Асху, что сотворила мир, восхваляют все. Как гармонично и прекрасно ее творение! Как тщательно продуман сущий мир - весь и до мелочей. Одно вытекает из другого, дополняет и являет, так или иначе, совершенство.
Существование ее детей было бы полно благодати и благоденствия... Если бы не демоны, конечно. Впрочем, иные глупцы говорят, что даже твари Ургаша - часть замысла Асхи, часть совершенства мира... Но речь не о них.
Асха позаботилась обо всем. Днем высоко в небесах светит солнце, чертог Эльрата, дарит благословенный свет и тепло. Ночами покрывало мрака Малассы укрывает Асхан, дарует отдых, покой и грезы. Лазурные воды Шалассы омывают землю, плоть и творение Силанны, питают деревья и травы, и те щедро дарят свои плоды прочим детям Асхи. Огонь Арката согревает и приносит тепло тем, кто живет под землей или по иным причинам скрыт от взора его старшего брата. А младший, беспечный Силат - дыхание жизни, глоток чистого воздуха, ветер перемен...
Обо всем позаботилась Асха. Три дара преподнесла каждому из живущих. Первый дар, самый великий - жизнь. Второй - магия. А третий... Печатью третьего дара отмечено запястье любого из живущих, и знают все - то метка родственной души. Когда придет время и случится встретить того, кто тебе ближе из всех прочих живущих, Асха вложит в его уста верные слова, и первой фразой, что ты от него услышишь, будет то, что с рождения читается на правом запястье.
Метка родственной души - дар Асхи своим детям. Демоны такого дара лишены, а у тех немногих безумцев, что предают Асху ради служения ее брату, драгоценные символы стираются - что с руки, что из памяти. И потому мало тех глупцов, что встают на сторону Ургаша. Шутка ли - потерять родственную душу... Никакие лживые блага, что сулит Дракон Хаоса, не стоят того.
Асха мудра, и ее воле никто не перечит. Не нашлось еще ни единой пары родственных душ, что не были бы счастливы в союзе - брачном ли, дружественном ли. Их мысли дополняют друг друга, устремления едины, ценности схожи, сердца бьются в такт, голоса душ сливаются, а тела, если дело доходит до плотской любви, сходятся ладно, изгиб в изгиб, словно кусочки мозаики. Все знают об этом, все с трепетом ждут встречи, вглядываются в лица незнакомцев, вслушиваются в речи с надеждой - быть может?..
И лишь один - не ждет.
Запястье, на котором проступают заветные серебристые символы, не принято показывать посторонним, ведь слова родственной души можно использовать со злым умыслом. Поэтому на правой руке всегда длинный, до кончиков пальцев, рукав, на запястье повязка, а поверх шуршат-звенят браслеты, тяжелят что сильные мужские, что тонкие женские запястья, отводят беду. Такая же повязка украшает и его руку, и массивный золотой браслет застегнут поверх. Такой даже захочешь - не снимешь быстро... "Надежно охраняет свои слова души", - думают все, да и только. О тайне знают лишь родители, но они любят сына, жалеют его и потому молчат.
Сар-Илам лишь изредка расстается с браслетом, не снимает его даже во сне. А повязку, будь его воля, не убирал бы никогда. Но ткань, даже самая лучшая, все равно стирается, пропитывается потом, ее приходится менять. Он бы желал не видеть вовек, забыть о том, что отличает его от прочих, не благословляет, но клеймит и проклинает... Но раз за разом обречен видеть.
На запястье Сар-Илама нет никаких слов. Нет ни единой буквы, ни единого серебряного символа. Только странный белый шрам уродует кожу там, где должна быть заветная метка души - восьмерка, лежащая на боку.
Он перерыл все библиотеки империи Шантири, в которых, как говорят, сокрыта вся мудрость мира, но нигде не встретил ни толкования такого символа, ни упоминания о нем. Не нашел он сведений и о том, что у кого-то может не быть метки души. Она есть у всех. Серебром радует взор тех, кто ждет встречи. Мрачно чернеет у несчастных, чья родственная душа мертва. Даже у половинок тех, кто от рожденья нем, вьется заветная вязь, только не слева направо, а сверху вниз, складываясь в слово "молчание"...
Только у проклятых демонов нет метки родственной души.
Но Сар-Илам - не демон. И он день за днем, год за годом, всецело посвящая свою жизнь магии и Асхе, доказывает это и себе, и прочим.
Так что рвение и невероятные успехи самого талантливого из магов объясняются просто. Его благодарят, превозносят и ставят прочим в пример. А Сар-Илам лишь скромно улыбается и молчит.
Не объяснять же им всем, что он пытается магией заполнить пустоту в душе, что не заполнится никогда. Что у его успехов в волшебной науке простая причина - в отличие от остальных, он кладет на алтарь познания всю свою жизнь, все свое время до последней капли. Он не тратит, подобно прочим, силы на поиски того, кто предначертан ему судьбой.
Он знает - такого человека нет.
И волшебная наука - единственное, что предает его жизни хоть какой-то смысл, радость и вкус. Конечно, он не тешит себя пустыми надеждами и иллюзиями: счастливым, как прочим детям Асхи, ему никогда не стать. Все его достижения и открытия - ничто, и он бы всю свою силу, весь свой авторитет, все могущественные, одному лишь ему подвластные заклятья обменял на пару серебряных слов на запястье...
Но - нет.

Проходят годы. Сар-Илам поднимается высоко, выше, чем ожидал сам, стоит на самых вершинах - что знания, что власти.
Как и прежде, он одинок. Родители умирают, один за другим, унося его тайну в Небесные Чертоги. Старые знакомые говорят порой при встрече, словно в шутку: "Не встретил еще свою половинку?" Это обычный вопрос, в нем нет ничего оскорбительного, но величайшему из магов стоит больших сил не сорваться, не швырнуть в очередного вопрошающего заклятьем. Каждая такая просьба - унизительное напоминание... Но он не позволяет мимолетному гневу взять верх и всегда держит себя в руках.
- Магия - моя суженая, - привычно отмахивается он, и все смеются, словно бы славной шутке. И маг неизменно добавляет: - Видимо, время еще не пришло.
А что еще он может сказать?..
Сар-Илам больше не черпает знания в библиотеках, не ищет дорогу в трудах прочих. Он творит свой путь сам. А открыв что-то новое, неизведанное доселе, перекладывает свои открытия на пергамент, и перо самую чуточку, но дрожит в руке. Он называет свои записи "Откровеними", и они полны знаний... А еще злобы и бессильной горечи.
Сар-Илам овладел всей мыслимой магией, что возможна для того, кто связан смертной плотью. Теперь он ищет способ проникнуть в Мир Духов - место, где обитают Боги-Драконы - и не просто ступить в его пределы, но и вернуться обратно. И он почти достиг своей цели.
Никто и никогда еще не заходил по тропе Познания так далеко, как Сар-Илам.
Но не благоговение владеет им, не жажда познания, а досада и гнев. Мысль, что ведет его, невероятно дерзка. Он, смертный, желает не просто войти в Мир Духов, где обитают Боги-Драконы, нет. Он хочет отыскать там саму Асху, пробудить от тысячелетнего сна и спросить у нее - за что и почему? В чем он провинился, за какие грехи лишен самого ценного, после жизни, что есть на свете?..
И он нашел средство, нашел способ, нашел путь. Да, это было рискованно и могло окончиться смертью... Но зачем ему было жить? Он уже был величайшим из смертных. Уважаемым не только людьми, но и прочими расами. Да что уж там - каждый житель империи Шантири знал его имя. К нему приходили и просили взять в ученики; он обучил магии многих, и даже если он умрет, его учение останется жить. В конце концов, он оставляет после себя "Откровения"...
Он достиг всей славы, какой может желать человек. И теперь, без родственной души, нет смысла продолжать путь смертного.
Путь Познания вел его в Мир Духов. К богам-Драконам, к Асхе, сотворившей все сущее...
Или к смерти. То есть, тоже к ней.

И однажды годы упорного труда, невероятные изыскания, сложные чары, изнурительные ритуалы и медитации в потоках маны сложились в закономерный исход. Как, впрочем, и любое другое начинание величайшего из смертных.
Сар-Илам достиг Мира Духов. Не просто достиг, не просто созерцал его, но оставался в здравом уме, помнил все и мог путешествовать, исследуя незримый мир - насколько можно путешествовать там, где нет Места, но есть лишь Мысль; там, где одновременно существует все то, что было, будет и есть, и в то же время нет ничего.
Сар-Илам был любопытен, жаждал познания и не скрывал своих устремлений; и Мир Духов открылся ему и указал дорогу к той, что он желал отыскать и кого хотел призвать к ответу за все - за шрам на запястье вместо серебра слов, за годы безнадежного одиночества, за горечь и пустоту в душе.
Он шел и видел, что даже Мире Духов все подчинено закону родственных душ. Здесь, где не было времени, не было оков плоти и скованности материи, виделось ясно, что своя половина есть у всего. И родственные начала всех живущих сливались, дополняя друг друга, и вместе образуя совершенство.
И он был единственным, что не имело своей половины.
Лишь однажды заступили ему путь, и то были Стихийные Драконы. Они встали между ним и Луной, опутанным паутиной сна чертогом, где покоилась Асха, восстанавливая силы после великой битвы с Ургашем. И даже в Драконах была видна гармония, в их единстве и противоположности. Эльрат и Маласса - безжалостный свет и милостивая тьма; Аркат и Шаласса - неистовство пламени и покой воды; Силат и Силанна - переменчивость ветра и незыблемость земной тверди...
И это знание - того, что даже боги обладают тем, чего он лишен - дало ему силы побороть благоговейный страх и сделать вперед еще один шаг.
Боги-Драконы расступились перед Сар-Иламом, словно пропуская его. Полный решимости следовать до конца, он миновал их.
И двери Чертогов Асхи распахнулись перед ним, первым из смертных, и впервые с тех пор, как Асха погрузилась в сон.
И он, войдя, увидел ее.
Но все те вопросы, все те слова, что он хотел бросить всесильной богине в лицо, рассыпались в прах.
Не в облике Дракона, подобно Стихиям, встретила Асха дерзкого смертного, нет. Человеком предстала она перед Сар-Иламом - настолько, насколько Изначальная могла стать человеком.
Асха была ослепительно прекрасна в своем триединстве Девы, Матери и Старицы; прекрасней, чем может даже вообразить себе смертный. Одеяниями ее был лунный свет, а в черных, словно ночь, волосах, искрились отблески звезд. Плоть ее была идеально соразмерна, а бледный лик поражал совершенством черт.
Сар-Илам стоял пред ней, пораженный, и чувствовал, как пустота, всю жизнь зиявшая внутри, полнится... чем-то. А богиня Порядка, не нарушая царившего молчания, - словно бы затаил дыхание весь мир, - протянула вперед свою правую руку. Одеяния из света потекли верх, обнажая тонкое запястье.
Запястье, на котором не было ни слов, ни знаков, ни символов. Только шрам, странный для совершенства ее плоти.
Восьмерка, лежащая на боку.
Точно такая же, как и та, что отмечала запястье Сар-Илама.
Он давно отчаялся найти этот символ и разгадать его значение; и теперь не мог поверить, что видит его. Он смотрел, не понимая, не в силах осознать то, что ему открылось. Наконец, целую вечность спустя, он оторвал взгляд от ее руки и посмотрел богине в лицо.
Асха - совершенная, великая, прекрасная - улыбалась ему.
А в глазах ее, залитых лунным серебром, говорила вечность.