Ее бесцеремонно тормошили, всенепременно желая, чтобы она открыла глаза, взглянула на причину нарушения покоя, продемонстрировала способность осязать и слышать слова, пока что воспринимаемые серым шуршащим гулом.

Ощущение соприкосновения с водой окончательно вернуло ведьму в реальность — о нет, ее не топили: слева, на уровне подтянутых к подбородку острых коленей, маячило пятно подвижного личика, окаймленного огненными локонами. Деметрис. Справа, выныривая из-под откинутой на высокий бортик ванны руки, так же ярко и неопределенно появился образ Девроса, опрятного в своем серебристо-белом медицинском кителе.

Кэссель ничего не успела сказать — узкая ладошка продемонстрировала подарок сержанта Вэнса и тотчас же вернула золотистую пластинку с гравировкой на крышку сундука. И вновь не озвученная просьба осталась осколочком мысли. Женщину осторожно подняли, оборачивая мягким тканевым отрезом, потом подхватили под руки, придерживая спину и безвольно повисшие ноги. Кэссель, вопреки знанию, старалась не смотреть на то, чем стала теперь ее левая нижняя конечность... Послушная гибкая лента хвоста прильнула к бедру.

— А что именно пишет госпожа Кэссель? Она ведет наблюдения? — Голос был смутно знаком, приятен.

— Боюсь, я не знаю. Я собираю ежедневно все, что сотворило ее сознание, но никогда не рискнул бы даже попробовать узнать, что содержат исписанные листы. — Отвечал, несомненно, Деврос, обладающий тактичностью даже в интонации.

— Я не склонен быть столь же осторожным, и сумел прочесть несколько строк, мой друг. Леди Кэссель описывала свое путешествие по сегментуму Ультима. Вы знаете, о чем идет речь?

— Вполне вероятно, что нет. Я служу на этом судне около тридцати пяти лет, и леди Лекс за это время посещала Ультиму несколько раз — опережу вопрос: я не знаю, одной ей известна цель этих путешествий.

Псайкер с удовольствием ощутила объятия свежих простыней и мягкость чистой просторной рубашки. Деметрис хлопотала подле постели, подтыкая покрывало по углам и торопливо убирая покрытые засохшей кровяной коркой бинты.

Кэссель чуть приподняла голову, пытаясь сфокусироваться на третьем госте своей каюты. К некоторому приятному удивлению им оказался Илларион, прибившийся к команде космодесантник. Без привычной брони, в шерстяной долгополой тунике, он выглядел почти как человек... Почти.

Откашлявшись и, с помощью Девроса, устроившись полусидя на горе подушек, ведьма заговорила, медленно, будто не просто подбирала слова, а заново вспоминала язык.

— Где мы? Сколько прошло времени с тех пор, как «Железный Спаситель» прекратил эскорт?

— Мы достигли Миркента, госпожа. Илларион, он сказал, что будет высадка. Корабль вошел в тень астероида и не выходил на связь с миром. Никто не решился перечить слову капитана. Даже сержант Хоук. А «Железный Спаситель»... — Деврос молчал некоторое время, словно пытаясь отогнать неприятные воспоминания.

— Лорд Призрак покинул нас десять дней назад, — ответил за медика космодесантник, останавливаясь подле постели и склоняясь над распростертой на ней женщиной. — Для тебя, — Ангел не испытывал потребности в официальном разрешении обращаться к хозяйке судна на «вы», — этот пройдоха оставил несколько подозрительных вещичек и какой-то список. Все там, — он указал на сундук.

— Путь был неблизкий... Госпожа, капитан Бонель выражал надежду повидаться с вами как можно скорее, разумеется, когда вы сможете его принять или, благослови вас Император, решитесь покинуть свою каюту и посетить мостик, — Деврос слабо улыбнулся. Медик выглядел истощенным, уставшим и даже как-то сдавшимся возрасту. Кэссель нахмурилась и отметила себе необходимость беседы со старым товарищем. Очевидные изменения с ее состоянием никак не отразились на отношении, не возникло ни холодности, ни отвращения, но груз тайны и сделка с собственной совестью тяготила доктора.

— Вы свободны, Деврос. — Мягко обратилась к мужчине ведьма, подарив ему самую искреннюю, полную благодарности улыбку, — Будьте добры определить занятие для вашей помощницы. Я так полагаю, девочка приняла решение остаться, сознавая, на какой путь встала... — Кэссель несколько мгновений смотрела прямо в душу сжавшейся комочком девушки.

«Это не упрек, дитя. Но мне кажется, ты совершаешь ошибку. Здесь для тебя нет ничего, что стоило бы спасать».

Дождавшись, пока каюту покинут Деврос и Деметрис, Кэссель, наконец, позволила себе выдохнуть и ослабить самоконтроль. Боль все еще владела ее плотью и разумом, но, глядя на обнадеженные лица экипажа, совершенно не хотелось разочаровывать их.

— Итак, Миркент. — Ведьма сделала приглашающий жест, указывая Иллариону на пустое кресло подле кровати, — Я обещала тебя сюда доставить.

Илларион остался на месте, не отрывая пристального взгляда от ведьмы.

— Миркент. — Повторил он. — Как я уже говорил, мне нужно кое-что отсюда забрать. На поверхности планеты есть несколько поселений, преимущественно, шахтерских. Я уже дал капитану нужные координаты. Эти люди мирно трудятся на благо Империума, поэтом я не вижу нужны их тревожить. Я бы хотел отправиться один, но, ежели ты или кто-то из твоих слуг возжелает сопровождать меня, советую одеться в гражданскую одежду, чтобы не возбуждать ненужного интереса и досужих сплетен. И, ради Императора, оставь ксеноса на корабле.

— Я пойду с тобой. Не удивляйся, я сама не смогла бы объяснить, что заставляет меня совершать те или иные поступки. Но скажи, что именно ты здесь ищешь? Ты так уверен в собственной и моей безопасности, что предлагаешь нам весьма хлипкую маскировку. Я изучала отчет Красса по этому обломку мира. Планета-шахта, каких достаточно. Самое лучшее место спрятать то, что давным-давно нашлось бы в любом ином месте. Как давно ты бывал здесь прежде?

— Я возвращаюсь за своим прошлым. Несколько столетий назад, движимый гневом и стыдом, я оставил его у своего... друга. Но это — часть меня, и я должен был вернуться.

Псайкер понимающе кивнула.

— Что до Ваэля... Он останется, но, я полагаю, ты не станешь возражать против компании сержанта Хоука? Чудом было бы не замечать его эмоции, а я ощущаю и гнев, и раздражение, и недоверие. Стоит в очередной раз оделить нашего спутника некоторыми нюансами предстоящей высадки и на мостике вновь водворится покой.- Кэссель прикрыла глаза, сочтя беседу завершенной. Конечно, она осязала волны любопытства, исходящие от гостя, но хотела вновь вернуть тот контакт, который обрела с Ангелом еще в Морэсби. — У тебя есть и другие вопросы. Задай их, — спокойно, соглашаясь с самой собой, проговорила она.

— Я общался с некоторыми членами команды и узнал часть твоей истории. Когда-то ты служила Инквизиции, но теперь бывшие собратья охотятся за тобой. Ты — ведьма, а тело твое осквернено нечестивыми энергиями Варпа. Можно было бы счесть тебя еретичкой, но команда свято уверенна в том, что ты служишь Императору. Более того, на твоем корабле есть один из Сынов Жиллимана, ты решила спасти ту девочку-медичку и согласилась помочь мне. Так кто ты такая, Кэссель Лекс?

Женщина, казалось, смутилась. Долго хранила молчание, не сводя взгляда с аккуратно сложенной стопки листов, которые она продолжала заполнять даже в бессознательном состоянии. Печальная улыбка коснулась губ. Стоили эти труды хоть чего-то? И когда все закончится, найдут ли они своего адресата?

— Все тобой перечисленное, в равной степени, правда, Ангел. Тебе ли не знать, каково не иметь возможности доказать загонщикам, что нет вреда в собственном существовании? Судя по твоему взгляду, я близка к тайне. В чем мне признаться? Полагаешь, что сержант Хоук подвергся порче? Как и все эти люди, лгущие сами себе? Наверное, я разочарую тебя, Илларион. Я не предавала света Императора. Я слабый человек, рожденный в трудолюбивом и верном присяге Владыке Человечества мире. Я не лгала тебе, когда представилась служителем Инквизиции, таковым я и была более трех сотен лет назад. Там, — Кэссель махнула в сторону записей, — хранится информация, которую у тебя хватило смелости прочитать хотя бы частично. Я странствую три века человеческих, уповая на справедливость и на знак. А еще меня ведет моя клятва.

Псайкер неловко шевельнулась, словно хотела встать, но лишь тяжело повернулась, устраиваясь повыше. Искалеченная варпом конечность вздыбила покрывало. На мгновение лицо Кэссель сморщилось, а глаза предательски заблестели. Лишенная маломальской поддержки Рунны, она оставалась подверженным эмоциям человеком.

— Ты, кажется, хотел знать о моем путешествии по сегментуму Ультима? — Ведьма прокашлялась, потерла лицо, — Если для тебя это хоть что-то прояснит, я расскажу тебе историю. — Мнемоперо ожило и порхнуло к чистому листу. — Я расскажу тебе, как убила инквизитора Гавейна Торпа, верного служителя Ордо Еретикус. Это случилось в Валеодоре, имперском мире, где я получила передышку от погони и защиту среди жителей. Знаешь, когда-то, еще будучи дознавателем, я мечтала обрести хотя бы подобие дома, куда возвращалась бы, исполнив свой долг. Я думала, что смерть — необходимость, если речь идет об упрямцах, отрицающих свет Императора. Но...

Илларион молчал. Воспользовавшись паузой, воин все же осторожно опустился в кресло, придвинув его ближе к постели. Ему не слишком нравилась манера ведьмы отвечать на четкие вопросы подобно прорицательнице, туманно и витиевато, но добиться от нее иного вряд ли получилось бы, а раз так, пусть говорит... К тому же, она сумела возбудить его любопытство.

— Валеодор — небольшой мир, он близок к торговым маршрутам, а с этим — к опасности. Я прибыла туда с одним из промышляющих в системе торгашей, побывав в вотчине Ультрамаринов, на Аяксе. Со мной путешествовал мой единственный друг, Тобиас Вальпуа, актер и мастер перевоплощения. Исключительно благодаря его талантам мы не раз и не два умело обходили сложные препятствия, проникая в миры с безобразной легкостью. Почему Валеодор? Потому, что я жаждала покоя. Мой компаньон, впрочем, согласен был оставаться рядом, осторожный во всем. Путешествуя, мы всегда скрывались, таились и пережидали: корабль таял в непроглядной тьме космоса, а мы еще сезон обживали чей-то гостеприимный очаг или же, если климат позволял, довольствовались шатром и добытой охотой пищей.

Кэссель тихо фыркнула, поминая что-то такое, что возродило на долю секунды живой блеск в глазах, но тут же угасло, голос звучал ровно, повествование все больше смахивало на предварительный допрос... Как будто бы свидетеля.

— Валеодор оказался довольно перспективным плодородным миром, в равной мере давая обитателям и ресурсы, и урожаи. Города встречались нечасто, а вот небольшие, но густонаселенные поселения аборигенов — занимали почти все побережье единственного океана. Мне нравилось там бывать, нравилось хоть сколько-нибудь оставаться человеком без живописного прошлого, и на какой-то момент я совершенно забылась, отринув неуместную маскировку, понуждая стереть грим и моему спутнику.

Псайкер наблюдала за Илларионом. Если бы перед ней сидел не ведавший многих лет жизни юноша, она назвала бы его исключительно благодарным слушателем, но космодесантник оказался не менее внимательным, вникая, казалось, в каждое слово, взвешивая его и достигая своеобразного единения с рассказчицей. — На Валеодоре мы прожили свободными полтора местных сезона, добросовестно работая на одном из колоссальных виноградников. Никогда я не жила столь же полно, не дышала, не сознавала саму себя. Тобиас поступил в распоряжение бродячей ярмарки, которой был самый сезон и лицедейством своим добывал нам сверх того, что давалось владельцем плантации...

«А ведь подобные байки может рассказать любой, кто вырос в родном мире, кому привычна была яркая броская красота цветущих деревьев и пряный душный воздух над бескрайними полями. Мне же подобная жизнь казалась иной, новой, пахнущей свежей растительной краской, пачкающей руки трудящихся на текстильной мануфактории ткачих, золотистой, как капли раздавленных полу-прозрачных виноградных ягод, пьяной, как первый забродивший сок.

Кто знает, не посети этот мир Священная Имперская Инквизиция, возможно, я и осталась бы там, еще не отягощенная до такой степени неподъемным чувством вины перед Ловином.

Я часто смотрю, как пламя пожирает старый пергамент, предшественник датападов, хранящий не только информацию, но и тепло создававшего плотный лист, следы неосторожных капель чернил из дешевых перьевых стилосов — и смысл, скрытый в различных почерках, в изгибах литер, в украшениях слов, в оборотах или сухих и без эмоциональных галочках рун.

Мир Валиодор в восьмом месяце Дарет сделался пергаментным, жарко сгорая, сворачиваясь и чернея. И в этом была моя вина, видит Император, я сознаю ее.
Осторожность Тобиаса меня раздражала, как и все то, что казалось мне неуместным в этом оплоте отрешенности от остального Империума, даже несмотря на то, что планета успешно вела торговлю не только со своей системой. Мой избранный покой был иллюзией, время, отпущенное мне на Валидоре, сроком не превышало путь Гавейна Торпа из сегментума Пасифик.

Неприметный в иные мгновения дар выдавало с потрохами мое неуемное любопытство. Инквизитор, даже будучи поставленным на колени перед сбесившейся в своем гневе ведьмой, не рассказал мне о том, кто выгодно продал мою личину...»

Кэссель не сразу осознала собственное молчание — Ангел тактично ожидал, не меняя позы и выражения лица. Он словно давал ей шанс пережить, переварить все снова, собраться с мыслями и оформить их в складные образы. Ниточка воспоминания оборвалась — упало на стол и мнемоперо.

— Прошу прощения, я не привыкла рассказывать вот так, вслух. Куда проще было бы не избегать контакта, но я понимаю недоверие... — Псайкер устало потерла виски и прикрыла глаза.

— Ты обмолвилась, что убила одного из своих бывших соратников, — Илларион скептически приподнял бровь, — Тебе не чуждо сострадание, но поборников этого нового Империума ты уничтожаешь, испытывая гнев? Верно?

— Смею заметить, вполне оправданно. Не знаю, как вы оценивали людские ресурсы, покоряя миры и системы, я же склонна к избирательности в жертвенности. И я не приемлю этого священного очищения, уравнивающего тварей, отринувших человечность, коих, наверняка, меньшинство, и миллионы серых душ, живущих и дышащих в своих мирках с искренней верой.

— Но ты сказала, что чувствуешь вину, — напирал космодесантник, чуть подавшись вперед, — Там, в этом мире, ты была целью инквизитора?

— Я не всегда была целью. Я говорю о средствах, коие бывали брошены на эту самую цель. Но я понимаю, к чему ты клонишь. — Кэссель был приятен зрительный контакт, — Я убила Гавейна и навлекла на мир огненный дождь.

Ангел открыл, было, рот, но не успел произнести ни слова. Грохот тяжелых подошв эхом окатил узких палубный коридор, узнаваемый громкий голос сержанта Хоука отдавал приказы команде, маленькое судно наполнилось эйфорией, которую Кэссель могла ощутить едва ли не физически.

В дверь ударили раз, другой. Послышались приглушенные дебаты, и все же покой каюты нарушили спустя несколько минут. Ультрамарин не без оглядки втиснулся в проем, следом за ним, вежливо опуская взгляд и источая возмущение, вошел Стефан Красс.

— Моя леди, капитан Бонель рекомендует «Тени» немедленно покинуть орбиту Миркента. — Помощник капитана покосился на своего компаньона, — Мы никогда бы не рискнули нарушать ваш покой, но иных приказов не поступало, ожидание — смерти подобно, и, если на этом мире что-то и представляло для вас интерес, оно кануло в небытие, моя леди... — Стефан, наконец, недоуменно воззрился на Иллариона, замершего изваянием в изголовье постели. — Миркент захвачен зеленокожими ксеносами.