Одри лежал и пытался уснуть под аккомпанемент всхлипываний минут двадцать. Его быстро забирало от марихуаны, но быстро отпускало, а потому он сохранил относительно здравый разум. Дитер спал, громко и выразительно сопел в подушку, уткнувшись в нее лицом, так что в спальне Венер остались фигурально лишь двое – капитан и его блондинистый подопечный. И Блуверд честно пытался сдержаться, но все равно заходился плачем, стоило только одной слезинке выкатиться и, проделав дорожку по щеке, впитаться в подушку. Он зажал себе рот ладонью и затрясся в тихой истерике со слезами, чтобы не всхлипывать громко, не разбудить никого. Под одеялом, натянутым из последних сил, он лежал совершенно раздетый, не заботясь особо натягиванием пижамы. Да что там пижамы, он не мог себя заставить даже встать, чтобы дотянуться до графина с водой, горло пересохло, жутко хотелось пить.

Да уж, бесполезно будет менять имидж. Если хочешь измениться ради перемены отношения к себе, лучше поменять школу, интернат, точнее. А у Сэнди не было ни желания уходить в обычный приют, ни возможности это сделать. Да и Жан ему только что доказал на практике – Сэнди создан, чтобы быть таким, чтобы быть девчонкой, хочет он того или нет.

- Этот идиот хоть с резинкой тебя трахал? – не выдержал Одри. Идиотом он Жана назвал лишь за излишнюю грубость и жестокость.

Сэнди опять зашелся, шмыгнул носом и буркнул что-то, похожее на «да».

Одри почувствовал себя виноватым, он попытался закрыть глаза и уснуть, но не получилось, он снова уставился в верхнюю полку.

- Извини, пожалуйста, - сказал тише, чем раньше.

- Тебя-то за что?.. – Сэнди шмыгнул носом снова, все же сел, потянулся к стащенным с него трусам, натянул их, снова накрылся одеялом.

Одри тоже задумался, за что именно он извинялся. Не мог объяснить конкретно, логично, четко, но почему-то чувство вины не уходило. Он встал, так что Сэнди это услышал, не оборачиваясь, и застыл. Господи, ну только не это, только не еще раз. Боргес что, заранее извинился, перед тем, как трахнуть его, что ли? Замечательно… Тогда Сэнди точно покончит с собой. Он быстрее выпрыгнет в окно, чем переживет еще несколько мучительных минут, потому что болело просто все.

Одри плеснул в один из пяти стаканов воды, присел на корточки перед кроватью капитана и тронул его за плечо, накрытое одеялом.

- Не хочешь?

Сэнди замер, а потом решил, что он не в том положении, чтобы выделываться, повернулся и взял стакан. Смотреть на Одри было мучительно и больно отчего-то, поэтому он и не смотрел, сделал два глотка и стакан отдал. То, что осталось, парень допил сам, хоть ему и не было жарко, наоборот, стало холодно, а окно закрывать было нельзя – комнату приходилось проветривать от едкого, сладковато-горького дыма.

- Спасибо, - Сэнди буркнул, но не успел пожалеть о своей грубости, как одеяло отодвинулось, за его спиной, поставив колено на скрипнувший матрас, улегся сам Одри. Не то чтобы по размерам их кровати так сильно отличались, что он решил устроиться с большим комфортом, не то чтобы хотелось поприставать… Это было что-то другое, никто не взялся размышлять о происхождении «этого». И Сэнди не стал задавать тупых вопросов, вроде «Что ты делаешь» или «Какого черта». Не стал говорить «Ну тесно же», «Тебе что, места у себя мало?». Он просто не мог успокоиться и расслабиться, когда рядом кто-то был. Тем более, после такого, тем более, если рядом был именно Одри. Каждый резкий вздох заставлял тело за его спиной вздрогнуть, а прижиматься голыми лопатками к нагревшемуся пушистому свитеру было приятно.

- Тебе больно? – уточнил Одри, хоть и знал прекрасно ответ. А кому будет не больно, если вот так, через силу, через сопротивление, через «не хочу», долго и упорно, потому что под травой Жан кончить быстро просто не мог? А кому не будет больно, если еще нарочно стараются причинить вред, обидеть?

- Не в первый раз, переживу, - вдруг спокойно, через зубы процедил Сэнди. Он облизнулся, потому что по щеке, по губам протекла очередная слезинка.

Одри так лежал, что его рука невольно оказалась подушкой, которая вытянулась под шеей Сэнди, а сам капитан вполне комфортно устроился чуть выше его локтя.

В тишине и темноте было ощущение, будто Сэнди окружала какая-то аура, теоретически обозначавшая его личное пространство. И сейчас к этому пространству прикасался край посторонней ауры, совсем другого цвета, скорее темно-серого, а не светлого, как у Блуверда. И это прикосновение ощущалось даже на физическом уровне. Не в том смысле, что прикосновение рук было прикосновением души, а в том смысле, что чем дольше Сэнди терпел и не врал, тем ближе становилась посторонняя душа. Он мог рявкнуть: «Отстань от меня! Обойдусь без твоей помощи уж как-нибудь! Где ты был, когда он на меня кинулся, а?!»

Но, в конце концов, Одри не обязан был ему помогать, они не были даже друзьями. И вот сейчас он почему-то оказался рядом, утешал практически без слов, причем не врал сам. Одри тоже мог наговорить кучу ерунды, бреда, будто он делает это лишь из жалости, из чувства солидарности. Но какой смысл врать, если он сам не знал, зачем он это делал? И Сэнди врать не стал. Он не стал даже вырываться, когда правая рука Одри, не служившая подушкой, потянулась обнять его, легла поверх его же правой руки, переплела их пальцы, прижала ладонь Сэнди к его же животу, будто стараясь погладить по внутренностям, болевшим, как и все тело. В левую ладонь Одри взял левую же кисть Сэнди, вытянутую поверх его руки, согнул ее осторожно, так что Блуверд будто самого себя обнял, а обычная на вид, но сильная в самом деле рука в красном рукаве обняла его за шею, аккуратно прижимая ближе всем телом. Запястье Сэнди оказалось на его же голом плече, он закрыл глаза и не мог поверить тому, что происходило с ним в данную минуту, секунду. Когда ему было плохо, его никто не утешал. Это и правда случилось не в первый раз, и ему было уже как-то наплевать. Пусть его все терпеть не могли, считали потасканным извращенцем, считали, что раз с ним такое происходит, значит, он это заслужил. Пусть. Все равно ничего не изменится.

А Одри видел теперь, что он сильный, очень сильный. И не зря он капитан, потому что только такой человек, как Сэнди, может отвечать за всех сразу, может поставить на место того же Дитера. Просто он слабее физически и не может противостоять подобным нападкам. Но морально он крепче скалы, он не игнорирует происходящее с ним, как многие, он просто это переживает. И делает он это обычно в одиночку.

- Все из-за меня, - покаялся Боргес тихо, сам еле выдавив это.

Сэнди молчал, дожидаясь продолжения, и парень почувствовал, что молчание надо заполнить.

- Ну, если бы я не вынудил его надеть эти долбанные чулки, не начали бы курить, все такое. Жан бы к тебе не полез, никто бы не полез.

- Какая разница, - Сэнди фыркнул. – Подумаешь. Как будто я – это что-то невероятно дорогое, да? Нифига подобного. Это Нэнэ, к примеру, очень себя бережет и ценит. И если у него будет парень, а он обязательно будет, то они будут вместе безумно счастливы, и Он будет любить Нэнэ, как не знаю, кого. Он будет его хранить и беречь, потому что он у него будет первым-первым. Первых обычно берегут, как хрустальную вазу. А меня нахрена беречь. Я никто. Зачем беречь того, кто уже к этому привык, - он стиснул зубы опять и старался не зареветь в очередной раз, продолжая истерику.

- Я же не Уолтерс, не Дитер, не эти идиоты. Кому ты врешь, что это не больно? Я все прекрасно знаю. Ты же живой, нельзя так с живыми. Так что я знаю, что тебе плохо. И я считаю, что я в этом виноват, так что не надо тут монологов гордости.

- Ты уже извинился. Можешь идти, я же не держу, - Сэнди все же начал ломаться. Гордость у него была, но всегда не в тему, а когда нужна была, исчезала.

- Да гордый-гордый, я знаю, - шепотом заверили его, Сэнди выдохнул, зажмурился и затаил дыхание, почувствовав дыхание на своих пальцах. Его левую кисть бережно, но крепко держала левая рука блондина, а когда он прикоснулся губами к кончикам пальцев капитана, Сэнди чуть на кровати не подбросило, он еле задышал снова. Вообще, от Одри пахло табаком, еще немного дымом марихуаны, его морским одеколоном и чем-то собственным, чем пахло только от него. И это было приятно, Сэнди отрицать не смог бы.

- Кому какое дело, кто первый, а кто сто двадцать первый? – Одри вздохнул, Сэнди невесело улыбнулся, хоть и знал, что этого не видно.

- Всем есть дело, разница огромная. Представь себе, что тебе встречается кто-то, и ты у него первый?

- Ну и что?

- Ты же будешь с ним бережным, нежным, осторожным. А если тебе встретится кто-то и скажет, что уже раз сто это делал, причем с разными?

- И что? – Одри знал «и что». Он был просто удивлен совпадением их мыслей. Раньше, когда он думал, что выбрал все правильно, что ему просто суждено быть с парнями в роли девушки, он именно от этого страдал и не понимал, почему так обращаются с теми, у кого «Он» уже не первый. Какая разница? В чем ценность этой «невинности»? Это же живое тело, живой человек, такая же душа, как у «невинных». Ему хочется нежности, а получает он только боль и пренебрежение.

- Ты будешь думать, что он резиновый, как будто. Что он же делал это уже, не растает, не сахарный, не сломается. Переживет, да?

- Нет, не буду, - Одри ответил отрицательно, Сэнди удивился всерьез. Парень пояснил. – Ты меня видел? Ты видишь меня, вообще? Не сейчас, а каждый день? Я что, похож на Жана?

- Не очень, - Сэнди улыбнулся осторожно.

- А на кого я похож?

- Честно?

- Нет, чтобы приятно было, - вздохнул Боргес, решив, что уже можно немного сарказма добавить.

- На Ромуальда…

Он ожидал сравнения с кем угодно, только не с привидением без лица.

- Нет, ну я его не знаю, - пояснил Сэнди. – Но внешне – на него.

- В любом случае, он же тоже с парнем встречался. И ты видел, кто там был кем.

- Ну…

- Думаешь, я могу считать, что первый-не первый имеет значение?

- Не знаю.

- Я не считаю, что это важно, - быстро отозвался Одри, так что Сэнди вздрогнул даже, сердцебиение ускорилось, и парень это прекрасно почувствовал. Чужое сердце билось, и стук его будто отдавался у него в груди, прижатой близко, вплотную.

Зря они думали, что привидения Стрэтхоллана являлись лишь Нэнэ, они были везде и всегда, когда не увлекались друг другом, они видели все. И в зеркале, висевшем на стене, никто не заметил Ромуальда, заглянувшего в это зеркало, как в окно соседей. Он даже удивился, прикрыл рот ладонью и поманил пальцем Хэйдана, подошедшего ближе, кивнул на две фигуры, накрытые одеялом. Рыжий опять почувствовал бесконтрольную нежность к блондину, увидев эту картину.

- Ты тоже думаешь, что у меня нет гордости?.. – Сэнди шепотом осведомился, потому что ему действительно было интересно мнение именно его, Одри.

- Я же сказал, что ты очень гордый, - вздохнули у него за спиной, так что ребра расширившейся грудной клетки толкнули Сэнди в спину.

- Я думал, ты издеваешься. Я не гордый совсем. Может, поэтому меня все терпеть не могут и думают, что со мной так можно. Просто я не знаю, с кем надо быть гордым и когда. Ну, как бы, боюсь, что если буду сильно гордым, меня оставят опять одного. Блин, извини, что гружу, - Сэнди хотел свернуться калачиком от стыда, но ему не дали, вынуждая лежать так же, выпрямившись, прижимаясь всем телом.

- Не грузишь.

- Не выспишься же.

- Пофиг.

Сэнди задело то, что он не сказал «Все равно не высплюсь, так хоть поболтать». И задело приятно.

- Гордым надо быть тогда, когда тебя оскорбляют, и ты это чувствуешь. Больше никогда. Не надо быть гордым из принципа, не надо быть тряпкой, если тебе обидно.

- А если я его люблю? – шепотом поинтересовался Сэнди.

- Всерьез?

- Мне кажется, - Сэнди ответил раньше, чем успел подумать, потому что изначально хотел выставить «Его», как кого-то абстрактного. Мол, «Ну а если люблю, то тоже надо быть гордым? Нет, не люблю, в смысле, а чисто теоретически, на будущее?» Теперь подобный вариант отпал.

- Не знаю даже… - Одри по-честному задумался, он обычно редко разговаривал по душам, но если уж подписывался на это сложное дело, так и думал над словами собеседника, как следует. – Взаимно любишь?

- Не знаю, - честно и немного растерянно выпалил Сэнди. – Ну, как бы… Если бы взаимно, то я бы не сидел сегодня в комнате, да? Не смотрел бы на вас, идиотов, не случилось бы всей этой тупости.

Он не сказал «Если бы взаимно, я бы не лежал тут с тобой».

- Само собой, - Одри опять задумался, лежа удобно, с комфортом, дыша Сэнди в шею. А потом додумался до нового вывода, отпустил его руку, вытащил собственную из-под его шеи, оперевшись на локоть и приподнявшись над капитаном. Заглянуть Сэнди в лицо было сложно, потому что волосы его закрывали, поэтому Одри расцепил и правые их руки, поднял свою, отвел мешающую прядь с лица капитана, наклонился, но так и не заглянул ему в глаза. Его ладонь ребром касалась скулы Сэнди, его щеки, основанием – челюсти. - Это… - он собирался сказать имя, но потом подумал, что если даже не угадает, Сэнди будет неприятно вспомнить об этом человеке. – Эм… Это тот парень, который здесь учился, а теперь в группе поет? – абстрактно и извилистым путем он описал Гаррета.

- Нет.

Блуверд и сам удивился, когда понял, что больше не готов за Гарретом и в небо подняться, и с обрыва упасть.

- Тогда, значит, он тебя не любит, раз ты тут сидишь вечерами? – логично предположил Одри.

- Не знаю. Скорее всего, - Сэнди опять ответил неопределенно, непонятно, зато честно.

Боргес позанимался ерундой, молча, даже ни о чем не думая, он потрогал пальцем хрящик чужого уха, чему-то дебильно улыбнулся. Впервые, наверное, разум был совершенно пустой, ни единой мысли, полное отрешение от реальности, просто взгляд на профиль капитана, просто ощущение тепла от его тела. Ощущение нежности и желание сохранить его от подобных происшествий, которых он просто не заслуживает. В лесу он воспринимал его скорее, как соперника, как обычно воспринимает одна девушка другую. Теперь воспринимал почти, как себя, как воспринимает одна бывшая девушка конкретного парня другую бывшую девушку этого же парня. Или как-то иначе.

- Стоп, - он сам себя остановил на мысли, на цыпочках прокравшейся на задворках сознания. – А он знает, вообще? Ты ему уже сказал?

Сэнди замолчал надолго, но потом все же выдавил через силу.

- Как бы да, но, может, для него это и не признание никакое.

- В смысле? Да или нет?

- Ну, я однозначно не говорил: «Привет, доброе утро, как дела? Хорошо? У меня не очень. Знаешь, почему? Потому что я тебя люблю и не знаю, могу ли надеяться на взаимность», - Сэнди даже улыбнулся тому, как глупо это звучало.

- А что, неплохо, - Одри усмехнулся. – Он бы точно офонарел. А пока бы он фонарел, ты его быстро целуешь и убегаешь. А потом он сам пусть думает, что делать.

- У него есть варианты? – Сэнди фыркнул.

- Конечно. Может за тобой побежать, может просто сразу поймать, может подумать пару часов, а может и дней, а уже потом согласиться.

- А может вообще забить на это и всем разболтать, и тогда меня все будут опять доставать, - вздохнул Блуверд.

- Вряд ли. Здесь таких дебилов нет. Вот в нашем приюте ты бы огреб.

- А если он не среди наших? Нет, ну ты извини, ты же тоже… Но вы новенькие. Если он среди новеньких, то он же не такой, как наши, он может запросто меня унизить опять при всех.

- Он что, младше тебя? Тогда сложно совсем… - Одри поцокал языком о зубы.

- Нет, почему, - Сэнди удивился и не сразу понял, что палится.

- Значит, старше. Сейчас угадаю, - Одри закрыл один глаз, прикусил губу и задумался. Ведь новеньких, кто был старше Сэнди, было не так уж много. – Э-эм… Дитер – точно нет, иначе ты бы не верещал. Жан… Прости, что напомнил о нем, он дурак. Не Коул или Дойл?

- Не-е-ет, - страшным голосом девочки из ужастика простонал Сэнди. – Ты что, с ума сошел? – он имел в виду, что влюбиться в Коула или Дойла просто невозможно.

- Я просто в неадеквате немного, - отмахнулся парень, сел и стянул с себя свитер, потому что стало жарко. Под ним и так ничего не было, по комнате гулял прохладный ветерок из окна, но под одеялом было даже немного душно вдвоем. Пока он его стягивал, Сэнди голову повернул и посмотрел на это все. Приподнялась, зацепившись, цепочка с половинкой кулона, потом снова упала на грудь. Он лег обратно, опираясь на локти, одну руку опять протянув вдоль подушки, под шеей Сэнди, так что она касалась предплечья.

- Продолжаем. Франсуа? Точно, это он, да? – он чуть ли не заулыбался от радости, уверенный, что угадал. – Ты сегодня с ним несколько часов болтал, даже на ужин не пришел.

- Не-е-ет, - Сэнди засмеялся даже. – Ну, он мне понравился сначала, когда вы только приехали… Но потом я увидел Его, и как-то… Просто… Ну…Просто не знаю, как это назвать. У него гора недостатков, аж три горы, нет, пять гор. И я все эти недостатки знаю и вижу, хотя половина, может, еще и скрыта… Но не знаю. У него даже внешность не такая уж идеальная, в ней есть куча неправильностей, а мне она кажется идеальной именно из-за этих неправильностей… Но просто при взгляде на него тогда…

- Искра промелькнула? – иронично уточнил Одри.

- Типа того, - капитан вздохнул. – Не знаю. А может, даже сразу промелькнула эта искра. Я же капитан, я там стоял, помнишь, сразу. Я всех видел. Просто мне в тот момент казалось, что Франсуа самый симпатичный. Он правда похож на Доминика, ну вот именно лицом. Только не говори, что ты тоже так не думаешь, - Сэнди обернулся, требовательно и заранее обиженно на своего подопечного посмотрел.

- Что-то есть. Я вашего Доминика только накрашенным и по телевизору видел, откуда мне знать, какой он на самом деле?

- Ну, тоже логично, - Боргес кусал губу сосредоточенно, глядя на зеркало, где, как ему показалось, что-то промелькнуло. Наверное, это было отражение занавески, болтавшейся в открытом окне от ветра.

Нет, это был Ромуальд, который беззвучно говорил Хэйдану в ухо, что у них «ВСЕ С УМА СОЙТИ, КАК». Хэйдан ему так же беззвучно, чтобы их обоих не спалить в тишине спальни, отвечал, что у них, вообще-то, тоже все было не хуже. Только вот Хэйдан был не таким тормозом. Ромуальд смеялся, лишь открывая рот, но не повышая голос ни капли, соглашаясь с этим заявлением.

Сэнди показалось, что у них с Одри даже руки разные. То есть, он же лежал так удобно, смотрел на ладонь прямо перед своим лицом. Пальцы были расслаблены и полусогнуты, ногти обрезаны, так что невозможно было теперь принять кисть за женскую. И пальцы были какие-то другие совсем. Длинные, узловатые, с крепкими суставами. И ногти сами занимали всю площадь кончиков пальцев, а не были правильной формы, как у Сэнди.

В сонных, не слишком сильных по ночам мозгах блондина вдруг всплыла какая-то абстрактная мысль-догадка, но он не успел задуматься даже, чтобы ее сформулировать, не то что высказать. В общем-то, эта мысль начиналась со слов: «Слушай, а почему тогда ты в лесу…» или, может быть, «Но больше из новеньких нет никого старше тебя…»

Сэнди просто спросил бессмысленно, тронув его пальцы своими.

- Ногти отрезал?

- Мешали, - Одри еще пытался сосредоточиться и вернуться к размышлениям, Ромуальд практически молился, чтобы он вернулся к этим размышлениям, но нет, Сэнди инстинктивно чувствовал, что вот сейчас все в его руках, и надо как-то парня отвлечь.

- А, кстати, хотел тебе сказать. Если решишь снова краситься, в белый – бесполезно. Все равно видно, что они у тебя темные.

- В смысле? Брови, ты имеешь в виду? – Одри хмыкнул, посмотрел на него, повернувшись. Сэнди перевернулся на спину, натянул одеяло повыше, одну руку вытянул поверх него, вдоль тела, а вторую поднял и тронул кулон на чужой шее. Ну, друзья же так делают.

- Не только брови. Я по другому понял, - Сэнди вздохнул.

- Мне даже страшно спрашивать, по чему, - заверил его Одри.

- Не-е-ет, - Блуверд тоже понял, о чем он.

- Я ничего не говорил, заметь.

Он так улыбался. Нет, не в смысле очень широко или очень ехидно, не фальшиво и не слишком искренне, не голливудской улыбкой, не какой-либо еще… Но он так улыбался, что Сэнди забыл про Гаррета совсем, не говоря уже о Жане.

Сэнди вздохнул и опустил руку, которой трогал кулон, прикоснулся ногтем к его груди, к левому соску, если точнее. И пояснил в ответ на выразительный взгляд.

- Цвет другой. Не знаю, почему, просто бросилось в глаза в душе утром, - он пожал плечами, руку сразу убрал.

- А ты, я смотрю, как пирожное, ага? – Одри ухмыльнулся. – Значит, натуральный блондин?

- Это не значит, что я тупой.

- Конечно не значит, - согласился с ним Боргес, укладываясь поудобнее, окончательно устав. Думать о личности анонимного возлюбленного Сэнди просто не осталось сил. – Только обычно красятся из темного в белый, а не наоборот. Зачем перекрасился?

- Были причины, - Сэнди вдруг немного помрачнел, не имея ни малейшего желания вспоминать о том, что было два года назад. – А знаешь, что? – помолчав, снова начал он.

- Что? – ему в голову начали лезть какие-то совсем ненормальные мысли. Это были даже не мысли, а образы, ассоциации, пробуждающие чувства и эмоции, как реакцию на эти образы. Виновником образов был капитан. Ночью, именно сейчас, без масок и притворства он выглядел совсем иначе, чем обычно. Обезвреженный, обезоруженный, обиженный и открытый он смотрелся настоящим, и стало ясно – он часто мечтает, фантазирует. Его жизнь во многом – фантазия, сплошная, бесконечная мечта о счастье и сказке, у которой нет конца и края. И мечтает он именно о такой любви, как у этих двоих, что умерли здесь по причинам, так и не понятым никем, даже Нэнэ. Чтобы и в небо, и в пропасть, и в жизни, и в смерти, чтобы плевать на будущее, на самих себя, на все, чтобы можно было умереть вместе не ради чего-то, не чтобы добиться, не чтобы убежать от проблем, а ради чувств, ради самой любви. Смерть не во имя любви, не в борьбе за нее, а как высшая точка этого чувства, дальше просто нет способов доказать. Сэнди явно мечтал о любви, в которой собственная личность предавалась забвению, забывалась, в которой каждый отдавался другому целиком и полностью, высказывая, показывая, демонстрируя свои чувства, делая все, лишь бы другому было приятно и хорошо, и получая удовольствие лишь от этого. Это – бесконечная рекурсия, уж Ромуальд и Хэйдан точно знали. Когда делаешь приятно, получая от этого удовольствие сам, тебе тоже приятно, обоим приятно, и любовь становится не просто страстью или привычкой, а настоящей сказкой, до слез.

Сэнди было интересно, бывает ли так сейчас, как было полвека назад, может ли быть у людей такая же любовь? У парней, тем более? Любовь между мужчинами – субстанция хрупкая, может в каждый миг разлететься на осколки, как и дружба между женщинами.

Ему еще было интересно, была ли любовь между Гарретом и Домиником именно такой. Если была, то Сэнди даже не злился больше, только завидовал жутко, хотел так же, по-настоящему.

- Я ему не признаюсь, - шепотом сказал он наконец, выдержав паузу, достаточную для того, чтобы разжечь в Одри безумное любопытство.

- Почему? – парень не поверил, просто даже не понял такого решения.

- Потому что я уже признавался один раз. Обжегся, знаешь ли.

- Это же не причина.

- Кому как, - Сэнди вздохнул. – Просто я видел уже, что когда признаешься сам, человек это не ценит и запросто бросает, если что не так. А мне такого не надо. Нет, мило, конечно, развлечься и разбежаться… Но надоело уже. Бесит, как с Жаном. Придурок… - он закрыл глаза, поморщился.

- Тогда как он узнает, что ты его любишь? Это эгоизм, это нечестно по отношению к нему, не говоря о тебе уже, - Одри так возмутился, что это стало заметно, он фыркнул и сделал вид, мол, ну вообще бред.

- Почему нечестно? – Сэнди повернулся на бок, сложил ладони и положил их под щеку, по-детски почти.

- Потому что. Если ты не признаешься, ты не даешь ему шанса. Ты-то за себя сам решаешь, ты можешь решить, что запросто будешь всю жизнь мучиться от любви к нему и умереть, так и не разделив ее… Но за него-то ты почему решаешь? Вдруг это твоя судьба, вдруг это и его судьба? А ты его просто лишаешь ее, решив за двоих, - он распалился, даже разозлился на такой эгоизм.

- Ну, так если это судьба, он все равно каким-то образом узнает. А если не судьба, так и зачем говорить, зачем тратить на это время?

Одри не нашел сначала, что ответить, что возразить такому железному доводу.

- Только на судьбу надеяться нельзя. Хотя, знаешь, судьба иногда тоже просто убивает своей решительностью, - он хмыкнул, а Сэнди переспросил с неподдельным интересом.

- В смысле.

- А ты думаешь, это не судьба, что я сторчался в этом гребаном приюте, а потом бац, и ваша директриса решила именно меня вытащить оттуда? По-моему, это просто знак, что пора прекратить.

- Ты поэтому прекратил? Тебя же уже не ломает?

- Но хочется все равно. И я не буду больше, правда. Можешь не верить, можешь считать, что это бред, но я не буду. Это даже не похоже на мое решение, не находишь? Как будто кто-то за меня решил и вдруг изолировал от прошлого.

- Ну вот, видишь, судьба есть. Она сама все меняет, если хочет. И если мне судьба с ним быть, то я буду по-любому, да?

- Может быть.

- В конце концов, разве не видно, что я его люблю? А если он видит и не делает первый шаг, значит, ему это не нужно, так зачем буду делать я?

- По такой логике, почему не делаешь первый шаг ты?

- Так я-то не вижу, что он меня любит. Он мне этого не показывает.

- А ты показываешь?

- Я думаю, да.

- А ты уверен, что он видит?

- Его проблемы. Если он не смотрит, так он и не увидит, - Сэнди улыбнулся.

- А прикинь… - Одри ухмыльнулся, повернулся и посмотрел на него, выгнув бровь, прищурившись. – Представь себе, что он думает так же? Что, если он тебя любит, если он ждет от тебя каких-то действий, если он тоже показывает свою любовь, просто ты не видишь? И он думает, что раз ты не видишь, значит, просто не смотришь, и это уже только твои проблемы?

Сэнди завис на пару секунд, а потом вдруг совсем невесело усмехнулся.

- Да-а-а-а?.. Какой он… Тогда почему он меня сегодня не спас? В смысле… Блин, так тупо звучит, героически как-то… Но, в общем… Ну, ты понял. Почему тогда он ничего не сделал, даже ничего не сказал этому идиоту? Я понимаю, если мы оба придурки, если он тоже стремается мне признаться, боится, что я откажу, боится, что это не настоящая любовь, не то единственное чувство, боится просто потому, что первым признаваться опасно… Если все именно так, то хоть сегодня-то он мог показать свою любовь, показать, что ему не все равно, не пофиг? Или он НАСТОЛЬКО скромный и трусливый, что не может даже так показать это? Ему настолько стыдно, что он готов просто мимо ушей пропустить, проигнорировать, что меня просто трахает какой-то обкуренный урод?

Он так разозлился, что даже слезы на глазах снова выступили.

Одри все это слушал-слушал… А под конец губы его окончательно растянулись в ухмылку, взгляд стал странный-странный. И он сначала хотел уточнить ехидно: «А откуда ему знать, что с тобой делали, он, может, вообще в другой спальне сидел или в библиотеке, или в гостиной, к примеру?» А можно было уточнить и еще хлеще: «Так, значит, он был здесь?» Или, к примеру: «Ага, значит, это точно не Дитер, он же тоже к тебе лез, а ты орал. И это точно не Робин, потому что он тоже убежал, да он и не из новеньких, вообще. И это не Жан. Нет, я знаю, что не он, тупо, конечно, но всякое бывает. Бывает, что тебя насилует любимый человек, и это тебе совсем не нравится… Значит, это был либо Коул, либо Дойл, либо…»

Докапывание, претензии, улыбки, оскалы, хихиканье, лес, ломание, неприязнь к Нэнэ, кулон, стратегические уловки, ненависть к Дитеру и Жану…

Дважды два – не пять, конечно.

- Ну, он тоже обкурился и думал, что все обойдется. Он же не знал, что так отстойно все получится, - выдал он философски, протянув каждое слово, глядя на Сэнди в упор, но тот слишком разволновался от злости, от обиды, от всего сразу и смотрел куда-то в окно. И этот мечтательный кретин не заметил, как буквально сам все разболтал. Причем, еще и возмутился, что не сразу поняли. Причем, и сам не понял, что поняли.

У Одри было ОГРОМНОЕ искушение ехидно так уточнить: «Ну, раз ты так возмущен, что он был здесь, присутствовал при всем этом и не помог тебе, не спас… То какого же хрена ТЫ сейчас лежишь тут со мной, практически обнимаешься? В комнате все те же остались, кроме Жана. Его исключаем, так почему ТЫ ведешь себя так при Нем?» Но тогда Сэнди понял бы, что спалился, и пришлось бы эту деталь обсудить. И самое главное, что остановило Одри от этой фразы… Сэнди было бы стыдно, неприятно, не по себе, а ему и так было очень плохо, что физически, что морально. И не хотелось причинять ему боль, пусть даже небольшую, ведь он говорил всерьез, он любил Его. По крайней мере, Одри так казалось, пока он не понял, о ком капитан говорил. Теперь же у Боргеса появилось странное ощущение, что над ним издеваются, что это просто шутка такая, что Сэнди очень хорошо играет и притворяется. Но нереально притворяться в такой момент, после подобного. Он решил не обращать внимания, сделать вид, что ничего не услышал и не понял.

- Что?! – Сэнди очнулся от обиды и возмущения, переспросил последнюю фразу.

Одри придумал, как и самому выкрутиться, будто ничего не понял, и одновременно выгородить Его.

- Ну, я думаю, если бы он знал, что с тобой такое вытворяют, он бы Жана просто убил. Если бы увидел. Я уверен, ты ему тоже нравишься, причем не так, как Уолтерсу, не только за тело.

Сэнди было горько это слышать, он и впрямь не уловил предыдущую фразу про «он просто тоже обкурился». И поэтому стало так тяжело-тяжело на душе, сердце пропустило удар и вдруг резко начало отбивать чечетку.

- Да? Да-а-а?! Если бы он знал, то убил бы, да?! – он чуть не заплакал, сел на кровати, закатил глаза и просто приложил к ним ладонь. Смотреть на Одри было невыносимо, каким-то странным было выражение его лица. Таким спокойным, чуть насмешливым, но не с пренебрежением, а с чем-то другим.

- Я так думаю, - уточнил он.

- Да нифига бы он не убил! Не убил же!

Боргесу захотелось убиться затылком о спинку кровати. Ну нереально не понять уже. Нереально строить из себя конченного дебила, когда тебе почти на лбу пишут маркером: «ЭТО ТЫ».

- Я думаю, ему очень жаль, он понял свою вину уже.

- Откуда тебе знать?! – Сэнди увлекся этой игрой настолько, что почти поверил, что Он и Одри – два разных человека. Только по задворкам сознания начали подкрадываться мысли о том, что он уже спалился.

- Я сказал, что я так думаю, я же не сказал, что уверен.

- А, ну да… - Сэнди смутился и замолчал. Он вздохнул тяжело, согнул колени, не подтягивая их к груди, тем не менее, вытянул руки, коснулся ступней, закрытых одеялом.

- В конце концов, уже ничего не исправить. Если любишь, то простишь. Это можно простить.

- А что нельзя, по-твоему?

- Измену. Никогда.

- Ты прав, - Сэнди вздохнул. – Ладно, прощу… Если извинится когда-нибудь, - он быстро добавил, чтобы казалось, будто Он еще, как бы, не в курсе о случившемся.

- Так он же уже извинился.

- Когда это? – Сэнди состроил из себя идиота, тем не менее шестым чувством поняв, что ему почти прямым текстом сказали: «Ты – балбес».

- А разве нет? – Одри состроил невинную овцу, «удивленно» поднял брови. Сэнди обернулся, посмотрел на него, снова отвернулся и начал врать, выкручиваться. Правда не заметил, что уже немного поздно.

- Нет, конечно, когда бы он успел. Он же не знает о том, что случилось.

- Тогда еще раз, извини.

До Сэнди тоже дошло.

«Господи, я думал, никогда не дойдет…», - беззвучно пошевелил губами Ромуальд.

«А надо было проще», - отозвался Хэйдан.

«Ага, как ты, что ли? Да, плита, лес, куда уж проще…»

«Зато понятно».

- Я-я-я… - Сэнди начал, но не знал, как это закончить, как вообще объяснить сначала свое поведение, потом свою ложь под конец, потом причину этой тупой замены «Ты» на «Он». Ведь как объяснить человеку, что хочется психовать, орать, злиться именно на него, но он-то не знает, за что и почему, а отношения, которые лишь начали строиться, не хочется рушить… И в итоге придумываешь абстрактную третью личность. Правда теперь вышло еще глупее и стыднее, Сэнди не знал даже, куда себя девать, хотелось убежать или заткнуть уши, громко повторяя: «Меня тут нет, меня тут нет, я ничего не говорил, ты ничего не слышал!!!»

А бывает еще глупее, когда ты боишься разрушить отношения, в которых еще не расставлены не то что точки, а даже запятые, но очень хочешь высказать человеку обиды за его ошибки, придумываешь «Его», и человек наивно полагает, что «Он» действительно существует. И уже сам человек жестоко обижается, что ты занят, он уверен, что у тебя есть другой, что у него самого нет шансов… И отношения заканчиваются на этом. Сэнди просто повезло, что Одри тормоз, но не настолько. Правда Блуверд в данный момент совсем не думал, что ему повезло, он горел от стыда.

- Я… - он повторил, силясь выдавить из себя хоть какие-то объяснения, но опять сдулся, и Одри быстро сказал, чтобы перебить начавшийся поток сознания.

- Тебе тоже спокойной ночи, - будто он ничего и не слышал даже, ничего не понял и ничего не сказал сам. А потом отвернулся, лег на бок, глядя в край стола, а потом и вовсе закрыв глаза.