Это странно. Вдыхать носом чужой запах и до скулежа хотеть, чтобы именно он запомнился, чтобы именно им пахла каждая вещь в твоем доме. Вздрагивать напряженными плечами, пробуя его на вкус, пытаясь услышать, почувствовать кожей.
Это странно, возбуждаться так сильно не вспоминая, как секс был пропитан этим запахом, а улавливая нотки секса и тонкой, интимной, пряной страсти.

- Жень?

Немая сцена, Гоголь замер в рыданиях. Я, с натянутой по понятным причинам ширинкой, держу около лица твою майку, сидя прямо на полу, в окружении вещей из твоей сумки.

- Эээ-аммм-у-мык... - глубокомысленно изрек я
- Что-то не так? - ты усмехнулся, явно понимая, за ЧЕМ меня застукал.
- Не смешно. Просто... одеколон...
- Я понял. Я там суп поставил греться. Мы ж есть хотели. Давай, я доразбираю?

Наверное, я был красный. Бордовый. Но, как настоящий идиот, я нашел в себе силы спокойно встать и выйти из комнаты. Ты посторонился, отодвигаясь от двери, и мило так спросил:

- Не то, чтобы мне жалко, но вообще-то это моя майка. Ты решил оставить ее себе?

Я сунул тебе майку и смылся к себе в комнату, стараясь отдышаться.

В итоге, этой майкой ты изгалялся и дразнил меня до вечера. Стоило мне по привычке съязвить что-нибудь, ты острил про эту майку, спрашивая, не успокоит ли меня, если что-нибудь понюхать, правда ли я такой злой, потому что ты отобрал майку и как долго я вообще могу держаться без токсикомании. Я огрызался, но, естественно, все же улыбался твоему настроению.
В четыре руки мы быстро приготовили обед на завтра, состоящий из каких-то особенно домашних блюд. Котлеты, рис, который ты учил меня варить, когда мы еще общались только в интернете. Салат, приготовление которого, в итоге, почти целиком свелось к игре "кто больше стырит с доски друга". Мы с таким удовольствием ребячились, с каким я не шучу с однокурсниками. Как-то... правильно, что ли?


Вечер припартизанил как-то подозрительно и по-подлому быстро. Я лениво и грустно думал о том, что по-хорошему надо постелить тебе в гостевой, чтобы не смущать. И даже пошел разбирать диван, чуть не споткнувшись об юркую кошечку, виляющую и наворачивающую петли у меня в ногах.

Ты сидел на пушистом ковре, с ноутбуком, который тоже привез с собой и ожесточенно дергал пальцем по тач-паду.

- Играешь?
- Новости читаю. Ночью гроза будет.
- Гроза? - я старался не показать виду, что боюсь. Стыдно, наверное, в двадцать с фигом лет бояться такой ерунды.
- Зато спать будет лучше. Ложимся, что ли?
- Наверное. Разбирай диван, я принесу белье. Засунешь сам пододеяльник?
- Ну чего ты расстроился, Жень?
- Не, все нормально, - я через силу улыбнулся, - не люблю грозы.


Но уже через два часа я, понимая, что веду себя как малолетка, истерично и беспомощно хватал тебя за руку и просил посидеть со мной, сжимаясь от каждого раската грома, до слез жмурясь и утыкаясь в тебя лицом. Ты по-честному держал меня за руку, кутая в то одеяло, которое я тебе отдал, уговаривая уснуть. Чем я и попытался заняться.

Разбудил меня кошмар. Липкий, на грани паники, гадкий, в котором были только ты и я, в котором я терял любимого человека. Самого дорогого.

Я проснулся резким, дурацким, как в фильмах ужасов рывком, до боли вглядываясь в темноту, высматривая твое лицо. Ты дремал, прикрыв глаза, улыбаясь во сне и держа меня за руку. По-прежнему, хотя твоя вторая была уже полностью расслаблена.

Каким-то глупым детским жестом я залез к тебе на руки, дрожа от страха, проклиная гребанную, так и не закончившуюся грозу, заливающую дождем подоконник, толкающуюся ветром в стекло окна.
Ты прижимал меня к себе, чуть покачиваясь, баюкая, рассказывая каким-то особенно нежным голосом, что все будет хорошо, уговаривал меня не бояться, называя самыми ласковыми именами, гладя по волосам и плечам. Я чувствовал себя маленьким, глупым, но таким любимым ребенком. И в этом было моё маленькое эгоистичное счастье от этой чертовой грозы.

Кажется, уже засыпая, я шептал, что люблю тебя, просил не уходить, не бросать. И называл своим громоотводом. Любимым.