— Проклятые подземелья, — бранился Сарет, спускаясь к старому порталу под Стоунхелмом, — он то и дело спотыкался о камни и оскальзывался. Он давно решил уничтожить врата, через которые когда-то попал в Нар-Эриш, хотя Линна безуспешно доказывала ему, что они вполне могут пригодиться магам для путешествий в дальние земли. Сарет на правах нового военачальника решил освоить подземелья и приспособить их для военных целей. Портал, объяснял он, тут не поможет да и представляет опасность — те же некроманты, убеждал он Линну, способны тайно проникнуть через старые магические врата в город.

      Он никогда не говорил Линне всей правды. Вообще никому не говорил, а чтобы у его новых приближенных не было соблазна в нем усомниться, постоянно спускался один в лабиринты подземных ходов. Бродил по заброшенным коридорам, слушал плеск воды в отдалении, смотрел на раму портала и вспоминал стоящего перед ней Арантира…

      Он боялся. Он до сих пор боялся. Арантир погиб, погиб от его собственной руки! Некромантов давно изгнали, Сарета чтили в Стоунхелме как героя, а ему было страшно.

      Он не знал, в чем причина, не понимал, чего боится. День за днем он бросал своему страху вызов и, казалось, успешно справлялся с собой, но стоило ему приблизиться к старым вратам, стоило вспомнить…

      Арантир стоит перед порталом, привычно заложив за спину одну руку, а другой на что-то указывая. Перед ним огромная книга — невероятно, кто и как дотащил ее сюда?

— Менелаг, Менелаг… — скорбно произносит он. — Твое могущество, должно быть, угасло со временем. А может, его и не было никогда?..

      Странно, но похоже, что ему и правда жаль убитого Менелага.

      Арантир умолкает, прислушивается, обводит пристальным взглядом подземелье. Он что-то чувствует, ощущает чье-то присутствие. Он совсем рядом…

      Стоило Сарету вспомнить эту вполне мирную сцену — и страх охватывал его с новой силой. Он раз за разом приходил сюда, в эти пещеры под городом, и стоял у врат, говоря себе, что все кончено, кончено давно. Арантира больше нет. Некроманты, жалкие, разбитые, разобщенные, зализывают раны у себя в Эрише. Никто из них не смог бы проникнуть сюда незамеченным и открыть портал. Когда-то их шпионы наводняли Стоунхелм, но ведь это тоже было давно, еще до Сарета! Он-то постарался — навел в городе порядок и всегда будет поддерживать его, дисциплина и верность превыше всего, горожане, наученные горьким опытом, наверняка понимают это…

      Он убеждал себя, но страх возвращался. Однажды Сарету даже померещилось издали, что портал светится! Разумеется, когда он подошел ближе, старые врата были пусты и мертвы, как обычно. Мертвы, как Арантир. Как добрая половина сильных некромантов, пришедших тогда в Стоунхелм. Как гигантская паучиха, отчего-то чуть-чуть напоминающая человека…

      Арантира нет. Больше нет. Его больше нет…

      Сегодня Сарету снова показалось, что от портала исходит свет! Он пригляделся, кляня себя за трусость, и замер — в тени кто-то шевельнулся, где-то рядом прошелестел голос, показавшийся бесплотным:

— Он один, — и мир словно погас.

      Сарет тяжело рухнул на каменные плиты неподалеку от старых врат.
 

      Сарет замерз. Придя в себя, он обнаружил, что лежит в полном мраке на холодном полу, а из одежды на нем лишь нижняя рубаха да штаны. Сапоги, доспехи, оружие — все исчезло.

      Грабители? Сарет непрестанно корил себя за неосторожность, а более всего за то, что не сказал никому, куда направляется. Где ходящие в тенях заперли его и зачем? Хотят потребовать выкуп с Линны или просто бросили его здесь умирать, обобрав до исподнего?

      Он постепенно вспоминал все, что произошло: тихий голос, светящийся портал и внезапно пропавший мир. Поднялся, дрожа, провел рукой по стене, ощутил гладкие каменные блоки. Нет, он оказался не в подземелье под Стоунхелмом — там камень был другой. Почти везде другой… Сарета вдруг осенило — он снова опустился на пол и прикоснулся к нему. Ему показалось, что на полу выбиты какие-то знаки, и он попытался, водя по ним пальцами, воссоздать их в уме. Воображение помогло ему, и перед Саретом предстали знакомые символы.

      Некроманты! Раз кругом обличья смерти, значит, он в их логове. Но где? Как он попал сюда?

      Сарет не знал, сколько часов провел в мучительных раздумьях и попытках найти путь к спасению, но внезапно неподалеку отворилась дверь — свет упал на его лицо, на мгновение ослепив, и несколько человек, видно, стражей, вошли в его темницу. Он приготовился драться, но тело почему-то слушалось его плохо, а стражи сразу же заломили ему руки за спину, одним движением связали их:

— Не дергайся, смертный. Будет хуже.

      Свет пропал так же внезапно, как и появился, — бывшему Темному Мессии завязали глаза и куда-то повели, методично подталкивая в спину.
 

      С лица Сарета сорвали повязку, и он снова зажмурился от яркого света. Увиденное потрясло его — он стоял посреди той самой молельни того самого замка, который помнил слишком хорошо, но сегодня она была заполнена людьми.

— Взгляните на него, те, кто прежде свидетельствовал. Это он, мы не ошиблись? — спросил кто-то.
— Он… Он! Чудовище! Демон! Мерзкое отродье! — послышалось из толпы.
— Ответь перед лицом Асхи, презренная тварь, и перед теми, кто верен ей: от твоей ли руки пал великий мудрец, отмеченный богиней? Ты ли убил лорда Арантира в угоду демонам?

      С трудом открывший глаза Сарет молчал, пытаясь освободить связанные руки.

— Нет, — раздался холодный женский голос. К Сарету неслышно, словно тень, приблизилась высокая фигура, с головы до ног закутанная в черное. Шарф скрывал лицо говорящей — Сарет видел только ее глаза, когда-то голубые, а теперь выцветшие и отливающие болотной зеленью.
— Нет, — повторила незнакомка. — Не ради наставников и даже не ради демонов совершил он свое преступление — лишь ради себя, ради отвратительного своего тщеславия. Ни мудрость лорда Арантира, ни его познания, ни его вера, ни его священная цель не остановили убийцу. Сему жалкому щенку в радость было сокрушить могучего противника, сладостно было сознавать, что подлость и грубая сила, дарованная ему богомерзкими предками, способны справиться с самой тонкой магией, с самым великим духом и разумом… Не в честном поединке он одержал победу — растерзал соперника, когда тот был слаб и изнемогал от ран, и все ради грязного удовольствия — ради уничтожения того святого, что противно его извращенной натуре, ради того, чтобы дать волю природному бешенству, ради того, чтобы было чем похвалиться перед портовыми девками!
— Ты лжешь, — разъярился Сарет, стремясь вырваться из рук стражей, что удерживали его, — ты лжешь, ведьма! Я пытался защитить Стоунхелм! Ваш Арантир — безумный фанатик, он хотел принести в жертву целый город, и кроме меня, некому было ему помешать!

      Внезапно воцарилось молчание.

— Что ж, — спокойно и так же холодно продолжила неизвестная, и в ее голосе послышалось мрачное торжество, — ты сам признался в своем грехе, и многие свидетели опознали тебя как убийцу, устроившего бойню в священных стенах наших. Будь с нами в сей час великий Белкет, он сохранил бы твою ничтожную жизнь, поверил бы в то, что в твоей грязной душе есть нечто присущее людям, но мы не таковы и не верим тебе. Будь с нами в сей час лорд Арантир, он предложил бы тебе самому судить себя и вынести себе приговор сообразно преступлению, но ты оборвал путь избранного Асхой и прощения нашего не дождешься. Нет у тебя более времени, нет и права на раскаяние и последнюю молитву.

      Она показала куда-то, и Сарет оглянулся — до него донеслось рычание, сопровождаемое тяжкими утробными стонами. Два рыцаря тянули к нему на цепях упыря, в котором еще смутно угадывались человеческие черты. Против воли вглядевшись в страшное землистое лицо, сын Кха-Белеха похолодел — перед ним был Фенриг, его учитель, озверевший, потерявший привычный облик, но еще узнаваемый...

      Сарет снова рванулся, но стражи вцепились в него что было сил. Некроманты, все как один закрывшие лица наполовину, приблизились, словно по мановению невидимой руки, и окружили его, а та, которую он назвал ведьмой, подошла к нему почти вплотную, и отчего-то он вдруг перестал сопротивляться — замер, точно смотрел в темный бездонный колодец.

— Отродье демона, виновное пред Асхой, жизнь твоя отныне не принадлежит тебе. Ты видел, что стало с твоим наставником, дерзнувшим выступить против богини, но не разделишь его жалкую судьбу — даже этого ты не стоишь. Да будет восстановлена в мире справедливость. Ты не сможешь более осквернять землю, сотворенную Прядущей. О Мать Безмолвия, — она воздела руки, — молю тебя, прими эту жертву! Да успокоятся души безвинно убиенных чад твоих, избранный твой да будет отомщен!

      По залу разнесся мерный гул — некроманты молились, а Сарет озирался в поисках пути к бегству. Он лихорадочно вспоминал: сперва прочь из молельни, потом налево… Но тут его развернули и подтолкнули к краю площадки для казней, за которым была пропасть, и он понял, что спастись не сумеет. Не успеет. Незнакомка в черном встала у него за спиной — он ощущал тонкий, тошнотворно-сладковатый запах ее одежд.

— Вот и конец пророчеству, — то ли прошептала, то ли прошипела она. — Да будет по слову владыки!

      Все произошло в одно мгновение: цепкие пальцы схватили Сарета за волосы, он непроизвольно запрокинул голову, пытаясь освободиться… Точный удар, чудовищная боль — ледяное лезвие вонзилось ему под кадык. Последним, что он услышал, были слова:

— Соберите кровь — она может нам пригодиться.

      А потом наступила пустота.