Материалы
|
Главная » Материалы » Warhammer 40.000 » Смертельная клятва
[ Добавить запись ]
← Смертельная Клятва. Глава 10 →
Автор: Thelema
|
Фандом: Warhammer 40.000 Жанр: , Экшн, Романтика, Фэнтези, Статус: в работе
Копирование: с разрешения автора
Кое-что все-таки удалось узнать, выудить из нагромождения чужих тягучих, пропахших пойлом и рабочим потом мыслей. В подулье орудовало несколько банд — самых разношерстных, о которых работяги с прометиевых фабрик имели весьма расплывчатые представления, перекидываясь описаниями зверств одних и удачливостью других. Проститутки и местный нарко-картель имели вес среди некоторых аристократов, иначе им нельзя было бы выжить в условиях военного положения Морэсби. Потрошители и Крысы — по большей части занимались наемничеством у тех же аристократов или же проворачивали свои набеги за налоговиками из верхнего сектора, как, впрочем, и за конвоями арбитров, сопровождающих выручки предприятий. Не гнушались они и торговлей — товар, разве что, был довольно специфическим. Рабство в Империуме было признаком ереси... И достатка. Оружие, от простейшего лазгана и до орудий, способных отпугнуть каперов от транспортника, было в ходу всегда.
Именно эти две банды заинтересовали Кэссель. Псайкер, влившаяся в общество одной из забегаловок, даже пересела поближе к группе рабочих, в подпитии обсуждавших дерзкий налет Потрошителей на конвой с оружием, которое предназначалось гвардейцам в нижних секторах для поддержания порядка. Взгляд женщины поймал колеблющуюся у дверей кабака фигуру в форме. Скорее всего, — один из тех, кого прислали следить за порядком в секторе... Глуповатое молодое лицо характеризовало военного, как новобранца из местных, возможно, с внешних немногочисленных ферм-хозяйств, защищенных куполами. Соблазны подулья не обошли юношу стороной. В его глазах Кэссель видела туман лхо или иного, дешевого возбудителя. Подобное существование вызывало у ведьмы резкие приступы раздражения и презрения. И, если раньше она пыталась понять людей, следующих течению своей жизни без какого-либо сопротивления, спустя сотню лет она отбросила глупые сантименты и решительно пресекали приступы жалости. Мальчишка был добычей. И он был ей нужен раньше, чем карманнику или наемнику. Опрокинув в себя остывшую и отвратительную на вкус порцию рекафа, Кэссель, ловко лавируя между посетителей, успела оказаться подле гвардейца раньше, чем его под локоть подцепил одноглазый мужчина в робе с клеймом на обнаженном предплечье. — Эй, потаскуха, этот — наш клиент... — Глухо и зло бросил он, тыча толстым пальцем в юношу. — Было ваше — стало наше, — дерзко парировала Кэссель, толкая наемника в грудь раскрытой ладонью, добавляя к физическому касанию толику воли. «Собеседник» желал, было, что-то вякнуть, однако попросту вылупился на женщину и часто заморгал. — Пойдем, сладкий, тут становится душно... — Проворковала псайкер, подталкивая своего будущего информатора к выходу. Для нее не осталось незамеченным, как из-за стола в углу поднялись еще трое головорезов, очевидно, озадаченные поведением своего застывшего дружка. Ведьма сомневалась, что остальных удержит бессвязное слюнопускание наемника, а тратить силы и афишировать себя в этой дыре было бы подписанием смертного приговора. Прокляв про себя лорда Призрака еще раз, витиевато и желчно, Кэссель выдворила гвардейца на улицу, поддакивая его бредовым шуткам. Оказавшись в минимуме внимания, псайкер едва не пинком отправила новобранца гвардии за угол хибары, где, несильно приложив головой о раскуроченный бак, уложила на кучу помоев. Для «беседы» не требовалось, чтобы он пребывал в сознании. Стянула с себя сапог, слишком сильно сжавший поврежденную и измененную ногу. Однако, стоило женщине приготовиться к оной, и без того слабый свет заслонили фигуры «доброжелателей» из числа тех, кто хотел обогащения и чьей-то живописной смерти. — Вон она! Вот ведь паскуда, думала, ейные сиськи и глазки стоят дороже того, что в карманах этого сопляка. Ошиблась, дамочка, — хохотнул давешний громила. — Ну, не пропадать же добру, — поддержал его второй, — сам знаешь, фарт без бабы — не фарт. Обчистим козявку и развлечемся на халяву. Не припомню, чтобы у Мартиса были такие цыпочки. Холеная... — Только и успел добавить смельчак, касаясь щеки Кэссель. Тонкая рука ухватила его за запястье, впиваясь в грязную волосатую кожу острыми когтями. Псайкер зашипела, пропуская через себя ток ненужной, грязной, нелепой жизни наемника, а потом, сверкнув лучащимися млечной дымкой глазами, резко нырнула под локоть мужчины и, ухватив его свободной рукой за шею, выдрала все еще пульсирующий дыхательным движением кадык. — Тварь! Ведьма! — слова, точно хлысты, бичевали слух, Кэссель злилась, злилась Рунна, кровожадно встряхиваясь и заполняя сознание псайкерши. Обладателей проклятого дара сторонились в любом случае, потому бандиты и не бросились в лоб, а осторожно разошлись полукругом и изучали противницу. Посох, приставленный к стене, был вне пределов досягаемости, оставался лишь энергетический пятнадцати дюймовый клинок — слабая защита для хрупкой женщины. У мальчишки из оружия был лишь пистолет, оружие достойное, но в данный момент совершенно бесполезное. Кэссель сделала шаг назад, обнаружив свою хромоту. — Император милосердный... Тварь... Это все происки неназываемого... — Начал подвывать тощий наемник, тыча куда-то вниз. В слабый отсвет дешевой неоновой вывески попала нога псайкерши. Та, что осталась босой. Не было длинного подола. Наряд местной потаскухи, позаимствованный в целях конспирации и без того отличался поразительным минимализмом, а теперь дырявая юбка не смогла скрыть белеющих сухожилий и матово поблескивающей плоти. — Стреляй, Тарвик, стреляй! — Возопил громила, метнув в женщину нож и выхватывая добротный клинок. Его друг был медлительным, но все же успел нажать курок, прострелив ведьме плечо. Рубиновая, темная кровь толчком вышла наружу, окатив корсаж и заливая шею и предплечье. Кэссель зарычала и отшатнулась, едва не упав. Этого оказалось достаточно, чтобы уклониться от пинка третьего бандита, но и для того, чтобы окончательно утратить равновесие, успев ударить кинжалом в лицо торжествующего мужчины. Еще один выстрел едва не оглушил псайкера, россверк его пронесся в опасной близости от головы, раздробив какой-то ящик на земле. Вывернув руку, Кэссель ударила вновь заносящего сапог для удара наемника, целясь в обтянутую тканью штанов ногу. Мужчина конвульсивно дернулся и завыл, а через несколько мгновений изо рта его потекла слюна, смешанная с кровью. По лицу Кэссель градом катил пот, она побелела так, что даже в сумраке этого закутка лицо ее было белоснежным пятном, на котором жили потемневшие от боли огромные глаза. Бросивший нож бандит широкими замахами водил своим клинком, не торопясь разделить участь товарища, корчащегося в позе эмбриона подле ведьмы. Стрелок, лихорадочно вздрагивая, пытался перезарядить оружие. Кэссель знала, что еще один выстрел, попади он в голову или, что еще хуже, в руку или ногу, не просто прервет ее жизнь, а скорее всего, во втором случае, обречет на муки, куда более страшные. Рунна яростно выла, разбиваясь всем своим существом в клетке искалеченной плоти. А потом просвет с улицы заслонила гигантская тень и псайкерша нервно облизнула пересохшие губы. Наемник с пистолетом издал булькающий звук, и его голова отделилась от тела быстрее, чем его напарник выдохнул призыв Владыки Золотого Трона в начале молитвы. Его же в воздух подняла невероятная сила, грузная туша обмякла в стальной хватке кулака. Бандит еще пару раз дернул ногами и замер. Но медлительный напарник все же достал свою жертву — резко наклонившись и наотмашь ударив противницу по лицу, а затем и головой о стену, уцепив рассыпавшиеся волосы в кулак. Вторая рука сжалась на шее Кэссель. Отрывая беспомощную жертву от земли, наемник изготовился, было, еще разок познакомить ведьму с облупившейся преградой, но неожиданно отпустил, уставившись на обрубок руки. Доли секунды ему не хватило, чтобы заорать. На шее открылся алый влажный рот, а затем голова запрокинулась и увела тело куда-то в сторону. Кэссель пришла в себя гораздо позже удара о землю. Окружающий мир насыщался цветом и звуками, медленно, но верно давая понять, что псайкерша милостью ли Императора или иных сил все еще жива. Впервые она почувствовала, как заныло сердце, той самой щемящей болью, словно бы она оторвала от него кусочек. Воздух, поступающий в освобожденное горло, обдирал. Женщина постаралась дышать медленнее, однако, организм жаждал кислорода, и вскоре хрипловатое дыхание перешло в жестокий кашель. Ей все еще мерещилась рука, тянущаяся к горлу, тень, склоняющаяся к ней... Женщина осторожно перекатилась на бок и, подтянув ноги повыше, встала на колени, удерживая шаткое равновесие на слабых руках. Кровь, устремившаяся в каждый уголок тела, пульсировала, головокружение едва не отправило ее обратно, на землю. Она осторожно и медленно поползла к едва различимому на фоне обшарпанной стены барака силуэту, уже ни на что не надеясь. Реальность становилась то темной, то вспыхивала перед глазами тысячами ослепительных огней. Снова смерть приблизилась и почти обняла за дрожащие плечи. Шаря незрячей рукой вокруг себя, она вновь и вновь погружалась в уязвляющие все ее существо воспоминания, несвоевременные, опасные, оставляющие ее беззащитной перед тем, кто, оттолкнувшись от стены, медленно приближался, порождая тень... « - Трусливая падаль! — Как мне казалось поначалу, этот голос был глухим и неразборчивым, но и этого хватило, чтоб найти меня. Мендоза улыбался, он жаждал крови, он жаждал меня... — Император великий, ты подарил мне ее... Кэссель... Зачем? — Сабля в руке инквизитора опустилась, — Зачем ты так поступила? Я добр, как сам Император, ведь я длань его. За что ты отвергла мою любовь? — Гудение, что окружало инквизитора, стало нарастать, — Хотя... Я даже восхищен... Ты...Сильна, но глупа. Как можно отринуть Императора... И меня... Воистину, с инквизитором творилось что-то невообразимое, это был один из побочных эффектов проведенного им и его помощником ритуала. Я лишь крепче перехватила посох, дабы мой оппонент понял, что это поле, разрытое и утопающее в крови, лужами стоящей в бороздах и воронках, будет могилой либо ему, либо мне. Тусклое солнце Кноссии едва проступало сквозь жаркое марево, создающее плотную дымку — мы словно были отделены от всего остального мира. Я остановилась. Взгляд выдавал бурю сметающих все естество эмоций, — но ни одна из них не могла быть ни трепетом, ни благоговением. Мои губы кривила усмешкой Рунна, они казались отверзшейся раной, обнажившей ровные зубы в неестественном, отвратительном оскале ненависти, который Мендоза и заподозрить не мог, припоминая очаровательное даже в измождении после пыток, личико еретички. — В своем лживом свете, мне омерзителен, — выплюнула я. Накидка трепетала в потоках псионических сил, растрачиваемых Мендозой, чтобы не дать Рунне вновь ни одного шанса испепелить и без того перетруженный мозг инквизитора. Но я не была бы собой и действительно поднаторела в изматывании противника если не агрессивными атаками, то совершенно непредсказуемыми выпадами, — Ничтожество вроде тебя и пальцем не посмеет коснуться меня, да что там, ты будешь слизывать собственные внутренности с моих сапог, так что оставь свою показную доброту для слепцов, которые сейчас погибают за ложь! «Да... Слышал бы мои слова сержант Вэнс — и вынужден был бы пустить пулю мне в лоб, но неужели не понял бы он моих мотивов, чаяний? И на моей ли стороне была правда? Уже ли та, что делит со мной душу, не причиняет боли и в стремлениях своих обрекает меня на бесчеловечную жестокость?» Всего то десяток-другой метров разделяли меня и Мендозу, хотя ненависть и слепая вера уже вовсю схлестнулись между нами. Посох в моих руках источал багровый отсвет, руны налились кармином, словно бы их уже напитали кровью. — Ты, не знающий искренности, ты, не познавший ни любви, ни настоящего прощения, ты, лжец и лицемер, распоряжающийся судьбами, жизнями и душами, я клянусь, ты будешь казнен, даже если это будет стоить мне жизни, — Из последних сил, заставляя себя позабыть о хромоте, я оторвалась в прыжке от вымешенной сотнями ног земли и взмахнула посохом, целясь кристаллическим навершием в непокрытую голову Арока. Этот удар служил сразу двум целям, — давал возможность беспрепятственно приблизиться и избежать убийственного замаха саблей на близком расстоянии. Оружия столкнулись с диким визгом металла по сотканному из психокости древку. Мы разошлись, словно исполняя какую то сложную танцевальную фигуру, я перехватила посох в одну руку, а второй выхватила из за голенища сапога длинный кинжал. Следующий выпад был за инквизитором — Мендоза отлично владел саблей, да и ловкости ему было не занимать, как и опыта — отразив удар ушедшего по широкой дуге посоха, он принял саблей замах кинжала и усмехнулся в ставшее таким близким мое перемазанное грязью и кровью лицо. Я уже поняла свою ошибку и отчаянно рванула назад, чудом или же происками Императора увернувшись от удара гардой. Покрывающая лишенное защиты плечо ткань набрягла алым, а тело впервые испытало ужасную боль, словно бы его не оружием ударили, а каленым железом разворотили едва стянутую рану. Я закричала и отступила еще на несколько шагов, давая инквизитору возможность контратаковать, чем он и воспользовался, двигаясь в пределах защитного круга. Тяжело парируя удары, чувствуя, как деревенеют руки, а кровь заливает грудь под легкой броней, пропитывая тонкую тунику, я взывала к Ловину, своей единственной опоре. Перед глазами возник образ сержанта, его взгляд, подаренный мне перед тем, как прогнать, отпустить, спасти... И я испытала жгучую ненависть и предприняла еще одну попытку ответить противнику чем-то более существенным, нежели парированием. Сабля и посох вновь сошлись в сверкающем искрами объятии, я чувствовала дыхание Арока, дурманящий аромат колдовства, исходившего от его фигуры, я могла заглянуть в его переполненные праведной яростью глаза... Удар по лицу был, скорее, насмешкой, унизительной и выбивающей из колеи неожиданностью. Теперь Мендоза желал вдоволь поглумиться над лишенной силы варпа еретичкой, имея над мной почти полную власть. Сплюнув кровь из разбитой губы, я улыбнулась, на этот раз очаровательно-отталкивающе, глазам вернулась их мягкая зелень. — Ты раскрываешь мне объятия, одержимый верой... В пору мне обнять тебя, приди и вкуси того, что не изведаешь, балуясь ограниченными собственной слепотой силами... — Противостоять Рунне было почти невозможно и инквизитор едва не потерял контроль над собой, но, видимо, мне все же недоставало опыта на стезе соблазнения и сабля вновь поднялась для удара. Сила столкновения, казалось, сгущала воздух, я чувствовала, как едва не переламываются оба запястья, пальцы, сжимающие посох, чуть не раскрылись, оборвав связь с оружием. Но удержала. Тяжело. Кинжал она упустила, и теперь липкая кровь из рассеченной ладони поила демона. Я замахнулась, наискось, вынуждая Арока опустить лезвие; древко посоха чуть подрагивало в нескольких дюймах от лица Мендозы. Инквизитор приподнял бровь и со сладкой улыбкой ударил меня коленом чуть ниже грудины, отшвыривая от себя. В глазах потемнело, во рту появился металлический привкус. Защищалась я теперь почти вслепую — приняла саблю на скрывающую предплечье пластину брони и ударила Мендозу кулаком в лицо. На ногах не устояла, тяжело шлепнулась на землю, отползая дальше, ища сумасшедшим от прилива адреналина взглядом границы круга. Поднялась с великим трудом, возблагодарив неизвестных создателей моего оружия. Арок продолжил наступать, нанося болезненные удары, и, если у меня не оставалось возможности парировать, он смеялся. — Вот видишь... Видишь, к чему приводит глупость, — круговой удар саблей заставил меня пошатнутся, — Я ведь предлагал... Предлагал, а ты...Отвергла Императора... И самое главное — меня!!! Вихрь, образовавшийся вокруг инквизитора отбросил меня ярдов на пять от Мендозы. А когда я вновь попробовала встать, тяжелый ботинок начал «приносить истину Императора». Я чувствовала себя тряпичной куклой. Тело, казалось, потеряло свою целостность, но каждая его частица вопила от боли. Мой враг, его темный силуэт, лишенный лица для погруженной во тьму женщины, завывал где-то надо мной, подле меня, то оглушая гулким звуком голоса, то отдаляясь в ничто, теперь меня окружающее. Дрожащие пальцы без надежды скользнули по липкому от крови древку посоха, дыхание вырывалось из разбитых губ хриплым клекотом. — За что, за что??? — Удары участились и даже когда ребра начали трещать он не переставал атаковать... А потом, он остановился и рухнул возле своей противницы, — За что?... За что он покинул меня... Я ведь хороший сын... Прости меня... Мой Император... В каждом произнесенном слове слышались горечь и отчаяние. Было что-то неправильное в поведении инквизитора. — Почему тот, кто никогда не подавал вида сомнений в своих действиях лежал на земле и рыдал черными слезами? Почему тот, кто должен был быть примером жестокости и длани Империума превратился в жалкую тень?... — Будь ты проклят, будь проклят, слышишь? — Мне казалось, что на эти несколько слов ушли остатки сил. «Мой друг... Я не смогла выполнить своего обещания, и теперь, когда плоть моя слаба, я молю лишь о том, чтобы мне позволили найти тебя и жить подле тебя». Рунна рванула к власти над моим меркнущим сознанием. Она буквально взвила разбитое тело над землей, настигнув едва поднявшегося инквизитора и отбросив его обратно, на обломки, некогда бывшие стеной. Посох по низкой дуге, саданул мужчину навершием в солнечное сплетение, я вдавила свое оружие глубже в плоть и, перехватив древко ладонями, приблизилась, пиная инквизитора в лицо. — Вот если бы ты сейчас мог сдохнуть, я сделала бы все возможное, чтобы этого не случилось и твари варпа смогли бы натешиться трепетом твоей прогнившей душонки... — я ощущала страшную слабость, но ярость все еще поддерживала меня, удары давались легко, Рунну радовали и будоражили разлетающиеся после каждого пинка россыпи алых капель. Инквизитор хрипел, чувствуя, как один из кристаллов проклятого ксеносского оружия углубляется в его тело, но был сосредоточен лишь на том, чтобы не пустить меня в свой разум вновь. А древняя сущность упивалась отчаянными попытками Мендозы ухватиться за древко посоха, слабеющие руки соскальзывали, ненависть еще тлела в его взгляде, но и она притухла, истекая вместе с темно-рубиновыми ручейками. Рунна не могла удовлетвориться, даже слыша, как рвется плоть беспомощного служителя Императора, улыбка на моем лице все больше походила на оскал... Что я могла? И могла ли? Желала ли я остановиться? Желала ли дать шанс этому человеку? Нет. Милосердия моего не хватило для того, кто на моих глазах сжег целый город. Милосердия моего не хватило для того, кто бросил в самое пекло безмолвных бойцов Крига, оставшихся лежать там, на поле, как на скотобойне. И я позволила своему второму «я» вершить суд, обливаясь слезами и умоляя Ловина Вэнса простить меня, когда придет время. Почему его? А кто бы еще понял меня...» Из темноты на Кэссель смотрели чьи-то глаза, спрятанные за линзами шлема. «Император сладчайший... Это же космодесантник...» — Только и успела подумать она, прежде, чем кровопотеря увела ее сознание, с завывающей Рунной, во мрак беспамятства. Илларион пробирался по подземным ходам, едва вмещающим в себя закованную в броню тушу космодесантника. Ведьма, пребывавшая в бессознательном состоянии, свернулась клубочком на руках Падшего, изредка постанывая. Задумчиво взглянув на свою ношу, Илларион хмыкнул. Привести дамочку в сознание не получилось, несмотря на его попытки это сделать. Убивать её не было смысла... Пока. Сейчас ему нужна была информация. Если Крыс сказал правду, и она действительно служит Имперской Инквизиции, то лучше всего будет её убрать. Падший знал, что произошедшее с Орденом строго настрого скрывалось. О сгинувших братьях не знал никто, даже Инквизиция. И это могло сыграть Иллариону на руку. Поэтому десантник и тащил сейчас ведьму с наспех перевязанным плечом туда, где мог спокойно поговорить с ней и выяснить интересующие детали. Добравшись до логова, гигант прошел через зал, ловя на себе ошарашенные взгляды членов банды, властно окрикнул Даргера, выполнявшего в банде роль местного медика, и, зайдя в свои импровизированные «покои», опустил гостью на просторную койку. В то время, как Даргер возился с псайкершей, доставая из небольшой сумки новые, относительно чистые бинты, обрабатывая рану и делая перевязку, Илларион отложил посох, который он предусмотрительно забрал с собой, в сторону, дабы он оказался вне зоны досягаемости ведьмы и, взяв в одну руку пистолет а в другую клинок, замер рядом. Он не был глуп и прекрасно знал, на что способны псайкеры. Особенно, если их душами владел Хаос.
Станьте первым рецензентом!
|
Друзья сайта 
|
| Добавил: 
3206
| 
