Вблизи чёрные стены города оказались не такими уж и чёрными. Море, веками насылавшее на них шторма, оставило на камнях белёсые разводы. Невесть как держащаяся на скалах огромная, блестящая в лучах полуденного солнца, статуя (должно быть, изображавшая какого-то бога шемлен) поджимала ноги, чтобы морская соль не разъела и их. 

Вход в город оказался у самого моря, в подтопленном гроте, скрытый от случайного взгляда хитро нагромождёнными камнями – можно стоять в двух шагах и ничего не увидеть. Медведь постучал особым образом, и неприметная каменная дверь открылась с тихим шорохом, впуская их внутрь. Охранял её черноволосый эльф в коричневом доспехе, состоявшем, казалось, из одних лишь ремешков. Но не только это удивило Мерриль: на открытых предплечьях и кистях рук эльфа синели узоры и полосы, не такие, как у Волка, но тоже незнакомые ей, зато на лице его не было и следа валласлина. Эльгарнан*! Так вот как выглядят настоящие городские элвен! Пол не в счёт, он беглый, и валласлина у него нет даже на руках. 

– Какая красотка! – присвистнул эльф, глядя на Мерриль так, как никогда не глядели соклановцы – с интересом и восхищением. 

Смутившись, она отвела взгляд – не привыкла к подобного рода вниманию. В клане все знали, что мужа ей подберут на очередном Арлатвене, потому что среди мужчин рода Сабрэ магов не было, вот соклановцы и не тратили время на бесплодные ухаживания. Согласия Мерриль на брак никто не спрашивал, да она и не возражала – свой долг она знала твёрдо: если для возрождения элвен ей придётся выйти замуж за чужака, может, даже неприятного ей – значит, так тому и быть. 

– Где ты отхватил такую, а, Хоук? Когда опять туда пойдешь, возьми и меня с собой, – эльф обращался к Медведю, но смотрел только на неё; смотрел так, что сердце Мерриль затрепыхалось пойманной бабочкой. 

– Обязательно, – согласился Медведь, что-то передавая эльфу – Мерриль не разглядела, что именно. – Сгодишься как приманка для скелетов – пока они будут тебя жрать, мы как раз успеем проскользнуть мимо. 

– Шутник, – засмеялся эльф, пряча полученное в подсумок. 

Из их разговора Мерриль поняла, что сородич попросил Медведя помочь ему сбежать из города, а тот то ли согласился, то ли отказался.

– Я могу помочь тебе, – внутренне обмирая, предложила она эльфу. 

– Заранее согласен на всё! – лучезарно улыбнулся тот, прикладывая к сердцу правую руку. 

– Мне показалось, ты хочешь сбежать из города и примкнуть к долийцам? – уточнила Мерриль, готовая объяснить ему путь до стоянки родного клана. 

…Он обязательно понравится Маретари – ведь он такой смелый и умный! И хорош собой. И наверняка умелый охотник… А вдруг он тоже маг? Ну хоть чуть-чуть? Тогда ей не придётся ждать Арлатвена и какого-то другого мага… 

Улыбка на губах эльфа увяла. 

– Тебе именно что показалось. Зачем мне сбегать из города и присоединяться к долийцам? Мне и здесь хорошо. Чего я не видел в этих ваших кланах? Бродите по лесам вместе с диким зверьём, никаких радостей – ни винца хлебнуть, ни девчонку обнять. 

– Тебе не нужна свобода? Ты не хочешь вырваться из-под власти шемлен? – удивилась Мерриль, чувствуя разочарование – как если бы спелое и вкусное на вид яблоко вдруг оказалось твёрдым, кислым и вообще червивым. 

– А я и так свободен. Я слушаюсь лишь приказов Атенриль и никакие шемлен мне не указ! Я могу идти, куда захочу, и делать, что захочу. Ты вон, тоже сбежала от этих долийских зануд. Ну и правильно, у нас здесь гораздо веселее! Хочешь, сходим в «Висельник» сегодня? 

– Её и без тебя есть кому сводить в «Висельник», – вмешался Медведь, до сей поры терпеливо ожидавший окончания их беседы. Фенрис и Бетани шушукались о чём-то своём, не обращая внимания на окружающих.

Присвистнув, эльф выставил перед собой ладони в примирительном жесте:

– Понял, не тупой. А у тебя губа не дура, Хоук. 

Последней фразы Мерриль не поняла, но переспрашивать не стала – эльф её расстроил, а Медведь уже отвернулся и шёл по деревянным мосткам куда-то вглубь пещеры. Она поспешила за ним, обещая себе больше никогда не предлагать помощь раньше, чем её об этом попросят. Особенно плоскоухим. 

– Удивлена? – спросил Волк, нагнав её. 

– Он считает себя свободным. Но как эльф может быть свободным, живя среди шемлен? Я не понимаю… 

– Я тоже не понимаю. Тебя. Ты родилась свободной. Немногим эльфам так повезло. А ты пустила эту свободу псу под хвост. 

– Нашему народу нужно вернуть своё наследие. 

– Наследие пораженцев? Зачем? 

– Неужели ты готов отвернуться от своей истории? Ведь мы столько всего не знаем… 

– Это не моя история. Это просто история.

– Прошлое важно. И для тебя важно, и для всех нас. Не зная его, мы не можем двигаться вперед. 

– Можем! – с ожесточением возразил Волк. – Я живу, не помня своего прошлого. Не помню ничего, кроме последних четырёх лет. У меня наверняка есть семья, но я не помню её. А ты помнишь! У тебя была нормальная жизнь. У тебя была семья. А ты всё бросила, чтобы гоняться за призрачным прошлым, якшаясь при этом с демонами!

– С одним демоном. И я делаю это не для себя, а ради всех элвен! А между демонами и духами нет никакой разницы. Все они просто другой народ, живущий в Тени. И все опасны. 

– С этим я соглашусь, – неожиданно мирно произнёс Волк. И тут же снова огрызнулся: – Но больше у нас с тобой нет ничего общего, даже не ищи! – и он отстал, пропуская её вперёд. 

***

Киркволл оказался грязным, шумным, вонючим и неприветливым. Его залитые нечистотами улицы не годились для ходьбы босиком, острые камни разбитой мостовой вонзались в беззащитно босые ступни, и Мерриль напряжённо поджимала пальцы, безнадёжно выискивая клочок земли посуше и поровнее. И сама не заметила, как отстала от Хоуков. Испуганно вскинулась, ища взглядом широкую чёрную спину Медведя, но вокруг лишь мелькали искажённые покрасневшие лица шемлен, из их раззявленных ртов вперемешку с корявыми трескучими словами вырывалось зловоние. Чьи-то руки то совали оглушённой шумом и смрадом Мерриль под нос какие-то вещи, а то дёргали к себе или отталкивали. Задыхаясь, она вслепую шарахалась из стороны в сторону, натыкаясь на чьи-то спины и локти, бестолково отмахиваясь от лезущих в лицо чужих растопыренных пальцев… Сила вскипела в ней, требуя выхода – разметать, отбросить, а иначе её втопчут в землю! – но кто-то схватил её за локоть и выдернул из этого хаоса.

– Не отставай, – бросил Медведь, поудобней пристраивая за спиной мешок с её вещами, и снова потопал вперёд, раздвигая толпу галдящих шемлен, словно лось кустарник.

– А Бетани? – воскликнула Мерриль, сообразив, что не увидела рядом с Медведем ни его сестры, ни Волка. – Она тоже потерялась? Надо скорее отыскать её, пока её не затоптали! – За Волка Мерриль не волновалась. Скорее, волноваться следовало за тех, кто на него наткнётся. Конечно, он защитит Бетани… если только они потерялись вместе, а не поврозь. 

Медведь остановился. Скинув с плеч мешки, он уселся прямо на ступеньку, привалившись спиной к стене дома. Повернул к ней покрасневшее лицо с капельками пота на лбу и объяснил:

– За Бет не беспокойся. Они с Фенрисом сначала зайдут домой, а потом разыщут нас в эльфинаже. Постой рядом, я отдохну, и двинемся дальше. 

Мерриль кивнула. И правда – без провожатого в такой толпе немудрено и потеряться, как чуть было не потерялась она. Столько народа она видала лишь на Арлатвен. Но собравшиеся там элвен так не шумели. Может, здесь сейчас тоже проходит какой-то шемленский сбор? 

– Почему здесь столько народа? Это какое-то важное шемленское собрание? 

– Это рынок. Здесь торгуют – то есть меняют всякое разное на деньги, – снизошёл до ответа Медведь. – Ты тоже потом будешь ходить сюда и покупать еду и прочие вещи.

– Покупать еду? А в клане её готовят на всех, в одном общем котле. 

– Ты больше не в клане. В городе каждый сам добывает себе пищу. 

– Охотятся? Или рыбу ловят, раз здесь море рядом? 

– Как могут, так и добывают. Есть рыбаки. Есть охотники. Есть и другие… добытчики. 

Мерриль не поняла, почему Медведь после этих слов усмехнулся. Ей представилось, как все, кто собрался сегодня здесь, на рынке, берут луки и идут в лес – охотиться на зверей и птиц и собирать разные коренья и плоды. А на следующий день берут остроги и идут к морю ловить рыбу… И каждый делает это в одиночестве, не рассчитывая на помощь остальных. А потом сам свежует добычу и сам готовит себе еду. И сам моет котёл... Но это же отнимает кучу времени! А когда же остальными делами заниматься? Особенно ей? Ведь ей нужно обязательно найти способ починить элювиан, а для этого ей нужно читать книги, учить заклинания и, собственно, пытаться заставить элювиан работать. Это важно для неё и для всех элвен. А если она каждый день будет охотиться и мыть котлы… 

– А других способов добыть еду нет? 

– Есть. Можно украсть. Но это не для тебя, попадёшься. Для таких, как ты, существуют деньги. Маретари говорила, что дала тебе золотой. На полгода его хватит. Бетани тебе потом объяснит, что сколько стоит и где лучше покупать еду, чтобы не отравиться и чтобы тебя не обобрали. 

Мерриль вспомнила, что Хранительница и правда что-то такое говорила про деньги, но она забыла об этом, поглощённая мыслями о предстоящем ритуале и уходе из клана. 

– А что будет потом, когда у меня кончатся деньги? У меня слишком мало вещей, чтобы менять их на еду. 

Медведь пристально посмотрел на неё – Мерриль поёжилась под его тяжёлым взглядом – помолчал немного и сказал, понизив голос:

– Иногда меня нанимают для выполнения разных дел. И маг в них бывает нужен до зарезу, а Бет в это впутывать не хочется. Если тебе будут нужны деньги – скажи мне, я возьму тебя с собой, и часть оплаты будет твоей. Главное условие – не болтать об этом ни с кем. Ни о деле, ни о деньгах. 

– Даже с Бетани? 

– С Бет можно. Потому что даже если я скажу «нельзя», ты всё равно рот закрытым не удержишь и расскажешь ей или ещё кому-нибудь. Так уж вы, женщины, устроены – обязательно надо поболтать о том, о чём нельзя. Так уж лучше пусть это будет Бет. Всё. Идём. 

***

Мерриль знала, что эльфинажем называется стоянка городских элвен, хотя и плохо представляла, как она может выглядеть.

Первое, что она заметила, выйдя из запутанных, как растрепавшийся клубок ниток, кривых улочек Нижнего города – огромный раскидистый венадаль, у могучих корней которого горела лампада. В его густой тени, куда не проникал жар солнца, дышать стало легче. 

Опустив на землю её мешки – прямо в шуршащие сухие листья – и буркнув «жди здесь», Медведь куда-то ушёл, а Мерриль изнеможённо присела рядом со своими вещами и огляделась. И замерла в удивлении. 

Священное древо обступали высокие, как скалы, и такие же блёкло-серые каменные строения. Чёрно-красные линии и обтрёпанные побуревшие тряпки ещё больше уродовали их выщербленные стены. О, Эльгарнан! Неужели здесь, в этих полуразвалинах, и живут городские элвен? Почему-то ей казалось, что они, как и долийцы, обитают в аравелях, пусть даже и не таких нарядных и больших, как у её клана – именно такими ей и представились эльфинажные дома из рассказов Пола. Но камни? Да эти шемлен совсем безумны, и, похоже, заразили своим безумием и местных элвен, раз они согласились жить среди камней, будто дурген’лен* какие!.. 

И одеваются городские элвен как шемлен. Вместо удобных, не стесняющих движений лосин и недлинных туник с разрезами по бокам, женщины носят узкие рубахи чуть ли не до пят длинной. И обувь – тесные, невыносимо жаркие для такой погоды ботинки… 

Понятно теперь, почему долийцы зовут городских плоскоухими. Им больше не слышен зов крови, они отвернулись от веры предков и больше не следуют Вир Танадал*. Чужаки. Каково ей будет жить среди них? В одном из этих домов-скал, словно заживо замурованной в камне? Одной? Совершенно одной? 

Невзирая на жару, кожу продёрнуло морозцем. Не будет больше наставлений Маретари, боязливо-почтительных или откровенно враждебных взглядов и слов соклановцев, здесь она будет сама по себе и никому не будет дела до того, жива она или мертва. Если в клане она могла называть своё одиночество уединением, теша себя мыслью о собственной избранности, то здесь его уже не прикрыть никакими красивыми словами. Незачем и не для кого… 

Чьи-то ноги в странной обуви – толстая подошва с обхватывающими верх ступней ремешками, оставлявшими ноги почти открытыми и в то же время защищёнными снизу – остановились рядом. Мерриль подняла взгляд – и облегчённо вздохнула: Бетани. Невдалеке стоял снова чем-то недовольный Волк. 

– Вот, возьми, – Бетани протянула ей обувь точь-в-точь как у неё.

– Надень, – мягко потребовала она, видя, что Мерриль нерешительно смотрит на обновку. – Это называется сандалии. 

– Но… – начала было Мерриль, и замолчала. Городская мостовая – не лесная тропинка. Она ранит и обжигает. 

А сандалии оказались на удивление удобны, хоть и немного велики. 

Вскоре вернулся Медведь, а с ним пришёл и хагрен городских элвен. Он оказался не так стар, как Пайвел, хагрен её клана: почти не седой и без морщин. Оглушённая жарой и усталостью, Мерриль не запомнила его имени, но хагрен – это хагрен, он один-единственный на всё племя, его можно звать и так. 

Хагрен мимоходом поинтересовался её именем, уважительно отозвался о Маретари, а после указал на дверь одного из каменных домов и тут же ушёл. 

Медведь, подхватив её вещи, вошёл в дом. И через миг вышел, уже с пустыми руками. О чём-то кратко переговорил с сестрой и Волком, кивнул Мерриль и тоже ушёл. 

Затаив дыхание, Мерриль вошла в своё новое жилище. 

И встала на пороге, осматриваясь. 

Здесь пахло сыростью и прелью, как в осеннем лесу. Даже листья на полу лежали. Из трёх окон, находившихся под недосягаемо высоким – даже огр бы не допрыгнул – потолком, на песочно-желтые каменные стены сеялся тусклый, приглушённый тенью растущего невдалеке венадаля, свет. Прямые, острые на вид стыки стен резали глаза, привыкшие к плавной округлости аравелей. А сами стены находились так далеко друг от друга, что после невеликих, но таких уютных аравелей, в этом огромном гулком доме, больше похожем на пещеру, Мерриль почувствовала себя упавшей в пустой котёл букашкой. Слишком уж просторно. И слишком… каменно. Вздрогнув, она обхватила плечи враз озябшими ладонями. Источаемую камнем стылость оказался не в силах побороть даже нестерпимо жаркий день, царящий сейчас за стенами дома. 

– Разожжём камин? – полуспросила-полупредложила вошедшая вслед за ней Бетани. 

Мерриль выдавила из себя робкое «да». И так тихо и придушенно это прозвучало, что её голос ей же самой напомнил писк мышонка под перевёрнутым горшком. 

Бетани подошла к очагу, умело разложила в нём лежавшие рядом поленья и бросила в них маленький огненный шар. Дрова тут же занялись, их потрескивание и отбрасываемые танцующим огнём тени внезапно сделали дом-пещеру уютней. …А может, всё не так уж и страшно? Живут же как-то местные элвен в каменных домах? Да и древние элвен тоже, вроде бы, жили в каменных дворцах… Тревога и тоска чуть унялись, Мерриль села рядом с Бетани на стоящую перед камином лавку и протянула руки к упругой завесе тепла, источаемой огнём. Мимоходом удивилась идущему от очага запаху – пахло тухлой гнильцой, как от стоячего тинного пруда. 

Бетани посмотрела на Мерриль. В её красивых карих глазах отражалось пламя, придавая им густой золотистый отлив – совсем как у слёз Митал*, которые иногда находят в песке на берегу моря. 

– Я частенько разжигаю камин именно так, – сказала она, – из-за полусырых дров. До леса далеко, и потому сухой хворост обходится дороже, чем выброшенные на берег обломки разбитых в шторма кораблей. Но лучше это делать только когда никто не видит. 

– Я помню. Храмовники. Если кто-то увидит, как я читаю заклинания, они придут и заберут меня в Круг, откуда я уже не смогу выйти… Интересно, а окна в этом Кругу есть? Я ведь могу уйти и через окно. Даже если оно так же высоко, как здесь! Я ловкая и хорошо лазаю. 

– Круг находится на острове, так что многие окна выходят на море или на скалы, из них не выберешься. 

– Магия – это дар Творцов. Почему бы его не использовать? Зачем запирать магов под замок, когда они могут причинить столько добра? Это несправедливо – запирать кого-то только за то, что у него есть магический дар!

– Жаль, что нас не слышит Андерс. Ему бы это понравилось. Он тоже маг и считает, что угнетать магов несправедливо.

– А кто это – Андерс?

– Целитель. Он живёт в Клоаке, под землёй. 

– Под землёй? Значит, он дурген’лен? 

– Кто?

– Дитя камня. Говорят, у них в Орзаммаре целый город и он весь находится под землёй, в темноте. Не представляю, как они обходятся без солнца? 

– А, ты имеешь в виду гномов. Нет, Андерс человек. Я вас потом познакомлю. Он отличный целитель, к тому же хорошо знает магию стихий, так что сможет помочь тебе освоить некоторые из заклинаний.

Мерриль уже открыла было рот, чтобы задать очередной вопрос, но громкий стук в дверь отвлёк её. Медведь вернулся? Или хагрен? 

– Я совсем забыла, что меня ждёт Фенрис, – спохватилась Бетани, вставая с лавки. – Но я обязательно загляну к тебе завтра, чтобы рассказать об особенностях городской жизни. Да, и напоследок один совет – обязательно запри дверь на засов, иначе к тебе могут забраться воры или убийцы. 

– Хорошо, – кивнула Мерриль, провожая Бетани до порога. – Приходи завтра, я буду ждать.

– А в клане никто никогда не запирает двери, – тихо вздохнула она, задвигая засов. – У аравелей и дверей-то нет, только кожаные пологи… 

Она ткнулась лбом в дверь, поглаживая пальцами занозистые доски. Их с Маретари аравель, да и вся её жизнь в клане, показались ей сейчас чем-то далёким, прекрасным и нереальным, навроде полузабытых древних сказаний, слышанных в детстве от матери. Но ведь чтобы воплотить это сказание всего то и нужно, что отодвинуть засов, выбежать за каменные городские стены и подняться на Расколотую гору… От этой мысли на душе стало легче. Дом рядом, и она в любой момент может туда вернуться. 

Ободрённая этой мыслью, она принялась разбирать вещи. 

___________________________________________________________________________________
Примечания:

Эльгарнан – бог отцовства и мести, возглавляющий эльфийский пантеон вместе с Митал. 

Митал – покровительница материнства и справедливости, защитница.

«Слёзы Митал» – янтарь. 

Дурген’лен – «Дети Камня», т.е. гномы. 

Вир Танадал – «Путь трёх древ». Он состоит из трёх частей: Вир Ассан ("Путь Стрелы") – неуклонное достижение цели. Вир Бор’ассан ("Путь Лука") – гнуться, но не ломаться. Вир Адален ("Путь Дерева") – вместе мы сильнее, чем по одному. Три части философии часто связаны вместе как мантра, которую долийцы часто заканчивают фразой «Мы последние из элвенан и больше никогда мы не подчинимся».