отдала сердце, душу и тело Dh`oine, не вызывавшему у Аваллак’ха ничего, кроме брезгливого недоумения. Как можно любить это? Как можно отдаваться ему, захлебываясь стонами и теряя рассудок? Как можно понести от него?

Дитя, отцом которого должен был стать он, Аваллак’х, света так и не увидело. Вместо него родился ублюдок, полукровка, Старшая кровь смешалась с кровью Dh`oine и почти растворилась в ней. Осознавать это было невыносимо. Смириться не получилось, хоть прошла уже не одна сотня лет, и он продолжал любить, ненавидеть и рисовать.

И вздрогнул, когда с лица маленькой Dh`oine с перечеркнутой шрамом щекой, на него глянули глаза Лары. Очередная пытка, еще более изощренная и жестокая. Девчонка несла что-то о своем мире и своих друзьях, о ведьмаке, с которым Аваллак’х однажды беседовал, и требовала отпустить её. А он смотрел в глаза Лары и разрывался между ненавистью и любовью, одинаково сильными и острыми. Как два острия Меча Предназначения, о котором Ласточка говорила с таким видом, словно что-то в этом понимает. Смешно. Горько. Невыносимо.

Но он сумел заставить собственное сердце заткнуться и готовил Цири к тому, что ей на самом деле предназначено. Вернее не ей, а той, чьи глаза девчонка так бессовестно украла. Убеждал, уговаривал и в какой-то момент поймал себя на мысли, что почти утонул в беспокойно-бездонной зелени. Точно такой же.

Рванулся изо всех сил и отвел взгляд, выдохнул, как пловец, успевший разбить водное зеркало за секунду до того, как воздух в легких закончится, а потом посмотрел на её шрам. Отрезвляя себя. Напоминая себе, что перед ним всего лишь... жестокая насмешка Предназначения.

Был уверен в успехе и узнал, что Zirael ускользнула снова. Сбежала оттуда, откуда невозможно сбежать. Ушла за своим Предназначением, которым считала белоголового ведьмака. На какое-то время ослеп и оглох, сидел, равнодушно глядя в стену или рисуя очередной портрет. Нет, не Цири. Лары, на которую девчонка была непростительно похожа. Думал. Взвешивал. И наконец, принял решение, зная, что за это придется очень дорого заплатить и понимая, что иначе — нельзя. Потому что это — его Предназначение, сбежать от которого не получится. И Аваллак’х не пытался сбежать.

***

«Король умер, да здравствует Король», — каждый звук этих слов был настолько сладким, так приятно ласкал слух, что произносить это хотелось вновь и вновь, ощущая, как по телу пробегает почти сладострастная дрожь. Поднять с пола корону, упавшую с головы мертвого Ауберона, и медленно надеть на себя, ощутить холод металла и улыбнуться.

Наконец-то у Aen Elle появился настоящий король. Сильный, амбициозный, способный на все, ради достижения цели. Тот, которого они заслуживали и в котором нуждались уже не одну сотню лет. Тот, кому предназначено править мирами и уничтожать народы. Эредин — повелитель миров. Звучит неплохо. Да что там, просто изумительно!

Бросить полный брезгливого отвращения взгляд на тело того, перед кем еще сегодня утром склонял голову, и уже не прятать торжествующей усмешки. Ауберон оказался слишком слабым не только как король. Он проявил позорную слабость и как мужчина. Оказался неспособен осеменить маленькую Dh`oine, в жилах которой таился ключ к мирам и могуществу. Ключ, который должен принадлежать достойному. И плевать, что будет с девчонкой потом, она — средство и не более того.

Средство. Смеющее нагло смотреть ему в глаза и дерзить, не понимая, что танцует на очень тонком льду. Что только неимоверное усилие воли удерживает его от того, чтобы ударить её прямо по обезображенной шрамом щеке, а потом развернуть к себе спиной, прижать к стене и овладеть. Грубо, быстро и жадно. Так, как хочет он и... она. Слышать, как она стонет и кричит под ним, и знать, что ей больно и вместе с тем — хорошо, так же, как ему самому.

А потом просто развернуться и уйти, оставив ее растерзанной, полуголой, сползающей по стене на пол и безуспешно пытающейся подавить рыдания. Униженной. Такой, какой она и должна быть. И время от времени напоминать ей об этом. Зная, что всякий раз она кончает под ним, а потом проклинает и ненавидит за это и его, и себя. Дождаться, пока Dh`oine наконец-то забеременеет и родит, вернув Aen Elle то, что когда-то украла Лара, а после — убить её. Бросить тело к старым костям и забыть об этом. А спустя несколько лет снова открыть Ard Gaeth и...

Возненавидеть ее еще сильнее, за то, что осмелилась сбежать. За то, что заставила его гоняться за собой, словно охотничий пес. Отслеживать каждое ее перемещение во времени и пространстве. Удивляться, что девчонка успела узнать так много, а потом понять — откуда она это знает. Догадаться, кто осмелился встать на его пути — неудачник, над которым Предназначение уже однажды поглумилось, отдав Лару человеку.

Отыскать его и наложить проклятие, снять которое, не убив пациента, практически невозможно. Смотреть в глаза предателя, понимающего, что его ждет, и упиваться его страхом. А потом снова гнаться за ней, за ключом, постоянно выскальзывающим из пальцев.

Быть в одном шаге у цели и проиграть. Человеку. Даже не магу. Ведьмаку. Захлебываться собственной кровью, ощущать, что с каждой секундой становится все холоднее и видеть в змеиных глазах ведьмака стальной блеск Меча Предназначения, только что разрубившего наглеца, осмелившегося бросить ему вызов.

Понять, что изначально был обречен, и криво усмехнуться немеющими губами, чувствуя, как течет по подбородку собственная кровь. Кровь Aen Elle, которой оказалось недостаточно, чтобы стать властелином мира. Не хватило всего лишь... маленькой Dh`oine с глазами, которые ему не раз хотелось вырвать. И остатком угасающего сознания пожалеть, что так и не успел этого сделать.

***

Карандаш мягко скользил по бумаге. С каждым тонким и умелым штрихом Лара оживала и смотрела на Аваллак’ха так, как глянула Цири перед тем, как войти в портал в Башне. И в тот момент он так и не понял, а кто именно туда вошел — Цири или Лара? Его Лара, по которой он до сих пор тосковал, так и не сумев разлюбить и забыть.

Потому и предал Эредина, помогал Цири овладеть своей силой, прятал ее от нового короля, зная, какую участь тот уготовил ей. Эредин больше не собирался ждать, когда же Цири забеременеет и родит. Он нашел способ заставить ее открыть врата, и ему было плевать, что при этом ключ обязательно сломается.

Аваллак’х не мог этого допустить. Однажды он уже потерял Лару, неужели позволит подобному снова случиться? Отдаст Эредину то, что Предназначено ему самому? То, что для него сохранил ведьмак — еще одно орудие в руках Предназначения. То, ради чего стоит рискнуть и поставить на карту собственную жизнь.

И получить награду. Едва слышными шагами приближающуюся сейчас к нему. Уверенную в том, что он, поглощенный рисованием, не слышит и не видит ничего. И подыграть ей. Не обернуться даже тогда, когда она окажется совсем близко, когда ее запах защекочет ноздри и заставит его кровь бежать быстрее. Вздрогнуть только когда ее ладони закроют глаза, а губы коснутся шеи.

Произнести недовольно:

— Я еще не закончил, Zirael. Остался последний штрих.

— Твоя подпись? — спросила Цири, касаясь губами острого уха Аваллак’ха и убирая руки с его глаз.

— Не совсем, — чуть улыбнулся он и решительно изобразил на щеке нарисованной девушки шрам. А потом бросил карандаш на стол и повернулся к ее живому двойнику: — Ты уверена, что хочешь этого?

— Да, — беспокойно-бездонные глаза потемнели, как море перед штормом. — Никто не может противиться Предназначению. Ни я, ни ты. Правда, иногда у него очень странные шутки и собственное ощущение времени.

— Согласен, — Аваллак’х встал и осторожно привлек девушку к себе, — только не закрывай глаза, Zirael, пожалуйста.

— Не буду. Обещаю, — выдохнула она, невольно прижимаясь к нему ближе и касаясь пересохшими от волнения губами его губ.