Я проснулась от крика. Того невнятного, животного рыка, что рвется из глотки, когда глаза застит ярость вперемешку со страхом, и страх этот орет твоим голосом – убивай, пока не убили тебя. Выругалась – вслух, нет смысла хранить тишину - зажгла свечу. Муж приподнялся на локте.
— Снова тебя разбудил? Прости…
Я молча покачала головой
— Не простишь? Жена, я буду безутешен. Ну хочешь в качестве искупления спою серенаду под балконом, а потом поднимусь по веревочной лестнице с розой в зубах? Спорим, ни один король тебе еще не пел серенады?
Закрыть глаза – и кажется, что ничего не изменилось. Голос уж точно остался прежним – голос рыжего смешливого юнца, так трогательно стыдившегося быть неловким, чувствующим… живым. Закрыть глаза и забыть, что серебра в волосах уже куда больше меди. Забыть, что…
— Алистер, в каком году ты прошел Посвящение?
— Не помню.
Я прищурилась:
— Врешь.
— Вру, - кивнул он. – Я думаю… месяца нам хватит, чтобы организовать несчастный случай на охоте?
— Если ты думаешь, что я собственноручно помогу устроить твое убийство… - я поднялась с кровати, отворачиваясь. Закрыла глаза – только не разрыдаться. По справедливости, если кому и рыдать нынче, так это Алистеру. У меня, кажется, еще есть время. Пока есть…
Он встал за спиной, обнял:
— Что ты, нет. Просто я подумал… если я вдруг отрекусь ради того, чтобы отправиться на Глубинные Тропы – будет скандал. А вот если король на охоте оторвется от свиты, увлекшись погоней, а потом найдут изуродованное тело, в котором только жена… то есть безутешная вдова… Ты ведь будешь безутешна, душа моя?
— Алистер!
— Думаю, среди преступников, приговоренных к смерти, найдется кто-то сходного телосложения.
Я обернулась:
— Я тебя не отпущу.
Алистер невесело улыбнулся.
— Осталось немного… и ты это знаешь. Либо я уйду на Глубинные тропы сам – и успею уложить дюжину-другую тварей до того, как полягу сам, либо я однажды обнаружу себя там же, уже в облике и разуме порождения тьмы. Если у них есть разум, – он взъерошил мне волосы. – Полагаю, если вместо короля в тронный зал вдруг явится упырь, подданным это не понравится.
Я уткнулась лбом в его ключицу:
— Скандал будет, если уйдешь без меня. Это я тебе обещаю. А подданные переживут.
— Нет.
— Одного не пущу.
— Элисса, пожалуйста… Ты всегда была сильной.
— Не всегда – только когда оно того стоило, - я усмехнулась. – Когда в романах пишут, мол, готов отдать остаток жизни ради того, чтобы не разлучаться, это выглядит выспренним до нелепости. Но, право слово, не так уж много мне осталось… Сколько прошло между нашими Посвящениями – полгода? Год?
— Пойдем спать.
Я едва не рассмеялась. В каких-то вещах он до сих пор все тот же юнец, предпочитавший «не слышать» неудобных вопросов. Пусть себе. Все равно я поступлю так, как сочту нужным – и он это знает.
Тридцать лет назад, когда Винн говорила, что не боится смерти, ибо глядя назад понимает, что прожила достойную жизнь, я ей не поверила. Мне казалось, старуха просто пытается убедить саму себя, чтобы легче было примириться с неизбежным. Самой мне было страшно почти до безумия. Когда Риордан сказал, что Страж, убивший Архидемона, непременно погибнет, я думала – умру прямо на месте, в одной из комнат Редклиффа. Умру в прямом смысле – а что еще думать, когда темнеет в глазах а нутро, кажется, смерзается в одну ледяную глыбу, отказываясь дышать? Я не просила сделать меня Стражем. Вон, рядом два здоровых мужика, вот пусть между собой и решают, кто из них готов умереть ради того чтобы остановить Мор. Еще додумывая эту паскудную мыслишку, встретилась взглядом с Алистером, и пока он подбирал слова, выпалила: «значит, Архидемон мой».
Несколько дней спустя, Алистер, сам едва держась на ногах, просто отшвырнул меня от слабо шевелившейся туши и отсек уродливую башку. Лишь бесконечно долгий миг спустя я поняла, что Морриган все-таки не обманула.
— Знаешь, - муж поерзал, поудобней устраивая плечо под моей головой, - первые несколько месяцев я считал, что согласившись короноваться и жениться на тебе, я совершил величайшую в жизни ошибку.
— Неправда. Величайшую в жизни ошибку совершила я, когда решила, что выйду за тебя замуж, несмотря на корону.
— Ты и сейчас так думаешь?
— А ты?
— Я первый спросил.
Я рассмеялась.
— Нет. А ты?
— Я уже говорил сегодня, что люблю тебя?
— Сегодня – нет.
— Исправляюсь. Немедленно. Я люблю тебя.
Первые несколько месяцев после победы я думала, что или сойду с ума, или покончу с собой, или убью Алистера. Когда он не инспектировал войска или не пытался уйти в запой – он стенал, проклиная корону, королевство, и свою загубленную молодую жизнь впридачу. Все королевские обязанности свалились на меня и Эамона. Благо, я всю жизнь росла, зная, что быть женой эрла – это не только менять наряды и блистать на балах. Но меня никто не учил быть королевой; править разоренной после Мора страной – совсем не то же самое, что помогать матери вершить дела замка. Пришлось справляться – по большому счету выбора просто не было, но мне совершенно не хотелось превращаться во вторую Анору. Самым страшным было сознавать, что именно ей я и стану, при таком-то короле.
Видит Создатель, я долго пыталась быть терпеливой, доброй и понимающей. Терпение лопнуло когда Алистер заявил, что на предстоящее вскоре собрание баннов он не поедет, мол, тошнит от этих рож, придворных церемоний и нудных речей. Я сказала, что если король не появится на собрании, банны могут счесть это оскорблением – но в ответ получила лишь умильную улыбку и фразу «Ты их успокоишь, душа моя, у тебя же все это так хорошо получается». Следующие четверть часа я орала, точно какая-нибудь служанка, не выбирая ни тона, ни выражений, и за все сказанное тогда мне стыдно до сих пор. Если изложить ту истерику коротко и цензурно, она сводилась к банальному вопросу: «у кого из нас двоих есть яйца?»
Алистер взвился. В конце концов, это все из-за меня. Это я, вместо того, чтобы посадить на трон Анору, которая не просто хотела власти, но и показала себя вполне достойной правительницей, заставила короноваться именно его. Сама хотела быть королевой – сама и расхлебывай. Завершила тираду, тоже не слишком цензурную, летящая на пол корона.
Я ответила, что если бы кое-кто, не будем показывать пальцем, не решил свалить ответственность на стража-новобранца только потому, что этому кое-кому гораздо проще выполнять приказы, нежели командовать самому, он смог бы сам решать, что делать со своим происхождением. Если бы кое-кто, когда его прямо спросили на Собрании Земель - отдать корону Аноре, или ему, ответил недвусмысленно и чётко, а не краснел точно старая дева при виде мужского достоинства, мямля - мол, не знаю, решай сама - все могло бы быть по его слову. В конце концов, Анора все еще сидит себе в башне, и ничто не мешает кое-кому отречься прямо сейчас в ее пользу, разом покончив со всеми королевскими проблемами. На смену, правда, тут же придут другие, но что какая-то мстительная баба по сравнению с Архидемоном? С этими словами я швырнула перед ним лист пергамента, грохнула рядом чернильницу, припечатала сверху корону и хлопнула дверью.
Спустя полчаса, никому не сказавшись, я уже ехала в направлении Амарантайна – вне зависимости от того, что надумает нареченный, звание рыцаря-Командора Стражей с меня никто не снимал, а свежеобустроенная крепость требовала инспекции. Конечно, орлейские Стражи наши братья по оружию и долгу, но Орлей есть Орлей, слишком свежа память о недавнем иге, слишком рискованным казалось просто отдать эрлинг в их распоряжение, предоставив обживаться как душе угодно. С первой же встреченной почтовой станции отправила вперед письмо, чтобы прислали проводника – заодно дав возможность подготовиться. Не было совершенно никакой нужды падать как снег на голову, я не собиралась никого ловить на горячем. Проводника мне прислали, но пышная встреча не удалась – едва добравшись до Башни Бдения, я оказалась в центре побоища. Вместо торжественного ужина и неспешного погружения в дела пришлось в который раз убивать Порождения Тьмы.
Алистер появился точь-в-точь к концу сражения. Я так и не поняла, зачем он помчался следом - то ли собирался оторвать мне голову, то ли извиниться. Изменился в лице, когда я вышла из разбитых ворот, в помятом и залитом кровью доспехе – не успела снять, не то, что отчистить. Толком поговорить не получилось – слишком много было свидетелей и еще больше дел – так что Алистер умчался, так же спешно, как появился: если он действительно собирался успеть на собрание баннов, как сказал перед отъездом, надо было поторапливаться. Я осталась приводить в порядок Башню. Дел навалилось столько, что следующие полгода мне было совершенно не до того, чтобы размышлять, останется ли Алистер королем к моему возвращению, и будет ли действительна объявленная помолвка. Даже о том, почему он не пишет, не было времени думать - точнее, я заставила себя выбросить это из головы. Видит Создатель, нам обоим была нужна передышка. Я любила его и не сомневалась во взаимности, но одной страсти слишком мало для того, чтобы оставаться вместе надолго.
Не знаю, что за это время успел передумать Алистер, но спустя полгода меня встретил… нет, не совершенно другой человек, повода заподозрить в нем одержимого у меня не нашлось. Меня встретил король, достойный своей короны.

Поразмыслив на свежую голову, мы решили, что в унизительных инсценировках нет нужды. Король имеет право отречься, благо, наследник, хоть и молод, но все же старше, чем Алистер в свое время. А куда королевская чета направится после отречения, никого не касается.
Да, мы вырастили наследника - и только придворный лекарь и Зевран, который помог нам все организовать, знали, что в Кайлане нет не только ни капли крови Тейринов, но и выношен он не в моем чреве. Еще где-то жила женщина, продавшая обаятельному эльфу своего еще нерожденного ребенка ради того, чтобы прокормить остальных – что ж, плату она получила более чем щедрую. В том, что рано или поздно, придется прибегнуть к чему-то подобному, мы не сомневались с самого начала – из-за скверны в крови Стражам почти невозможно зачать ребенка. Тем не менее, какое-то время мы честно пытались, ясно осознавая всю тщету этих попыток. Что ж, то, что мне не довелось выносить сына под сердцем, никак не мешало любить и гордиться им. Кайлан – теперь уже король Кайлан Второй – проводил нас до окраины Денерима и долго еще, оглядываясь, мы видели, как он стоит на крепостной стене и смотрит вслед. Алистер молчал, я плакала – благо, смотреть на плачущую королеву-мать было некому.
Как повелось исстари, мы устроили пирушку в Башне Бдения – пили, пели и веселились вместе со всеми, стараясь не думать, что никого из тех, с кем мне пришлось оборонять башню тридцать лет назад, уже нет в живых. Веселье угасло само собой, когда примерно половина присутствующих заснула лицом в блюде.
— Разучилась пить молодежь, - хмыкнул Алистер.
— А ведь эти еще из лучших, - поддакнула я, подхватывая его под руку. До спальни мы добрались самостоятельно, хоть и не слишком твердым шагом. И даже сумели проснуться до того, как поднялась крепость. Собраться оказалось делом нескольких минут – нести с собой на Глубинные Тропы множество вещей просто не было нужды.
— Ты же не слишком усердна в молитвах, - сказал Алистер, увидев, как я складываю в полупустой мешок молитвенник.
— Его подарил Фергюс перед коронацией.
— Помню.
— А ему – матушка перед отъездом к Остагару.
Отдавая мне книгу, брат сказал, что у него есть имение, полное воспоминаний о тех, кого уже нет. А у меня не осталось ни одной памятки из дома – так пусть будет хоть эта. Тем более, что фамильный меч и щит Кусландов, с которыми я так и не смогла расстаться до самой битвы с Архидемоном, я отдала Фергюсу – семейные реликвии должны остаться в роду.
— А еще – вот… - я смущенно улыбнулась, раскрывая молитвенник. Между страниц лежала засушенная роза.
— Создатель! – ахнул Алистер. – Я думал, она давно сгнила где-нибудь посреди мусора. А ты все это время…
— Перестань, я начинаю чувствовать себя сентиментальной дурой, - я сложила книгу в мешок. – Пойдем?
— Ничего не забыла?
Мечи удобно устроились за спиной, сумка на боку, муж рядом. Все на месте.
Подвалы Башни не слишком-то изменились за тридцать лет: я шла к двери, отгораживающей глубинные тропы так уверенно, словно закрыла ее только вчера. До чего избирательна память – стерла большинство лиц тех, кто был здесь тогда, а дорогу в этом лабиринте оставила. Тот гном, как же его звали… Волдрик, сказал, что открыть дверь можно только из Башни, а закрыть – мало ли! – с обеих сторон. И показал рычаг, сработанный, как и любая гномья вещь, на века. Так что, уйдя, мы не откроем путь порождениям тьмы.
Толстенная, в несколько футов, дверь отползла в сторону.
— Может, все-таки передумаешь? – спросил Алистер.
— Муж, ты знаешь меня тридцать лет. Я передумаю?
Он рассмеялся.
— И в самом деле, – взял меня за руку. – Славная вышла жизнь.
— Да.
Дверь беззвучно закрылась за спиной.