Опираясь руками о фальш-борт, Ева задумчиво всматривалась в простирающуюся перед ней морскую гладь. Сегодня море наконец-то было спокойным, и корабль мирно покачивался на волнах, уже не совершая сумасшедших кульбитов и не грозя вот-вот погрузиться в бушующую пучину и уже не вырваться из этого плена. Команда спешно приводила судно в порядок, чинила разорванный такелаж, устанавливала новый парус, вместо растерзанного бурей в клочья, и запасные мачты, взамен сломанных.

Путешествие выдалось на редкость неудачным, почти сразу же после выхода в открытое море, они угодили в полосу шторма, который не раз грозился раздавить меж своих могучих ладоней хрупкую, деревянную скорлупку, несущую в своем чреве измученных непогодой людей. Команда выбивалась из сил, пытаясь удержать судно на плаву, и если бы не магическая помощь Евы, исцелявшей раны матросов, подпитывавшей падающих с ног людей своей силой, неизвестно, пережили бы они это путешествие или нет.

Неужели и Летос угодил в такое же ненастье? А что, если его корабль не сумел одолеть шторм? Хотя, судя по магическому маячку, Летос находился в Ферелдене, что не могло не радовать. Во время шторма их отнесло на несколько сотен миль к северу, а это означало, что путешествие займет больше времени, чем ей хотелось бы. Еве оставалось только кивнуть в ответ на это сообщение капитана, ничего поделать магесса не могла, ведь повелевать стихиями и приказать ветру нести корабль быстрее она не могла.

Неизвестно, что может произойти с Летосом за это время. И почему он так поступил? Почему не поговорил с ней? Не рассказал, что тревожит и мучает? Сбежал, как ребенок, которого незаслуженно наказали, совершенно не подумав о том, что будет делать она.

— Buongiorno, madonna, наконец-то шторм закончился, — Лиан подошел совершенно бесшумно и оперся о фальшборт рядом с Евой. — Отвратительное вышло путешествие, не так ли? — изогнул бровь убийца, окидывая чародейку внимательным взглядом зеленых глаз.

— Бывало и хуже, — вздохнула она, — скажи спасибо, что у тебя нет морской болезни.

— Madonna, я антиванец, — по губам эльфа скользнула легкая ухмылка, — я родился и вырос на море, откуда тут взяться этому недугу?

— Не знаю, — пожала плечами Ева, на мгновение встретилась с Лианом взглядом и прочла в изумрудных глазах легкое презрение. Или ей это только показалось? — Мы с тобой не часто беседовали.

— Верно, вы ведь не очень-то меня жалуете, — усмехнулся белокурый убийца. — Вот только — почему? — вопросительно уставился он в глаза магессы.

— Лиан, — Ева прикусила губу, — не думаю, что это подходящее время и место для таких разговоров.

— Почему же? — эльф хмыкнул. — Как по мне — самое время! Кроме меня и вас здесь никого из нашего окружения нет. Мы вынуждены терпеть друг друга, так почему бы и не выяснить причину нашей вражды? Возможно, всё дело в обычном недоразумении?

— Или в том, что ты.... — она на секунду замолчала, коснулась висящего на груди амулета, словно черпая в нем силу, — делишь ложе с моим мужем?

— О-о-о, так эти слухи и до вас дошли? — почти искренне изумился он. — И кто только их распускает? Антиванские сплетники — самые досужие в мире.

— Слухи, говоришь? — Ева скрестила руки на груди. — Не нужно отрицать очевидное, Лиан. И давай сменим тему, я не хочу об этом говорить.

— Как прикажете, мadonna, — склонил голову Ворон, но она успела заметить яростное пламя, полыхнувшее в зеленых глазах, — мастер просил меня сопровождать вас и подчиняться вам, и я не посмею его ослушаться.

— Вот и прекрасно! — чародейка развернулась и направилась в свою каюту, чувствуя спиной пристальный взгляд Лиана.

Закрыв за собой дверь и запечатав её магически, Ева прилегла на кровать, закрыла глаза и тяжело вздохнула. Итак, путешествие затягивается на неопределённый срок, шторм внёс свои коррективы в её планы, неизвестно, как скоро она снова увидит Летоса.

Вот только в Денерим ехать совсем не хочется, как нет и ни малейшего желания снова встречаться с Алистером. С Его Величеством... Со дня их последней встречи прошло более десяти лет, но Ева до сих пор помнила тот вечер. Чётко. В деталях и мельчайших подробностях. Помнила, потому что была тогда в одном шаге от супружеской измены.

***

Она потихоньку собирала вещи, готовясь к долгожданному переезду в Антиву. Наконец-то Зевран взял под свой контроль ячейки почти во всех крупных городах и теперь был готов забрать из Ферелдена жену и сына. Собственно, Араннай уже находился на пути в Денерим и должен был со дня на день появиться.

Когда Ева услышала стук входной двери, то подумала, что Зевран уже успел добраться до поместья, и поспешила в холл, предвкушая такую долгожданную встречу. И каково же было её удивление, когда на пороге магесса увидела вовсе не эльфа, а короля Ферелдена собственной персоной. Испуганная служанка жалась в углу, не смея поднять голову перед Его величеством.

— Скажи мне, что это неправда, Ева! — вместо приветствия бросил Алистер, испытывающее глядя на чародейку.

— Добрый вечер, Ваше... — начала она и осеклась, увидев, как болезненная гримаса исказила его лицо, — здравствуй, Алистер, — шагнула магесса к королю, протянув сразу обе руки, которые тот прижал к губам и не сразу отпустил. — О чём это ты?

— Ты же не уезжаешь из Ферелдена, верно? — он сжал её пальцы в своих, — До меня дошли дурацкие слухи, что ты собралась покинуть нас, уехать в Антиву.

— Это не слухи, — Ева осторожно высвободила руки, — я действительно скоро уеду. Зевран уже на пути в Денерим, он и заберет нас с Летосом.

— Ты это серьезно?! — воскликнул он. — Нет, это не может быть правдой! Это какая-то идиотская шутка! — грохнул король кулаком по дверному косяку, и служанка тихонько пискнула.

— Алистер, успокойся, — чародейка положила руку на широкое плечо друга, — не стоит пугать слуг, иначе завтра весь Денерим будет говорить, что я впала в королевскую немилость. И давай пройдем в зал, не возле порога же нам разговаривать. — Она улыбнулась. — А вы, милочка, принесите нам вина, — это относилось уже к побледневшей служанке.

Следуя за Евой в зал, Алистер лихорадочно пытался найти те слова, что помогут убедить чародейку не делать глупостей и не покидать Ферелден. Но все мысли и доводы куда-то исчезли и он видел сейчас только её стройную фигурку, выгодно подчеркнутую тёмно-бордовым платьем, чувствовал исходящий от Евы аромат духов — резковато-терпкий, будоражащий, волнующий, и не мог сосредоточиться.

Странно, раньше она не пользовалась благовониями... Вероятно, это растреклятый антиванец научил чародейку этаким вещам. Но этот запах удивительно гармонировал с самой Евой, было в нём что-то темное, волшебное, таинственное, неподвластное пониманию и оттого ещё более привлекательное. Струящиеся по плечам черные волосы, глаза, в которых мерцал таинственный огонёк, так легко улыбающиеся губы — сколько раз он видел всё это во сне? И сколько раз еще увидит?


Прошло почти десять лет с момента их встречи, но Алистеру так и не удалось стать полностью свободным от её чар. Особенно остро ощущал он тоску по прошлому в последние несколько лет. С того момента, как был вынужден расстаться с Лелианой и жениться на Аноре Мак-Тир, уступая требованию знати. Далеко не всем пришлось по нраву его решение отказаться от притязаний на трон, глухое недовольство королевой, не имеющей в жилах ни капли крови Мэрика, да к тому же еще и бесплодной, росло с каждым годом. Противоборствующие партии всё сильнее ненавидели друг друга, вербовали сторонников, и угроза гражданской войны из мифа превратилась в реальность...

И вот тогда эрл Эамон, на правах старшего советника и предложил вариант, который устроит всех: на престол должен взойти сын Мэрика, но и Анора сохранит власть и корону, выйдя за Алистера замуж. Это устраивало всех, кроме самих будущих супругов. Но, когда ты облечен монаршьей властью, или в жилах твоих течет голубая кровь, ты не волен выбирать свою судьбу. Или заключенный по расчету брак, или гражданская война, которая окажется не менее опустошительной, чем Мор.

Алистер сопротивлялся до последнего, доказывал, что он уже женат и не собирается аннулировать этот брак, но... Союз с женщиной неблагородного происхождения был признан мезальянсом и расторгнут, а темное прошлое эрлессы сыграло только на руку эрлу Эамону и его сподвижникам. Не дожидаясь конца этого фарса, устраиваемого во благо государства, Лелиана покинула мужа и возвратилась в Орлей. Дункан остался с отцом, разве позволили бы матери увезти из страны наследного принца? Судьба самой Лелианы не волновала никого, кроме Алистера и Дункана, для которого внезапное исчезновение матери стало настоящей трагедией.

И вот тут на сцене появилась Анора. Перенявшая от своего великого отца волю и разум, она сумела найти правильный подход к сыну Алистера. Легко, ненавязчиво завоевала доверие ребенка, который потянулся к белокурой королеве, отчаянно нуждаясь в материнской ласке. Сопротивляться дальше не имело смысла. Пятилетний Дункан успел привязаться к Аноре, а вскоре и позабыл, что его мать вовсе не она. Скрепя сердце, Алистер таки заключил этот династический союз.

Дункан так и остался их единственным ребенком, совместных детей Алистер и Анора не имели. Кто из них был в этом повинен — неизвестно, да и не имело это особого значения. Ферелден получил короля из рода Тейринов, не желавшего никогда короны, и королеву, рожденную править и умеющую это делать, однако лишенную королевской крови. Да еще и наследник престола имелся, в жилах которого так же текла та самая кровь Мэрика, правда, изрядно разбавленная.

Кстати, сама Анора действительно полюбила своего очаровательного, сообразительного пасынка. Дело в том, что любая женщина мечтает стать матерью и королева Ферелдена здесь исключением не была. Но, по чьей-то злобной воле, ей было не дано держать на руках собственное дитя, вот и окружила Анора заботой и нерастраченным теплом вихрастого, голубоглазого мальчишку Дункана.

Отношения между Алистером и Анорой можно было назвать деловым партнерством, но никак не семейным союзом. Возможно, родись у них совместное дитя, всё сложилось бы иначе, но этого не произошло, и они так и остались далекими друг от друга.


По-настоящему отогревался Алистер только когда навещал Еву. Чародейка с сыном жили в поместье в Денериме, которое ей, героине Ферелдена, пожаловала ещё Анора, в качестве благодарности за спасение от Мора. После того, как Ева отказалась от титула Стража-Командора и от всех прав на эрлинг Амарантайн, она практически не покидала Денерим. Даже когда отголоски Киркволльского восстания магов докатились до Ферелдена, чародейка наотрез отказалась принять участие в этом конфликте. Маги. Храмовники. У каждого из них своя правда, а её правда — сын, единственное по-настоящему родное существо во всем Тедасе. Его интересы превыше всего, она мать, и не имеет права рисковать своей жизнью, потому что Летос полностью зависит от неё.

Именно так пояснила тогда Ева Алистеру свое нежелание принимать какое-либо участие в этом противостоянии. Она так и жила все эти годы, тихо и незаметно, пока этот циник, развратник и убийца Зевран Араннай уничтожал одного за другим мастеров Гильдии, добиваясь единоличной власти и мотивируя это заботой о безопасности семьи. Красиво завернул, подлец!
Алистер знал, что эльф бывает в Ферелдене несколько раз в год, проводит с женой и сыном неделю или две, и снова возвращается в Антиву, а она остается. И как может Ева так жить? Ждать его месяцами, прекрасно зная, что её избранник никогда не будет блюсти верность.

В жизни самой чародейки мужчин не было, кроме Аранная-младшего, смазливого, черноволосого, капризного, взирающего на мир такими же миндалевидными, медовыми глазами, как и его непутёвый отец. Всякий раз, когда Алистер навещал Еву, маленький Летос окидывал короля изучающим взглядом, почему-то презрительно фыркал и тут же забирался на руки к чародейке.
Мальчишка обхватывал шею матери руками, то и дело поглядывал на короля исподлобья, а как-то даже показал ему язык, когда Ева отвернулась. Создавалось впечатление, что Летос жутко ревнует мать к гостю. Во всяком случае, он не «отклеивался» от неё до тех пор, пока Алистер не уходил. Собственно, именно присутствия Аранная-младшего и не хватало сегодня, и
Алистер спросил у чародейки, усаживаясь в предложенное кресло у камина:

— А где же твой телохранитель? Я всё думаю, кого не хватает — Летоса нет, вот оно что. Где он?

— Спит, приболел немного. Я напоила его целебным отваром и погрузила в глубокий сон, Летос проснется совершенно здоровым. Не хватало ещё, чтобы Зевран увидел сына простуженным!

— Ева, — Алистер принял из рук Евы кубок с вином, — я редко просил тебя об одолжениях, но сейчас это сделаю. Не уезжай... Не оставляй меня одного! — он отставил кубок, так и не пригубив вина, и взял руку магессы в свои. — Я прошу тебя.

— Алистер, что ты такое говоришь? — чародейка заглянула в его глаза. — Почему одного? У тебя есть жена и сын...

— Жена? — фыркнул король. — Это издевка была, да? Ты научилась сарказму у своего эльфа? Ты прекрасно знаешь, какие у нас с Анорой отношения! Меня заставили на ней жениться, отказаться от той, кого я любил... Сын? Да, здесь ты права, Дункан — это единственное, что у меня на самом деле есть... и ты... Ты ведь всегда была моим другом, так не предавай меня сейчас!

— Послушай, — Ева мягко высвободила руку и подошла к камину, протянула почему-то озябшие пальцы к пламени, — к чему всё это? Я столько лет ждала этого момента! Все эти годы я видела Зеврана так редко, что каждый год казался десятилетием. Ты не знаешь, каково это — проводить ночи в холодной постели... И вот сейчас всё наконец-то наладилось, и я буду видеть, слышать и касаться своего мужчины каждый день, ты просишь меня не уезжать? А не многого ли ты хочешь? — она развернулась и увидела, что Алистер стоит почти рядом. Их разделяет всего пара шагов.

— Я понимаю, как всё это звучит, но выслушай меня. Здесь, в Ферелдене, ты героиня, тебя обожает народ, к тебе прислушивается Собрание и сам король, а кем ты будешь там, Ева? Я знаю, как антиванцы относятся к женщинам: твой Араннай запрет тебя дома и будет всё, абсолютно всё решать за тебя, понимаешь? — настойчиво пытался достучаться до магессы король.

— Что за ерунда! — воскликнула она. — Зев никогда так не поступит! Он ведь не делал такого.

— Не делал, — усмехнулся Алистер, — потому что здесь командиром была ты, потому что это — твоя земля, твой город. Антива — его родина. Ты правильно сказала, что вы не виделись годами, неужели ты думаешь, что эльф не изменился? Образ жизни, который ведет Араннай....

— Алистер, — чародейка нахмурилась и жестом остановила друга. — Хватит. Я знаю, что тебе никогда не нравился Зевран, вот только почему?

— А ты до сих пор не догадалась? — он шагнул к магессе. — Неужели ты так и не поняла, что всё это время была дорога мне не только, как друг?
Ева невольно вздрогнула, словно эти слова её ударили, и хотела отступить, но Алистер положил руки на плечи чародейки, не отпуская её.

— Я идиот, Ева, в этом Морриган была права. И Логейн был прав, называя меня марионеткой. Я так и не решился тогда сказать тебе, что любил тебя. Я хотел, но тут появился Зевран и всё — кроме него, ты никого не видела. Знала бы ты, каково мне было слышать, как вы каждую ночь... — он запнулся, отвернулся от магессы и заговорил глухо, с трудом находя слова. — Я слышал каждый твой вздох, каждый стон... Я мечтал оглохнуть и ослепнуть, чтобы не видеть твоих счастливых глаз и его самодовольной ухмылки. В одну из таких ночей я и столкнулся на окраине лагеря с Лелианой. Она тоже не могла уснуть из-за... кхм... шума. Так у нас всё и закрутилось. Я хотел забыть тебя, Ева..

Чародейка удивленно смотрела на короля, своего старого друга, и никак не могла поверить в то, что сейчас услышала. Она бы солгала, если бы сказала, что откровение Алистера стало для неё полной неожиданностью — женщины всегда чувствуют такие вещи. Но магесса и представить себе не могла, что чувства Алистера были такими сильными. Хотя, почему были?
Тишину, царящую в комнате, нарушало сейчас только его тяжелое дыхание и потрескивание дров в камине. Вот Алистер приблизился еще на шаг и снова взял её руки в свои.

— Все эти годы я надеялся, что смогу тебя забыть. Мне это почти удалось, пока рядом была Лелиана, я не думал о тебе, как о... женщине. Но когда они заставили меня жениться на Аноре, всё вернулось, Ева. Вот ты говорила, что я не представляю, что такое одинокое ложе? Ну, почему же, очень даже представляю! Делить его с женщиной, которая холодна, как лёд, то ещё удовольствие. Она ведь терпит меня, Ева. Я вижу, что мои прикосновения неприятны Аноре, и сам теряю всякое желание. У каждого из нас уже давно своя кровать. Моя жена — прекрасная королева, Дункан ее обожает, она свято соблюдает чистоту брака, но не любит и не желает меня. Династический союз и счастливое супружество — это разные вещи! — его пальцы сжали её кисть. — Единственной отрадой для меня была возможность видеть тебя, говорить с тобой, пусть даже под надзором твоего сына. А теперь ты собираешься лишить меня всего этого...

— Алистер, — его волнение передалось и магессе, сердце почему-то застучало быстрее, кровь прилила к щекам, и невольно вспомнилось, что последний раз мужчина касался её полгода назад. Сколь благонравно-праведную личину не примеряла на себя чародейка, обмануть собственное тело, истосковавшееся по ласке, невозможно.

Почувствовав её колебания, Алистер медленно привлек чародейку к себе, осторожно провел кончиками пальцев по её щеке.

— Не оставляй меня, Ева, не уезжай, — он склонился и коснулся своими губами её полураскрытых губ.

Тесно прижатая к телу короля, Ева слышала, как сильно и часто стучит его сердце, видела, как потемнели его глаза, и читала в них ничем не прикрытое желание, поглотившее его целиком и увлекающее в этот омут её. Собственное сердце чародейки колотилось, как птица, случайно попавшая в комнату и напрасно пытающаяся вылететь обратно. Пичужка не видит стекла, этой холодной и тонкой преграды, преодолеть которую ее слабое тело не может, и рано или поздно пернатая пленница обессилено падает на подоконник, признавая свое поражение. Вот так капитулировала и Ева, её руки опустились на плечи Алистера, а губы ответили на поцелуй, которого он так ждал все эти годы.

Бывают мгновения, когда наша воля, какой бы твердой она не была, изменяет нам, а разум отступает под напором инстинкта, властного и темного. Сейчас именно такой момент наступил для двух Серых Стражей. Они целовались жадно и упоённо, руки Алистера скользили по телу Евы, осторожно касались груди, а чародейка гладила его широкую спину, ерошила короткие, непослушные волосы, чувствуя, как с каждым прикосновением желание становится всё сильнее. В какой-то миг оно плавно трансформировалось в вожделение — острое, почти болезненное, полностью подчинившее себе их обоих....

— Мама! — голос Летоса, сонный и капризный раздался внезапно, ворвался диссонирующей нотой и заставил их почти отскочить друг от друга.

— Я иду, Летос! — крикнула Ева и поспешно вышла из комнаты, чувствуя, как пылают щеки, и бьется толчками в жилах кровь. Ещё немного и она изменила бы Зеврану. Слава Создателю, что сын вовремя проснулся, не позволив этому случиться.

Магесса не видела, как Алистер схватил со стола свой кубок, опустошил его одним духом и швырнул в камин, прошептав: «Архидемон тебя подери, Араннай!» Ева вскоре вернулась, неся на руках сына. Физиономия Летоса была помятой, припухшей, сонной и ужасно недовольной. Поздороваться с гостем Араннай-младший не пожелал, бросил на короля взгляд исподлобья и отвернулся, уткнулся смазливой мордашкой в грудь матери.

— Извини его, Алистер, — виновато улыбнулась чародейка, — он только что проснулся, вот и не совсем в настроении. Но зато уже практически здоров: жара нет, дыхание чистое, будем считать, что хворь мы одолели!

— Ты всегда была хорошим целителем, — поддержал Алистер разговор, — повезло твоим мужчинам: стоит только чихнуть, ты наложишь пару заклинаний и любая болезнь позади.

— Целительству я у Винн научилась, — Ева ласково погладила Летоса по спине. — Интересно, жива ли она еще?

— Не знаю, — пожал плечами он, — в последний раз я видел Винн, когда родился твой сын.

— А я в Амарантайне, — сказала Ева, поправляя волосы Летоса. Она держала сына на руках, словно щит, которым отгораживалась от того, что почти случилось несколько мгновений назад.

Больше всего сейчас магессе было нужно время, чтобы окончательно успокоиться и забыть о прикосновениях и поцелуях Его Величества.

— Ладно, Ева, — Алистер словно прочем её мысли. — Мне, пожалуй, пора. Я и так засиделся. Ты всё-таки подумай о том, что я тебе говорил. Не торопись покидать Фередлен... Твоя родина и твоё место здесь, — он поднялся, слегка поклонился ей и направился к двери, а чародейка молча смотрела вслед Его величеству королю Ферелдена.

— Зачем он приходил, мама? — спросил Летос, дергая магессу за руку.

— Просто погостить, — улыбнулась она сыну.

— Короли просто так по гостям не ходят! — поучительно изрек ребенок. — Ты что, не знаешь?

— Знаю, милый, но он ещё и мой друг, я же тебе рассказывала, — Ева коснулась лба Летоса, еще раз убеждаясь, что сын выздоровел.

— Угу, — кивнул он, — мам, а скоро мы в Антиву поедем?

— Скоро, — чародейка поцеловала сына в щеку, — очень скоро.

Зевран приехал через три дня, и всё это время Ева мучительно размышляла — стоит ли рассказывать эльфу о том, что произошло между ней и королем Ферелдена. Одна часть её требовала во всем признаться и покаяться в содеянном, вторая — яростно протестовала против подобной глупости. «Ни к чему хорошему это признание не приведет! — вещал разум. — Зев никогда не поверит, что кроме поцелуев между вами ничего не было, а доказать обратное ты не сможешь. И как ты думаешь, понравится ему это? Не случится ли так, что в Антиву Зевран уедет сам, оставив тебя в Ферелдене к вящей радости Алистера. Да ещё и увезет с собой Летоса, что ты тогда будешь делать? Не было ничего и всё тут! Забудь, выброси из головы. Всё это тебе просто приснилось».

«Но, разве можно лгать тому, кого любишь? — восклицала душа. — Ты ведь изменила Зеву. Физически нет, но не потому, что не хотела, а потому, что не успела этого сделать. А духовно — да! Ты возжелала другого мужчину, ты уже отдалась ему, принадлежала его рукам и губам. Ты осквернила ложе, Ева! Так имей смелость признаться в этом! И понеси заслуженное наказание».

«Наказание?! За что? За несостоявшуюся измену? — вмешивался рассудок. — Да и кто бы судил тебя, но только не Зевран. Он сам вообще эталон верности! Думаешь, за все эти годы эльф ни разу не изменил тебе? Чушь полная и ты это знаешь! Уж если кому и каяться, так это ему! А потому немедленно прекрати изводить себя по пустякам и придумывать проблемы там, где их нет!»

Эти жаркие споры между Евой и Евой происходили каждую ночь. К счастью для Зеврана и чародейки, победил разум и здравомыслие, а потому Араннай так никогда и не узнал, что его супруга чуть не стала любовницей короля Ферелдена. Но Ева помнила о тех поцелуях до сих и чувствовала себя виноватой, хотя в чём была её вина?

В том, что прожила почти десять лет в одиночестве, словно вдова при живом муже? Что одинокими ночами сходила с ума от терзающего и не находящего выхода желания? Что те ночи, которые они проводили вдвоем с приезжавшим ненадолго Зевраном, были такими короткими? Если в этом можно обвинить, то да. Она виновна. Виновна в том, что не сумела совладать со своей природой один единственный раз. После этого почти совершившегося падения, Ева взяла под жесткий контроль все свои эмоции и желания, а вот избавиться от этого так и не смогла.

***

Зевран буквально навязал ей общество своего фаворита, сказав, что покинуть Антиву Ева сможет только вместе с Лианом. В противном случае ни один корабль не возьмет её на борт, ведь кто из капитанов посмеет поспорить с Грандмастером Воронов? И ей пришлось согласиться на такого сопровождающего, хоть горькая обида на мужа переливалась через край. Зевран отказался ехать за собственным сыном! Снова проклятая Гильдия оказалась на первом месте. Уже в который раз.

Почти десять лет она ждала, пока Араннай завладеет Воронами, перебралась, наконец, в Антиву, но разве что-то изменилось? Зевран по-прежнему был поглощен своими делами, о которых ей не говорил ничего. Когда она спрашивала — ерошил её волосы, касался губ и усмехался.

— Это не стоит твоего внимания, amora mio! Не забивай свою хорошенькую головку ерундой! Давай-ка лучше снимем с себя всё это, — изящные пальцы ловко расправлялись с застежками её платья, — и наверстаем упущенное нами за эти годы. Я безумно по тебе соскучился, venite a me, рreferita! — эльф приникал к её губам, ускользая от ответа за жаркой завесой ласк.

Её задевало, что Зевран больше времени проводит с Лианом, нежели с собственным сыном. Разве любящий отец так поступает? Вместо того, чтобы попытаться понять сына, найти с ним общий язык, Зевран злился, раздражался, быстро терял терпение, и, в конце концов, уходил к Лиану, с которым ему было проще, легче и удобнее.

Вначале это было просто наставничество, потом ей стало известно, что между Зевраном и его любимцем отношения куда глубже, чем хотелось бы чародейке. Магесса знала это не понаслышке, не раз она сама видела, какие взгляды бросает молодой Ворон на своего Грандмастера. Так на наставника не смотрят, слишком много обожания и страсти в этом пристальном, изумрудном взгляде. А еще однажды Ева совершенно случайно увидела, как Лиан касался обнаженной руки Зеврана, нежно, не по-мужски и не по-ученически. Она хотела бы не замечать всех этих свидетельств их связи, но не могла, слишком всё было очевидно.

Впрочем, об этой стороне натуры мужа, магесса знала давно. Они еще даже не сблизились, когда Зев рассказал ей об этом, легко, как будто это нечто обыденное. Но ведь для него, Антиванского Ворона, это именно так и было, впиталось в его кровь и плоть, присутствовало в его жизни с двенадцати лет, если не раньше. И почему она была так уверена, что легко сможет его изменить? Что заставит эльфа навсегда забыть о мужчинах? Почему считала, что управлять мужем будет так же просто, как командовать отрядом? И как же она просчиталась!

А больше всего Еву злило то, что её соперником стала даже не женщина! И как сложно было смириться с тем, что эти губы, дарящие ей такое удовольствие, точно так же сливаются с губами Лиана; что руки Зеврана — нежные, умелые, так же скользят по смуглой коже эльфа. И совсем уж дурно становилось от того, что и его Зев может называть так же, как и её, страстно шептать на ухо: «Io ti amo, mio sole!»

Нет... Невозможно! Лучше не думать об этом! Особенно сейчас, когда ей предстоит разыскивать Летоса вместе с Лианом — белокурым, зеленоглазым наглецом, посмевшим заявить свои права на её мужчину.


_______________________________________________
Примечание: (перевод с антиванского)
Buongiorno, madonna — добрый день, госпожа
amora mio — любовь моя
venite a me, рreferita! — иди ко мне, любимая!
Io ti amo, mio sole! — я люблю тебя, солнце моё!