По дороге в свои покои я заглянул в святая святых нашего замка — в лабораторию алхимиков и бальзамировщиков, скрытую за потайными дверями. Не было здесь ни оживляемой плоти, ни кровавых луж, ни подвешенных трупов, лишь ученые корпели сутки напролет над новыми составами и зельями. С обитателями этих комнат я был дружен, нередко придумывал для них что-нибудь новое или сам проверял ими созданное. По счастью, я успешно отучил их вскакивать и кланяться при моем появлении — решил, что негоже благородным паукам моим отрываться от священного плетения ради того, чтобы почтить меня, и сейчас они ограничились тем, что приветствовали меня с мест.

— А, владыка Арантир! — старший алхимик отставил весы и повернулся ко мне, не в силах сдержать торжества. — А ведь вы правы были, когда сказали, что концентрацию яда надо уменьшить. Попробовал — и в самом деле дольше зелье не портится, хотя должно бы быть наоборот!
— Асха все обращает на пользу, господин Кахар, — я тоже немало обрадовался. — По ее милости меня осенило, когда я сам экспериментировал с этим составом. Доработайте его, доверяю вам сие полностью.
— Благодарю за честь, верховный лорд Арантир.
— Право, оставим церемонии. Мы добились немалого успеха, и прежде всего это ваша заслуга.
— Похвала великого ученого — лучшая награда, владыка.
— Моя ученость не сравнится с вашей, друг мой. Рядом с вами я жалкий новичок. Но пришел я к вам не только узнать об успешности проверки. Подумал я тут, господин Кахар, не нужна ли вам свежая кровь?
— Благодарю, владыка, у нас еще имеются запасы, хотя такое предложение всегда своевременно.
— Боюсь, я не совсем об этом. Не нужен ли вам новый ученик? Есть у меня на примете послушник, совсем еще мальчик, но одаренный немалыми способностями. Вера его крепка, уже сложилось у него убеждение о ценности тела, и живого, и мертвого, да и обладает он, несмотря на юный возраст, определенными знаниями, полученными от отца — возможно даже, что сей достойный был вам знаком. Он не питает обычной для юношей любви к оружию, мирные занятия гораздо ближе ему, и в короткое время я выясню, к какому из них Асха приспособила его.
— Что ж, владыка Арантир, раз уж вы сами оценили его, мне ли в нем сомневаться и перечить воле Асхи! Пусть приходит отрок, мы рады будем принять его в наши ряды и обучим всему, что сможет вместить...

      Поблагодарив старшего алхимика, я направился в библиотеку и забрал оттуда пару книг, коих не было у меня самого. Вернувшись к себе, я сдвинул на край стола черновики и свитки, оставшиеся от дневной работы, а после того стал перебирать содержимое книжных шкафов.

      «Наука о светилах», «О тонкостях магического искусства», «Заклинание духов презлых и непокорных»… «Устройство человеческое» — нет, это после виденного в зале уж точно нельзя давать мальчику в руки. Не сейчас. «Толкование псалмов», «Основы всего сущего»… Рановато. «Изначальная магия»? Изучит со всеми. «Соединение веществ» — да, пожалуй, с этого можно начать. «О беседах с духами» — увлекательнейшая книга, словно бы и не научный труд, а сборник легенд, красивых, печальных, а местами и забавных. Подойдет. «Погребальные обряды и таинства» — суховатая теория, но необходимая. «Способы закрытия ран», «Развитие духа для общения с усопшими» — сие пусть подождет. «Принципы некромантии» — вот она. И эта — «Правила верного приготовления снадобий от всякого недуга». Рядом с последней нашлось именно то, что я искал, — обширный том «Целительство», собранный буквально по крупицам, из отдельных листов, кои я находил и хранил многие годы. Когда я стал владыкой Эриша, мастера переплели их для меня, и так создалась из отрывков и записок ценнейшая книга, не было в ней ни единой лишней строчки, ни одной ненужной или сомнительной фразы. Пути определения болезней, исцеления ран и переломов, правильные способы лечения — каждый совет, каждый рецепт в сем сборнике был проверен и полезен. Я весьма любил его и мало кому позволял пролистать. Я добавил к выбранному принесенную из библиотеки работу «Пути мертвых» и «Трактат о сохранении тела в целости» — драгоценный шедевр, спутник любого бальзамировщика. Не исключено, что и в доме Матиаса он мог бы мне встретиться…

      На столе моем образовалась внушительная стопка книг. Когда я выравнивал ее, дабы предохранить от падения, услышал в коридоре быстрые шаги, и знакомый голос спросил:

— Можно к тебе, владыка?
— Прошу, матушка. Что потревожило вас?
— Записи, записи твои, лорд Арантир. Я не совсем закончила, но одно могу тебе сказать: часть реликвий нельзя более использовать. Они явно подверглись воздействию чужих рук. Проще говоря, переделаны они. Вижу знакомые предметы с новыми деталями, кои там вовсе без надобности.
— Переделаны? Но зачем? Изменить свойства?
— Да. Не только пользоваться — к ним и притрагиваться-то лишний раз не стоит, мало ли какая скверна на них. Возможно, что их просто худо чинили неуклюжие ремесленники или пытались по невежеству украсить, дабы продать подороже, но я сильно опасаюсь, что здесь был злой умысел…
— Благодарю вас, матушка, за своевременное предупреждение! Завтра я отправляюсь в Нар-Анкар на несколько дней и успею сообщить верным.
— Снова отбываешь, не успев вернуться? Ох, владыка Арантир… Храни тебя Асха, — грустно сказала мать Геральда.
— Я надеюсь на это, матушка…

      Мать-наставница посмотрела на меня внимательно:

— Что произошло с тобою, лорд Арантир? Отчего такая печаль в душе твоей? Откройся мне хоть на этот раз, нельзя тебе уходить таким, погубишь себя, если утратишь связь свою с Асхой!

      Мать Геральда не на шутку встревожилась, и я рассказал ей, не вдаваясь в подробности, о видении своем, а после того спросил:

— Скажите и вы мне, матушка, откровенностью ответьте на откровенность: если узрел великий Белкет Асху в определенном обличье, то значит ли это, что мое собственное видение нечисто, что чувства мои мешают мне, что сама Асха не желает мне показаться, считая недостойным?

      Геральда покачала головой:

— Ох, лорд Арантир… Неужто из-за этого ты так мучишься?! До чего же сильна в тебе любовь к ней! Но узнай, владыка, то, о чем и сам догадываешься: непостижима до конца Асха, незрим ее истинный облик, все видят ее одинаково — как многорукое и многоликое божество за священной работой, и в то же время каждый по-своему. Тем немногим, кто сумел узреть ее, является она в понятных и близких образах, ибо любит нас и желает, чтобы мы ее познали, — так сказал мне однажды он. Все произошло, как должно, владыка, не терзай себя понапрасну сомнениями. Поистине ты избранный, раз удостоился чести видеть великий труд ее! — и с этими словами Геральда с неожиданным почтением поцеловала мне руку. — Ты достойный преемник Белкета, и я знаю, что не подведешь нас.

      Наставница увидела на столе книги:

— Хм, уже насобирал хлебных крошек для мышонка нашего? Ладно уж, пусть учится, чему может. А все одно — дохляк… А ты отдохнул бы, мой мальчик. Завтра непростой день у тебя. В змеиную яму отправишься...
— Пожалуй, вы правы, матушка. Сейчас и прилягу, ухвачу пару часов для тела и духа.
— Увидимся, лорд Арантир, — наставница задержалась, отчего-то долго смотрела мне в глаза, а потом потрепала меня ласково по щеке, точно ребенка, и удалилась.

      Я поставил защиту на вход в покои, дабы не застали меня в неподобающем виде, разоблачился, распустил волосы и устроился на узком ложе — телу моему был необходим отдых. В сей день ждал меня путь в Нар-Анкар, и не следовало отправляться туда, не дав себе передышки. Я закрыл глаза и предался размышлениям, стремясь использовать оставшееся время с толком. О многом думал я: о ликах Асхи, о Матиасе, о реликвиях Нар-Харада, о пророчестве, а более всего отчего-то о белокурой матери-наставнице. Мне вспомнились известные слова, кои произнесла она сегодня у ректора, и внезапно старое стихотворение наполнилось для меня новым смыслом:

Не тревожьте в ночи одинокую деву —
Не о вас, обреченная, плачет она
В бедном доме своем под раскидистым древом,
Никому не слышна, никому не видна.

Деве тысяча лет. Днями годы мелькают:
То чума налетит, то столица падет,
А она равнодушна. Не спит, не мечтает…
Дева все еще здесь. Дева все еще ждет.

Ждет — а вдруг он вернется, исполнив, что должно?
После стольких потерь, стольких горестных дней
Вдруг окажется: чудо на свете возможно —
Темной тенью былого он явится к ней?

      Словно о матери Геральде были писаны в давние времена эти простенькие строки — может, оттого она и вспомнила их. Я знал, о ком до сих пор печалится она и не может утешиться. Для всех нас он и по сей день великая потеря.

Занял сердце иной – тот, что был помоложе,
Он сомнений не знал, был и честен, и смел,
На героя ее столь во многом похожий,
Со смирением принял печальный удел…

— Не скорби так тяжко, о великая Геральда, — обратился я к ней в духе своем, понимая ее чувства. — Я вернусь. Пусть я не Белкет и в подметки ему не гожусь, но пока не призвала меня владычица наша к себе, я сумею тебя защитить и все, что должно, исполню, когда придет мое время. Да успокоится душа твоя — я смогу заступиться за тебя, за мир наш и за всех верных, не сойду с пути, доведу начатое до конца, собою пожертвую, если будет нужда, и клянусь тебе в том перед лицом Асхи.

      Сказав так, я ощутил долгожданный покой и углубился в молитву.
 

      Отдохнувший, укрепленный Асхой и ободренный словами матери Геральды, я ждал Матиаса, уже облаченный в одеяние правителя. Наконец я услышал шаги — мальчик подошел к покоям моим и нерешительно остановился.

— Входи, дитя мое, — пригласил я его, и Матиас, озираясь, робко приблизился.
— Я пришел проститься, владыка Арантир… Поблагодарить вас еще раз…
— Погоди-ка, — остановил я его. — Успеешь уйти.

      Матиас непонимающе воззрился на меня. Я смотрел на отрока и внутренне улыбался. Заговорив с ним, я приобрел уверенность в том, что он не прост и не слаб, а с того момента, как я открыл его записи, у меня не осталось сомнений в том, что юнец сей — будущий великий ученый. Но кто вошел в мои комнаты — целитель, алхимик, упокоитель, бальзамировщик, укротитель беспокойных духов? Следовало понять сие поскорее.

— Взгляни сюда, Матиас, — я указал на лежащие на столе увесистые тома. — Это тебе. Даю на пять дней — до своего возвращения. Просмотришь бегло, время у тебя будет — господин ректор и мать Геральда освобождают тебя от упражнений с оружием. Изучишь, что сможешь, и вынесешь суждение о прочитанном. Сделаешь выбор, сообщишь мне, какая из книг тебе ближе и почему. Если же не справишься… Вот тогда и простимся.

      В смятении мальчишка смотрел на книжную гору, взгляд его беспорядочно бегал по старым переплетам — он явно понимал ценность этих трудов, но не выказывал радости. Неужто я ошибся в нем? Неужто откажется?

— Это… — у Матиаса вдруг пропал голос, и дальше он шептал едва слышно. — Это мне?..

      От волнения он даже забыл о почтительном обращении, но я не стал напоминать ему о том. Другое было важно — все же случилось то, чего я так ждал и на что столь сильно надеялся: у мальчика задрожали руки, а глаза его широко распахнулись, точно он нашел нежданно-негаданно великое сокровище и не верил своему счастью. Он даже будто стал выше ростом — видно, наконец-то выпрямился. Не отрок-неудачник стоял передо мной, но фанатик с горящим взором, алчный до великого знания, которое было от него в двух шагах:

— Лорд Арантир… Это все можно взять?!
— Это нужно взять, мой мальчик, — я подвинул к нему стопу книг, — не забудь, у тебя всего пять дней. Мою волю ты слышал. Исполнишь ее, сумеешь за короткий срок постигнуть и рассудить, что ближе тебе, — определю тебя к алхимикам и целителям нашим. Все они знатоки своего ремесла, среди них есть последователи самого Каспара, и почетно будет перенять их великие знания — поистине им есть чему тебя научить. Если ты, конечно, желаешь того. Если же хочешь домой, хочешь просто спастись бегством…
— Нет, нет, владыка Арантир! — мальчик схватил тяжелые книги, с трудом подняв их, и прижал к себе так, словно боялся, что я вырву их из его рук. — Я все исполню, обещаю!

      В смятении и восторге он бросился было к выходу, но вдруг опомнился. Вернулся, поклонился — книжная груда при этом едва не увлекла его на пол — и произнес дрожащим голосом:

— Владыка Арантир, я благодарю вас за все! Великая благодарность моя — и от меня самого, и от матери. Да благословит Асха каждый шаг ваш! Всегда мы будем вспоминать вас в молитвах. Я ведь и правда был готов отступить…
— Я знаю, дитя. Отступать порой необходимо, но не тогда, когда лишь слабость твоя тому причиной. Ничего Асха не делает зря; если постараешься, то увидишь ее волю во всем, постигнешь и цель свою, и предназначение. Ступай же с миром по дороге своей. Да, — прибавил я напоследок, — и не рыдай больше, особенно если желаешь впечатлить яростную Зару. Она того не оценит.
— Не буду, лорд Арантир! — Матиас прыснул, устыдился и опять покраснел. — А как вы узнали…
— Дело нехитрое, сын мой. Я уж думал, ты там, в зале, сожжешь на бедной деве одеяние бесстыжим взглядом. Везде побывали глаза твои! Пора, юноша, учиться укрощать жар непокорной плоти и обуздывать порывы строптивого сердца.

      Мальчик совсем смутился. Я похлопал его по плечу:

— Ладно, на эту тему предстоит нам еще не один разговор. Сейчас же ступай, дитя, береги время. Да и мне пора в путь. Скоро увидимся. Асха все обращает на пользу.
 

      Закрылись за мною врата. Поднявшийся ветер овевал лицо мое, трепал полы одежд. Оглянулся я на дом свой и благословил на прощание оставшихся там — мать Геральду, юного Матиаса, господина Кахара и всех прочих, кого знал, от ректора до слуг. Испросил я у Асхи удачи в предприятии моем, сосредоточился и представил со всей возможной ясностью узкие улицы, высокие окна и острые шпили — Нар-Анкар.