Почему-то ей показалось, что одной свечи недостаточно, и чародейка вынула из ящика вторую, зажгла и поставила рядом с первой. Стало действительно светлее, а тьма метнулась к углам комнаты и притаилась там. Точно так же поступал и Зевран в те ночи, полные кошмаров, отчаяния и постоянно воскресающих воспоминаний, последовавшие за их возвращением из пещер.

Единственная милость, которую ей тогда оказал Ирвинг, увидев, в каком состоянии вернулась его любимица — выделил им с Зевраном крохотную комнатку, в которой хватало места только для кровати, туалетного столика и... ванной! Той самой, в которой магесса так отчаянно нуждалась. Собственно говоря, Первый чародей не имел права так поступать, он должен был тут же выставить эльфа за дверь, в лучшем случае — поселить в комнате для гостей, которая тоже имелась, ведь иногда Башню посещали Серые Стражи и посланники королей, но поступить по правилам Ирвинг не смог. Слишком уж ясно видел маг, как нужен ей сейчас этот белокурый антиванец.

Первый чародей прекрасно знал, кто такой Зевран, слухи, полные благородного гнева и возмущения, уже давно докатились до Башни, но какое он имел право вмешиваться? Раз уж Еве дозволено жить в Денериме, просто время от времени являясь на заседания Круга, то и выбор спутника жизни тоже её личное дело. Скажете, не положено? А что говорит закон о Сером Страже, победившем Архидемона и выжившем? На что там имеет право такой Страж? Закон равнодушно молчит, потому что подобного еще не случалось.

Но зато закон совершенно четко указывает, как нужно поступать с чародеем, обратившимся к магии крови. Здесь он однозначен и бескомпромиссен. Малефикар подлежит казни, тот, кто связан с проклятыми отступниками — Усмирению. Это если очень сильно повезет и храмовники будут в хорошем настроении. Приблизительно в таком, как находился Грегор, заполучивший наконец-то все записи Ульдреда и осознающий, что ему таки удалось полностью покончить с малефикарами в Башне Круга. Вот потому тот маг, так страстно желающий ласк Ворона, был всего лишь усмирен. К тому же, юноша активно сотрудничал с храмовниками, а проще говоря — выболтал абсолютно все, что ему было известно о ритуалах, об артефакте и о планах погибшей предводительницы. Захлебываясь слезами, он валялся на коленях перед Грегором, умоляя храмовника пощадить его. И рыцарь-командор решил проявить несвойственное ему ранее великодушие.

Но как поступить с той, что едва не стала невольной пособницей малефикаров? Что делать с самой Евой? Нельзя закрыть глаза на то, что в силовую клетку магов крови Амелл привело её собственное желание любой ценой иметь ребенка. Героиня Ферелдена сама искала встречи с малефикарами, она была готова совершить кровавый ритуал, лишь бы стать матерью. Цель прекрасна и благородна, но... Всякий чародей, прибегнувший к запретной магии, подлежит смерти. Следуя закону, он должен отправить Еву на казнь.

Стоит только представить, что было бы, опоздай тогда они хоть на несколько мгновений. Проделки Ульдреда показались бы им всем шалостью трехлетнего карапуза! Одержимый демоном Архимаг Круга — что может быть страшнее? Грегор прекрасно отдавал себе отчет, что остановить Амелл не смог бы никто из них, очень скоро Круг бы попросту пал, они бы даже не успели задействовать Право Уничтожения. Для того чтобы исключить малейшую возможность повторения подобного в будущем, Ева Амелл должна быть казнена.

Однако, учитывая то, что ничего страшного не произошло, малефикары разгромлены, а все их еретические записи наконец-то попали в руки Церкви, можно и несколько смягчить меру наказания. Ограничиться Усмирением. Такая Амелл уж точно будет неопасна. Этого требовал закон Церкви, которой рыцарь-командор служил всю сознательную жизнь.

Но был еще закон человеческой совести, который говорил совершенно иное. Иногда можно позволить себе трактовать букву канона несколько иначе, особенно, если речь идет о Еве Амелл, той самой женщине, что спасла Ферелден от Мора, той магессе, что уничтожила Архидемона. Разве можно подходить к ней с обычной меркой? Неординарные личности заслуживают особого отношения.

Сам Грегор испытывал к Амелл двойственные чувства, он не мог не восхищаться ею — на подобные подвиги способен далеко не каждый мужчина, что уж тут говорить о женщинах? Но храмовника до глубины души возмущала привычка Евы ввязываться во всевозможные, безнадежные, а порой и очень опасные авантюры, такие, как побег Йована и этот вот, недавний финт. Неужели она не понимает, что играет с огнем и рано или поздно обожжется так сильно, что вряд ли сумеет это пережить? Похоже, нет. Значит, кто-то должен ее остановить, пока следующая выходка героини Ферелдена не привела к началу нового Мора!

В тот вечер, пока Ева отмокала в ванне, а Зевран принимал деятельное участие в отмывании магессы, сдабривая эту процедуру изрядным количеством шуток, иронии и тех подколок, которые может позволить себе только очень близкий человек, Грегор до хрипоты спорил с Первым чародеем, решая судьбу магессы.

— Ты должен понимать, Ирвинг, что мы не можем сделать вид, будто ничего не случилось! — начал рыцарь-командор. — Если бы все ограничилось только Кругом, я бы еще попытался закрыть глаза но...

— Пришлось обращаться к Владычице, — вздохнул Первый чародей.

— Да, мы запросили вторую филактерию, а это значит, что ситуация была критической, и жизнь Амелл подвергалась опасности. И что ты прикажешь мне докладывать, возвращая амулет обратно? — спросил Грегор. — К тому же ты не станешь отрицать, что твоя любимица перешла все границы!

— Не стану, — покачал головой маг. — Но я не понимаю, как она до такого додумалась? Забыть все, чему так долго училась, пойти на поводу у низменных желаний, обратиться за помощью не к Создателю, а к проклятым магам крови! Да и ради чего было совершено это безрассудство? Ей так нужен ребенок? Что может быть проще! В Ферелдене достаточно сирот, как людей, так и эльфов! Подобрали бы похожего на самих себя и весь сказ, да заодно и благое дело бы совершили, подарив ребенку семью! Так нет же, ей зачем-то понадобился именно свой собственный ребенок, от этого антивского убийцы, как будто есть какая-то разница?

— Верно, — согласился Грегор. — Все маленькие дети на одно лицо, а эльфят можно отличить только по ушам, да и не может у них родится эльф, такого просто не бывает. Как и детей у Серых Стражей, прошедших Посвящение.

— А как же Алистер? — невольно вырвалось у Ирвинга.

— Это просто чудо, милость Создателя к тому, кто не нарушал Его законов, кто молился и ждал! — твердо ответил храмовник. — А Ева предпочла иной путь, обратилась к злу, желая обрести добро. Такое нельзя оставлять безнаказанным.

— Ты совершенно прав, Грегор, — вынужденно согласился маг. — Да и что мы скажем Её преподобию? Правду?

Оба они знали, что за этим последует, Владычица отличалась фанатичной верой и строгим следованием букве Закона. Пожалуй, сама Андрасте не придерживалась так ревностно своих же правил.

— Ни в коем случае! — возразил храмовник. — Тогда нам придется казнить Еву. Её преподобие не примет никаких оправданий, а желание иметь ребенка не покажется веской причиной для смягчения приговора. Скорее наоборот.

— А что, если представить все вот так, — поморщившись, сказал Ирвинг. — Ева Амелл стала жертвой заговора магов крови, которым удалось заманить ее в ловушку. Но! Благодаря героическому сопротивлению магессы, малефикары не смогли осуществить свой замысел.

— Шайка отступников была обнаружена и казнена, все их еретические записи уничтожены вместе с самими магами, — подхватил на лету рыцарь-командор. — Однако случившееся так сильно повлияло на монну Амелл, что она добровольно отказалась от поста Архимага Круга.

— Во всяком случае, до тех пор, пока полностью не придет в себя, после перенесенных в плену пыток. Когда это случится? Ведает один Создатель, — облегченно вздохнув, закончил Первый чародей.

— Никогда, давай уж будем до конца честными, Ирвинг, — продолжил храмовник. — Еве Амелл больше нельзя доверять, она лишается не только титула, но и свободного доступа в Башню Круга.

— Выходит, теперь она будет наравне с гостями Круга? — спросил Ирвинг.

— Да, — безапелляционно заявил Грегор. — Слишком опасным это оказалось — довериться Еве полностью. Больше такой ошибки мы не совершим.


— А посему, любезная госпожа Амелл, извольте покинуть Башню, вместе со своими спутниками, которые точно так же не имеют права здесь находиться, — именно этими словами завершил свою длинную обличительную речь рыцарь-командор. — Ради личной выгоды вы подвергли риску не только свою жизнь! Архимаг Круга не может быть столь беспечен!

— Выгоды? Ха! — хмыкнул за спиной Евы Зевран, которому не нравилось, что его магессу отчитывают, словно девчонку, эти два надутых, самодовольных ханжи.

— Зев, не надо, — она коснулась его руки. — Они правы... Во всем.

— Как бы не так! Значит, пока ты рисковала своей жизнью, спасая их задницы от Мора, их это устраивало. Так, любезные? — обжег эльф Грегора взглядом.

— Зев, пожалуйста, — Ева сжала его пальцы в своих и продолжила. — Благодарю вас, господа, за ваше... — Создатель, как же ей сейчас хотелось ударить по ним цепной молнией, стереть с лиц это сознание собственной непогрешимости. Но сделать это было нельзя, тогда уж точно казнят, образцово-показательно, при большом стечении народа на центральной площади Денерима. Чтоб другим неповадно было. А еще молния ударит по всем, а Зевран и Каллен этого не заслужили. — Ваше... милосердие. Мне жаль, что... — «что всё было напрасно» — яростно звенело в голове, — что так все закончилось.

— Amora mio, перед кем ты извиняешься?! — на сей раз ирония была злой. — У нас в Антиве не принято рассыпать бисер, где попало, это далеко не все способны оценить. Эти господа больше не нуждаются в твоих услугах? Eccellente! Разве не об этом мы с тобой не так давно мечтали? И когда в следующий раз вас атакуют гигантские земляные черви, — язвительно добавил эльф, — разбирайтесь с ними самостоятельно. Любую вашу писульку я лично с превеликим наслаждением отправлю в камин! Вы еще хуже Воронов, господа, — усмехнулся Араннай. — Те хоть что-то давали взамен, а вы отняли все, да еще и остались недовольны. Пойдем, mio caro, пока они не вспомнили, за что еще полагается тебя наказать!

Ева молча обвела взглядом присутствующих, стены Башни, которая столько лет была её единственным домом, встретилась глазами с Ирвингом. Он никогда не поймет, почему она это сделала, для него слово «ребенок» не имеет такого же значения, как для неё. И, пожалуй, ему не стоит знать, что единственное, о чем Ева жалела на самом деле — о том, что из ее затеи ничего не вышло. Подари ей магия крови малыша, ни о каком раскаянии не было бы и речи. Но говорить об этом вслух просто глупо, а потому осталось одно.

— Прощайте, господа, — как можно спокойнее сказала она, и, не опуская головы, пошагала к выходу из Башни.

Зевран окинул их напоследок полным презрения янтарным взглядом, тихонько фыркнул и последовал за своей чародейкой.
Дверь Башни Круга захлопнулась за ними, чтобы не открыться больше никогда. Все кончено. Архимага Ферелденского Круга Евы Амелл больше не существует. Она скончалась где-то там, в силовой клетке малефикаров. Ну и пес с ней, пусть сожрут глубинные охотники ее труп, чтобы и памяти не осталось об идиотке, понапрасну потратившей добрую половину жизни... Кстати, сколько там ей осталось?

Магесса шла к пристани, прикусив губу, и радуясь, тому, что ей хватает силы воли, чтобы не разреветься от горечи и обиды прямо вот здесь, под равнодушными, серыми стенами. Зевран не стал ничего говорить, любые слова показались бы сейчас неуместными, он просто обнял ее за плечи и привлек к себе. Так они простояли некоторое время, а потом переправились на тот берег озера Каленхад, наняли карету и поспешили в Денерим.
Алистер уехал немного раньше, убедившись, что с Евой все в порядке и о ней есть кому позаботиться. Дела призывали его в столицу — мало ли что могло случиться в городе за время его отсутствия. Да и мешать им не стоило, свое дело он уже сделал.

***

Она молчала почти всю дорогу, односложно отвечала на вопросы эльфа, ела без аппетита, только чтобы утолить голод. Ночевали они в тавернах, и Зевран старался снимать комнаты почище и поуютнее, но Ева, казалось, не замечала ничего этого. Ей было абсолютно все равно, какой ширины и мягкости очередная кровать, которую так нахваливал эльф. Быстро раздевшись, она забиралась под одеяло, укутывалась в него почти с головой и поворачивалась к Зеврану спиной. Молча.

Уж лучше бы она заплакала, накричала на него, вылила на его голову всю свою горечь. Он бы стерпел, и не такое приходилось переносить у Воронов. Да что угодно вытерпел бы, лишь бы не видеть этого тихого и страшного отчаяния, которое было написано на ее лице, читалось в глазах и вот в этой совсем детской позе — свернувшись калачиком, обхватив себя руками и плотно зажмурившись. Сколько раз так засыпал он сам? Если мог, конечно, если позволяла не исполосованная на сей раз плетями мастеров спина.

Зевран несколько раз пробовал к ней прикоснуться, но стоило положить руку ей на плечо, и чародейка быстро ее сбрасывала, давая понять, что не нуждается в нем. Ни в ком она не нуждается. Разве только в крохотном малыше, который будет смотреть на неё золотистыми отцовскими глазами и протягивать к ней крохотные, слабые ручонки. Вот единственное, что ей нужно.

Она рискнула всем и... проиграла. Такого с Евой не случалось с того самого момента, как она открыла глаза в хижине Флемет, думая, что находится уже в Тени. Еще никогда чародейка не чувствовала себя так... беспомощно. Все ее знания оказались бесполезны, а сила... Ева не говорила об этом никому, но с её магической силой тоже что-то случилось. Возможно, из-за долго пребывания в той клетке, в антимагических оковах, ее способности ослабли настолько, что можно было считать — их нет вовсе. Единственное, что она сейчас могла — сотворить простейшее заклинание и то неизвестно, получится или нет.

Неужели теперь так будет всегда? Только почти полностью потеряв магию, Ева поняла, насколько это было для неё важно. Ей казалось, что кто-то очень жестокий и могущественный задался целью уничтожить ее окончательно, отняв теперь и магию, ту самую, из-за которой когда-то она попала в Круг, лишившись свой семьи.

А еще Зеврану совсем не обязательно знать, что ночами она почти не спит, не может сомкнуть глаз до тех пор, пока за окнами не начнет сереть. Пережитые магессой кошмары то и дело возвращались, хотя теперь уже никто не воздействовал на ее разум. Это были те затаенные страхи, которые она успешно контролировала с помощью... магии. Но нельзя заблокировать свое сознание, если ты бессилен. Замкнутый, порочный, проклятый круг, в который она загнала себя сама. И понимание того, что абсолютно во всем виновата только она было самым ужасным. Оно висело на шее Евы тяжеленным камнем, с каждым днем все глубже утягивая её в беспросветное отчаяние.

В какой-то момент она вдруг совершенно случайно заметила с какой тревогой смотрит на нее Зевран и поняла, что еще немного и эльфа она тоже потеряет, если не найдет в себе силы поговорить с ним о том, что случилось. Прямо сейчас. Не дожидаясь возвращения домой. Если, конечно, он ей еще нужен. Если нет, можно продолжать играть в молчанку, изображать из себя свергнутого героя и упиваться своим горем.


— Зев, — она отыскала в полутьме его руку. — Я полная дура, да?

— Si, amora, — ей послышалась легкая усмешка в его голосе, и магесса стремительно повернулась к эльфу. Впервые за эти несколько ночей. — Ты попыталась самостоятельно решить задачу, хотя для этого необходимы двое, и это — как минимум!

— Ты смеешься? — с ноткой горечи спросила она.

— Нет, — пальцы Аранная коснулись её щеки. — Знаешь, чего мне очень сильно хотелось, когда я был у Воронов?

Она молча покачала головой, ожидая его ответа и эльф продолжил.

— Я мечтал о том, что в один прекрасный день стану совершенно свободен, что моя жизнь будет зависеть только от меня, и что никто больше не посмеет принимать решения вместо меня. Но это случилось лишь когда мы с тобой встретились, и только потому, что ты решила оставить мне жизнь. Ты её всего лишь сохранила, но и то понадобилось двое, верно? А ты собралась сотворить жизнь сама? Ты забыла, как это делается? — он улыбнулся, глядя в её невероятно серьезные глаза. — И знаешь, в чем еще бывает закавыка? Чем сильнее ты чего-то или кого-то жаждешь, чем меньше у тебя шансов это заполучить! Уж не знаю, кто придумал это паскудное правило, но работает безошибочно! Но есть и светлая сторона — стоит перестать забивать себе этим голову, и оно обязательно случается! Отправляясь в Ферелден я, искал смерти, я желал героически погибнуть, выполняя контракт на Серых Стражей, но в итоге я остался жив, вопреки своим ожиданиям. Ужасно боясь привязаться к кому-либо, не желая повторения прошлого, я в результате остался с тобой, вместо того, чтобы отправится путешествовать по свету, спасаясь от Воронов.

— Ты хочешь сказать, что... — начала было она, но эльф приложил палец к ее губам, не давая себя перебить.

— Ты вбила себе в голову, что я безумно жажду обзавестись потомством, верно? Ты не спишь, не ешь, не целуешь меня, в конце концов, ты думаешь только об этом! А откуда по-твоему возьмется младенец, если...

— Зев, но ведь ты тоже этого хочешь! А я не могу... из-за скверны... С тобой-то все нормально! — она сжала в руке его пальцы.

— Вот он, момент истины, amora! На самом деле я невероятно ревнив, как и все антиванцы, и вовсе не жажду делить тебя с кем-либо еще! Появится этот ребенок, и вся ты достанешься ему, а что останется мне? — он наклонился над лежащей магессой, и светлая прядь защекотала её щеку.

— Ты серьезно? — убирая его волосы и запутываясь в них, спросила Ева.

— Абсолютно! В конце концов, мы еще так мало вместе, дорогая! — он на мгновение коснулся губами ее шеи и снова отстранился. — Я хочу, чтобы ты пока что была только моей!

— Но...

— Никаких «но», это короткое слово тут же напоминает мне о лошадях, а если я вспоминаю о лошадях у меня тут же начинает болеть задница, а если у меня начинает болеть... кхм... это самое место, я тут же вспоминаю о самом лучшем способе избавления от любой боли, — еще один легкий поцелуй на сей раз в плечо.

— Это о каком же? — понимая к чему он клонит, спросила чародейка.

— А тут проще показать, — Зевран привлек магессу к себе, и на этот раз та его не оттолкнула.

***

В ту самую ночь это случилось или нет, Ева не знала. Боялась спугнуть наконец-то улыбнувшуюся ей удачу, а потому ничего не говорила Зеврану до тех пор, пока окончательно не убедилась в том, что в ней всё же зародилась та драгоценная новая жизнь. Вопреки скверне и всем неутешительным прогнозам. В тот момент, когда она уже перестала на это надеяться, смирилась с тем, что стать матерью ей не дано.

А может, потому-то все и получилось, что она об этом совершенно не думала? Сработало то самое правило, о котором рассказывал Зевран? Или то, что магия в ней значительно ослабла? Или пережитое недавно потрясение? Возможно, все это вместе или ничего из этого. А просто пришло то самое время, когда она может себе позволить быть женщиной, а не Архимагом с геройским уклоном.

Найти подходящие слова, чтобы рассказать Араннаю о том, что через несколько месяцев их станет трое, Ева так и не смогла. А потому просто взяла руку эльфа и положила себе на живот. Кроме нежности её кожи антиванец ничего не ощутил, но всё понял, привлек магессу к себе и осыпал ее лицо поцелуями.

Впрочем, беременность далась чародейке непросто: тошнота, головокружение, слабость, резкие скачки настроения. Держать себе в руках помогал только выработанный годами самоконтроль, без которого не бывает мага, да и тот порой сбоил. А еще здорово пригодились почерпнутые у Винн знания, позволявшие создавать укрепляющие и поддерживающие эликсиры, полезные для матери и не вредящие ребенку.

Но сильнее всего помогала Еве нежная забота Зеврана. Он умудрялся развеселить магессу, когда ей хотелось плакать, со смехом отправлял в камин расстроившее её платье, которое неделю назад было впору, а теперь никак не налезало на раздавшуюся талию. Эльф терпеливо сносил ее капризы, а как-то помчался среди ночи в «Жемчужину», потому что Еве внезапно захотелось пирожное, которое можно было купить только там. Он поднял на ноги всех и вся и таки сумел разыскать Винн, которая только недавно вернулась в Ферелден из Тевинтера. Араннаю удалось привезти пожилую целительницу в Денерим как раз к моменту появления на свет их такого долгожданного... сына.

Роды были не менее тяжелыми, чем сама беременность, и, если бы не Винн, могла бы повториться история с рождением самого Зеврана. Эльф понял это, когда мерил нервными шагами холл, слушая полные боли крики жены. Час, другой, третий... Braska! Неужели это длиться так долго? Служанки носились по особняку, исполняя распоряжения Винн, зачем-то грея воду и постоянно натыкаясь на него, так и не сумевшего окончательно взять себя в руки.

Но вот... Ему послышалось? Или... Нет, вот же снова! Вечернюю тишину прорезал пронзительный детский крик, и Зевран метнулся вверх по лестнице, рванул на себя дверь и натолкнулся на одну из служанок, с решительным видом, преградившую ему дорогу.

— Извините, господин, но вам сюда нельзя. Пока нельзя, — строго глядя на него, сообщила девушка.

— Послушай, милая, — теряя терпение начал он, — Это, собственно говоря, мой...

— Сын, — громко и отчетливо сказала Винн. — Зевран, будь так любезен, выйди. Совсем скоро я тебя позову.

Не покориться было невозможно, тем более самое главное он услышал. Сын! Маленький, совсем беспомощный, но уже такой... родной. Послушно покинув спальню, Зевран привалился к стене и на мгновение закрыл глаза, пытаясь представить себе личико новорожденного сына, но ничего не получалось. Почему-то эльф видел себя самого, совсем крохотного, без татуировки на смуглой щечке, ведь в ту пору он еще не был Антиванским Вороном.

Вороны. Они ведь не оставят его в покое. Даже в эту минуту он не может перестать думать о них. Еще никто не осмеливался плюнуть Гильдии в лицо и остаться в живых. Ни у кого это не получалось. Беглецов рано или поздно находили. А о том, что с ними делали после, лучше не вспоминать, потому что кровь стынет в жилах даже у него, много чего повидавшего. До появления на свет сына, его защищало от Воронов покровительство Серого Стража. Но теперь героиня Ферелдена ему ничем не поможет, потому что отныне ей самой нужен защитник, ей и...

— Зевран, ты можешь войти, — Винн подошла неслышно и осторожно коснулась его плеча.

— Как они? — вырвалось у эльфа.

— Сейчас все в порядке, — устало улыбнулась магесса, — малыш абсолютно здоров и... у него твои глаза, бесстыдник! — совсем по-матерински добавила она.

— Спасибо вам, madonna, — благодарно шепнул он, отвешивая Винн короткий поклон.

— Не стоит благодарности, — улыбка Винн потеплела. — Я рада, что сумела помочь. Я немного подлечила Еву, но еще несколько дней она будет слаба. Применять зелья сейчас нежелательно, ведь все это попадет в молоко, а потому тебе придется во всем ей помогать.

— Si, — еще раз коротко кивнул Араннай и бесшумно скользнул в спальню.


Создатель милосердный! Неужели этот крохотный, тихонько сопящий сверток и есть его сын? Andraste grazioso! И как же его на руки-то взять, такого вот... хрупкого? Удивление, недоумение, радость с лихорадочной быстротой сменяли друг друга на лице Зеврана, пока он приближался к постели. Ева с улыбкой наблюдала за эльфом, а потом протянула ему руку, которую он тут же поднес к губам. Припал к запястью горячим поцелуем.

— Как ты, amora? — спросил тихонько, боясь разбудить спящего сына.

— Все в порядке, Зев, — облизнула она пересохшие губы, и эльф тут же подал ей кружку с водой, стоящую на столике возле кровати и помог напиться, осторожно придерживая голову Евы.
— Могло быть и хуже, если бы не Винн.

— Я знаю, она мне сказала, — Зевран присел на край постели и театрально вздохнул. — Ну вот, я сам сотворил ещё одного претендента на твоё сердце! Разве можно быть таким беспечным?

— Думаю, меня хватит на вас обоих, — тепло улыбнулась она. — Тебя-то не нужно к груди прикладывать!

— Еще как нужно! — возмутился он. — И чем чаще, тем лучше!

— Зев, — магесса коснулась руки эльфа. — Вас двое и груди тоже две, помиритесь как-нибудь.

— Ты так думаешь? — с трудом сохраняя серьезность, спросил Араннай.

— Уверена, — Ева слегка сжала его пальцы.

— Ну а как мы его назовем, mio sole? — задал эльф следующий, волновавший его уже несколько месяцев вопрос.

— Не знаю, — пожала плечами чародейка. — У него твои глаза и даже немного заостренные ушки, так что твоего в нем больше. Тебе и называть!

— Вот как? — задумчиво обхватил подбородок Зевран. — Ну тогда... Пусть его зовут... Летос! Летос Араннай. Неплохо звучит, правда?

Она молча кивнула, и а этот момент ребенок запищал, завозился и открыл глаза, пока еще мутные, но уже медово-золотые. Зевран, словно зачарованный, смотрел, как Ева поворачивается на бок, и полная молока грудь касается ротика сына. Тут же послышалось голодное, жадное чмоканье, он даже глазки закрыл от удовольствия. Braska! Да что за... Почему-то защипало в носу, и Зевран тут же отвернулся. Этого еще не хватало! Тут и без того достаточно воды, до сих пор ковры мокрые.
Когда же эльф снова повернулся, ребенок уже спал, так и не выпустив изо рта материнскую грудь.

— Нет, ну ты только посмотри на него! Ведь спит уже, а всё туда же! Это он специально, чтобы мне ничего не досталось! — авторитетно заявил Араннай. — Маленький жадина! Настоящий антиванец.

— Почему антиванец? — спросила Ева. — Я-то ведь ферелденка.

— И что? А сын-то мой! Значит — антиванец, — безапелляционно заявил он.

— А я думала — наш, — обескуражено обронила магесса.

— Ну... Ты же сама сказала, что в нем больше моего а значит, он — антиванец! — не сдавался Зевран, но тут заметил, что у Евы закрываются глаза и осекся. — Вот что, amora, говорят — утро вечера мудренее, а потому, давай-ка вы отдохнете, а все эти вопросы мы решим потом. Летосу, по-моему, пока что это безразлично, хоть ривейнцем мы его назови.

Зевран наклонился, поцеловал сначала Еву, потом сына и так же бесшумно выскользнул за дверь. Винн терпеливо поджидала его в зале, чтобы подробно рассказать, что именно от эльфа потребуется. Внимательно выслушав наставления, Араннай попытался всучить Винн кошель с солидной суммой, но целительница так на него посмотрела, что эльф всё понял без слов.

***

Последующие три месяца Ева и Зевран всегда вспоминали, как самые счастливые и яркие. Они были полны нежности, любви и... семьи. Той самой, которой никогда не было ни у магессы, ни у Ворона. Все остальные дела и заботы утратили свое значение, а в поместье воцарился новый правитель — медовоглазый и черноволосый Летос Первый. Его воле было подчинено все, ночь и день менялись местами, в зависимости от того, когда он ложился спать и когда пробуждался, оповещая об этом бодрым, голодным криком. Крепкий, здоровый малыш рос очень быстро, а когда впервые улыбнулся Зеврану, эльфу показалось, что солнце начало светить значительно ярче. Впрочем, уже через мгновение откуда-то набежали тучи, или это просто в глазах потемнело, потому, что сын схватил свисающую белокурую прядь, склонившегося над ним отца, сжал её в пухлом кулачке и изо всей силы дернул на себя.

— Andraste tette! — зашипел Зевран. — Никогда не думал, что скажу Воронам «спасибо» за что, что научили терпеть боль! И откуда в такой крохотной ручонке столько силы?

— Это же твой сын, — улыбнулась Ева, осторожно разжимая пальчики ребенка. Это Араннаю-младшему не понравилось, и он негодующе заорал.

— Как это по-антивански, — усмехнулся эльф, — громогласно выражать свое негодование! Видишь, я же говорил, что Летос — настоящий антиванец!

— Зев, все дети плачут, — Ева распеленала сына, и тот тут же протестовать перестал, с видимым удовольствием двигал ручками и ножками, а потом заливисто рассмеялся, вероятно, посчитав отцовскую физиономию достаточно смехотворным зрелищем.

— Вот тебе еще одно доказательство моей правоты, mio caro! — воскликнул Араннай. — Он лежит абсолютно голый и наслаждается этим, нисколько не стесняясь собственной наготы! Исключительно антиванская черта.

— Зев, ему три месяца, — магесса коснулась ручки ребенка, усердно пытающегося перевернуться на животик. — В этом возрасте детям стыд неведом.

— Ну, вот еще! Не говори глупостей! Дети всё знают, — авторитетно заявил эльф. — Жаль только, что Антиву он вряд ли увидит...

— Всё ещё скучаешь? — спросила Ева.

— А как же иначе? — пожал плечами Зевран. — Но нельзя мне туда. Пока что. Впрочем, теперь мой дом там, где вы с Летосом. Ну, хватит уже о грустном! Я вот что вспомнил, вчера я в «Чудесах Тедаса» презабавную игрушку видел. Как раз для таких вот, — кивнул на сына. — Пожалуй, я все же куплю Летосу эту штуку. Думаю, ему понравится. Ты не против?

— Нет, конечно, — Ева подхватила сына на руки, осторожно подбросила в воздух, вызвав тем самым широкую улыбку и звонкий смех. А потом прижала ребенка к груди, что Летос расценил по своему, уткнулся личиком и требовательно захныкал.

— Вот это аппетит! — улыбнулся Зевран. — Ладно, пока вы тут трапезничаете, я все же схожу за той игрушкой. Я мигом, amora!

Вот только «мигом» не получилось. До «Чудес» эльф добрался без приключений, купил ту симпатичную игрушку и уже направлялся домой, когда услышал доносящийся из расположенного неподалеку переулка детский плач. Ноги сами понесли его на звук раньше, чем он сообразил, что делает. Ребенку нужно помочь. Инстинкт оказался сильнее рассудка. Араннай свернул за угол и внимательно огляделся в поисках малыша. Вот только в этом глухом тупике, никого, кроме самого Зеврана, не было.

— Idiotta! — успел сказать эльф, чувствуя, как в шею вонзается что-то острое, а потом мир вокруг исчез.

_______________________________________________________
Примечания автора: (перевод с антиванского)
mio caro - моя дорогая
Si, amora - да, любовь моя
madonna - уважительное обращение к женщине
Andraste grazioso - Андрасте всеблагая
mio sole - солнце моё
Idiotta! - идиот!