Ближе к обеду, то есть часа через три после нашего пробуждения, когда мы уже по очереди сходили в душ, я поел, ты попил, кота нагладили и накормили, ты решил, что тебе надо домой.

— Я поеду. Ладно?
— Конечно, — я старался скрыть расстройство, — А... Зачем?
— У меня кошка некормленная. И я третий день в одних шмотках. И мне неудобно.
— Если бы ты меня стеснял, я бы сказал.
— Прости, это правда... не совсем правильно. Выходит, будто я пользуюсь... нашим положением
— Это ум у тебя из ушей выходит, — огрызнулся я от обиды. В красках представляя себе, как пройдет мое «Странное», как станут снова до обидного обычными мои вечера, полные одиночества, тоски по несложившейся любви и прочих перелетных птиц.
— Жень, прости.
— Ты... Вернешься?
— А ты этого хочешь? — ты вдруг замер в странном напряжении, будто ожидая удара. И ровно, прямо, долго посмотрел мне в глаза.
— Да. Очень хочу.
— Я быстро.

Ты вернулся действительно быстро. С аккуратной спортивной сумкой на плече, с пакетом и бугорком под джинсовкой. Из последнего, почти сразу же, вылупилась кошка. Восхитительно-милая, немного дичалая, с коричневыми и бежевыми разводами, еще совсем маленькая, но воистину прекрасная. Я присел, протягивая ей руку.

— Укусит, она стерва, — добродушно проворчал ты, ссаживая с плеча сумку и мягко опуская ее на пол.

Кошка мягко мурлыкнула и приподнялась, толкаясь щекой об мою руку. Я усмехнулся, наглаживая красивый, мягкий, пуховый еще, по малолетству, бок. Ты оторопело моргнул своими нестерпимо-милыми ресницами и гулко поставил на пол пакет

— Что там? — я отвлекся от глажки, убирая руки от ласкучего создания и краем глаза фиксируя, что плетется мое сонное создание, водя по воздуху персидской нагло-умильной мордой.
— Миски, лоток, банка ее каши, наполнитель, игрушка и витамины.
— Эээ?
— Ну... я думал ты не против...
— Пускай остается, — я рассмеялся, удовлетворенно понимая, что неспроста заслужил такую честь. И что я все же нравлюсь тебе больше, чем мог бы нравится друг. Или чем стоило бы нравиться «просто другу».
— Ты свои вещи-то взял?
— Жень, это только временная мера. Я потом уеду
— Ну, конечно, уедешь, — я пожал плечами, подыгрывая, — Кушать хочешь?
— Издеваешься... — уныло констатировал ты. Я только улыбнулся, затаскивая твои вещи в комнату.

И раскрыл сумку, на странном автоматизме открывая полупустой ящик комода. И складывая в него твои вещи аккуратными стопками, которые моментально становились привычными. Стопка маек, какие-то джинсы, рубашка. Еще что-то.
И запах. Твой запах, сильный, насытившийся сам собой в закрытой сумке. Наверное, запах твоего одеколона, порошка, еще чего-нибудь, но... запах тела. Рук. Сигарет. Все равно пробивающийся через жемчужные молекулки парфюмерных отдушек. Запах тебя.

Это странно, когда чужой, в принципе, запах, настолько заводит. Помню, у меня была история, где главный герой мастурбировал одеждой любимого. Так вот нет.
Не так.
Это гораздо круче. Ощущать, как этот запах тает в моем, становится «нашим», в причудливом танце молекул, в сплетениях эротики на грани. Именно на грани, без пояснений «кто кому чего куда».
Это странно, почти физически чувствовать тепло этого запаха, упиваться им, задыхаться, понимая, что скручивается где-то в яйцах возбуждение — нешуточное, сильное, звонкое — и давит на кожу теплым воздухом этот запах. В чем-то лимонный, горьковатый, резкий, терпкий... охуенный.

Странный.

Действительно, до желания дрочить или зарываться в этот запах, а точнее, его источник, носом, приятный запах.
Так бывает, и это почти не Странно, что какие-то явления, проявления в человеке, цепляют, становятся неизбежно «твоими», будь то умение готовить борщ, общие музыкальные пристрастия, красивый запах или сексуальный голос. Просто цепляет, проходит в тебя, в твою суть.

Я потянул очередную майку к носу скорее рефлекторно, втягивая носом этот чертов запах, заставляя его осесть никотиновым налетом в легких.

И улыбнулся, понимая, что мое.
Моё.