Древний эльфийский лук был спрятан в тайнике, когда герой бежал в Антиву. Ещё вернее, он был спрятан до окончания Мора. На пути в Денерим, к последней битве, команда отдыхала в замке «Пик солдата». Эвлар Махариэль не мог забрать с собой всего оружия. Лук мог бы пригодиться, но один. Пришлось выбрать из всех запасов. Скорее – «Шип дракона», который можно превратить в мощное бронебойное орудие, воткнув нижним концом в щель меж камней, для лучшего упора, а потом опереться на колено и всем весом откинуться назад, натягивая тетиву. Эвлар так и представил, как выцелит ужасное чудовище и подобьёт его стрелой ещё в полёте, прежде чем взяться за мечи. Он вновь сравнил два своих лучших лука и отложил более ценный. Он привык действовать в ближнем бою, а это по-эльфийски бесподобное в своей волшебной красоте, священное оружие било издалека, с невероятной точностью, но не годилось для сражения на узких улицах. Эвлар ещё раз с трепетом погладил изящные рога древнего лука и прошептал: «Не отвергаю дар твой, Фалон Дин - Проводник мёртвых. Легенды говорят, что этот лук принадлежал тебе, когда бессмертным властелином ты жил меж эльфов Арлатана, когда тебе служили дивные земные вещи. «Лук Фалон Дина» послужил и мне, отправив в Тень много врагов, и уничтожив много страшных тварей, выбиравшихся из-под земли, но пусть он снова подождёт своего часа. Если же служба его не потребуется более, а я останусь жив, то найду луку нового достойного владельца – дочь или сына племени долийцев, непокорённых по сей день и с самой честной, пламенной душою». Окончив эту речь, эту своеобразную молитву, Махариэль разобрал чудный лук, сложил его в мягкий пергамент, засыпал синими цветами, завернул и опустил на дно большого сундука, также выстеленного перечной мятой и лавандой (то ли для ритуала, то ли от мышей). Щелчок двойного дна - и сверху легли не слишком нужные в походе доспехи и оружие.

Потом был бой. Потом события в Амарантайне и ещё много чего важного... Не до походов за сокровищами было, и не до памяти ушедших предков, когда Эвлар принял решение покинуть Ферелден, отправиться в Антиву. Так вышло, что они с Зевраном стали друг другу слишком дороги, чтобы расстаться. Так вышло, что судьба их развела на некоторое время, но для Эвлара не было своей судьбы, пока он не соединил её навеки с далёким антиванцем, покинув всё, что могло удержать его на этом берегу Недремлющего Моря.
Спустя несколько лет, надо сказать, счастливых лет, Героя Ферелдена, почти что позабытого на Родине, вновь занесло в знакомые края. И, возвращаясь в ту страну, что стала его домом, он взял в «Пике солдата» не только лишь рецепты старого Авернуса. Хранитель замка с удивлением смотрел, как в неподъёмном сундуке, окованном железом, приподнимается второе дно, как бережно эльф извлекает из трухи какие-то предметы, завёрнутые в высохший пергамент. Аромат лесных трав до сих пор сохранялся в тайнике. Эльф приторочил свою драгоценность к боковой полке рюкзака, поднял его на спину и завязал длинные лямки капюшона. «Продай всё остальное или забери себе», - сказал он без эмоций, попрощался и ушёл. Теперь уж навсегда.

* * *

В мастерской арсенала стоял непривычный запах. Что-то похожее на смесь лака и ядов. Наверное, те, кто находился там, уже принюхались, но Араннаю сразу шибануло в нос, как только он вошёл с улицы внутрь помещения.
- Фу, что за дрянь! Торе, ты не видал Эвла... ра, - запнулся и закончил он, заметив своего долийца, занятого какой-то склянкой с яркой жидкостью. – А, между прочим, я спросил только из вежливости, думал, что в такой вони тебе делать нечего. А ты, оказывается, вправду здесь. Клей нюхаешь? Заняться больше нечем?
- Не клей, а лак, - автоматически ответил мастер, колдующий у верстака.
- Пора тебе проветриться, - Зевран указал оружейнику на выход. – Да и тебе, приятель. Могли бы дверь открыть, то вы тут задохнётесь.
Только сейчас заметил деталь разобранного лука, установленную в тисках. Та часть, что подвергалась сжатию, была заботливо обёрнута лоскутом замши. Эвлар Махариэль переместился к двери, не дал её открыть настежь.
- От сквозняка покрытие высохнет неровно.
- Что, это твой лук? Тот, который ты привёз из Ферелдена? Чините? Он сломался что ли?
- А разве ты не узнаёшь его?
- Батюшки! Лук! Сколько лет, сколько зим? О, как же я скучал! – шутливо обратился Араннай к изогнутому рогу, окрашеному свежим слоем глянцево-чёрной краски и наведённым вдоль бороздки алым контуром.
- Это Лук Фалон Дина – Проводника мёртвых.
- Да, помню. Ты говорил.
- Я знаю, ты не веришь, в древних демиургов Арлатана, и что оружие божества прошло через века и служит смертному.
- Ну, почему? Оно ведь продолжает поставлять клиентов Фалон Дину. Слушай, а правда, выглядит красиво! Только давай отсюда выйдем, а?
Эвлар кивнул. Сделал над запчастями лука движение, вроде благословляющего жеста, коснулся лба, что-то шепнул своей руке и снова провёл пасс. Затем подтолкнул друга к выходу и поплотнее закрыл дверь.

- Всё будет в срок, мастер Палач, - сказал Орацио Алторе, не отлепляясь от ограды корта. Видно и у него кружилась голова от ядовитой атмосферы оружейной. – Скоро я нанесу на части лука закрепляющий состав, и можно будет собирать его. Утром получите всё в целости и в лучшем виде.

Зевран потянул друга к дому.
- Кто-то мне обещал помочь подправить карту. Мой кабинет уже готов – стоит на месте и ждёт чудесного явления. Может быть, ещё надо было подушку подстелить на кресло для Его Высочества?
- Совсем забыл о времени.
- Так тут забудешь! Надышался яда, теперь, небось, башка трещит.
В доме долиец откровенно бросил взгляд на шкаф с прозрачной дверцей. Бутылка коньяка и маленькие стеклянные стаканы рядом с ней так дружелюбно предлагали помощь!
- Никакой выпивки! – отрезал Араннай. Сейчас заварим чай на травах, с мёдом, и твоя голова мигом излечится.
- Фалон Дин всё же наказал меня за то, что я посмел тревожить его лук, - вздохнул долиец. – Но я просил его позволить это мне, ведь не годится, чтобы чудесное оружие разрушалось, пребывая в столь плачевном состоянии.
- Если ты вздумаешь лечиться этим, - Зевран ткнул пальцем в соблазнительно блестящую бутылку, - тебя накажу я. И это будет не шлепок домашним тапком.
Долиец фыркнул на забавную угрозу своего возлюбленного. Тот упёр кулаки в бока и строго уставился на Палача:
- Я на тебя обижусь. Слышишь? – резкие нотки проскользнули в голосе. Манипулировать самым опасным существом Антивы – Гильдмастеру это шикарно удавалось. Казалось проще управлять всем Домом Воронов: они хотя бы соблюдали правила. Махариэль же понимал только две вещи: свою, подточенную Мором, совесть и полную привязанность к этому эльфу.
- Зев, не сердись. Хорошо, я не буду пить спиртное.
- Тогда располагайся, дорогой, - сразу смягчился антиванец, - сейчас принесу чай.

Зеврана не было минут пятнадцать. За это время долиец успел хорошо рассмотреть карту местности и, как только Гильдмастер появился, был готов дать ответ.
- Лачуга здесь. Вернее то, что от неё осталось. А от неё тропинка и на берегу болот старая гать, почти вся выгнила. Чтобы иметь прямой выход сюда, а в случае необходимости мгновенно его уничтожить, надо новый настил построить прямо над старым, и в этом месте сделать какой-нибудь подвижный мост. Если же обходить всё это посуху, то я думаю...
- Погоди. Моя очередь думать.
Долиец замолчал, отхлебнул из любимой кружки, чуть снисходительно посмотрел на Зеврана и уселся в кресло. Травяной чай и свежий воздух быстро подействовали, головная боль прошла. Эвлар Махариэль предался отдыху: покой охватил разум, расслабленность имела сходство с лёгким опьянением. Эльф просто любовался на другого эльфа, что живописно наклонился над столом, опершись о него локтями. Водил пальцем по карте, шевелил губами, брал карандаш, что-то записывал, приподнимаясь. Потом опять склонялся. Пряди светлых волос касались желтоватого листа пергамента, цепочка с медальоном свешивалась к подбородку, пуская тёплый блик. В открытом вороте виднелась ямка над сочленением ключиц, а дальше тень скрывала бронзовую кожу в глубине складок, будто в шёлковой пещере, и вызывала непреодолимое желание её исследовать гораздо тщательнее, чем окраину болот.
Перешагнув некую точку невозврата в своих мечтах, Махариэль поднялся, взял Гильдмастера за талию и повернул к себе.

Подрагивающие ноздри бледного красавца и чуть приподнятая верхняя губа не оставляли повода сомнениям в его намерениях. Зевран вздрогнул, чувствуя сквозь одежду проявление долийской страсти, и страсть ответную, которая была совсем не к месту, но уже с потрохами выдала его истинное желание. О, как невовремя!
- Эв, если мы и будем делать это здесь, то не сейчас...
Любовник, молча, подсадил его на край стола, заставил обхватить себя ногами, и сам, жарко дыша от вожделения, принялся обнимать, ласкать лицо лицом, ладонями – спину и бёдра. Пальцы смяли батистовую ткань, выдёргивая из-под пояса, жадно вдавились в тело. Губы не удержали стона, касаясь шеи, проникая под рубаху. Зевран поспешил расстегнуть верхние пуговицы, пока Палач случайно их не оборвал, и укусил его за ухо:
- И не на карте, стоимостью в двадцать золотых... – слегка толкнул его, но тут же сам вцепился в плечи ферелденского героя, чтоб не свалиться, поскольку твёрдая опора в виде крышки стола ушла куда-то вниз, крепкие руки подхватили под седалище, подняли в воздух.
Палач рыкнул, как зверь, вкладывая в этот нетерпеливый вздох досаду на помехи в виде мелких обстоятельств... «Какого гарлока ты меня дразнишь, Зев! Думаешь, будет мало?» - и унёс свою жертву в смежную с кабинетом спальню.

* * *

О, как же хорошо очнуться от забытья в блаженной неге! Вдохнуть усладу жизни – осознание взаимности, чувствуя себя обновлённым и счастливым.
Зевран привычно потянулся, заставляя тело ощутить радость пробуждения. Радость была неполной: рядом пусто. Впрочем, плеск за перегородкой в ванную определённо намекал, что это можно компенсировать прямо сейчас.
- Эв, где ты? Я уже скучаю, - томно и чуть капризно протянул Зевран, тон его голоса выдавал полную готовность продолжить тайные забавы.

Когда оба очень довольных эльфа всё же вернулись к начатому в кабинете, за окнами смеркалось.
- Мы с тобой переходим на ночной образ жизни. Это нехорошо. Мрак создан для прикрытия тайных дел, поэтому, дорогой, больше так не балуй, - шутливо побранил его Зевран, - А то днём, понимаешь, всё успеем, и чем прикажешь заниматься ночью, когда самой природой велено?
- Боишься, нас не хватит на ночь? – поддразнил Махариэль.
- Боюсь, что мы с тобой не сделали того, что следовало. Когда ты, в этот раз, собрался на прогулку по лесу, я ведь не просто так озадачил тебя обследованием определённой части болот. Завтра привезут архитектора, и я хочу сразу же дать ему понять, что требуется.
- Кого привезут? – слово показалось неприятным.
- Строительного мастера. Эв, архитектором зовут того, кто что-нибудь сооружает.
Он показал жестами возведение чего-то в воздухе. Долиец согласился:
- Да, понял. Но тот, кого я вспомнил этим словом, скорее разрушал, чем созидал.
- Ой, ты ведь знаешь этих «шемленов»! Они вечно чего-нибудь напутают. У них и слов-то мало, чтобы выразить разные вещи.
- О, да, родной, бывает мало слов. Поэтому ты часто слышишь от меня... – он посмотрел на запертую дверь приватной комнаты, - Столько эльфийских выражений и стихов, которые годятся больше, чем даже антиванское amore, ведь шемлены...
- Итак, давай не будем им уподобляться.
- Тогда продолжим дело, - спокойно подытожил Эвлар.
- И чем быстрей закончим... – лукаво подмигнул Зевран. - Браска! Да где бумажки, на которых я писал?

Обшарив кабинет, оба эльфа переглянулись и поняли: здесь кто-то был. Кто-то, воспользовавшись их неосторожностью, похитил записи Гильдмастера, а значит, разведал его планы. Значит, внезапно сделал бесполезным хитроумный ход, и отыскал брешь в укреплениях поместья!
- Торнеро! Фич! – крикнул Зевран в открытую дверь кабинета.
Пока охранникам передавали его зов, долиец осмотрел единственный доступный вору путь - открытое окно. Чутьё охотника внезапно уловило резкий след – запах лака из арсенальной мастерской. Он взял свечу, провёл над подоконником, увидел непросохший отпечаток и зарычал: «Алторе-оружейник! Да как он мог!» Палач ринулся мимо только что вошедших в кабинет начальников охраны дома и личной гвардии. Один – чуть рябоватый, неприметный, небольшого роста, второй – верзила в три аршина, в два обхвата, но оба преданные Араннаю люди, готовые исполнить его волю и защитить своего босса хоть собственной грудью.
- Найти любого, кто покинул «Рагнателу» в последние... с обеда.
Зевран вспомнил, что нынче пропустил обед и ужин, будучи сыт и пьян одной любовью. И как досадно думать, что пока ты счастлив безраздельно, этим кто-то коварно пользуется!

* * *

Сомнения развеяло отсутствие Торе на месте. Охрана подтвердила: мастер покинул территорию поместья. Притом не по дороге, а свернул к лесной окраине. Пока несколько верховых неслись к деревне, чтобы узнать, не появлялся ли беглец там, в мастерской арсенала была обнаружена та самая бутылка, отхлебнуть из которой нынче так и не довелось Эвлару. Влезть в кабинет Гильдмастера, похитить его записи да прихватить хорошей выпивки, чтобы отметить свой успех перед побегом - вот это наглость! Украденный коньяк, следы лака на подоконнике... Пусть оружейник молится, если он верит, что такое сходит с рук.

Зевран чувствовал дрожь от мысли, что его предал человек, казалось бы, проверенный и честный. С ним не было проблем. Если он обещал, то делал вовремя и сам хранитель арсенала мог поручиться за Алторе.
«Что-то не так и я не разберу, что именно», - сказал себе Зевран. Сам он не стал участвовать в погоне и не позволил Палачу пускаться в темноту: «По бездорожью он от тебя за ночь не уйдёт, а если всё-таки вышел на тракт к деревне, уверен, беглеца поймают. Хотя, если у него был помощник, если за «Рагнателой» ждали лошади... Тоже найдут, но не так быстро. Торе забыл, кажется, что мы – Вороны. Досадно, что он так и не закончил ремонтировать твой лук, да?»

Но нет. Погоня возвратилась быстро. Орацио Алторе был обнаружен с горящим фонарём возле деревни, в стороне от дороги.
- Босс, он кому-то подавал сигналы. Он погасил огонь, как только мы приблизились, хотел скрыться в кустах.
- Говори, - жёстко произнёс Зевран, когда избитого и связанного оружейника толкнули ему под ноги.
- Так я же... Откуда знаю, кто там скачет? Зачем светиться, когда ты один?
- Давай уж по порядку: кому ты подавал сигналы, на кого работаешь? И куда делось то, что было взято у меня из кабинета?
- Так... там... на верстаке. Это было ужасно глупо, но, мой Гильдмастер, мне пришлось так поступить.
Зевран присел на верхнюю ступеньку высокого крыльца. Оно было освещено достаточно, чтобы в темноте виднелись и выражения лиц Воронов, стоящих полукругом, и страх в глазах внезапно пойманного оружейника.
- Тебя заставили? Кто, как?
- Ну, я это... не то, чтобы заставили, но обстоятельства...

В доме послышались другие голоса, и Зевран шикнул: всем молчать. Он не хотел, чтобы сын и его учительница стали свидетелями преступления, которое должно последовать за преступлением против верности Гильдмастеру. К счастью, сейчас же голос строгий и решительный, полный уверенности и спокойствия, отправил домочадцев в свои комнаты. Долиец вышел на крыльцо в чёрных доспехах из драконьей кожи и встал позади Аранная. Предатель посмотрел на него снизу вверх... с надеждой?
- Мастер Палач, пожалуйста, поймите, я вам всё объясню... Ваш лук...
- Так объясняй живее, пока жив! – поторопил Зевран. – Если не хочешь, чтобы он тебя поторопил. Или предпочитаешь допрос от своих вчерашних собутыльников? Ну же! Ты – Ворон, и сейчас должен отдавать себе отчёт в том, что пришло время просить не долгой жизни, а короткой смерти.
Алторе задохнулся от волнения:
- Гильдмастер, но за это не казнят жестокой смертью. Мы знаем, ваша воля – справедливость, это известно всем.
- Я что, до сих пор жду, пока этот предатель чётко ответить на мои вопросы? – Зевран поднялся и демонстративно направился к двери, по пути зацепив Эвлара за локоть, и сказал ему:
- Давай, пугни его как следует, или пусть они сами действуют. Я ждать устал.
Эвлар придержал его руку чуть заметным касанием, не позволяя войти в дом.
- Я ещё не достал мечей, - сказал он, обращаясь одновременно и к нему, и к пленному, давая шанс начать рассказ. И двинулся ближе к ступеням. Человек под крыльцом кое-как выровнял дыхание:
- Да, я сейчас... Всё по порядку...

* * *

Обычно увлечённый своим ремеслом, серьёзный оружейник разве что изредка покрикивал на подмастерье, чаще командовал без ругани. Сегодня он был в ярости:
- Идиот, Кел! Проклятый криворукий идиот! Без пинка, лодырь, не сделаешь и сраной кучи, зато как что испортить - первый! Какого огра ты вообще припёрся в мастерскую? Зачем брал склянку?
- Я не нарочно, мастер! Я только чуть задел...
Подросток-эльф забился в угол, кожаным фартуком, намотанным на руку, прикрываясь от ударов. Орацио Алторе плюнул, убрал на крюк кожаный шнур, которым попытался выместить на подмастерье злобу: склянка с готовым закрепителем была разбита вдребезги, и земляной пол впитывал резко воняющую спиртом лужу.
- На кой хрен Вороны тебя вообще освободили? – рявкнул он напоследок.
- Так уж... наверное... из добрых чувств... – Кел ещё прятался за фартуком. Но оружейник больше не обращал на него внимания. Он думал, что же делать.

- Мастер... – покорным, извиняющимся тоном спросил юнец, сообразив, что буря миновала. - Может быть, я могу помочь... исправить...
- Поможешь ты! Вечно всё делаешь навыворот, вместо того, чтобы сперва башкой подумать, - устало пробубнил Алторе. - Я обещал к утру закончить эту работу. Слово – закон. И я бы мог его сдержать, всё сделав заново, если бы наш Палач сам не принёс ингредиенты и не велел окрасить лук по-своему. Я знал этот рецепт, да только раньше им не пользовался, потому и запаса не держал.

Кэл, наконец, выбрался из угла, на свету стало видно его врождённое убожество: сутулая фигура, не характерная для этой расы, неправильные, некрасивые черты лица ещё сильней уродовала заячья губа и шрам, приобретённый в былые годы. Ривейнское происхождение выдавал чрезмерно смуглый цвет кожи и, хотя здесь, в Антиве, загар считался украшением даже для аристократичных дам, образ этого эльфа выглядел довольно мрачным. Вкрадчивый тихий голос мог бы придать пареньку обаяния, если свет погасить, но солнце было ещё высоко, поэтому эльф постарался не маячить перед оружейником, а притулился к нему со спины, будто кот, потираясь о плечо.
- Вы сделаете всё как надо, мастер.
- Как же – сделаю! Пролил весь закрепитель, идиот. А без него эта олифа годится лишь для смазки.
Он фыркнул, придавая двусмысленности своей реплике, но парня оттолкнул, как будто вправду не был заинтересован в том, о чём так грубо пошутил. Затем порылся в ящичках, кое-что ссыпал в склянку, встряхнул. И добавил вслух:
- Ягоды бересклета, пожалуй, где-нибудь около леса ещё остались. Сгоняй да принеси, пока светло. А вот смородиновый лист может быть только на подворьях у крестьян, он в диком виде не растёт. И бренди нужен не такой, как пьют простые люди, а выдержанный, пятилетний. Может в доме, в хозяйской кухне есть? Пойду, спрошу дворецкого. Тут надо-то всего стаканчик.
- И что, все будут знать о вашем промахе? – съязвил давно оправившийся от испуга подмастерье. Сейчас он был похож на дерзкого бесёнка, вмиг повернувшего скверные обстоятельства себе на пользу. Едва оторопевший мастер открыл рот, помощник уточнил:
- Да, вашем. Когда вы свалите всё на меня, вам не поверят, потому что на молодых всегда все беды сваливают. Давайте лучше я вам принесу.
- То есть, возьмёшь без спроса?
- Смотря по обстоятельствам. Даже если придётся взять, ну, отольём немножко, никто и не заметит. А коль кухарка там, скажу, что мне надо припарку сделать, мол, вы меня прибили. Она поверит, она добрая.
Алторе призадумался. Ему и вправду не хотелось выставить себя посмешищем.
- А кто пойдёт за листьями и ягодами?
- Вы сами. Я ведь всё равно не знаю, как они выглядят.
- Эльф называется!
- Я вырос в городе, откуда же мне знать лесные ягоды и листья?
Парень был прав. Хороший вор в доме не наследит, а попадётся – пусть сам отвечает. Зато выпускать его из поместья без присмотра пока не следовало. Торе кивнул, соглашаясь с планом Кэла, и тут же начал собираться.

Пока он сменил обувь и надел фуфайку, смуглый бесёнок был уже на месте. Одного взгляда на принесённую бутылку хватило, чтобы понять: выпивка не на каждый день.
- Что?! Где ты это взял?
- Мастер сказал, нужен очень хороший бренди.
- Этот коньяк стоит не меньше бочки самогона!
- Но это ведь не просто лук, - хитрый взгляд на зажатые в тисках детали, требующие полной боевой готовности к утру.
Истинный Ворон действует. Орацио Алторе живо отмерил нужное количество спиртного, подлил к уже имеющимся в склянке веществам и, возвращая юноше бутылку, прошипел:
- Так же тихо - на место. И если тебя, дрянь портовая, кто-то заметит...

Следовало до сумерек успеть добыть все остальные составляющие по рецепту. Сначала найти на опушке бересклет, пока светло. Потом, даже если до вечера он не управится, войдёт в первый же двор в деревне, велит крестьянину нарвать этих дурацких листьев, а то и сам где-нибудь на окраине смородину приметит и обдерёт её. Право, сажают ведь всякую пакость, будто мало хороших ягод! Ладно, хоть листья в дело годные.

Эти самые листья он бы нашёл по запаху, если не постоянная работа с лаками и разными клеями. Когда Торе добрался до деревни, уже порядочно стемнело, он чутка заплутал, ища дорогу, хорошо, что хоть в лес не углубился. В ближайшем доме покричал хозяина, тот объяснил (узнав, что из поместья), смородина растёт там, за оградой, по овражку. Зажгли фонарь, пошли туда. Едва нашли кусты и стали брать нужные листья, послышались копыта нескольких коней. Крестьянин испугался, улизнул через дыру в ограде, Торе же погасил фонарь, на всякий случай, да пригляделся. Узнав своих, не думал, что ему намнут бока. Что же, понятно: вора-подмастерье поймали в доме и он, дурак, небось, наговорил чего попало! Не надо было его слушать, да вот теперь придётся отвечать, раз не хватило своего ума дело исправить.

* * *

Зевран выслушал, не перебивая. Вороны ждали: что теперь?
- Ты не прикидывайся дурнем, Торе. Стал бы я тебя за бутылку коньяка таскать? Надобно - постучал, вызвал меня да объяснил в чём дело – я, так и быть, налил бы тебе пойла для покраски, да ещё рюмку для здоровья. И потом, ну, не сделал бы ты этот лук к утру! Лук две тысячи лет не ремонтирован, мог подождать ещё денёк-другой.
- Так... слово же... – Алторе, кашлянул. – За слово помереть не жаль, особенно когда обещал кому надо. Только позвольте уж исправить всё, мастер Палач.
Он поднял голову, переводя своё обращение к таинственному спутнику Гильдмстера. Но того на ступеньках выше не было.
Зевран проследил растерянный взгляд оружейника. Вороны тоже. Никто не видел, куда и как исчез долиец, внимание было приковано к предателю. Да тот ли он предатель? Украденных бумаг и схем при оружейнике не оказалось. На верстаке в открытой мастерской так и стояла недопитая бутыль. Валялись тряпки, вымазанные слегка подсохшей краской, а лука в тисках не было.
- Всё, отпускайте, - велел Зевран подручным. – Торе, ты листья-то свои принёс?
- А как же?
Он развязал кошель из ткани, висевший под одеждой на шнурке, вывалил в ступку резко пахнущие листья, уже весьма измятые и перемешанные с давлеными ягодами.
- Ну, вот и делай свою смесь. Палач вернётся, будешь заново лук реставрировать. Да больше не глупи.

Он вышел, громко хлопнув дверью мастерской. На улице вобрал побольше воздуха и досчитал до десяти. А потом обратился к Воронам:
- Альдо, так, для порядка, вели ребятам убедиться, что Кэла нет на месте. Фич, всё, сворачивай дела. Отбой.
- Кэл? Это тот пацан, которого ты выкупил в Риалто? – пробасил здоровенный бородач, давно являвшийся скорее другом, чем охранником. – Что он спёр, Зев? Зачем? И почему ты прекратил погоню, даже если виновен он, а не Алторе?
- Фич, неужели непонятно? Потому что с ним уже всё кончено! Если проблемой занялись Палач и «Фалон Дин», проблемы больше нет.
Голос Гильдмастера выдал нервозность. Однако Зевран быстро справился с волнением. Его охранник не сообразил, что за эльфийские слова он сейчас произнёс, но прозвище Эвлара - «Палач» вполне расслышал, и согласился. Идти куда-то в лес вслед за Эвларом, за воином-долийцем, нет никакого смысла.

Зеврану не спалось. И дело было вовсе не в прекрасном эпизоде страсти и замечательного отдыха, который они с милым другом позволили себе, внезапно подчиняясь нахлынувшим желаниям. Не в возбуждении чувств, всё ещё сладко согревающих сознание и память. Их оттеснило странное недоумение того, что нынче приключилось в «Рагнателе». С одной стороны, он немного успокоился: старый, проверенный товарищ не оказался негодяем; с другой – не понимал, ради чего предал его мальчишка-вор, которого он спас от голода и от тюрьмы. Кэл обокрал сейф попечителя «Сиротской казны» округа Салле, по сути, обокрал своих же, ведь деньги фонда шли на содержание местной учебки, на займы раненым и даже иногда на помощь инвалидам разбойничьего ремесла. Местный Грандмастер, старый друг Зеврана позволил выкупить ученика, по-своему жалея юношу, вся жизнь которого летела под откос. Грандмастер Мацеолла – мужчина благородный, как происхождением, так и душой, не стал губить воришку в тюрьме, надеясь, что в приличном месте да под хорошим руководством из него можно сделать человека. Ну, то есть эльфа-Ворона. Зевран вспомнил, как говорил в дорожном экипаже с новым воспитанником, и тот охотно рассказывал о своих злоключениях. Винил судьбу и внешность.
Калидас - на восточном ривейнском диалекте такое имя значило «Прекрасный». Должно быть, так его звали в насмешку. Судя по выдуманной кем-то версии, мать бросила ребёнка, едва узрев его уродства. Скорее всего, это была какая-нибудь проститутка: «состряпала» дитя по пьяной лавочке, оттого он таким и получился. Судьба добавила несколько шрамов, изломанное ухо и пару крупных брешей в психике. Впрочем, Калидасу это не помешало стать высококлассным вором и он нашёл бы себе должность при одном из боссов, если бы не полез, куда не следовало. Тогда, в карете самого Гильдмастера, он радовался открывающимися перед ним возможностям и клялся приложить все силы «чтобы исправить глупость». После, в недавно созданной Учебке Аранная, не блистал боевым настроем, требуя себе «тонкого искусства», а не «грубятины». В конце концов, он вывел из себя наставника Марсано, уверяя, что потеряет всю квалификацию, едва ему сломают пальцы «на этих жутких тренировках». Марсано приволок эльфа в ремонтную при арсенале и передал Орацио Алторе в надежде, что хоть здесь от ловких рук будет какая-нибудь польза. И, в общем-то, она была, хотя обычно из-под палки.
Несколько месяцев Кэл проживал при оружейной, ни с кем не сблизившись. В общем, о нём никто особенно не вспоминал: живёт себе ленивый подмастерье, каких немало, кое-как что-то делает, никто пока не жалуется, ни мастер, ни он сам. И вдруг...

Зевран чувствовал сильную досаду. То ли за то, что издали не разглядел коварство, то ли за лишний пример чёрной неблагодарности. Пожалуй, среди ночи не стоило терзаться житейской философией, Гильдмастер, успокоив себя уверениями, что от него ничего более не зависит, уснул. Сон его был тревожен. Когда он начался и когда кончился, Зевран не мог сказать. Весь следующий день он восстанавливал незаконченную работу и, даже выходя из кабинета на минуту, запирал все эскизы в ящике стола.

Спустя ещё полдня тревоги и ожидания, он прикорнул после обеда. Очнулся вскоре, ощутив присутствие Эвлара. Тот сидел на краю кресла, устало наклонившись и опираясь локтями о колени, держа на весу кисти рук. Они были испачканы остатками невысохшего лака, который он вчера отёр тряпицами, когда брал свой лук из тисков.
Бледное лицо эльфа было грустным. Он как-то обречённо смотрел на тёмные отметины, как будто они въелись в его кожу навсегда.
- Следы греха? – попробовал взбодрить его Зевран. Однако для долийца это показалось обвинением. Он поднял на любимого печальный взор, будто бы осуждая шутку.
- Догнал его? – уже серьёзным голосом спросил Зевран. Палач ответил:
- Сам Фалон Дин его настиг.

* * *

Долиец шёл по следу, видному только прирождённому охотнику. Вор взял эскизы переправы, он знает, где тайный проход через болота и станет удирать этим путём, думая, что тем обеспечит себе безопасность. Ночь не мешала эльфу. Лунный свет довольно ярко заливал окрестности, быстро привыкнув к темноте, глаза легко ловили отражённый свет. Эвлар давно заметил: каждый Серый Страж видит в ночи лучше других. Наверное, сказывалось мрачное влияние скверны, пропитавшей кровь. О, если бы, давая удивительные силы, скверна не отнимала годы жизни! Но что поделать – Стражи знают, за все эти способности надо платить. Эвлар Махариэль старался думать не об этом, а о том счастье, что досталось ему в награду за спасение Ферелдена.

Теперь он жил не собственными помыслами, и давно не служил ни Ордену, ни своему родному племени. Уже несколько лет он безраздельно принадлежал своей любви, любви исполненной взаимностью. Сознание его стремилось повторять, будто молитву, благодарность высшим силам за то, что дали ему новую судьбу. Радость его была во встречах, в близости, но и вдали от своего возлюбленного Эвлар чувствовал эту связь и более не отделял своих желаний от воли антиванца, сумевшего пленить вольное сердце. Сейчас делу Зеврана угрожало разрушение. Враг, притаившийся в личине друга, мог открыть путь другим врагам. Едва поняв, кто виноват в пропаже карт и записей, тот, кого звали Палачом, понял, как надо действовать. Он взял свой лук, когда-то принадлежащий богу Фалон Дину, отёр с него невысохшую краску, собрал его и устремился в ночь.

Часы шли за часами. Карта местности крепко впечаталась в память долийского охотника. Его натренированное лесной жизнью подсознание не отключилось даже в наблюдении за любимым, даже в пылу растущего желания, он заметил, что чертит Зев на заготовленных набросках, сделанных накануне с карты. Теперь он вспомнил это. Помнил и этот лес, он ведь не раз бродил вокруг поместья, порой пускаясь в глушь, где лошадь не пройдёт, но эльф-долиец чувствует себя как дома.
Нет, не совсем как дома, клан эльфов никогда не остановится в таком болоте. Слишком опасно даже для детей природы. Тонкая жердь глубоко протыкает жижу, с виду напоминающую твердь. Из грязи гулко вырывается болотный газ. И где-то впереди слышится стон отчаяния.
Солнце довольно поднялось над топью, чтобы указать место бедствия. Да, здесь Гильдмастер будет стелить гать для перехода через топи. Но здесь пока неважный путь. Шаг в сторону – и гибель неизбежна. Помощи нет. Возможно только оттянуть последний миг на несколько часов или минут... Зачем? Да потому, что всяк готов играть со смертью, пока она не кажет грозный лик.

Что мог сказать Кэл-подмастерье в своё оправдание? Что, разузнав незащищённый путь к поместью Аранная, кое-кто готов заплатить столько, что и за тридцать лет не заработаешь? Что он хотел не такой жизни – не подчиняться, а командовать? Что он хотел бы гордо зваться полным именем – Калидас и вправду быть красавцем, а не уродом, к которому осталась равнодушна родная мать? Даже распущенные мастера в учебке не пытались привлечь его внимание, не говоря о женщинах, которые шарахались от его вида... О голоде и унижениях, о тренировках, выматывающих мышцы и сознание до одури, об оружейнике с его тупыми шутками... Но это мог сказать любой из Воронов, каждый прошёл нелёгкий путь до того, как мог выбирать дальнейшее. Нужны ли ныне были эти сожаления и оправдания, и кто был виноват?

Эвлар Махариэль не слышал этих слов, но понимал агонию души, мятущейся на грани. Где тут было раскаяние, где страх? Если бы дорогое ему существо: соклановец, соратник, друг, - сейчас был там, в трясине, борясь за свою жизнь, долиец постарался бы его спасти. Сейчас, не будучи уверенным, что не получит предательский удар от того, кто один раз оступился, он медлил. Эвлар уверенно стоял на крепком сплетении корней и трав и мог достичь твёрдой земли в любой момент. Сделать шаг дальше означало риск. Жердь снова ткнулась в тину и нащупала опору. Здесь прошёл вор. Здесь можно, при большой оглядке, пройти долийцу и, может быть, спасти этого парня ещё раз... Но надо ли? Эльф посмотрел на пятна лака на своих руках, что стали видимы при ярком свете. Фалон Дин вовремя напомнил о себе. Эльф снял со спины лук и взял стрелу, мысленно вознося молитву богу мёртвых, чьи знаки украшали тонкой сетью его лицо.
Он приложил стрелу, закрыл глаза. Древний бог направлял твёрдую руку. В какой-то миг над гладью вод, покрытых ряской, замолкли даже комары. Потом послышался лёгкий удар и краткий чавк болота, смыкающего гладь над жертвой.

* * *

Лук Фалон Дина, поражающий не только стрелами, но и своим изысканным великолепием, Зевран увидел вновь нескоро. Лук элегантно вытянулся на письменном столе, прямо на карте с городом Вал-Руайо. Тетива была снята и аккуратно сложена в моток. В кресле Гильдмастера сидел Эвлар и сочинял письмо. Перед ним, кроме чистого листа, лежал конверт орлесианского происхождения, что выдавал тонкий муар цветочного узора на бумаге. Руку любимого, протянутую к этому конверту. Эвлар остановил касанием пера, но столь решительным, как если бы это был меч или кинжал.

- Вот так, да? – золотистые глаза прищурились, их подчеркнули тонкие морщинки. Уголки чувственного рта сердито изогнулись вниз. Обида в голосе Зеврана казалась неподдельной.
-Значит, я угадал. Твоя стерва магией отыскала наше гнёздышко. Или ты сам ей первым написал? И что? Как поживает ваш ребёнок? Хочешь его проведать, да? Или её?
Гусиное перо хрустко сломалось. Брызги чернил попали на бумагу и на руку Эвлара. Он смял перо и лист, бросил в плетёную корзину под столом и так знакомо поглядел на смазанные пятна. После чего издал горлом звериный рёв.
- Он не оставит меня... – прохрипел долиец на глубоком выдохе. Двинул кресло назад и сел в него так же нехарактерно для себя, как и в тот день, когда убил воришку-подмастерье. Потом медленно поднял взгляд на милого.
- Ты прибыл раньше, чтобы я не сделал этого?
- Чего?
- Не написал ответа. – Он вздохнул. – Фалон Дин мучает меня, за то, что я беру с собой только мечи и даже на охоту перестал носить его подарок. Лук хочет драться, ищет нового хозяина.
- Но разве ты был плох? Ах, ты опять об этом... Эв, тот мальчишка...
- ...был ненамного старше Эллеана.
- Но предал своего Гильдмастера. Эв, разве ты не помнишь? Вороны выяснили: Кэл давно планировал какую-нибудь авантюру. Он не нашёл тут лёгкой жизни, которую искал, зато нашёл лёгкую смерть, что, между прочим, тоже дар судьбы. Кстати, ты не забыл, как он хотел подставить оружейника? Юный подлец неплохо всё спланировал, думал, что мы казним Орацио Алторе, а на него подумаем, что убежал из страха быть замешанным в эту историю. Кстати, не ты ли объяснил мне, что Фалон Дин сам лично помог тебе сделать тот выбор? Правильный, выбор, Эв.

Он подошёл к стеклянной горке и взял бутылку коньяка.
- Зев, нет. Давай не будем пить. Ни ты, ни я. Мне нужен трезвый ум, а твоё огорчение напрасно. Моей вины перед тобою нет.
- Но ты что-то скрываешь. Ты ведь не дал мне это прочесть.
- Я отдал бы потом.
- Потом – это когда?
- Когда закончил бы писать ответ. Но ты явился раньше... – он осёкся. Он не хотел, чтобы Зевран затеял сцену ревности к прекрасной ведьме Морриган, что, по последним сведениям, сейчас была в Орлее. Зевран подумал, что это её письмо. А что же он ещё мог думать? Только Эвлар хотел самостоятельно ответить адресату, который ждал за океаном.

Золотоглазый антиванец посмотрел бутылку на просвет.
- Знаешь, ради чего я так спешил? – он хитро поглядел в холодно-синие глаза, умело вызывая искру теплоты в сем благородном взоре. Он скомкал промокашку и вымочил её дорогим коньяком. Затем сел на пол, взял своего друга за руку, и стал оттирать с белой кожи чёрные кляксы.
- Вот, чтобы ты не думал, что это магия. Это только чернила, Эв. Видишь, они смываются. Радость, я не хочу, чтобы ты огорчался из-за чернил.
- Я тоже, - успокоенно сказал Махариэль. – Давай сделаем так. Я напишу сейчас то, что сложилось в моей голове, а после ты прочтёшь это письмо и то, которое лежало бы вот здесь, если бы я его окончил.
- Уверен?
- Да, родной. Это просто бумага и чернила.
- Что ж, я с готовностью проверю, не наделаешь ли ты ошибок.

Зевран осклабился довольно. Он снова победил в маленьком бытовом соревновании. Но чтобы не возобновить разборку, сел по другую сторону стола и стал обмахиваться этим узорчатым конвертом, почерк на подписи которого был ему абсолютно незнаком. Не Морриган? Кто же? Зачем? Было невыносимо ждать и, в то же время, было приятно с упоением следить за тем, как движется перо. Долиец писал медленно, он долго думал, прежде чем составить фразу, похоже, он писал официальному лицу, где требовалось соблюдать возвышенные формы обращения. Ровные буквы выползали из-под острия, вытягивая хвостики в старинном стиле, поэтому нетерпеливый антиванец не мог разобрать перевёрнутого текста. Наконец, подпись завершила сей процесс. Зевран достал лист из конверта и первым делом обратил внимание на эльфийскую фамилию Лавеллан.

Это же Инквизитор! Тот самый парень, что организует войско в Ферелдене и Орлее, сумев их примирить после столетий противостояния. В Антиве знали, что на дальнем берегу снова гремят сражения. Не меж людьми. Новая Инквизиция встала на страже мира против демонов, рвущихся из разрывов в Тень. Сведения были беспорядочны, недостоверны, однако в том, что там, за океаном, снова настали дни тревог, никто не сомневался. Но что теперь? Мессиру Лавеллану мало своих героев? Ему понадобился Герой Ферелдена?
- Ещё чего, - прошипел антиванец, еле сдерживаясь. – Значит, когда Эвлар бил Порождений Тьмы и рисковал бессмертием души, когда он дрался с Архидемоном, вы все молились на него, забыв, что этот парень – эльф из леса и помня только то, что он обязан вас спасти, он – Серый Страж! Когда он защитил от Мора целую страну, опасность миновала, вы постарались переврать и позабыть всё, что он сделал. А теперь вам опять понадобились его острые мечи? Нет уж, сеньоры-господа, он мой! Его кровь никогда больше не будет пролита ни для одной идеи. Ни для одной страны...
- Кроме Антивы.
Махариэль встал, уступая место за столом Зеврану. Тот сел, зажмурился и, досчитав до десяти, открыл глаза. Ответное письмо лежало перед ним, ещё не сложенное пополам. Блестели непросохшие чернила.

Герою-Инквизитору Терону Лавеллану.

Не скрою сильного желания лично прийти на помощь Инквизиции: возможно, Корифей и Брешь не уступают по опасности очередному Мору. Но нас с Зевраном ждёт своя борьба, не менее важная в стране, где мы обосновались. Зная же о достигнутых Вами успехах, надеюсь на дальнейшее благоволение богов, чьи имена и подвиги в сердцах долийских эльфов, и могу верить, что Ваше дело — в надёжных руках.

Мне нечего рассказать Вам о Корифее: я недолго и не по собственной воле был в Ордене, поэтому знаю о Порождениях Тьмы лишь то, что перебил их легион, чего эти бездушные создания и заслуживают. Как я уже упомянул, сейчас я веду собственные поиски: Серые Стражи, рано или поздно начинают слышать Зов: этот магический призыв идёт из скверны, что пропитала нашу кровь. Не хочу дожидаться времени, когда эта порочная магия отнимет у меня ту жизнь, которую я стал ценить более прошлой, конченной в Ферелдене ещё в те памятные дни тринадцать лет назад. Хочу навеки предотвратить проклятый Зов, спасти от него и себя, и всех героев-Стражей.

В конце письма желаю Вам удачи. Мир шемленов тяжёл для нашего собрата; могу представить, как непросто эльфу возглавлять Инквизицию, приверженную Церкви, и оставаться верным Пути трех дерев. Я не могу помочь Вам знаниями и не прибуду в Ваше войско, но шлю подарок, который непременно пригодится и понравится такому воину, ибо деяния Терона-лучника требуют лучшего оружия на свете. Этот лук называется именем Фалон Дина и помнит волю божества, как помним мы, долийцы, что призваны беречь землю от разрушения. И да хранит Вас Митал, и да благословит Андруил Вашу охоту.

Страж-Командор Эвлар Махариэль, теперь Долийский Палач из Антивы.


Только сейчас Араннай обратил внимание на то, чем занят его друг: разобранные части лука были завёрнуты в карту Орлея, которая долийца, очевидно, ничем не заинтриговала. Свёрток отправился в берестяную тубу, его оставшийся край обернуло едва просохшее письмо и скрылось там же. Острым шилом долиец проколол края футляра, ловко продел в них шнур, стянул и завязал на узел.
- Поставь сюда свою печать, и вели тотчас же отправить Инквизитору.
Сердце Зеврана млело. Как только дверь закрылась за посыльным, он весело сказал:
- Ну вот! Наш Фалон Дин послужит делу мира, наш Инквизитор получил прекрасный дорогой подарок... – приблизился к любимому. – Но не ценнее моего.

Порой не надо больше слов: нужное сказано. Самые страстные объятия не крепче чувства истинной любви. Но как же хорошо в них отдыхает сердце!