Солнце коснулось крыш Реддинга, когда у ограды остановился автомобиль. Нигде на просторах Западного побережья не было конкурентов этому металлическому скакуну: длинное обтекаемое тело с элегантными линиями обводов, мощный мотор, питаемый атомными батареями. В конце концов, на всем Западном побережье не было ни одного работающего «Хайвеймена».
Из машины выбрались четверо. Первым шел высокий юноша с двумя револьверами в кобурах. Бронзовое скуластое лицо с орлиным носом и раскосые глаза выдавали в нем коренного жителя прерий. Длинные черные волосы юноши были перехвачены на лбу шнуром. Одет он был, впрочем, по обычаям цивилизованных людей: в черную кожаную куртку и такие же штаны. А вот шедший прямо за ним мужчина отнюдь не следовал обычаям цивилизации. Обнаженный торс, перетянутый ремнями, был покрыт татуировками, штаны из мягкой замши украшали обереги, а в носу у дикаря торчала здоровенная кость, слишком похожая на человеческую. За спиной туземного воина висела огромная кувалда. Он нес ее так непринужденно, что не вызывало сомнений — оружием своим дикарь прекрасно владел. Лицо третьего было покрыто глубокими морщинами. Из-под широких совершенно седых бровей смотрели голубые глаза, неожиданно яркие для старика, борода не скрывала массивной челюсти. Он единственный из всей четверки носил броню из толстой, специально обработанной кожи. Дробовик за плечом старика был кое-где перехвачен проволокой, ложе его отполировали множество прикосновений, но на стволе не виднелось и пятнышка ржавчины. Замыкал процессию средних лет мужчина, чей внушительный живот переваливался через ремень, едва не разрывая выцветшую на солнце рубаху. Ружье за его спиной выглядело относительно новым.
Все четверо двигались несколько скованно, то и дело разминая шею, поводя плечами и потягиваясь — так ведут себя люди, вынужденные долго пребывать в относительной неподвижности. Компания не стала тратить время на изучение достопримечательностей, направившись прямиком в салун. Благо, неоновую надпись «Маламут» над белым силуэтом собаки было видно издалека. Оба дикаря с любопытством разглядывали дома, что встречались по дороге. Иные еще довоенной постройки: стены их походили на лоскутное одеяло — темное от времени дерево, на котором выделялись заплатки из листов металла, пластика и даже перемешанной с браминьим навозом сухой травы. Иные, выглядевшие поновее, на самом деле были пересобраны из более-менее сохранившихся досок пришедших в негодность зданий. Дальше по улице виднелись бараки со стенами из металлических листов и простые тканевые палатки. Ярким белым пятном выделялось здание с красным крестом на стене, построенное по самой передовой довоенной технологии из пластикового монолита и сохранившееся в веках почти неизменным. Если не считать него, единственным по-настоящему добротным строением в городе выглядел кирпичный дом шерифа, он же офис, он же тюрьма, стоявший как раз напротив салуна.
Все четверо устроились за дощатым столом в полутемном углу. Не успели они как следует расположиться, как рядом возникла девушка с четырьмя кружками пива.
— Выпивка за счет Джека, — она кивнула в сторону покерного стола. Один из игравших в карты приподнял шляпу в знак приветствия. Юноша открыл было рот, но замолчал, когда старик сжал его запястье, одновременно раскланиваясь с доброхотом.
— Отказ от выпивки — оскорбление, — прошипел старик. — Учишь тебя, учишь, — проворчал он, снова опускаясь за стол, — а как был дикарем, так и останешься.
Он помолчал, оглядывая помещение. Как и в любом салуне, воздух был заполнен табачным дымом и алкогольными испарениями. Кто-то пил, кто-то играл в карты, не переставая, впрочем, пить, в центре помещения танцевало несколько пар.
— Так себе местечко, — старик вытащил муху из пива. — В Волт-сити за такое санитарный контроль без штанов бы оставил, — он сделал большой глоток и добавил: — А пиво правильное.
Говорить приходилось громко: гул голосов и смех заглушали даже музыкальный автомат.
— Кэссиди, тебе лишь бы нажраться, — сказал толстяк.
— Должен же я составить представление о том, как ведут дела конкуренты. К тому же, даже пьяный, я в состоянии не промахнуться мимо цели, не то что некоторые.
— Я торговец, а не вояка. Мы, белые люди, должны нести пример цивилизации, а не уподобляться дикарям, решающим все трудности...
— Вик, — и лицо, и голос юноши сохраняли бесстрастность, свойственную его краснокожим сородичам, но толстяк заткнулся, стремительно покраснев. Впрочем, долго молчать он не мог.
— И этот городишко — центр золотодобычи побережья? Здесь должны крутиться большие деньги, где они?
Юноша молча указал взглядом в сторону барной стойки, где несколько человек сгрудились, что-то разглядывая и бурно обсуждая.
— Выпивку всем за мой счет! — счастливый голос на миг перекрыл гул, стоявший в салуне, тут же утонув в восторженных воплях. Мужчина сунул за пазуху тряпичный сверток, оставив на стойке тусклый бесформенный камешек желтого цвета. — Сегодня мне повезло, значит — гуляем!
Салун отозвался одобрительным гулом, веселье вспыхнуло, точно костер, в который плеснули виски.
— Я не о том, — продолжал Вик. — Этот самородок — даже не часть общей картины. Когда у людей есть деньги, они их тратят: на оружие, чтобы охранять свое добро, хорошую еду, удобное жилье. Это значит, что в город ходят караваны — не только те, что забирают отсюда золото, но и те, что привозят товары торговцам. Это значит магазины. Ты видел тут хоть один магазин?
— Он прав, Избранный, — вмешался Кэссиди.
— Мы еще не осмотрели весь город, — сказал тот, кого назвали Избранным.
— Мы видели достаточно, — стоял на своем Вик. — Даже в такой забытой богом дыре, как Кламат, где местные промышляют охотой на ящериц, был магазин.
— Что такое казино? — невпопад спросил Избранный.
— Место, где играют на деньги. А что?
— Это здесь есть. Я слышал, как они, — Избранный мотнул головой в сторону соседнего стола, — говорили, что надо пойти туда, здесь не везет в игре.
— Дедов Мосол говорить, — встрял дикарь с костью в носу, — дело темное.
— Нам-то что с того, — пожал плечами Избранный. — Я ищу священный ГЭКК, до остального мне дела нет.
Остальные трое переглянулись. Кэссиди хмыкнул, Вик закатил глаза.
— Дедов Мосол говорить — однако, драка!
В следующий миг в стену влетела брошенная кем-то кружка. Замелькали кулаки, загремели об пол стулья. Салунные девушки сгрудились у стойки, прижимаясь друг к другу.
— Вечно ты, Сулик, накаркаешь, — сказал Вик.
Избранный невозмутимо грыз початок маиса. Потом без видимой причины поднялся и направился в самый центр зала, ловко лавируя между дерущимися. Выбил нож из руки заросшего бородой по самые глаза мужчины.
— Мало чести в том, чтобы бить в спину, тем более — женщину.
— Это еще кто тут выискался? — рев бородача перекрыл даже шум драки. Окружающие, видимо, знакомые с его нравом, шарахнулись в стороны. — Ополоумел, краснорожий?
Шум в салуне начал стихать.
— Добрая потасовка разгоняет кровь, и если леди хочет размять кулаки наравне с мужчинами — это ее дело. Но не след осквернять забаву убийством, вдвойне позорно — метить в спину женщине.
— Ты что, новый шериф?
— Прохожий. Я не дам вам убивать друг друга.
— И что ты сделаешь? — ухмыльнулся бородатый
— Сначала очень вежливо попрошу. Если не поможет — начну практиковаться в стрельбе, — в живот бородатому уставились два револьвера.
— А что скажет шериф, если прольется кровь?
— Какая мне разница? Кровь-то прольется не моя.
— Уверен? — бородач посмотрел куда-то поверх плеча Избранного.
— Уверен, — раздалось из-за его спины. Бородатый медленно обернулся, уставившись в дуло дробовика, что держал старик. Перевел взгляд на толстяка с винтовкой.
— Успокой своих ребят, — сказал Кэссиди. — Пока дело действительно не закончилось большой кровью.
— Дедов Мосол говорить, — Сулик поиграл кувалдой, показывая всем желающим, до чего ловко он обращается со своим громоздким оружием, — разойтись по-хорошему лучше.
— Я бы на твоем месте послушал, Каминетто, — раздалось от двери. — Угомони своих.
У входа в салун стоял мужчина средних лет, одетый в металлическую броню, к которой была прикреплена звезда шерифа. Чрезмерно смуглое лицо его выдавало дальнего потомка чернокожих рабынь. Шериф тяжело опирался на костыль, и по капелькам пота на лбу можно было догадаться, что ходьба причиняет ему мучения.
— Ты, ты и ты, — он указал на бородача и двух его приспешников, что пытались исподтишка напасть на Избранного, — марш за мной. Вы четверо — тоже, и приглядите за этими молодчиками, пока я не определил их за решетку.
Каждый шаг действительно давался шерифу с явным трудом, так что прошло немало времени, прежде чем процессия пересекла улицу, разделявшую салун и тюрьму. Тем не менее мужчина собственноручно развел местных буянов по камерам, оставив Избранного и его спутников разглядывать серые стены с потрескавшейся штукатуркой, каменные плиты пола и весело мерцающий автомат с ядер-колой.
Шериф вернулся, подволакивая ногу, медленно опустился на стул, наконец разжав крепко стиснутые челюсти.
— Чертовы гекко! Едва не отгрызли ногу, теперь ни на что не гожусь. Моя фамилия Мэрион, я шериф и на правах шерифа хотел бы знать, есть ли хоть одна причина, по которой я не должен устроить вас в соседнюю камеру с теми буянами?
Он неторопливо оглядел компанию, задержав взгляд на Вике и Кэссиди, и спросил, пристально глядя на них.
— Кто из вас двоих главный?
— Главный — он, — ответил Кэссиди, указывая на Избранного.
— Нехорошо, джентльмены, — покачал головой Мэрион. — Краснокожий мальчик едва ли знаком со всеми нашими обычаями, и выходит, что либо вы лжете, либо кто-то из вас нашептывает, как ему командовать, а потом мальчишка отдувается за ваши промахи.
— Они не лгут, — подал голос Избранный. — Мне недостает опыта, это верно. Порой я не понимаю, почему «цивилизованные» люди ведут себя так или этак. Но я учусь. И командую — тоже я. Выслушиваю советы, если они дельные, но решаю — сам.
— И они идут за тобой?
Избранный пожал плечами.
— Я никого не удерживаю силой.
— Избранный меня выкупить, когда духи огненной воды заставить крушить и ломать, — шагнул вперед Сулик. — Избранный найти мою сеструху и убить злодеев, который украсть его.
— Последнее — точно правда, я там был, — сказал Вик. — Про выкуп, скорее всего, тоже: Босс заплатил за меня тысячу крышек Мецгеру, слыхал о таком? Сулик тогда уже был с ним. Потом мы втроем вернулись...
— И Мецгера больше нет, — закончил за него шериф. — Я слышал о нем и о побоище, в котором полегла банда.
— Это быть славная битва. Дедов Мосол кричать — время убивать, и радоваться, когда литься кровь.
— Я иду за ним потому, что парень натянул нос снобам из города-убежища, — сказал Кэссиди. — И мне плевать, какого цвета у него кожа и каков говор.
— Избранный, значит? — шериф обернулся к юноше. — Ты успел свершить много великих деяний, несмотря на молодость, если племя дало тебе такое имя?
— Нет, но мой народ ждет от меня великого деяния. Я ищу священный ГЭКК, чтобы вернуть жизнь нашей земле, которая перестала родить. Дожди все реже, колодцы пересохли, доброй охоты давно нет, а брамины все чаще остаются нетельными или скидывают мертвые плоды. Племя погибает. Я должен найти священный ГЭКК, чтобы спасти его — и это будет воистину великим деянием, которое позволит мне оправдать свое имя.
— Вот как... никогда про такую хрень не слышал.
— Один был в Городе-Убежище, но его использовали. Во всех других местах, где я был, никто не знает, что это. Но я его найду.
— Хорошо, положим, я тебе верю, — сказал Мэрион. — всем вам. Этой штуковины, которую вы ищете, у меня нет, зато есть работа. Интересует?
Избранный кивнул.
— После того, как чертовы гекко едва не сожрали мою ногу, работу свою я выполнять не могу, но делать ее нужно. Я назначаю тебя временным помощником шерифа, даю значок и, конечно, отсыпаю крышек, когда дело сделано. По рукам?
— По рукам.
— Дедов Мосол говорить — не нравиться ему, — сказал Сулик, когда они покинули офис шерифа.
Солнце опускалось все ниже, вытягивая по сухой земле тени, из салуна снова неслись музыка и смех, словно и не случалось никакой потасовки.
— Мне тоже не нравиться оно, — продолжал он.
Избранный не ответил. Он миновал салун и направился к дверям, над которыми было написано «казино».
— Босс, а куда мы идем? — спросил Вик. — Шериф сказал, дом вдовы — сразу слева от...
— Хочу посмотреть на мэра, который достаточно богат, чтобы держать увеселительное заведение — и достаточно беден, чтобы требовать долг с одинокой женщины. Шериф сказал, его офис в казино.
Внутри оказалось так же шумно, как и в салуне. Те же алкогольные испарения в воздухе, те же плотные пары табачного дыма, разве что в запах табака и не слишком чистых тел вплетался еще какой-то, резкий и явно химический.
— Винт, — повел носом Кэссиди. — Осторожней, судя по запаху, здесь каждый второй, если не каждый первый, под кайфом.
Избранный молча кивнул.
Играла музыка, стучали шарики по колесу рулетки, звенели автоматы, кричали люди, то радуясь, то ругаясь, сновали официантки с выпивкой. На четырех чужаков никто не обращал внимания. В кабинет мэра Избранный зашел один и пробыл там не более четверти часа, а потом решительно увел свою команду из казино, к великому неудовольствию Вика, только-только собравшегося попытать удачу у одного из автоматов. На город опускались сумерки, судя по всему, рабочий день закончился, и на улицах появились люди. Большинство местных оказались одеты плохо, можно сказать, что и бедно, некоторые и вовсе в рванине. Кто-то прогуливался, как в одиночку, так и компанией, кто-то уже полусидел, подпирая спиной стены здания, и почти у каждого дома стоял неприметный человечек с бегающими глазами.
— Вот теперь все ясно, — сказал Вик, когда они свернули в проулок около офиса шерифа.
Избранный молча посмотрел на него, ожидая продолжения.
— Винт. Видели, сколько здесь барыг? Вот им и уходят деньги. А от них...
— В Нью-Рино, — продолжил за него Кэссиди. — Оттуда эта дрянь и идет по всей пустоши. На винт садятся с первого раза, и кто-то целенаправленно подсадил этот город. Ради дозы торчок и родную мать в бордель сдаст за бесценок.
— Точно. И все золото почти даром достается боссам Нью-Рино.
Вик явно ожидал похвалы за свою догадливость, но Избранный равнодушно молчал, и тот заткнулся, обиженно засопев.
Они остановились у порога дома, маленького и ветхого, кое-где свет пробивался сквозь прорехи в стене.
— Мне тоже это не нравится, — сказал Кэссиди.
Избранный в очередной раз отмолчался. Когда он шагнул на ступеньки, доски заскрипели и прогнулись, а к покосившейся двери и притрагиваться казалось страшно: вот-вот упадет. Он постучал по дверному косяку и стал ждать. За стенкой зашаркали шаги, открыла седая сгорбленная женщина.
— Вдова Руни? — уточнил Избранный.
Женщина кивнула, прищурилась, вглядываясь в его лицо.
— Я временный помощник шерифа Мэриона.
— Вы от мэра по поводу арендной платы, — женщина вздохнула. — У меня нечем ему заплатить. Вещи собрать позволите, прежде чем выгнать старуху, или тоже заберете в счет долга?
— Мне и моим друзьям негде остановиться, — сказал Избранный. — Пустите? На неделю, не больше, пока мы не закончим дела в этом городе. Оплата... сколько вы должны?
— Сто двадцать крышек, — растерялась старуха.
— Сто двадцать крышек, кормежка за отдельную плату. Пойдет?
Вик возмущенно засопел, но локоть Кэссиди пребольно врезался в бок, торговец хрюкнул и затих.
— Грех издеваться над старухой.
— Да ни в коем разе, мать, — Кэссиди шагнул в круг света, падающего из раскрытой двери. — Много нам не надо, лишь бы крыша над головой да тихо, да и самим готовить надоело — во как! — он провел ребром ладони по шее.
— Лу в салуне комнаты сдает, — кажется, она все еще считала, что над ней изощренно издеваются. И то сказать: полугодовая арендная плата за несколько ночей.
— Так говорю: чтобы тихо было. В салуне разве поспишь? То песни поют, то стреляют, то еще чего. Пусти, мать, а?
Вдова оглядела всех четверых.
— Бог с вами. Взять с меня все равно нечего, комнату найду, только кровать там одна, не обессудьте.
— Ничего, мы привычные, — хмыкнул Кэссиди, перешагивая через порог.
Внутри домишко оказался таким же ветхим, как выглядел снаружи, но полы были чисто выметены, углы без следов паутины и копоти, а обеденный стол — выскоблен добела. За едой отправили Вика, торговался он лучше всех.
— ...А спустя месяц после того, как старик мой помер, — рассказывала вдова, раздавая им миски с похлебкой, — Лягушка Мортон моих браминов убил забавы ради. Мяса-то почти не взял, ляжку одну отрезал да с собой уволок, а остальных так и бросил. До того я хоть молоком торговала, да корова телиться должна была — подросла бы телочка или бычок, мясо бы продала. А теперь — из дома последнее за бесценок отдала, а за жилье платить и вовсе нечем полгода как...
Про Лягушку Мортона они уже успели наслушаться. Это имя витало вокруг, его полушепотом поминали в салуне — и разговор тут же затихал; завсегдатаи казино вспоминали, как несколько месяцев назад Мортон и его банда обчистили заведение: крови в тот вечер пролилось море. Выходило, Мортон и парой браминов не побрезгует, если что. Слушая вдову, Кэссиди и Сулик поддакивали, Избранный помалкивал, и на лице его, как всегда, невозможно было что-либо прочесть.
Когда пришла пора спать, единственную кровать отдали Кэссиди, как самому старшему, и даже Вик не пытался спорить. Остальные устроились на полу, и по тому, как все трое уснули, едва пристроив головы на сумки, служившие подушками, было видно, что этим людям не впервой отдыхать в самых спартанских условиях.
Всю первую половину следующего дня они ходили от дома к дому с расспросами. К обеду Вик не выдержал:
— Босс, мы ищем ГЭКК, так?
— Так, — сказал Избранный.
— Здесь его нет.
— Нет.
— Тогда что мы тут делаем?
— Пытаемся узнать, кто порезал проститутку.
— Зачем?
— Нам за это заплатят.
Кэссиди хмыкнул, Вик потер лоб.
— Босс, у нас есть деньги!
— Есть.
Кэссиди громко расхохотался. Ладонь Вика приклеилась ко лбу, казалось, навечно.
— Тогда зачем?
— Затем, что я подписал контракт.
— Зачем?!
— Нам за это заплатят.
Вик застонал. Кэссиди сложился и разогнуться, кажется, не мог. Избранный смерил обоих недоуменным взглядом и двинулся дальше по улице.
Убийцу они разыскали к обеду. Тощий мужичонка с серым лицом не стал отпираться: шлюха улыбалась, глядя на него, а все, кто посмел над ним смеяться, должны быть наказаны. Над ним все смеются. И все поплатятся. Он твердил это даже когда шериф вел его в камеру.
— Это тоже винт? — спросил Избранный, едва они вышли за порог офиса шерифа.
— Похоже на то, — сказал Кэссиди. — Сперва отбирает волю, потом разум. Антидота нет.
— Как нет? — Избранный на миг остановился. — Доктор Трой...
Он осекся, махнул рукой и зашагал дальше.
Они оставили позади жилые районы, оказавшись на окраине Реддинга, среди заброшенных, еще довоенных промышленных зданий. От многообразия самого города не осталось и следа — все вокруг выглядело серым, будто на выцветших довоенных пленках времен, когда человечество еще не знало голодисков. Остатки асфальта под ногами, бетонные стены с торчащей арматурой. Избранный достал револьверы, походка его стала плавной и бесшумной.
— Что мы здесь забыли, босс? — не удержался Вик. Говорил он вполголоса, хотя, насколько можно было судить, кругом не было ни души.
— Лягушку Мортона.
— «Нам за это заплатят», видимо. Босс, если хочешь мое мнение...
— Не хочу.
— Вик прав, — сказал Кэссиди. — Может статься, что плату за голову получать будет некому.
— Дедов Мосол говорить — драка трудный быть.
— Босс, никак в толк не возьму — почему такой человек, как ты, берется за любую работу?
— Кажется, я знаю, — сказал Кэссиди. — Это как тот парень, который прыгнул голышом в заросли кактусов. Я его тоже спросил, «почему». Знаешь, что он ответил?
— Ну?
— Он сказал, что поначалу эта идея показалась ему очень заманчивой.
Смеяться никто не стал. Избранный бесстрастно оглядел своих спутников.
— Можете уходить. Никто из вас ни перед кем не в долгу.
— Я перед собой в долгу, — сказал Кэссиди. — К тому же, успел привыкнуть, что в каждой новой дыре ты сперва утверждаешь, что нам нет до нее дела, а потом мы оказываемся по уши в местечковых проблемах, только успевая латать прорехи в собственных шкурах.
— Пока все идет нормально.
— Именно это сказал один чувак, упав с крыши и пролетая мимо восемнадцатого этажа.
— Не бывает дом восемь-и-десять этаж. Я не видеть, Дедов Мосол не видеть.
— Я видел, — сказал Вик. — Сулик, не лезь, разговор не о том.
— Избранный сказать — «драться», Сулик драться. Лягушка Мортон — он как Мецгер, только хуже. Дедов Мосол радоваться, если его не быть.
— Кэссиди, но хоть ты-то...
Старый бармен пожал плечами:
— Мне это не нравится, но где наша не пропадала. Рискну, пожалуй.
— Хорошо, — сказал Избранный. — Вик?
— А, черт с вами. Веди.
Они миновали еще одну бетонную стену. Избранный жестом приказал своим спутникам молчать, замер сам, прислушиваясь.
— Ждите здесь, — прошептал он, — И тихо. Я проверю.
Он сделал несколько шагов и растворился в руинах. Остальные устроились на камнях у полуразрушенной стены. Никто из них, кроме разве что Сулика, не мог тягаться с отточенным жизнью посреди прерий чутьем Избранного, которое не раз помогало им избежать опасности, поэтому спорить никто не стал. Сказано: «тихо» — значит, тихо.
Следующие четверть часа не было слышно ни звука. Внезапно зашуршал гравий, а миг спустя из появившейся у основании стены дыры появилась морда свинокрыса. Первым среагировал Сулик: взмахнув кувалдой так же легко, как вышколенная горничная мухобойкой, он обрушил оружие на голову свинокрыса, расплющив ее, как муху. Несколько мгновений спустя подрытая стена рухнула, и сквозь бетонную пыль хлынул поток голодных животных, почуявших добычу. Сулик перехватил поудобней свое тяжелое оружие и начал расшвыривать монстров размеренными четко выверенными ударами. Кэссиди, крякнув, всадил нож под затылок неосторожно подобравшегося слишком близко кротокрыса. Вик, перевернув ружье прикладом вниз, орудовал им, точно пешней, дробя головы животным, зашедшим за спину его соратникам. Никто из них не подумал нарушить приказ Избранного — несмотря на то, что визги умирающих кротокрысов разносились по улицам, эхом отражаясь от бетонных стен. Даже когда где-то за домами прозвучала очередь, одиночный выстрел, а следом крик, полный боли и ярости, никто из них не издал ни звука.
Избранный появился, когда бой уже затихал, и довершил дело несколькими точными ударами ножа. На скуле юноши красовалась свежая ссадина, оставленная, судя по всему, выбитым пулей куском бетона. Ни сам он, ни его спутники не обратили внимания как на эту отметину, так и на укусы, оставленные кротокрысами.
— Что там было? — спросил Вик.
Избранный поморщился:
— Неаккуратно вышло, заметили. Теперь нас ждут.
— Сколько осталось? — спросил Кэссиди.
— Семеро. Хорошее оружие.
— Босс, может, пока не поздно...
— Поздно, — сказал Кэссиди, и секунду спустя разрядил дробовик в показавшуюся из-за угла фигуру. Добавил: — Шестеро.
Избранный упал за камень, остальные кое-как попрятались за насыпью, появившейся после того, как орда кротокрысов проломила стену.
— Не думать, что Избранный привести хвост.
— Я сам не думал, — буркнул юноша. — Недооценил, впредь умнее буду.
Он осторожно выглянул из-за камня, выпустил несколько пуль.
— Пятеро, — сказал он, перезаряжая барабан револьвера.
— Четверо, — заметил Кэссиди. — Ты не виноват, это мы тут нашумели. Повылазили, твари... Если бы они шли за тобой, то первый выстрел был бы не нашим.
Рядом охнул Вик — пуля вырвала клок волос.
— Повезло. До свадьбы заживет, — сказал Кэссиди.
— Да ни за что на свете не женюсь.
— Трое, — сказал Избранный. — Не давайте им поднять головы.
Он пополз между камней юрко, как ящерица, почти неразличимый из-за бетонной пыли, густо покрывавшей одежду. Исчез из виду, казалось, только затем, чтобы несколько минут спустя вырасти за спиной у одного из бандитов и, оттянув за волосы голову, полоснуть по горлу. Метнулся к следующему.
— Двое, — сказал Кэссиди. — Мальчик играет с огнем. Куда!
Сулик, который все время боя лишь напряженно вглядывался в развалины, среди которых скрывались бандиты, рванулся вперед, отчаянно крича и размахивая кувалдой. Бандит, который целился в Избранного, обернулся на крик — и выпустил заряд дроби прямо в грудь Сулику. В следующий миг он получил от Избранного нож в шею, а еще миг спустя и последний злодей захрипел, скребя ногами по камням.
Вик, склонившись над Суликом, лихорадочно обкалывал бесчувственного стимпаками.
— Плохо дело, босс.
— Вижу, — сказал Избранный.
Вдвоем с Кэссиди они быстро соорудили носилки из винтовок бандитов и их же курток и понесли хрипящего Сулика в город. Избранный даже не стал снимать скальпы, сказав, что мало чести в том, чтобы собирать доказательства своей доблести вместо того, чтобы помочь другу.
Доктор Джонсон, худой человек с землистым лицом, самой заметной чертой которого были синяки под глазами, едва взглянув на Сулика, велел положить его на операционный стол, приготовить пятьсот долларов и ждать за дверью. Торговаться не стал даже Вик. Все трое вышли в коридор, помолчали, прислушиваясь к жужжанию автодока из-за двери. Избранный прислонился к стене, откинув голову и закрыв глаза. Скуластое лицо его, по обыкновению, не выражало ничего.
— Босс...
Избранный открыл глаза.
— Босс, док сказал, шансы есть. — Вик откашлялся.
— Может быть, Сулик уйдет на поля вечной охоты — души его предков обрадуются, приняв к себе героя, а я обрею голову, бросив волосы в погребальный костер, и разрежу руки в знак скорби. Может быть, его земной путь еще не закончен. Все в руках Великого духа, доктор — земное орудие Его. Свершится то, что должно, а мы должны смиренно ждать.
Он снова прислонился затылком к стене и закрыл глаза. Потревожить его никто не решился. Вик опустился на стул, теребя дорожную сумку. Кэссиди размеренно ходил от стены к стене. Едва слышное сквозь стены жужжание автодока сменялось металлическим лязгом, порой доносилось ворчание доктора, но слов никто не разобрал. Наконец, дверь распахнулась.
— Забирайте своего приятеля, — сказал док. — Полежит пару дней, и все будет в порядке.
Он подошел к рукомою, стал мытья резкими, нервными движениями. Вик и Кэссиди переложили Сулика на все те же самодельные носилки. Раненый дышал ровно и размеренно.
— Отнесите его в дом вдовы Руни, — сказал Избранный, — и позаботьтесь как следует. Я задержусь. Дела.
Он дождался, пока за друзьями закроется дверь.
— Доктор, я слышал, что в этом городе вы продаете винт.
Джонсон вздохнул, опустив плечи.
— Меньшее зло. Они все равно будут торчать от этой дряни — и неизвестно, сколько заразы занесут, расфасовывая ее в подвале среди антисанитарии. Неизвестно, сколько погибнет от передозировки, потому что разница между терапевтической и токсической дозой минимальна, а в кустарных условиях трудно...
— Терапевтической? Винт — лекарство?
— Это всего лишь термин, означающий дозировку, при которой наступает ожидаемый эффект. Я знаю, что на первый взгляд я выгляжу монстром... но это врачебная этика, как я ее понимаю. Я спасаю жизни... как могу. Меньшее зло.
Избранный покачал головой.
— Зло — всегда зло.
Док усмехнулся.
— Приходит чужак, дикарь, и начинает учить меня этике. Город умирает. Все эти люди, которые сели на винт — по сути уже мертвы, но пока их... существование длится — они мои пациенты. Для которых я делаю что могу.
— Продлевая агонию?
— Можешь предложить что-то лучше?
Избранный промолчал, пристально глядя на доктора.
— Думаешь, я не пробовал бороться? Бесполезно. Физическая зависимость с первого же применения. Антидота — нет.
Избранный достал из ягдташа флакон.
— Антидот. Сделал доктор Трой в городе-убежище. Спасибо за Сулика.
Он шагнул за дверь, не слушая сбивчивых благодарностей дока.
Три дня спустя они покидали город. Шериф, хромая, вышел к воротам.
— Я говорил, что у Мортона остались трое братьев?
Избранный усмехнулся.
— Нет.
— Ну... вот. Осторожней там, парень.
Избранный завел мотор, подождал, пока остальные рассядутся по местам.
— Непременно, шериф. Я вернусь.
Он вдавил педаль в пол, и железный конь помчался к горизонту.