Ева проснулась, словно от толчка - обычно так магесса пробуждалась в походе. Особенно с того времени, когда в её палатке обосновался Зевран. Ведь с самой первой ночи и до того вечера, когда Араннай отказался к ней присоединиться, эльф был с Евой рядом. Больше всего чародейка любила засыпать в его объятиях, когда его рука лежала у неё на груди, а дыхание щекотало плечо. А еще магесса всегда загадывала себе проснуться хотя бы на несколько мгновений раньше Ворона и просто смотреть на спящего Зеврана. Что ему снилось? Что заставляло уголки красивых губ приподниматься в лукавой улыбке? Что видел он в тот момент, когда лицо эльфа искажала болезненная гримаса. Какой была его Тень?
Однажды Еву разбудил его болезненный стон, и утром она спросила, что же так его мучает? В ответ Араннай рассмеялся и сказал, что ему приснилось, как пришлось убегать от мужа Изабеллы по крышам совершенно голым, а когда он спрыгнул вниз — здорово приложился коленом. Болело знатно и долго, но ночь с красавицей этого стоила. Впечатление от неудачного приземления было достаточно ярким, вот и снится время от времени, а колено иногда напоминает о себе.
— Впрочем, это нисколько не помешает нам кое-чем заняться, дорогая, пока мы снова не двинулись в поход, — улыбнулся Зевран, медленно провел рукой по её груди, коснулся губ, и магесса поняла, что иного пояснения она не дождется. Ничего больше эльф ей не скажет, не желает он делиться своим прошлым и своей болью даже с ней, с той, кого зовет amora.
И ей становилось до слез обидно, что Зевран упорно не желает пускать её в своё прошлое, ревниво охраняет свои радости и горести, те, настоящие, которые и заставляют так болезненно искажаться во сне его лицо. Даже о той эльфийке, Ринне, Араннай рассказал нехотя, вскользь, скороговоркой. Почему-то он не желал делиться с Евой своей болью. Может, просто боялся показаться слабым? Создатель милосердный, какой же непростой оказалась дорога к сердцу и душе эльфа, и сумела ли она пройти этот путь до конца?
Тогда магессе казалось, что да, она полностью поняла своего возлюбленного, смогла стать для Зеврана самым важным, ведь после победы над Архидемоном эльф остался с ней в Ферелдене. Однако почему-то совместная жизнь с возлюбленным оказалась совершенно не такой, как она себе представляла. Куда-то быстро делась медовая сладость, у нее появился устойчивый горький привкус, становящийся с каждым месяцем все сильнее. И кто из них был больше виноват? Невесть откуда взявшиеся многочисленные дела, обязанности и проблемы не давали ей времени просто побыть женой, обязательно кому-то что-то срочно требовалось от легендарной героини Ферелдена.
Как-то Зевран, с горько-ироничной усмешкой сказал, что скоро ей придется котят с деревьев снимать, и пора бы уже послать всех этих бездельников и просителей к демонам! Она и так для них слишком много сделала. Пора и честь знать! Тогда она вспылила и заявила, что это ее город, ее родина и у неё есть обязательства перед ферелденцами. Араннай смерил ее странным взглядом, но ничего не сказал, молча развернулся и вышел. А потом был тот случайно подслушанный на приеме разговор двух светских потаскух откровенно завидующих ей, отхватившей такую игрушку! На эльфийские уши красавца-антиванца можно внимания не обращать, разве в ушах дело? Они откровенно разглядывали Зеврана, и в глазах дам читалась ничем не прикрытая похоть... И только сейчас Ева поняла, каково было ему все это слушать. Что может сильнее ударить мужчину, чем сравнение его с игрушкой? Особенно такого мужчину, как Зевран.
Когда эльф заявил, что уезжает в Антиву, она потеряла дар речи. Как же так? Ведь он так хотел сына! Так мечтал о том, что они будут жить, как обычная семья. И вот теперь Зевран покидает её, их, для того, чтобы расквитаться с Гильдией... Больше всего на свете Еве хотелось разреветься совершенно по-бабски, вцепиться в эльфа и не отпускать. Но... Героиня Ферелдена не имеет права быть слабой. Да и бесполезно его отговаривать. К тому времени она поняла, что за внешней ироничностью и мягкостью, за потрясающей гибкостью, скрывается твердость металла. И если Зевран что-то решил, заставить его передумать невозможно. И ей не осталось ничего другого, как покорно принять его решение и остаться в Ферелдене с ребенком, терпеливо ожидая, когда же наконец, Араннай сможет забрать их в Антиву.
В конце концов, отказавшись от всех титулов и званий, Ева стала просто матерью, ведь Летос, в отличие от своего отца, постоянно оставался рядом с ней, для сына она была самой важной женщиной на земле. Где-то глубоко внутри чародейки тлел крохотный огонек надежды на что, что всё еще образуется, что рано или поздно они все будут вместе, но с каждым годом эта надежда становилась все слабее. Весь ее мир сузился до особняка и сына, все остальное утратило свое значение.
Когда же они все-таки переехали в Антиву, не изменилось почти ничего. Зевран был поглощен делами Гильдии, а ей оставалась роль хозяйки дома и не более того. Впрочем, она и сама не хотела большего. Ева не понимала во всей этой «вороньей» политике ровным счетом ничего. Слишком не похоже это было на то, с чем ей приходилось сталкиваться. Магесса боялась ненароком все испортить и случайно навредить Зеврану, а потому ограничилась созданием бальзамов и бомб для его Воронов,  а так же исцелением раненых.  Ева оставила «Ворону вороново», продолжая уделять основное внимание Летосу, который нисколько против этого не возражал, скорее — наоборот. Сын упивался её вниманием и лаской, постоянно требовал материнского присутствия.
И все же иногда чародейке становилось просто напросто обидно, что Зевран больше времени проводит со своими Воронами, нежели с ней и Летосом, поясняя это тем, что так надо. Приоритеты эльфа были четко определены, и Гильдия стояла на почетном первом месте.

А потом появился ещё один претендент на место в сердце Зеврана. Этот парень, Лиан. Он сумел стать для Аранная тем, чем не смогла она — равноправным партнером. И больше всего Еву задевала даже не их физическая близость, а связь духовная, которая крепла с каждым прожитым годом. Магесса прекрасно знала, что вот уже восемь лет её муж живет двойной жизнью, но что она могла поделать? Постепенно Лиан заменил Зеврану всех: сына, брата, друга и... любимую женщину. И это было унизительно — понимать, что проиграла даже не женщине, а белокурому, зеленоглазому юному эльфу.
Иногда, долгими, одинокими ночами её посещали вполне обоснованные желания избавиться от Лиана. Наложить на фаворита мужа смертельное проклятие и наблюдать, как он будет медленно угасать. Разрушить её чары не сможет никто, нет в Антиве равных ей по силе магов. Еве достаточно будет набраться терпения, и через неделю, максимум — две, от Лиана останутся только обтянутые пергаментной кожей кости...
Но сделать это магесса так и не решилась. Зевран не был идиотом, и мгновенно догадался бы, кто сотворил проклятие. И тогда между ними рухнул бы последний мостик. К тому же, Ева прекрасно видела, как сильно привязался её муж к своему ученику.
Стоило только вспомнить, какую сцену увидела она, когда пришла спасти раненного юношу по просьбе мужа, переданной запыхавшимся телохранителем. Стоя на коленях рядом с истекающим кровью Лианом, Зевран с такой тревогой смотрел на юношу и столько тепла было в голосе мужа, что-то быстро-быстро говорящего по-антивански, что магесса на мгновение задохнулась — такой острой, физически ощутимой была боль, причинённая ревностью. Она могла тогда легко убить Лиана, просто заменив пару слов в заклинании, остановить сердце фаворита... Могла. Но не сделала этого. Потому что до сих пор любила Зеврана и причинить ему боль, было выше её сил.
Вчера Лиан прямо предложил ей убраться с дороги. Остаться вместе с Летосом в Ферелдене. А может действительно так и поступить? Может, настала наконец-то пора признать, что попытка жить как все, провалилась? Что нельзя соединить в одно целое то, что никак не может быть едино? Семейная жизнь не сложилась, всё тепло куда-то исчезло, рассеялось следом за угасшей страстью... Так зачем мучить друг друга? Когда она уезжала в Антиву, передала все права на управление эрлингом Натаниэлю Хоу, но тот согласился принять столь щедрый дар при одном условии — если Ева когда-нибудь вернется, земли снова перейдут к их законной владелице. Так может, настало время вернуться?
Сколько можно делать вид, что счастлива и довольна жизнью, а ночами до боли сжимать зубы, чтобы не расплакаться от обиды и холода полупустой постели? Зевран снова ночует в резиденции, в Салле, в Риалто, в Тревизо... Места были разными, не менялся только спутник, тот, кто был рядом днем и ночью, в бою, за столом и на ложе. И этим спутником была не она.
«Я хочу избавить Мастера от мук выбора», — сказал ей вечером Лиан, и белокурый наглец, похоже, нисколько не сомневался, что Зевран одобрит такое вот решение проблемы.
А ещё было то, о чём её муж, похоже, забыл, но прекрасно помнила сама Ева. Магессе осталось около десяти лет жизни, а потом скверна начнет стремительно превращать её в чудовище. Неужели она позволит, чтобы муж и сын стали свидетелями этого? Нет, страшно даже подумать, что они увидят то, чем она станет, если не уйдет вовремя на верную смерть. Вот только где её теперь искать, эту самую смерть? Архитектор сдержал слово, и порождения тьмы больше не беспокоили даже гномов на Глубинных тропах.
Впрочем, вовремя свести счеты с жизнью можно и без длительных путешествий под землю. Особенно легко это сделать, если твой муж — мастер по изготовлению ядов. Среди многочисленных пузырьков, флаконов и скляночек в ее сумке имелся один — совсем маленький. Но крохотной капли содержимого будет достаточно, чтобы её убить. Противоядия не существовало. Нейтрализовать этот яд не могла даже скверна в её крови. Уйти магесса успеет, но сначала надо обеспечить будущее Летоса и обезопасить сына. Араннай-младший никогда не интересовался Гильдией? Чудесно, возможно, управление эрлингом больше придется сыну по душе?
Лиан не потерпит никого из них рядом с Зевраном, просто уничтожит, ведь столько фанатичной решимости читала она вчера в его зеленых глазах. Если же они с Летосом останутся в Ферелдене — все будут довольны, а главное — живы.
Что же касается её самой — ей будет достаточно знать, что сын жив, здоров и ему ничего не угрожает. В первую очередь она мать, а всё остальное не имеет никакого значения. А Зевран? Часть его все равно останется с магессой навсегда, ведь у Летоса такие же медовые глаза и такая же нагловато-очаровательная улыбка.
Но стоп. Прежде, чем воплощать все эти сверхразумные планы в жизнь, нужно для начала отыскать Летоса. Так чего же она в таком случае разлеглась и предалась размышлениям? Ева встала с постели и тут же заметила на полу у двери листок бумаги. Чародейка подошла, подняла записку и прочитала следующее: «Отправился в лес искать Летоса. Лиан»
«Искать или убивать?» — возникла непрошеная мысль, от которой внутри похолодело. Но нет, не может Лиан оказаться таким идиотом! Ворон должен прекрасно понимать, что Зевран никогда не простит ему смерти сына, и все его надежды на общее будущее с мастером развеются, как утренний туман. И вряд ли он забыл, что она — маг, и вытянуть из убийцы правду для неё труда не составит, он не сможет полностью заблокировать от магессы свой разум, это вообще мало кому удавалось.
И снова ей оставалось только одно — ждать. А что еще она может сделать? Пойти в лес самой? Но неизвестно, как давно Лиан ушел, да и лес Вендинг немаленький, отыскать там кого-то задача не из легких. А посему — стиснуть зубы, зажать нервы в кулак и ждать!
Ева оделась и вышла на небольшой балкончик, облокотилась о перила и посмотрела вниз на городскую площадь, заполненную народом. Что же, вполне вероятно, что скоро она станет частым гостем в этом городе.

Лиан проснулся с восходом солнца и быстро собрался — медлить было некогда! Нужно как можно скорее найти в лесу щенка, да там его и оставить. Навсегда. А потом привести туда чародейку и уложить рядом с обожаемым сыночком. Как нейтрализовать её магическую силу Ворон прекрасно знал, имелось у него отличное средство, лишающее мага его способностей. Ненадолго, но Лиану этого будет достаточно, чтобы успеть перерезать ей горло, как в том сне, забыть который эльф не мог, как не старался. Тень подсказала ему, как должна умереть эта женщина, так разве может он ослушаться подсказки духов? И кровь магессы потечет по его пальцам... Лиану до дрожи хотелось ощутить её вкус и запах...
Жаль только, что Зев не увидит этого, ведь мастер сам хотел такой вот развязки, когда отправил его с чародейкой. Не мог же Зевран всерьез предполагать, что Лиан позволит этим двоим и впредь отравлять ему жизнь? Ворон прекрасно понимал, что разрубить этот узел можно только одним способом...
Впрочем, вчера он попытался избежать убийства, была у Лиана слабенькая надежда, что эта женщина добровольно отступит, останется в своем родном Ферелдене вместе с сыном. В этом случае он оставил бы им обоим жизнь. Но чародейка отказалась. И подписала себе и Летосу, если тот еще жив, смертный приговор.
Лиан вернется в Антиву один и сообщит Зеву печальную весть о преждевременной гибели сына и жены. Конечно, мастер будет огорчен, но к его услугам всегда дружеское плечо Лиана, его утешение и ласка. Разве может сравниться с ним эта женщина? Да вообще какая-либо женщина? Кроме постельных утех они не годятся ни на что, да и здесь легко можно обойтись без женщины. Пройдет совсем немного времени, и Зевран забудет о жене и сыне. Лиан приложит для этого все усилия! Он всегда добивался поставленной цели, так будет и на этот раз!
Быстро и бесшумно шагая по лесу, эльф напряженно вслушивался и вглядывался в окружающую его растительность. Невольно вспомнился Бресилиан, где Лиан вынужденно провел несколько месяцев, и та долийка, что немного его развлекла. Хотя, честно говоря, заниматься с ней фехтованием ему понравилось куда больше, чем сексом. А собственно, чего он ожидал от девственницы? Сумасшедшей страсти? Искусных ласк? Наивно и глупо было бы на это надеяться! Восемнадцатилетняя девушка, для которой он стал первым. Осознавать это было приятно и даже немного льстило самолюбию эльфа. К тому же, она была совершенно целомудренна, и Лиан так и не смог добиться от долийки тех ласк, которых так жаждал. Не удалось и овладеть ею тем способом, что Ворон предпочитал остальным... Впрочем, откуда взяться познаниям в лесу? Что может знать об искусстве любви дикарка?


Предаваясь этим воспоминаниям, Лиан бродил по лесу, забираясь все глубже в его чащу, и продолжая столь же внимательно вслушиваться. Солнце стояло в зените, голод начинал заявлять о себе, и зверски хотелось пить. И так кстати послышалось справа журчание воды. Лиан тут же повернул в эту сторону и вскоре обнаружил небольшой, прозрачный ручеек, которые постоянно петляя, бежал между камнями. Эльф наклонился, зачерпнул пригоршню и с удовольствием выпил — чудесная вода и так прекрасно утоляет жажду! Он собирался уже присесть рядом с ручейком и перекусить, как вдруг ветер донес до чутких ушей убийцы звон оружия. Этот звук Ворон не спутал бы ни с чем другим — столько лет он сопровождал эльфа. Интересно, откуда этот лязг? В чьих руках стонет металл?
Удвоив осторожность, Лиан пошел на звук, и вскоре его взгляду открылась поляна, которая, по всей вероятности, часто служила стоянкой для долийцев. Здесь и сейчас была натянута палатка, на поляне догорал костер, а юноша-человек и девушка-эльфийка азартно бросались друг на друга, сжимая в руках кинжалы.
«Вот так удача! — усмехнулся про себя Лиан, — на ловца — и зверь... Летос Араннай собственной персоной... А девушка... Ну, да, так и есть, та самая Элина... Долийка, которую я совсем недавно вспоминал... Интересно, она откуда взялась?»
Впрочем, все это неважно. Сейчас оба они умрут и даже не узнают, кто их убил. На секунду Ворону мучительно захотелось, чтобы Летос увидел, чья рука нанесет решающий удар. Эх, если бы можно было высказать щенку всё, что Лиан о нем думает! Всё, что накипело за эти годы! Но нет, это глупо и непрофессионально. Он пришел сюда не речи толкать, а убивать.
Лиан медленно снял с плеча лук, достал стрелу и натянул тетиву: первая — Летосу, вторая — долийке. Вот только почему-то внезапно перед глазами всё поплыло, слабость охватила тело, ноги подкосились, и эльф медленно осел на траву, уже погруженный в глубокий сон. Оружие громко звякнуло, но Летос и Элайя этого не услышали — они оба точно так же распростерлись на траве, выронив свои клинки. Сон воцарился о округе — глубокий, беспробудный, магический.
А через мгновение кусты раздвинулись, и на поляну вышел Послушник, довольно хмыкнул, увидев результат своего заклинания, и сказал, обращаясь к появившимся следом гарлокам.
— Берите этих двоих, как и велел Творец. Сын Стража со скверной в крови и девушка для опыта. Даже искать не пришлось...
— Там, в кустах еще один... — неразборчиво проворчал один из гарлоков, — эльф...
— Он нам не нужен. Пусть себе спит. Поторопитесь, пока они не пришли в себя. Не будем заставлять Создателя ждать так долго!
Гарлоки послушно подхватили Летоса и Элайю и через мгновение порождения тьмы растворились в лесной чаще так же бесшумно, как и появились. Они оставили после себя только случайно оброненный кем-то кинжал. И теперь этот зазубренный, изогнутый клинок был единственным напоминанием о том, что порождения тьмы здесь побывали.