В воздухе суматошно роились пылинки, кряхтели покрывавшие пол сухие листья, нещадно подгоняемые к порогу старой, лысой с одного края метлой, найденной Мерриль в углу у двери. От прежних жильцов осталась ещё и мебель: три стола, стулья, лавки, сундук для одежды, кровать и полки. Мебель была ещё крепкой, и на растопку уж точно не годилась, так почему же её бросили? Или это лишь недавно принесли специально для неё, как и дрова?..

Кто-то постучал в дверь. Так громко и уверенно, что становилось ясно — он знал, что дом обрёл нового жильца. Наверное, Бетани вернулась. Или Медведь. Отставив в сторону метлу, Мерриль без колебаний отодвинула засов и распахнула дверь. И вздрогнула от неожиданности, увидев вместо Хоуков хагрена эльфинажа. Пожалуй, в следующий раз она сначала спросит у нежданного гостя имя, а то этак она и храмовникам однажды откроет…

— Я забыл отдать тебе ключ от дома, — хагрен протянул ей кожаный шнурок с висящим на нём ключом. По-хозяйски пройдя внутрь, он уселся на лавку недалеко от входа и пошутил: — У нас принято запирать дверь, чтобы, вернувшись, обнаружить свои вещи там, где ты их оставил. 

— Я знаю. Бетани мне уже сказала, что тут воруют, — кивнула Мерриль, вешая ключ на шею. Он был длиной в пол-ладони и толщиной почти с мизинец, с плоской, узорной ковки, головкой, и весил, как все уже надетые на ней амулеты вместе взятые.

— Кто бы говорил! — хагрен вскинулся, будто его оса ужалила. — Все знают, что Хоуки сами якшаются с ворами. Их знакомец Тетрас — известный ловчила. К тому же они целый год работали на Атенриль, да и после ещё кой-какие делишки по её указке обстряпывали. А у нас тут воров нет! — решительно рубанул он воздух ладонью. — Это всё шемленская шваль из Клоаки и Нижнего города — лезут сюда, как крысы, и тащат всё, что под руку попадётся! А стража сюда захаживает, только если кого убьют. Пять лун назад тут была заварушка — с десяток шемлен зараз убили, а одному даже грудь проломили и сердце вынули. Покойники при жизни были распоследней дрянью — тевинтерскими работорговцами, их даже сами шемлен боятся и не жалуют, но храмовники всё равно тут целую луну ошивалась и всех допрашивали — всё мага искали, который это сотворил. А окажись убитые элвен, они бы так не усердствовали!..

Получив такой горячий — и неожиданный — отпор, Мерриль смутилась и стояла молча, продолжая бессознательно поглаживать тёплый ключ. А хагрен перевёл дух и продолжил уже спокойней: 

— Поэтому, если на тебя напали, выход один — бежать. Не пытайся сопротивляться и уж тем более не пытайся колдовать, сразу вырывайся и беги!

— Куда? — удивилась вконец растерявшаяся от подобной смены тем Мерриль.

— Если это обычные бандиты, случайно приставшие к тебе на улице — то в эльфинаж. Здесь они тебя не тронут — иначе их Атенриль и из Тени достанет. А если это храмовники или стража, то прочь из города — эти в эльфинаже будут в первую очередь искать. 
 
Про себя Мерриль подумала, что в эльфинаж она побежит в любом случае — тут же элювиан остаётся, а вслух спросила:

— А кто это — Атенриль? Я это имя за сегодняшний день уже третий раз слышу. Она эльф? 

Хагрен посмотрел на неё так, будто она сказала, что небо зелёное, а солнце сделано из сыра. 

— Разумеется. Кто ещё вступится за эльфа, кроме другого эльфа? Атенриль родилась и выросла через семь домов отсюда, и хотя она давно уже не живёт здесь, в обиду нас не даёт. За последний год она высоко взлетела, так что теперь ставит условия даже некоторым шемленским бандитам. Они больше не промышляют на наших улицах, потому что часть элвен из её шайки живёт здесь. Так что по эльфинажу можешь ходить спокойно, никто тебя не тронет, а вот в городе нужно быть настороже. Хорошо ещё, что большинство шемлен считают нас недостойными своего внимания, но есть и такие, которые нарочно могут обозвать кроликом или остроухой, или даже ударить. А Атенриль на всех обидчиков не натравишь. 

— И вы это терпите?! 

— Это город шемлен, не наш! — снова загорячился задетый за живое хагрен и, поджав губы, выплюнул: — Терпим. И тебе придётся, если ты собираешься жить здесь. Забудь о том, что ты Первая. Ты теперь горожанка. И уж конечно никому ни слова о том, что ты маг. Мерриль сложила руки на груди и, оскорблённо вскинув подбородок, отчеканила:

— Я долийка. Я Первая Хранительницы Маретари из клана Сабрэ. Я не откажусь от своей сути из страха перед шемлен. 

— Не зря у нас говорят «Горд, как долиец», — медленно произнёс хагрен, сузив глаза и каменея лицом. — Тогда тебе лучше не выходить из эльфинажа. Потому что если ты вдруг сорвёшься и начнёшь колдовать посреди города, то достанется и всем нам. Храмовники не успокоятся, пока не допросят всех жителей эльфинажа. И не поверят, что никто о тебе не знал! 

— Тогда почему мне разрешили здесь жить, раз я так опасна для всех вас? 

— Хранителям не отказывают — они всегда знают, что делают. Уж это-то мы, плоскоухие, знаем не хуже гордых свободолюбивых долийцев, — язвительно произнёс хагрен, вставая. — Если будет что-то нужно — обращайся сразу ко мне. Мой дом пятый по левую руку от венадаля. — И, сухо кивнув ей на прощанье, ушёл. 

Вымещая накопившееся раздражение, Мерриль схватила метлу и принялась яростно выметать мусор за порог. 

 …Ну и неприятный же хагрен у городских элвен! Наследил и в доме, и в её душе. И почему всё только о том и думают, что она будет напоказ колдовать? Она же не дитя малое, чтобы играться магией!.. 

***

Золотистые солнечные пряди, протянувшиеся от высоких окон до стены, успели выцвести и почти исчезнуть, когда Мерриль закончила раскладывать и расставлять свои вещи. Их было немного: книги, несколько резных безделушек из дерева и камня, одежда да серое шерстяное покрывало с вышивкой — белая галла у дерева — но с ними чужой дом стал казаться немножко меньше чужим. 

Самую главную свою драгоценность — осколки элювиана — она, не разворачивая, уложила под кровать. Нужно поскорей найти новую раму для него. Мастер Айлен не захотел вырезать обрамление для «проклятого зеркала» (так, и не иначе, все в клане называли элювиан), так может, кто из местных резчиков возьмётся? Они-то уж точно не страдают глупыми предубеждениями. 

Ведь осколки чисты от чёрной порчи — ритуал очищения провела сама Аша’Беланнар. Мерриль cама не видела, зато видела Маретари и не возражала, когда Мерриль потом забрала их. И что же им теперь — лежать без дела, быть всего лишь горькой памяткой о смерти Тамлена и Махариэля, да дразнить напоминанием о былом величии элвен? Нет! Не для того она связалась с демоном и ушла из клана. Элювиан, древнейшая реликвия её народа, должен вернуться к жизни.
 
За окнами уже давно стемнело, но Мерриль никак не могла уснуть. Непонятные шорохи и непривычные запахи обостряли ощущение того, что она одна в доме — чужом доме — и гнали от неё сон. А ведь завтра придёт Бетани, и чтобы понять и запомнить всё, что она расскажет, нужно хорошенько выспаться. Но сонного зелья у неё нет, и даже изготовить его пока не из чего. Конечно, можно усыпить саму себя заклинанием, но в навеянный магией сон обязательно заявится демон, а сейчас совсем не до него. 

Вздохнув, Мерриль потёрлась щекой о колючее покрывало, глубоко вдыхая идущие от него запахи трав, дыма костра и шерсти галл — запахи родного дома. Покрывало подарила ей Марен, Хранительница галл, в благодарность за то, что Мерриль удалось излечить её любимицу. Не заклинаниями — магия исцеления ей не давалась, но её лечебные зелья были немногим слабее бальзамов, сваренных Маретари.

 …Но даже лучшие зелья Хранительницы и вся её магия не смогли излечить Махариэля от чёрной порчи. Они лишь продлевали его агонию, и несчастному становилось то лучше, то хуже. О, Митал, как же он мучился!.. Исхудавший, с сетью потемневших вен на бледном теле, с ввалившимися покрасневшими глазами, он беспокойно метался по лежанке и то и дело спрашивал, нашли ли Тамлена. Исчезновение друга терзало его душу с не меньшей силой, чем меняющая его тело скверна. Однажды он сказал, что слышит музыку, сладкую, как голос возлюбленной. Именно тогда Маретари признала, что у неё не получится излечить Махариэля и дала ему смертельную дозу сонного зелья… 

Нет, так ей точно не уснуть. И даже мысленное пересчитывание галл не поможет. 

Надев подаренные Бетани сандалии, Мерриль вышла в большую комнату. Покрывало обнимало её плечи, будто руки матери в детстве, утешая и обещая защиту от тяжёлых воспоминаний и пугающей новизны чужого мира. Взяв с полки первую попавшуюся книгу, Мерриль устроилась за столом, где и заснула, не прочтя и пяти страниц.

***

 

— Ты забыла закрыть дверь, — сказала Бетани. 

Мерриль послушно вернулась к дому, сняла с шеи ключ и трижды провернула его в замке. Для верности подёргала дверь, которая от её рывков даже не шевельнулась. 

— У наших аравелей нет замков, — извиняющимся тоном произнесла она, — запираем мы только сундуки, да и то лишь от маленьких детей, чтобы они не нахлебались зелий или не порезались боевым оружием. 

— Плохо запираете, — язвительно произнёс пришедший с Бетани Волк, выразительно глядя на неё. И умолк, поджав губы, будто пытался удержать рвущиеся наружу слова. 

Мерриль сделала вид, что не расслышала его слов. 

 …Он хочет сказать, что она ребёнок? Что не понимает, что делает, творя магию крови? Ну и пусть. Даже Хранительнице не удалось поколебать Мерриль, что ей слова какого-то плоскоухого? Несомый ветром мусор — и только. 

Бетани тоже смолчала, не переспросила, что он имел в виду. И верно — кому захочется портить такое славное утро угрюмым ворчанием Волка? 

— Идёмте же, — кивнула Бетани в сторону лестницы, ведущей в Нижний город. — Нужно успеть к открытию лавок, иначе всё лучшее раскупят!.. 

Скованно кивнув, Мерриль молча последовала за ней. 

Сегодня Бетани нарядилась в светло-зелёное, как первый лист венадаля, платье длиною ниже колен, с золотистой кружевной отделкой понизу и на рукавах. Её тонкую талию подчёркивал изящный плетёный поясок, к которому крепилась совсем уж небольшая сумочка, а на ногах красовались узкие золотистые сандалии. Даже локоны её лежали как-то по-иному, опрятно и строго, и вместе с тем изящно. Мерриль робела этой новой Бетани, такой красивой и чужой сегодня, хотя ещё вчера она казалась ей близкой, как родная сестра, которую Мерриль всегда хотелось иметь. 

Изысканной простотой своего нынешнего облика Бетани напомнила Мерриль одну из Хранительниц, давным-давно виденную на Арлатвене — у той тоже были чёрные локоны и зелёное платье, и маленькой Мерриль она показалась кем-то вроде эльфийской принцессы из древних сказаний, ей тогда ужасно захотелось вырасти похожей на неё. И вот подобная принцесса шла сейчас рядом с ней, и Мерриль, надевшая старую зелёную тунику и коричневые лосины, кое-где подшитые и испещрённые пятнами от зелий и травы, теперь отчаянно стыдилась их и ощущала себя прошлогодним бурым листом рядом с нежным весенним первоцветом. Как бы её за шемленскую служанку не приняли… 

Наряду с Волком. Тот тоже не озаботился своим внешним видом, надев поношенную белую рубаху да чёрные кожаные лосины, кажется, даже те же самые, в которых сражался. Если только у него не было целого сундука с одинаково заштопанными на колене чёрными лосинами. И он ничуть не стеснялся их, шагая с замкнутым, высокомерным видом, горделиво распрямив плечи, обычно сутулящиеся под весом двуручного меча. «Горд, как долиец», — вспомнились Мерриль слова хагрена. Может, Волк всё-таки долиец? Видно же, что он не привык унижаться. Он ведёт себя с шемлен как равный — так, будто он сам шемлен. И ему это почему-то сходит с рук. Ведь Хоуки не презирают его и не заставляют прислуживать себе, более того, Бетани Хоук увлечена им — и это видно даже Мерриль, а уж Медведю-то наверняка. И Медведь не возражает! Будто Волк владеет магией, заставляющей шемлен не замечать его типично эльфийских ушей, носа и глаз. Но ведь он ни чуточки не маг! Как это у него получается? Может, у него есть какой-нибудь амулет?..

Вдруг Волк резко дёрнулся, вскидывая руки, по мостовой что-то громыхнуло, и тут же из ближайшего переулка раздался крик:

— Проваливай отсюда, шемка! Ищи себе слуг в другом месте, здесь тебе не шемленские трущобы! 

Волк уже мчался в ту сторону, а Мерриль всё так же ошеломлённо крутила головой, пытаясь понять, что произошло. 

— Создатель! Они кинули в меня камень! — выдохнула Бетани, расширенными глазами глядя на большой — размером с её кулак — булыжник, лежащий футах в пяти от них. — Если бы не Фенрис… 

— Кто кинул? — всё ещё недоумевала Мерриль. 

— Эльфы, — слабым голосом произнесла Бетани, обхватывая ладонями локти, будто враз замёрзнув. — Вот поэтому люди и не ходят в одиночку в эльфинаж. Ты же, наверное, удивлялась, зачем я привела сегодня Фенриса, хотя вы друг другу не очень-то и нравитесь? Вот затем и привела — чтобы уйти отсюда живой. Не такие уж они и безобидные, твои сородичи. 

— Твои тоже, — дрогнувшим голосом произнесла Мерриль, понимая, что после этих слов её так толком и не начавшейся дружбе с Бетани настанет конец. Разве шемлен стерпит, если эльф возьмётся ругать его сородичей? И какой эльф стерпит, когда шемлен начнёт ругать его народ, особенно учитывая то, сколько бед они уже причинили элвен? 
 
Но Бетани опять удивила её. 

— Мои тоже, — спокойно согласилась она, не отрывая взгляда от камня. — Люди не щадят никого, кто не похож на них, и не считают их равными себе. Помню, Фенрис всё поначалу удивлялся, что мы общаемся с ним, как с ровней, как с человеком, хотя он эльф и вообще беглый раб. Всё просто: в каком-то смысле, мы — это вы, эльфы. Мы тоже изгои. Мой отец был магом, я тоже маг, а магов боятся. Церковь стремится нас запереть, будто преступников каких. Сколько я себя помню, мы всё время переезжали с места на место, у нас никогда не было постоянного дома… Всё время скрываться, всё время бояться, как бы не попасться в лапы храмовникам… иногда самой уже хочется прийти в Круг и сдаться, чтобы избавиться, наконец, от этого страха и спать спокойно! — под конец её голос сорвался, и ошарашенная её признаниями Мерриль увидела, что по щекам Бетани бегут слёзы. Не так уж и проста жизнь шемлен, оказывается… 

— Мерзавцы удрали, я не сумел догнать их, там не улица — целый лабиринт… — запыхавшись, признался вернувшийся Волк. 

Отерев слёзы тыльной стороной ладони, Бетани обернулась к нему и поинтересовалась всё ещё чуть дрожащим голосом:

— Демоны с ними. Как твоя рука? Кость цела?

— Ерунда, всего лишь ушиб. Лучше идём отсюда поскорее. Может, тебя домой проводить? — предложил он, бдительно озираясь по сторонам. 

— Нет. Мы с Мерриль собирались на рынок, вот на рынок мы и пойдём. Уж в Нижнем городе в нас камнями швыряться не станут! 

— Ну да, на рынке предпочитаются швыряться тухлыми овощами, — бесстрастно заметил Волк.

Мерриль не нашла ничего забавного в его словах, но Бетани почему-то засмеялась. 

— Да так, — сказала она в ответ на недоумённые взгляды эльфов, — вспомнила, как Гаррет однажды в Лотеринге забросал гнилыми яблоками стражника. Братцу нравилась одна девушка, а ей нравился другой парень, редкостный громила — раза в два шире Гаррета, с кулачищами размером с капустный кочан — вот братец и решил того отвадить так, чтобы самому не пострадать. Насобирал паданцев, и поздним вечером, подкараулив соперника, когда тот пробирался на свидание к возлюбленной, закидал его этими яблоками… Ну, он надеялся, что испачкавшись, тот на свидание уже не пойдёт… или пойдёт, а девушка его высмеет. Но братец немножко промахнулся — это оказался не его соперник, а вовсе даже стражник, который шёл на свидание к матушке его пассии. Как он орал и грозил намылить кое-кому шею, как только поймает! Но кончилось всё хорошо — Гаррета не поймали, стражник вскоре женился на матери той девушки, а сама девушка и вовсе вышла замуж за сына трактирщика, так что, Гаррет и его бывший соперник потом по этому поводу упились пивом и даже подружились… 

Мерриль с трудом представляла себе Медведя, закидывавшего кого-то гнилыми яблоками. Вот рассекающего врага напополам могла представить, а мечущего в него яблоки — нет. 

— О, Мерриль, посмотри — здесь живёт одна из лучших прачек Нижнего города! — Бетани кивнула на один из каменных домов слева от лестницы в Нижний город. — Её зовут Арианни и она, как и ты, долийка. А ещё у неё сын маг. Он жил в Круге, но недавно сбежал, и теперь его ищут храмовники. 

— Долийка? А почему она не отправила сына в свой клан? — вслух удивилась Мерриль. — Ведь у долийцев каждый маг на счету!

— Он полукровка. Его отец — человек, поэтому Арианни и изгнали из клана. 

— Seth’lin, — понимающе кивнула Мерриль. И перевела для остальных: — «Жидкая кровь» — так мы называем таких детей. Они уже не элвен. 

— Но он же всё равно наполовину эльф, даже если уши у него не эльфийские, — возразила Бетани. — Интересно, что будет, если такой полукровка сойдётся с полноценным эльфом? У их детей будут эльфийские уши или человечьи? 

— Не знаю, — растерялась Мерриль. — Я таким никогда не интересовалась… Может, Хранительница знает? 

— Зря не интересовалась. Ведь если ребёнок у такой пары рождается с эльфийскими ушами, значит, и тот из его родителей, у которого, как ты говоришь, кровь жидкая, всё равно эльф, неважно, какой формы его уши. 

— Для долийцев это не эльф, — вмешался Волк. — Так же, как не эльфы и те, кто живёт в эльфинажах. Они их презирают и зовут плоскоухими. Долийцы считают настоящими эльфами лишь тех, кто стремится жить, как они — бродяжничая в вечном поиске древних знаний и мечтая о былом величии эльфийской расы. Они не понимают, что к былому нет возврата. 

Кровь бросилась Мерриль в лицо. 

— Ты ничего не знаешь! — воскликнула она, сжимая кулаки. — Да ты… Не смей нас осуждать! Ты ведь тоже хочешь вернуть своё прошлое! А что, если ты тоже был долийцем, но забыл об этом? Ведь у тебя на коже валласлин!

— Я хочу не вернуть прошлое, а вспомнить его. И даже если выяснится, что я был долийцем, я не смогу вернуться в свой клан до тех пор, пока жив Данариус — маг, который ввёл мне в кожу лириум в виде этих вот узоров, которые ты так мило назвала валласлином. Но даже после его смерти я ещё подумаю, а стоит ли возвращаться? Бывал я у долийцев и видел, как они относятся к пришлым. Я их навещу, конечно, но вот останусь ли… 

— Но ведь ты будешь не чужим для них! Ведь там будут твои родители, твои родственники, те, кому ты был дорог! 

— В твоём клане тоже наверняка остался кто-то, кому ты дорога, но тебя это не удержало. 

— Эльгарнан! Да с тобой просто невозможно разговаривать! Ты изворотлив, как сам Фен’Харел! 

— Буду считать это комплиментом, — довольно усмехнулся Волк.