«Это та самая шляпа, которую долго впаривал тебе торговец Бодан?»
Силанна что-то помнит из моих рассказов о соратниках времён Пятого Мора. Это приятно. Неприятно, что она копается в моих вещах. Старая шляпа, разумеется, великой ценности не представляет, разве в походах - уберечься от дождя и зноя, когда меня никто не видит. Но это ведь не значит, что всем подряд можно её хватать!

Девочка редко улыбается, она серьёзна с малых лет, как всякая эльфийка. Но мерить шляпу ей понравилось: измятая вещь, не понять какого цвета, забавно смотрится над её недовольным личиком, даже... необъяснимо ей идёт. Поэтому вместо того, чтоб отругать Силанну за самоуправство, молча протягиваю руку, раскрывая пальцы в жесте, понятном каждому долийцу: «Возьми себе». У нас принято предлагать близким или друзьям вещи, которые вызвали их восторг. Табу распространяется лишь на оружие и амулеты, это можно нахваливать сколько угодно - хозяин не отдаст.

Вот так, зашёл в свой «аравель», устроенный в стойле конюшни, чтобы взять снасти для рыбалки, и обнаружил здесь этих детёнышей: родного Араннаю сына и приёмную дочурку, сходство с которой позволяет всем приписывать отцовство мне. Это дочка Веланны – вендингской магессы, с которой нас когда-то связывала боевая дружба. Как выяснилось много лет спустя, бывший супруг эльфийки приходился мне кузеном, отсюда и единство крови с девочкой. Впрочем, кого это волнует здесь, в Антиве? Главное, что её внезапное явление в «Рагнателе» - запутанный, ужасный случай всё-таки не рассорил нас с Зевраном и только укрепил доверие между нами. Но вот, Зевран в поездке, а я здесь. И, как хозяину поместья, мне приходится следить за всем, главное – за детьми, с которыми, определённо, не справлается их воспитательница. Тем более, у неё теперь забот хватает и со своими. Когда вижу в песочной куче за двором играющих её двойняшек, легко представить Элелана и Силанну, а то и встретить их на том же месте, хотя они давно не малыши, на баловство которых мы привыкли снисходительно умиляться! В таком возрасте я уже просил хранителей о посвящении и был готов принять свой валласлин, как и все связанные с ним права, и всю ответственность. Эти же забавляются, как глупые щенки, особенно с тех пор, как их тут стало двое. Они повсюду. Куда ни пойдёшь, спотыкаешься о них, а когда Эллеан в учебке, есть риск наткнуться на угрюмую Силанну и разузнать об окружающей действительности много плохого в самых интересных выражениях.

Но ни Зеврана, ни меня, это не сердит. Не знаю, в чём тут дело. Когда жил в клане – вовсе не глядел на тех, кто младше, может быть потому, что так хотел оставить в прошлом своё собственное детство. Трудное, непонятное: ты всем на свете должен подчиняться, ото всех зависишь, а когда что-то делаешь по-своему, тебя все принимаются учить. Да и как не учить, ведь вскоре предстоит самостоятельная жизнь. Теперь-то я прекрасно понимаю взрослых.
У этих по-другому. Они так самоуверенны! Воронья выправка совместно с расслабляюще-роскошным обитанием в «Рагнателе» вконец испортили мальчишку, ему и так много позволено, но он готов освоить всё оставшееся. Зато Силанна, прежде не видавшая богатства и такой свободы, пользуется этими благами куда скромнее и осмотрительней. Несмотря на её дикарскую повадку и противостояние всем обитателям поместья, мне куда легче с ней, чем я предполагал, когда она тут объявилась. Может быть, дело в нашем долийском родстве.

- Иримэ, ты похожа на пиратку! – и смех.
- Нет, на разбойницу! – голос такой, как будто она собирается ударить Эллеана. Это не так. Это привычная манера девочки, как и её матери – Веланны, о которой я так ничего и не узнал за это время.
- Тогда поехали кого-нибудь ограбим! – и снова смех: у юного наследника весёлого задора хватит на двоих. Слышен скрип загородки и шаги неподкованных копыт кобылы Шёлк. Эллеан вывел свою любимицу в проход конюшни и ждёт, когда Силанна влезет на неё без помощи. Он вознамерился сделать из сводной сестры отличную наездницу, но она пока не решилась сесть на боевую лошадь. Страх маскирует фырканьем и заявлениями, что презирает всех – и лошадей, и глупых шемленов, которым недостаточно собственных ног. На самом деле ей нравится Шёлк, я не раз видел, как Силанна идёт в конюшню с полными карманами хлебных корок и тихо говорит с животными, употребляя старые эльфийские слова.

Моя бедная Шёлк – «Чёрная Лошадь Палача», как прозвали её в Антиве, уже стара, а после приключившейся болезни, превратилась в клячу. Мы подлечили её, как могли, но она больше не годится для великих дел. Чёрная Лошадь Палача, так восхитившая когда-то Эллеана, однажды привезла его сюда, в поместье Аранная, к новой жизни. К отцу, которого когда-то вроде как и не было, и вдруг он оказался не кем-нибудь - Гильдмастером Антиванских Воронов! Сколь редкая история, достойная сказаний и легенд...
Теперь это совсем не та ретивая кобыла. Ездить на ней дальше двора мальчик уже стесняется, но всё ещё привязан к ней и вот – нашёл для старой клячи вполне достойное занятие, которое к тому же совпадает и с его собственным желанием: быть рядом со своей подругой, но приближаться к ней не больше, чем на расстояние удара.
Эльфёнок ведёт Шёлк вдоль по проходу, шаги стихают где-то вдалеке. И я, наконец, могу удалиться на свою рыбалку. Тишина...

* * *

Тишину редко прерывает тонкий звон струны и плеск серебряного плавника. Тихий восторг добытчика – награда за смирение и ожидание. В погруженной в воду корзине обречённо колышутся карпы и окуни. Тех, что мелки, я отпускаю в озеро, так велит Андруил, и это правильно.
Ещё она велит остановиться вовремя, когда ты сыт. В доме много народу, рыба не пропадёт, даже если мы не сумеем её сразу съесть, но воля предков борется с моим охотничьим азартом. Давненько я его не тешил!
Четвёртая неделя без Зеврана – у него, как всегда, нашлись дела в столице, а мне в них места не нашлось. Я мог бы сходить в лес и побродить там в одиночестве, или убить врага, если у Аранная ещё остались сколь-нибудь заметные враги. Мог бы съездить в соседнюю провинцию, чтоб разгрузить Гильдмастера от его многочисленных проблем, в конце концов, мог бы поехать с ним! Сопровождать его и днём, и ночью, как его тень, как его верный страж. Прошли те времена, когда мы часто расставались: нужно было участвовать одновременно во множестве событий, а доверять, как самому себе, Зевран мог только своему возлюбленному. Да, мои острые мечи внесли не одну правку в старые законы Дома Воронов.
Теперь же я был вынужден остаться в «Рагнателе» и всё, что мог себе позволить – ежечасно вспоминать любимого. Днём ещё можно чем-нибудь занять себя, а вечер допоздна провожу с книгой или письмами, пока не засыпаю от усталости. Трудно лежать без сна в нашей постели, не ощущая его рядом, думать, что и Зевран, где-то за сотни миль отсюда, тоже скучает обо мне, и бесполезно умолять судьбу сократить это расстояние прямо сейчас. «Терпение, Эвлар, - шепчет во сне богиня Митал. – Терпение будет вознаграждено». Храни его, защитница, когда меня нет рядом!

Бесмертная Силейз дразнит меня воспоминаниями при взгляде на любой предмет, в комнате и купальне навевает грёзы, пускать в которые я не хотел бы никого; волей богини или случая вещи Зеврана, то и дело, попадают под руку. Вот и сейчас, чтобы распутать леску, я достаю складной набор специальных инструментов и вместо шила раскрываю костяное лезвие. Это стилет для разрезания страниц. Как я мог взять нож Аранная, который сам ему дарил? Как он вообще попал в мой «аравель» в стойле конюшни? Возможно, дети принесли, а больше некому. Конечно! Эллеан стянул этот складник из кабинета, чтоб поиграть с ним, потом забыл вернуть на место. Нет, не забыл, не мог. Ворон четырнадцати лет – это почти что профессионал. Значит, он трогал мои снасти, и перепутал два предмета: ведь я выпилил обе рукояти из отростков одного ланьего рога! Даже я сам не обратил внимания на подмену, хотя давно пора привыкнуть: там, где побывали дети, не может быть порядка! Это не дом, это какая-то песочница для их забав!
Догадку о проступке Эллеана легко проверить: если он положил всё на места, то в кабинете оказался мой набор. Скандал не скрыть. Брать вещи у своих без спроса – даже разбойникам грешно. Зеврана, правда, в отличие от меня, сильнее озаботит не кража, а ошибка сына, то, что он себя выдал из-за невнимательности. Но всё-таки именно мне придётся устроить парню взбучку. Принять всё на себя, не огорчать любимого дурным известием, пока оно не станет прошлым.
Мысли мои мрачнеют, но рука сама собой поглаживает злосчастный нож, подсунутый мне... волей богов? Просто предмет, напомнивший мне о Зевране.

Здесь, в тишине, на полускрытом тальником участке берега, мир и покой. Можно представить, что вокруг совсем никого нет. Ива на берегу шатром раскинула длинные ветки, свисающие прямо в воду. Шагнув под сень её, я прижимаю к тёплому стволу обе ладони, склонённый лоб касается коры. Услышьте, боги Арлатана, молитву сердца, изнывающего от тоски!

* * *

Не знаю, сколько времени прошло в моей сентиментальной медитации – час или несколько минут. Острый эльфийский слух предупредил о приближении кого-то из охранников. Шаги уверенные, чуть тяжеловатые: стало быть, форменные сапоги.
Остановился и высматривает издали: а не сюда ли понесло Махариэля? Осторожен. Кто-то из рядовых. Главарь ячейки крикнул бы с дороги: «Мастер Палач, вы где?» Они, конечно, признают меня, но каждый хочет немного утвердиться, выставляя «перед эльфом» нарочитую нагловатость, голос, рост. Это почти традиция, бессмысленная и опасная, но чем-то ценная для Воронов поместья. Каждый из них, бывало, рыл песок на корте, испытывая быстроту и мощь учебного оружия в моих руках, а многих я легко одолевал и в реслинге, но некоторые снова нарываются на доказательства того, что «этот эльф» гораздо круче. Может, считают славным приключением получить от меня плюху и потом этим хвастают? Скверна, текущая в крови Серого Стража, заметно увеличивает силу, тем более что я и в юности был крепче соплеменников своего возраста, а мастерству владения мечами и кинжалами способствовали битвы Мора.

Значимость «Палача» для Гильдии давно сравнима с его значимостью для Гильдмастера.
Старые боевые Вороны прекрасно знают это. Они, бывало, видели меня в бою. Араннай часто удивлял их байками, где не особо требовалось приукрашивать мои заслуги, да и подвиги всей нашей команды в той войне. После тех испытаний, схваток с Порождениями Тьмы, драконами и демонами, драка с обычными наёмниками, со вражеской охраной, шла за разминку. Тут бывало горячо. Особенно в лихие времена переворота в Гильдии. Поэтому мне и не требуется объяснять подвластным Араннаю Воронам, кто я такой.
С домашними сложнее. Личный секретарь Зеврана считает меня дикарём, его воспитанность и моя гордость отметили меж нами чёткую границу, к которой мы стараемся не приближаться без нужды. У Гридо, управляющего, при «Палаче» внезапно пропадает голос, прислуга, вовсе исчезает, стоит мне пройтись по дому. Дворецкий... О, это отдельный разговор! Он часто проверяет мою психику и своё остроумие на прочность. Он сам – бывалый Ворон и отсутствие должного риска изводит его скукой, вот и развлекается, пытаясь довести меня до белого каления, с виду вполне невинными приёмами. При мне он так и балансирует на лезвии кинжала, но без меня когда-то мог шагнуть за грань. Как-то давно мне довелось подслушать их с Гридо разговор, полный похабных шуток. Оба опешили, заметив, что «красотка нашего красавчика» стоит в дверях. Ворон стал мрачен, управляющий – бледен, как мел. Но мне ли, грозному бойцу, тягаться с теми, кто значительно слабее? С теми, кто в самом деле уважает меня, но пытается казаться сам себе значительнее, немного приобщаясь к чужой славе и чужой любви?
«Знаю. Вы меня терпите только из-за Зеврана. Но разве я терплю вас по иной причине?»

Этого довольно. Палач не снизойдёт до брани, а его расправа грозит предателям, а не двум старым болтунам. Стоит мигнуть – они помчатся выполнять любой приказ. Они ведь знают, что я сам всё сделаю для их Гильдмастера, а потому верны мне так же, как ему. Есть ли препятствие цели долийского охотника? Даже в лихие времена Пятого Мора мне удавалось подчинять компанию, в которой каждый стоил неплохого Ворона, и мнил о себе куда больше любого из них. Здесь иной мир и в нём я создал свой. Где мне порядком безразлично всё, что не касается его - когда-то подосланного врагами убийцы, затем самого лучшего бойца моей команды, а ныне – моего возлюбленного.

Охранник, что идёт сюда по обводной дороге, может нести мне весть о нём. Даже если не так, я не могу больше таиться под деревом от Ворона. Молоденький парнишка, очевидно, присланный в поместье на дежурство воспитанник учебки Аранная, выращен хоть и на рассказах о Гильдмастере, но сам крови не нюхал. Думаю, он не раз видел меня издалека во всём великолепии и представляет «Палача» только в доспехах из драконьей шкуры, с двумя мечами за спиной, грозного, неприступного воителя, а видит эльфа – босиком, лохматого, в распущенной рубахе и подкатанных штанах.

Он ожидал встретить совсем не это и полсекунды сомневается, того ли отыскал, за кем послали. Потом встречается со мной глаза в глаза, прячет волнение и тщетно заставляет себя встать непринуждённо.
- Мне велено... сеньор Палач... Гильдмастер...
- Что? Зевран прислал письмо?
Опять мой милый друг задерживается... Сердце тревожно прыгает: лишь бы не худшие известия...
- Нет, курьер только что сказал, карета подъезжает.
Слава богам! Юноша удивлённо наблюдает молитвенный жест в сторону деревьев и устремлённый в небо взгляд. Одно мгновение долийского священнодействия, невольно заставляет его прошептать: «Андрасте непорочная...»
И снова перед ним грозный Палач. Неважно, что в белье и без оружия.
- Скажи Гильдмастеру, где я.
- Да, босс.

* * *

Мне надо сделать вид, что я увлёкся и ничего вокруг не замечаю. Это игра: его движение и золотистый взгляд я чувствую затылком. Попытки подобраться ко мне сзади и удивить внезапным появлением возможны только с моего согласия. Давай же, подходи, я весь в своей рыбалке: не важно, что наживку не забросил, оттуда всё равно не видно. Приблизься, обхвати меня и можешь даже громко крикнуть – я не рассержусь.
Но он просто садится рядом. И начинает разговор, как будто прерванный на середине. Что-то про свою миссию в Антива-Сити, каких-то незнакомых мне людей... Тепло приятно растекается внутри, сердце сладко щемит от звука его голоса.
- А я тут, видишь, занимаюсь ерундой.
- Клюёт?
- Угу.
Снасти забыты, и рука сплетается с рукой.
- Поймал.
Каждая встреча не похожа на другую, но каждая полна особого тепла. Иногда взглядом можно выразить не меньше, чем горячей страстью. Бывает, что нам долго не дают приблизиться друг к другу обстоятельства. Строгость речей и жестов не обманывает: сдержанность пристала воинам, пока их может видеть кто-то посторонний. Но здесь нас не застать врасплох.

Вот он – желанный миг, когда встречаются глаза, дыхание сливается, усиливаясь вместе с тем, как сокращается меж нами расстояние, лицо касается лица... Сначала медленно, лаская бархатным скольжением щёк, потом губы, как будто невзначай, кратко, но выразительно, трогают скулы, добираются до уха, и дарят жаркий шёпот: «Как же я по тебе скучал, радость моя!» И выпущенная на волю страсть душит в объятиях тоску разлуки.
Время куда-то исчезает, оставляя нам блаженство чувствовать взаимность. Сила и нежность сочетаются в прикосновениях, то уступая, то навязывая свою власть. Сознание тает от желанной ласки, в готовности плыть по её течению в самые бурные водовороты. Порыв восторга утихает, когда Зевран, повален на песок. Давясь от смеха, он колотит меня по спине.
- Эв, мне, конечно, нравится твой боевой настрой, но ты ведь не намерен делать это прямо здесь?
Зевран дразнит меня, очень надеясь на моё смущение, которое ловко перевернёт по-своему, чтобы потом командовать в постели. Но я знаю его не первый год и уже сам чему-то научился. Конечно, я не собирался доводить игру до крайностей на столь открытом месте, среди бела дня, но как же не потискать милого после разлуки? Нарочно дёргаю застёжки на его одежде.
- Не бойся, мы подстелем твой камзол, и песок никуда не попадёт.
- Браска, Эв! Ты совсем взбесился? – крепкий тычок под рёбра и доходчивый намёк на удар коленом в пах. Правда, и от намёка я успешно увернулся, ведь этого и ждал. Теперь я хохочу, и друг мой быстро маскирует промах, щёлкнув меня в нос. Знает, что я не выношу такого обхождения, но на сей раз приходится терпеть: сам напросился.
- Больше так не шути!
Удерживаю его от попытки встать, и заставляю сесть верхом к себе на бёдра.
- А как, Зевран?
- Я тебе после объясню, - он, с хитрым видом, что-то затевает. - Вечером в спальне. Да?
Согласие полностью следовать его фантазиям подкреплено объятием. Он снова доверяет мне, обхватив плечи, расслабясь, будто в мягком кресле. Так уютно, так хорошо...

Потом какой-то дальний и невнятный шум становится помехой, нельзя не обращать внимания на то, что движется по озеру прямо сюда. Ещё недоставало, чтобы кто-то обнаружил нас в такой забавной позе и после приукрасил своё впечатление в кухонных байках. Мы едва успеваем привести свои тела в более пристойное на публике расположение.

Фырканье, плеск и радостные вопли приближаются быстрее, чем можно было ожидать. Это не лодка. Тут становится понятно: из-за купы зарослей, храпя, стремится лошадь, затащенная в воду ребятнёй. Наконец, она чует берег, рвётся к нему и, ощутив опору, легко стряхивает вцепившихся в гриву и хвост её пловцов. Со звуком ледяного взрыва, она выпрыгивает из воды, окатив нас по самую макушку и забросав мокрым песком. И, чуть сообразив, где оказалась, мчится в конюшню самой резвой рысью, на которую способна. А на Зевране тотчас повисает Эллеан.
- Приве-ет!
Силанна тихо ускользнула в воду и притворилась, что её тут не было. Уверен, что она опять купалась голой, иначе, отчего ей удирать?
Зевран догадывается, но ловко перекладывает эту ношу на меня: пусть-ка Махариэль детишек повоспитывает, Гильдмастеру своих забот хватает! И вообще – он самый добрый папка в мире. Впрочем, есть вещи, не заметить которые нельзя...
- Это мой нож? Который я оставил в кабинете?
- Где? – Эллеан мгновенно отпускает его шею и делает вид, что впервые видит выпавший на песок предмет.
Не будь весь берег перерыт следами лошади, тут можно было бы найти много иных следов. Но он и так быстро соображает, что к чему, и так же быстро настроение портится. Нет, Зев, не быть грозе, раз ты ко мне вернулся.
- Это я перепутал своё шило и твой нож.
- Как ты мог перепутать? Это ведь твоя работа! – подозрительный прищур невыносимо режет совесть, а я так и не научился врать.
- Ручка такая же.
Я отворачиваюсь и, подняв злосчастный нож, бросаю Эллеану.
- Отнеси к отцу в кабинет и положи на стол.
- Я это... щас только оденусь... – он снова бултыхнулся в воду, держа в зубах этот предмет.
Проводив его взглядом, Зевран качает головой.
- Ну, и зачем ты его спас?
Я указал на кромку берега. Корзина перевёрнута – богиня Андруил дала моей добыче шанс, пленные рыбы уплывают в глубину. Я не жалею о потере. Пусть даже самая последняя тварь будет счастлива, когда так счастлив я.

А теперь дай, я снова обниму тебя на краткую минуту.
- Vhenan'ara, еmm sa'lath...
- Il mio аmorе...

Мы собираем вещи и бредём домой. Приятная возня с раскладыванием чего-то на места, поиском сменного белья, общими фразами, как после всякого приезда, вдруг прервана почти неслышным скрипом выдвигаемого ящика в соседней комнате. Шемлен бы ни за что этого не заметил, но эльфы обладают превосходным слухом. И лесной следопыт, и городской, мигом соображают, что всё это значит: Эллеан шарит в кабинете. Повторно защитить мальчишку будет трудно. И надо ли, раз он не смог воспользоваться шансом? Сюда, в спальню, он не посмеет прошмыгнуть, особенно учитывая, что заклинил дверь, скорее всего, палкой для гардин. Один жест поясняет план захвата и, пока я решительно вхожу в зевранов кабинет через гостиную, хозяин Гильдии ловко влезает с улицы в окно, конечно предварительно выскочив из окна приватной комнаты. Он ловит юного наследника прямо на подоконнике. Правду сказать, не всякий воронёнок способен так ловко удрать. Он бы успел, если бы на него внезапно не устроили облаву сразу два опытных бойца.
- И чем же ты встречаешь долгожданного папашу, а, сынок?
- Вот, нож твой положил на место, как велели. Хотел устроить это незаметно, но от тебя разве укроешься!
Зевран освобождает ручку двери и продолжает вопросительно смотреть на сына. Тот явно приготовился к такому повороту.
- Это привычка. Ворон должен быть уверен в безопасности, когда работает.
- Зачёт провален. Для чего ты открывал конторку?
- Там что, грязные отпечатки моих лап?
Они друг друга стоят, но отец умнее.
- Если начну искать, следы найдутся. Одна песчинка рядом на полу – и проиграл. Твоя одежда ведь недавно валялась прямо на песке, да? Сын, ты неосторожен.
- Эвлар же говорил: вешай на дерево! Ты угадал, я подходил к конторке... – пауза. Думает над причиной, но уже понимает, что любое объяснение не выгорит. Чего бы он сейчас ни сочинил, ясно, что это ложь. Нет, я не хочу видеть, как забота омрачает лоб Зеврана, сгоняет его светлую улыбку.
- Зев, ты собрался мыться, так иди. Я сам с ним разберусь.
- Уж будь любезен!
Когда Араннай начинает психовать, так, что это становится заметно, лучше не спорить. Мы – я и Эллеан, оба стоим, придавленные этим напряжением, пока резко не хлопает дверь в спальню.

Минута. Две. С той стороны, конечно, тишина. Уверен, что Зевран подслушивает. Пусть. Он хочет знать, что происходит в доме, и это его право. Я молчу. Эллеан тоже. Но дети эмоциональны, они не в состоянии терпеть так долго.
- Эвлар, из ящика торчал край бумаги, мне стало любопытно, я даже не успел глянуть, что там...
- И не пытайся врать.
- Да, как же врать! О чём? Этот нож оказался в конюшне, в твоём «аравеле», а ты мне разрешаешь там бывать. Каюсь, я взял его отсюда поиграть, хотел вернуть по-тихому, а когда потом смотрел твои снасти, перепутал, ведь рукоятки одинаковые. Эвлар, я же взаправду ничего не крал! И ты не сердишься, да? Ты нарочно выручил меня у озера, чтоб не расстраивать отца. Пожалуйста, поговори с ним, объясни...
Я останавливаю его красноречие.
- Вот нож, который здесь и должен быть. Взамен ты взял отсюда шило, чтобы положить его на место, к моим вещам?
- Ну... так и есть.
- Где же оно?
Раскрытая ладонь, протянутая в ожидании, даёт его сознанию крепкую затрещину.
- Прости, я его потерял. Может, на озере? Я обязательно найду и принесу тебе. Ну, я пошёл?
Мой взгляд его не отпускает, и в душе бедняга вертится, как рыба на крючке, но, как истинный Ворон, этого не выдаёт. Секунды времени тянутся, как часы.
- Ладно, сдаюсь, я заслужил чулана и ремня, только не надо больше так смотреть!
«Сюда», - безмолвно говорит моя рука, касаясь его подбородка, но, поворачивая голову, он всё ещё упрямо пялится куда-то в угол. Потом - растерянно следит за моим взглядом: выше, ещё выше. На пробковом карнизе, окаймляющем коллекцию оружия, едва заметен странный вырост. Рукоятка! Забросить туда шило можно только со стола. Жестом, велю достать, а у него не сразу получается. Стол низковат. Вот если опереться кончиком носка на спинку кресла, а равновесие удержать, касаясь верхней полки стеллажа...
Пальцы его чуть-чуть не достают до рукояти, остриё воткнуто в карниз. Рывок. Добыча. И невольный вскрик. Едва не повалив стеллаж, Эллеан падает мне на руки и почти тотчас же справляется с волнением.
- Вот, забирай.
- Итак, ты полагаешь, всё исправил?
- Нет?
- Нет. Ты и сам не знаешь, как оно туда попало. Ты не смог поменять набор на нож, поскольку ты не знал, где шило. Искал его, но не успел найти.
Эллеан мигом соображает и бодро выдаёт свеженькую до сырости легенду:
- Клянусь, ты – лучший следопыт на свете! Сначала я стянул не нож, а именно эти крючки в наборе, так просто поглядеть. Припёрся в кабинет и, сдуру, бросил шило в муху, сразу не смог его достать...
- Эллеан, будет плохо, если я перестану тебе верить.
Всё, он замкнулся. Теперь слова не вытянешь. Но, блохи Фен-Харела! Палач я или не Палач? Нет, мальчик, твоя совесть не заснёт спокойно.
- Однако ты сегодня не пытаешься давить на жалость. Повзрослел?
Фыркает с показным презрением к расплате. Как же – Ворон! Что не мешало ему до сих пор пускать слезу, как только дело пахло жареным.
- Ступай.
Тонкая бровь приподнялась вопросом. Поясняю:
- Ты взял мою вещь, собирался положить на место. Я не сержусь.

* * *

Зевран высовывается из комнаты, как только двери кабинета закрываются за его сыном. Он упирает руки в бёдра и щурится, выпытывая у меня подробности.
- Ну, и?
- Она была где-то поблизости. Не мог же он расклеиться при ней.
- Так это сделала Силанна? Он не виноват?
- Нет, но как видишь, не желает в этом сознаваться.
- Браска! Только интриги мне и не хватало!
Зевран прошёл к столу, сел в своё кресло, сцепил пальцы в замок.
- Как было?
- Нож для бумаги на берег и вправду принёс я. Он оказался в моей сумке для рыбалки.
- Розыгрыш, баловство или она нарочно подставила его? Зачем? Вот маленькая стерва! Эвлар, делай что хочешь, только выясни всё до конца. Я с твоей дочкой говорить не стану, а то ещё сверну ей ненароком голову. Постой. Обиделся?
- Зев, я хоть раз сказал «твой сын»?
И он мгновенно возникает рядом, оплетает мою душу, мой рассудок своим очарованием.
- Наш, Эв. Конечно, наш. Просто с девочкой вышли совсем другие обстоятельства, но суть не в них, а в том, как она себя ведёт. Эв, дорогой, я лишь прошу тебя, как ты умеешь, деликатно разобраться, что там у них... Что, собственно произошло. Тогда и я буду на высоте, когда вновь встречусь с этой мелюзгой. Ты ведь не хочешь, чтобы твой любимый выглядел глупцом или тираном? Да?
- Да, родной.
С ним невозможно спорить. Впрочем, я с радостью избавлю его от забот. Пусть отдохнёт с дороги, мы потом все вместе сядем вечером за стол, и ничто не нарушит мира в этом доме.

Мечтая о семейном тихом ужине, а главное о том, что будет после, что ведомо только двоим, я шёл к беседке в уголке старого сада. Шёл не скрываясь. Как опытный долийский воин и охотник, я бы легко выследил даже шуструю Силанну, но ни к чему вызывать страх у близких. Моя племянница и названная дочь и так дика, как зверь. Ей не пришлось играть с эльфийскими детьми в лесу, а в городах она не чувствует себя своей. Волшебница Веланна воспитала её, как считала нужным. Так же, как ведьма Флемет одна воспитывала Морриган. Поэтому я понимаю, что испытывает юное создание в чуждом, хотя и не враждебном, мире этого поместья.
Дети наверняка спрятались где-то здесь, чтобы обсудить путаницу с ножом. Сейчас – спрятались от меня. Сажусь на лавку в недостроенной ротонде и жду. Листва шуршит. Олива шепчет яблоне, терновник переглядывается с геранью. Потом стремительный взгляд меж стволов раскидистой смоковницы и – я её поймал. Безмолвно, будто ветер прекратил внезапно свою песню. Не двигаясь, я предлагаю дочке подойти, она медлит, потом решается и возникает рядом – на перилах.

- И где я прокололась?
- Не учла свой рост. Ты пока выше Эллеана.
- Пока? Я всегда буду выше! И не на дюйм, а на голову. Никогда плоскоухий эльф не обойдёт природного долийца, как вашей полосатой мышеловке не взять добычу рыси!
- Кошка на своём месте, рысь на своём. Кстати, это теперь и твоя кошка. Зачем ты плохо говоришь о тех, кто тебе нравится?
Фыркнула и молчит.
- Это был спор?
- Да, - нехотя, она кривит гримаску. Потёрла нос. Манеры её оставляют желать лучшего. Если Силанну нарядить по антиванской моде, она, наверное, будет выглядеть прелестной юной сеньоритой. Но с этими замашками, я понимаю, в свет ей не попасть. «Надо хотя бы приручить её», - как говорит Зевран. Прошу богов о мудрости хранителей: я не имею права совершать ошибки.
- Расскажешь?
- Эллеан решал мою загадку, подмену двух предметов, но подвоха не заметил. А когда сообразил, не смог это исправить. Да, знаю: шило оказалось спрятано слишком надёжно, он заторопился в поиске, а этого не следовало делать. Терпения ему не хватает, выдержки. А ещё Антиванский Ворон! Пусть учится у предков! У настоящих следопытов.
Закончив пафосную речь, Силанна вслушивается, скорее всего, определяя, далеко ли её друг и всё ли оценил по достоинству.

Я поднялся, поправил её шляпу, загнув поля, чтобы смотреть в глаза.
- Скажи, ты бы позволила Эллеану ответить за проступок, которого он не совершал?
Молчит и хмурится.
- Он тебе дорог?
- Не особенно! – это так громко, нарочито, что убеждает меня в верности догадки: я спугнул детей, когда они тут разговаривали о случившемся. Не стану её укорять. И так понятно, девочка злится, что упустила нить событий и всё пошло не по её задумке.
Может быть, стоит их оставить и уйти? Я медленно иду к ступенькам, напоследок задавая её задачу:
- Долиец выживет один. И Ворон тоже. Но не сильнее ли они вместе?

- Отец!
Она так и сидит на корточках, как воробей, на парапете ограждения беседки. Но я не подхожу вновь, только останавливаюсь и жду, спрыгнет и подойдёт или останется на своём месте? Осталась.
- Ты любишь Эллеана больше, чем меня?
- А ты, конечно, больше любишь мать?
Немного тишины.
- Не знаю...
- Видишь, как трудно сравнивать? Судьба сближает нас, прежде чужих, а после думаем: а как мы жили друг без друга? Эллеан – сын Зеврана и сначала я любил его только за это. Но вскоре привязался, как к родному. Любви на свете много, она разная. Я сам приёмный, но ни разу мне не дали этого понять. А ты, Силанна, называя меня так, что чувствуешь?
- Эллеан так тебя не называет, а я могу. Мать говорила мне, что это ты.
- Иримэ, твой отец когда-то спас тебя ценой собственной жизни. Теперь ты знаешь правду, и всегда будешь хранить память о том, кто так любил тебя, но всё-таки привыкла звать отцом другого.
- Тебе не нравится?
- Мне нравится. Но я грущу, когда ссорятся те, меж кем не делится моя любовь.
Теперь я приближаюсь. Нет, эта девочка не спрыгнет на пол и не подойдёт, чтобы обнять меня. Она встаёт на перекладине во весь рост, и дотягивается до навеса. Один сильный рывок – и юная долийка, как на дерево, взлетает на крышу беседки. Столько серьёзных слов – ей хватит на часы раздумий. Но нет, она ещё не всё сказала.
Сверху шуршит, с края сначала свешиваются длинные косы, затем мелькает перевёрнутое личико:
- Мы не поссорились. Это игра. Ай! Гномья шляпа!
- Отдам за ужином.
Ловко схватив потерянную шляпу, я отпускаю и Силанну, и свои тревоги.

* * *

Здесь так приятно отдохнуть, утешив думы. Забытые садовником деревья придают покой этому уголку природы. Можно счастливо грезить под их тихую песню, и даже задремать. Впрочем, и в полной безопасности эльфийский слух настороже, и он предупредит хозяина, что, любопытствуя, исходом дела, кто-то крадётся под зелёной сенью.
- Повторим? Встреча Героя Ферелдена с самим великолепным Антиванским Вороном.
- Садись, не выступай.
Он ловко прыгает через перила и устраивается рядом на лавке.
- О чём мечтаешь, мой герой?
- Закрыть детей в подвале и потерять ключи.
- Чтоб они разнесли подвал? – смеётся Араннай, и поправляет мои волосы, как будто невзначай, поглаживая ухо, а голос его вкрадчиво журчит:
- А я мечтаю, как мы с тобой наградим друг друга за томительное ожидание. Пойдём, велим, чтоб ужин подали пораньше?
- Зев, не дразни меня. Тут нет песка и даже подстилать камзол не требуется.
- Да тут повсюду сплошная песочница! Им, понимаешь, всё игрушки, а нам разгребать!
- Нам?
- Эвлар, я же не убегаю от ответственности, когда припрёт! А так - Зевран всегда готов прийти на помощь, Зевран весь твой. Но если ты справляешься без моей по...
- Мa'arlath...
- Ti amo.
Много ли нужно слов, когда главное нам и так известно? Зелёная сень наполняется особенным теплом, этому чувству нет названия, нет предела, оно и здесь, и всюду, и внутри. Оно ласкает осознанием счастья, как в детстве, когда просто хорошо – и всё.
Но взрослая любовь желает большего, а разум требует перевести внимание хоть на что-нибудь иное.
- Эв, это что, действительно та самая шляпа?