Наступившая пятница доказала, что неприятности к Одри просто липли, сами находили и атаковали. Стоило ему выйти из автобуса, как взгляд сразу же метнулся в сторону района стройки, куда воспитанники Стрэтхоллана обычно не ходили. Да там и не было ничего интересного, всего лишь узкие улочки с бочками, в которых горело тряпье. Возле этих бочек обычно тусовались какие-то отбросы общества, и Стрэтхолланские парни не собирались с ними связываться.

Одри собирался, причем его издалека даже приняли за своего, за «нормального», а не выпендрежника, но Сэнди вовремя схватил его за локоть и развернул к себе.

- Ты куда?

- Прогуляться. А что? – блондину, конечно, не понравился такой контроль, но раз уж взялся, отступать просто глупо. Он сказал директрисе, что любит своего капитана в том самом смысле, а Блуверд сейчас просто волнуется. Как капитан или кто-то еще?

Искушение было сильным, даже вены загудели, Одри почти физически почувствовал воспоминание об ощущениях. Зачесался кончик носа, тело пробрала дрожь. Так хотелось, и было так близко.

- Ты обещал, что перестанешь, - мрачно напомнил ему Сэнди, прекрасно все прочитав по глазам.

Хотелось огрызнуться, вырваться и пойти целенаправленно к этим отмороженным парням возле ободранной стены какого-то старого дома. Но Одри решил сам себя не предавать, не ставить собственные слова под сомнение и стиснул зубы.

«Ты, тряпка!» - он встряхнул сам себя и поискал взглядом что-нибудь более подходящее для развлечений и траты денег, чем дешевое ширево кустарного производства.

- Ладно, можешь отпустить, - он успокоил Сэнди, но тот не поверил.

- Точно? Не думай, что сможешь скрыть это. Я же все равно узнаю.

- Я сказал: «Можешь отпускать», - с нажимом, раздраженно повторили ему, и Блуверд сразу отпустил, почувствовав волну негатива. Вот так всегда. Он способен вызывать нежность лишь тогда, когда вызывает жалость.

Шлюха, одним словом. Шлюх терпеть не могут, к ним относятся с презрением, небрежно, по-хамски, надменно, обращаются с ними брезгливо, грубо. Но когда шлюхи плачут, это не может выдержать ни одно нормальное сердце, это душераздирающий момент искренности, и хочется пожалеть.

- Не психуй, - попросил он спокойно.

- Я и не психую, - Боргес закатил глаза.

Что поделать с человеком, если он – наркоман? Ничего. Это безнадежно, он был, есть и будет наркоманом всегда. Просто есть наркоманы в активе, а есть под амнистией. Одри в данный период своей жизни переплывал из одного статуса в другой.

Но единственное, что ему было нужнее всего – хоть мгновение волшебного кайфа. И хотелось, и кололось. Мгновение кайфа непременно оборачивалось сутками агонии, стоило лишь решить завязать, и теперь он это знал.

Но этот кайф невозможно было сравнить даже с раем, наверное. И очень-очень-очень хотелось. Только средний палец правой руки неприятно жгло, он пока не заметил, что это из-за нагревшегося кольца.

- Кое-кто тут морду за меня кое-кому разбил, - напомнил Блуверд, прищурившись, и тут же понял, что зря.

Все милости и прелести, строившиеся неделю на одном лишь его «признании», Одри растоптал одной фразой.

- Ты же меня попросил.

- Я не просил, - Сэнди сдвинул брови, а потом выгнул одну из них, надменно фыркнув.

- Ты же высказывал претензии, что «Он» тебя не спас, все такое?

- Но это же ты чувствовал себя виноватым. Я тебе сразу сказал, что не надо меня жалеть, не в первый раз уже.

Боргес тоже подумал, что зря тогда пожалел капитана. Самодостаточная шлюха, вот он кто, и ничего больше. Он уже привык, и не надо было распаляться. Жалость порождает благодарность и желание отплатить, чем можно. Сэнди мог отплатить нерастраченными чувствами, смешавшимися с обыкновенной симпатии на почве внешности и притягательности.

- Ты же рыдал, что ненавидишь Жана? – он напомнил Сэнди.

- А какая тебе разница, кого я ненавижу? – капитана парень просто не узнавал, Блуверд охладел, как содержимое морозилки, помрачнел, и по взгляду совсем нельзя было сказать, что он добрый, отзывчивый и ласковый.

- Ты же возмущался, что «Он» тебе нихрена не показывает?

- А с чего ты взял, что «Он» - это ты? – Сэнди спросил раньше даже, чем его подопечный успел закончить ехидный вопрос. Повисла пауза, как если бы ударил колокол, и все затихли. Одри было лень доказывать свою правоту, он решил, что будет просто глупо приводить все доводы в пользу того, что «Он» это и есть он.

- Тогда, значит, это Тэкер, - он ухмыльнулся мерзко, противнее некуда. – Больше-то там никого не было.

- А зачем ты строишь из себя такого классного и милого, если я тебе не нравлюсь? – Сэнди прищурился.

- С чего ты взял, что не нравишься?

- С того, наверное, что если бы нравился, то уж за неделю-то уж точно кое-что случилось бы, - резонно ответили ему.

- Смотря, о чем ты, - Одри сделал вид, будто не понял, а потом уловил незаметно, что капитан-то обиделся. И за то, что отказ в лесу на него не повлиял так уж разрушительно, и за то, что за прошедшую неделю он не предпринял ни одной попытки Сэнди уложить в койку не для сна.

- Ты знаешь, о чем я. Если я тебе не нравлюсь, так и скажи, какого хрена ты строишь неизвестно, что?

- Потому что надо было отбрехаться от вашей директрисы, и я ей сказал, что мы встречаемся.

Сэнди остолбенел.

- Что?!

- Иначе она не отвязалась бы. Она из меня это чуть ли не выбила, так хотела услышать. Ну, я ей и сказал, что безумно тебя люблю.

Сэнди чуть не засмеялся истерично.

- Да ты издеваешься… Теперь мисс Бишоп думает, что я встречаюсь с торчком и лицемером?!

- Она думает, что Я встречаюсь со взбалмошным шизофреником, - поправил его Одри, поморщившись. Но он не сказал «шлюха», потому что для них обоих это слово было под запретом и значило намного больше, чем для остальных. И Боргес даже при огромной обиде не стал бы употреблять это слово в адрес своего капитана, узнав уже от него лично той ночью, как резко Сэнди реагирует на оскорбления.

- Я взбалмошный?!

- Шизофрению не отрицаешь, значит?

- Ты вообще ничего не отрицаешь, заметь, - Сэнди тоже принялся издеваться.

- Так ведь правда.

- Я тебе настолько не нравлюсь, что «встречанием» со мной можно отмазаться от директрисы? – Сэнди было обидно даже слышать это, не то что осознавать в полной мере.

- Честно?

- Честно.

- Не обидишься? – Одри не смеялся над ним, не издевался, не добавлял подтекст.

- Постараюсь.

- Я думал над этим долго. Правда, можешь не верить, но мне было важно понять, кто ты для меня. Если «Он» - не я, то уж извини, неправильно тебя понял.

Сэнди промолчал, ожидая продолжения, глядя на него, так что парню стало неудобно. Но куда неудобнее и неуютнее было смотреть самому Блуверду в его глаза, которые вообще не двигались, не смещались никуда, зрачки не шевелились, а радужки не дрожали при малейшем передвижении взгляда. Будто взгляд был мертвым. Это тоже заколдовывало в какой-то мере, но сейчас только ранило еще сильнее.

- Даже если «Он» - я, то извини, я не смог бы с тобой встречаться по-настоящему. Знаешь, почему я на Жана кинулся, как идиот?

Сэнди по-прежнему молчал, у него было ощущение, будто в сердце много лет назад штопором проделали дыру. А пару лет назад кое-кто разодрал эту рану до невероятных размеров. И вот, она почти затянулась коркой, о заживлении и речи не шло… Как Одри ткнул в нее пальцем и принялся медленно его там проворачивать.

- Потому что ты отличный капитан, - он невольно улыбнулся, но улыбка быстро сошла при виде выражения лица Сэнди. Тот сглотнул судорожно, стиснул зубы и старался не моргать, чтобы горящие глаза не разразились дождем из слез. Со стороны казалось, будто он вообще окаменел, умер и продолжает стоять. Одри к нему чуть приблизился, положил ладонь на плечо и чуть сжал его, тише сказал, чтобы точно никто лишний не услышал. – Лучше тебя капитана и быть не может. И ты нормальный парень. Не в смысле «нормальный», конечно, - он опять улыбнулся. – А в смысле, никакая ты не шлюха, я-то вижу. Просто попадаются тебе какие-то уроды.

- И ты урод, что ли?.. – выдавил Сэнди, еле натянув улыбку.

- Я тебе и не попадался. Я никуда и не собираюсь сваливать, как твой бывший, - поправили его, так что улыбка сползла. – Просто если уж ты мой капитан, а я в твоей команде, то не могу просто так слушать, как кто-то тебя оскорбляет, пусть даже это Жан, да любой из них. И я правда любого убью, если тебе будут хамить, не говоря уже про то, что он сделал. Такого больше не повторится, правда.

- Тогда я не понимаю… - Сэнди старался на него смотреть в упор, но взгляд все равно утыкался в пустоту за плечом Одри, а голос дрожал. – Почему тогда нельзя быть… Ну…

- Я хочу быть просто твоим другом. Очень близким, честно. И это не только потому, что ты мой капитан, и это твоя обязанность, не потому что я просто тебе благодарен и все такое, не выдумывай себе ерунду. Но, блин, правда… Ты же помнишь, ничего не вышло. Ни тогда, в лесу, ни в тот раз. И никогда не выйдет.

- Никогда не говори «никогда», - Сэнди хмыкнул, одновременно сдерживая припадок обиды.

- Это хрень. Если я говорю «никогда», значит, никогда. Ты думаешь, что можно быть с кем-то рядом только в качестве «парня», что ли?

- А как еще?..

- Не обязательно для этого по углам обжиматься, лизаться и трахаться, - Одри вздохнул, развернул его к магазину лицом, положил руку на плечи и приобнял. – Я тебя уверяю.

- Просто скажи, что я не в твоем вкусе.

- Ты не в моем вкусе.

- Правда?

- Ты же попросил сказать, - Одри не мог не поиздеваться, Сэнди его отпихнул, но тут же вернулся обратно, не отпущенный чужой рукой, а прижатый снова.

- Очень смешно, блин! Я серьезно!

- Серьезно. Не во вкусе дело. Не екнуло.

- А меня никто не спрашивает, как всегда, - Сэнди вдруг понял, что «парню» такого сказать не смог бы. Не смог бы жаловаться на свои проблемы и переживания.

- А у тебя екнуло?

- Все может быть, - Блуверд издевался в отместку.

- Правда?

Сэнди задумался всерьез.

- Не знаю. Что значит «екнуло»?

- Ну, прямо вспышка, хыдыщ, и все, любовь до гроба, как у этих двоих ужастиков, друзей вашего экстрасекса.

- Так только в кино бывает, - Сэнди улыбнулся наконец.

- Ну, значит, не екнуло. Может, только в кино, но в жизни тоже случается. Вот у меня екнуло один раз.

- На кого?

- Ты бы слышал, как это звучит… - Одри аж поморщился, округлив глаза и покосившись на своего капитана.

Он тоже понял, что прозвучало как-то не совсем прилично.

- Екает не на кого-то, а при виде кого-то, - поправил Одри философски, попытавшись придать определению культурный вид.

- И при виде кого же у тебя там екнуло?.. – Сэнди все равно продолжал хихикать противно на ту же пошлую тему, уже приходя в себя и понимая, что это не потеря потерь. И вполне возможно, что Одри прав. Любовники бывают близки до безумия, до откровения и до противности, но если они ссорятся, то это конец, финиш отношений, они никогда больше друг друга не поймут. Опять же, любовь – чувство непостоянное, не хочется лишаться близкого человека лишь из-за угасших страстей. А дружба? Может, дружба между ними получится куда прочнее, да и намного дольше?..

- Есть тут одно чучело… - вздохнул Боргес. А может, он просто зевнул сдержанно, Сэнди не понял. И он не успел переспросить, потому что блондин его вдруг отпустил и сказал.

- Так, ладно, короче. Ты дуй за шмотками, купи себе там чулки, - он фыркнул насмешливо, но не ехидно. – Кого ты собирался соблазнять? Чье ты там имя собирался на лапах вырезать? Не мое, случайно?..

- Нет, «Его», - Сэнди буркнул, закатив глаза. У него бывали моменты максимализма и фанатичной отдачи чувствам. Но теперь его облили холодной водой, накрыли одеялом и прижали поближе, если выражаться фигурально. И он снова начал отогреваться, но уже в новой роли.

- Оно длинное? Руки-то хватит?

- Уж покороче, чем твое, - мстительно заверил Блуверд, прищурившись. Он сделал шаг назад, собираясь в самом деле пойти в магазин и пошалить там, хихикая над продавщицами.

- Только не говори мне, что оно из двух букв, которые повторяются, - загадочно протянул Одри.

Сэнди засмеялся, представив себе снова эти бои в мармеладе или сеновал с кружевами.

- Нет, никогда. Стоп, ты куда?

- Надо.

- Нет, скажи, - он прищурился, и Одри решил больше его не напрягать, и без того расстроил.

- Ну не за наркотой, честно, - он улыбнулся и свернул за угол, отвернулся и быстро пошел по улицу. Сэнди оскорбился, но орать вслед не стал, просто закатил глаза и тоже пошел сам по себе прогуляться. И ему, к несчастью, попалась парикмахерская. Он даже не знал, что мысли у них с Боргесом схожи. Оба мечтали измениться, оба не знали, куда девать деньги.

Франсуа отправился искать то, что ему было необходимо для предстоящей маленькой диверсии, в которой Сэнди любезно согласился поучаствовать. Он жутко рисковал, конечно, своей репутацией и статусом капитана, но очень уж понравилась идея. Тиссен даже с дворником, преподающим в интернате еще и технологию, договорился о помощи, и мужчина, отсмеявшись, согласился. В конце концов, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не руками.

Автобус остался на стоянке, Магда и дама, что сидела обычно за рулем, отправились по своим делам, по чужим делам, по кафе, так что времени было даже больше, чем обычно. Сэнди подумал, уже сидя в кресле перед зеркалом, накрытый цветастой накидкой, что времени должно хватить еще и по магазинам походить. Подумаешь, отрезать волосы. Большое дело, что ли? Он точно не знал, что хотел получить от своих волос в итоге, в отличие от Одри, который в совершенно другой парикмахерской плюхнулся в кресло и махнул рукой, решил вернуть натуральный цвет. Натуральный у него был практически черным, но это и не было так уж важно. Вдруг пойдет?

Жан с Дитером незаметно утекли за такими предметами первой необходимости, как сигареты, распиханные по карманам целыми пачками, за пивом, сунутым за ремень штанов. Получилось спрятать всего две банки, но это ничего. Последней идеей Уолтерса было прикупить презервативов на будущее, но Дитер на него взглянул скептически.

- Ты думаешь, тебе они понадобятся? – он недоверчиво хмыкнул, но Жан закатил глаза, не обращая внимания, что один его глаз, с которого спал отек, напоминал палитру пятилетнего художника.

- Ну, мне-то уже понадобились, а вот тебе – не знаю.

- Тебе просто повезло. Если это можно назвать везением, - Дитер посмотрел выразительно на фингал, обещавший остаться еще на пару недель.

- Ничего страшного, зато я нашел, куда свой пристроить, а ты, как бы, нет, - Жан отмахнулся и решительно направился к большому магазину, чтобы их никто там не запомнил.

Нэнэ, решивший выехать вместе со всеми в кои-то веки, тоже был в этом магазине. Все деньги он потратил на шоколадки, к которым был смертельно неравнодушен, на красные и черные свечи в магазине, которым владела одна странноватая женщина. Она работала гадалкой, а при своем «салоне» открыла магазин, и Нэнэ она уже знала, насовала ему кучу книжек и брошюрок про свечи, про магию, про всяческую ерунду и талисманы, талисманов тоже нагрузила килограмм, не подозревая, что парень запросто беседует с призраками и без всего этого. Но запудрить Нэнэ мозги было делом двух минут, особенно для такой опытной дамы, владевшей легким гипнозом. Оставшиеся деньги он потратил на диски и несколько журналов. Журналы были женские, точнее, девчачьи, ему просто интересно было, чем интересуются девчонки примерно их возраста. Неужели «девушки» - это такие непонятные звери, которые хоть и тоже люди, но совсем другие? В конце обязаны быть письма читательниц, так что можно будет понять, что их волнует, какие у них проблемы. Нэнэ увлекался психологией, причем не только мужской, так что в сферы его интересов и это тоже входило.

Одри застал его за разглядыванием витрины с журналами, причем стеллаж с мужскими был с другой стороны. Мужские журналы все, как один, были серо-серебристо-синих тонов, там были машины, рекламы одеколонов, всякая прочая ерунда. На некоторых были относительно одетые женщины, но никакой порнографии. Нэнэ же стоял перед теми толстыми глянцевыми «Библиями», что отличались белым, розовым, оранжевым цветами, фотографиями актрис и просто симпатичных молодых девчонок.

- Интересуешься проблемами первого секса?.. – ехидно уточнили ему прямо над ухом, чавкая при этом жвачкой нарочно, как Сэнди, раздражая. В нос экстрасенсу ударил запах шампуня, кондиционера, геля, лака, всего, что могло только быть после салона. Память на голоса у него была не очень, да и кривлялся обладатель этого голоса, судя по интонациям, очень сильно. Краем глаза Сомори отметил, что это какая-то дылда. Эта дылда была даже выше на пару сантиметров, чем Сэнди, а сам Блуверд был выше Нэнэ. Подлец, малявка и выскочка. Дылда стояла у него за спиной, чуть в стороне, заглядывая через правое плечо. Он сначала не узнал из-за темного цвета волос, но потом уловил, что это торчила из Венер. Просто девушка в парикмахерской подошла к вопросу творчески, общую длину оставила, вот только на затылке волосы сделала чуть покороче, так что прическа приобрела аккуратный, даже почти культурный вид. Нэнэ мрачно прищурился, приподнял уголок губ и просто протянул руку за журналом, который его привлек.

- Ты всерьез собираешься это купить? – Боргес на него посмотрел с легким удивлением.

- Ну и что.

- Кружева новые уже хапнул, небось, да?.. – Одри издевался, рассматривая черную, как всегда, строгую рубашку из жесткой ткани, черные брюки, расклешенные книзу, казаки, черную вязаную штуковину, похожую на платье до колен, лишенную рукавов. На ней был еще и огромный, глубокий капюшон, который был накинут на затылок.

Если бы Одри не был знаком с этим чудовищем из Меркурия, он бы шарахнулся от него в магазине, увидев в первый раз. Супермаркет был огромным, светлым, ярким, в нем играла попса, типа Бритни и Леди Гага, всего такого прочего… Сновали туда сюда в нем продавщицы, маленькие, хорошенькие девушки в ярких фартуках и шапочках.

Посреди всего этого черное, глухо черное пятно сантиметров ста восьмидесяти ростом смотрелось жутко. Кудрявые черные волосы выбивались из-под капюшона, «струились» по плечам, спадая кольцами на грудь. Глаза на белом лице смотрелись черными провалами и напоминали бы дыры, не будь видны белоснежные белки. Черные губы картину не улучшали. В руке, затянутой в черную перчатку без пальцев, но аж до локтя длиной, зажат был черный рюкзак, оставшийся со школьных времен, на нем висела кроличья лапка и гора дребедени, которая звенела при каждом шаге. Рюкзак набит был чем-то неизвестным, и Одри понятия не имел, на что ЭТО тратило деньги.

- Ты пугаешь телок, - заметил он, покосившись на продавщиц-консультанток.

- С чего ты это взял? – Нэнэ все еще не мог привыкнуть к его новому облику. А бывшему блондину и правда шло такое изменение. Стоило перекраситься, и он перестал казаться дешевкой, странно даже. Грязно-белый цвет никого не красит.

- Они пялятся сюда, - пояснили ему позитивно, без раздражения. Одри вообще развеселился, когда увидел себя в зеркало.

- Может, это ты их привлек, - Нэнэ похихикал, но так натянуто и фальшиво, что напоминало кваканье лягушки в канаве ночью.

Одри подумал, что Сомори зря не носит челку. Длинную челку. Очень длинную челку, потому что ТАК хихикать с открытым лицом, изукрашенным в стиле фильмов Тима Бартона, это чересчур даже для крепкой психики наркозависимого кретина.

- Слу-у-у-ушай, а у тебя гуталин не кончается, а? Ты же постоянно им мажешься, - Одри посмотрел на его черные веки и губы, Нэнэ вдруг понял, что косметичку пора обновить.

- Черт, - он вздохнул, обняв журнал и не желая с ним расставаться.

- Хм?

- Денег больше нет.

- Я бы тебе одолжил, ты же знаешь, какой я пирожок, - Одри веселился. – Но у меня тоже не осталось, это все прилично стоит, - он пощупал длинную прядь сожженных краской волос. – На журнал не хватает?

- Нет, на него хватает… Мне карандаш нужен и тени, - парень вздохнул.

- А, так ты правда не гуашью мажешься…

- Представь себе.

- Тогда оставь эту лабуду и купи себе гуталин свой, - Одри кивнул на журнал, но парень его к себе прижал, как единственное дорогое существо.

- Он мне нравится, я его по-любому куплю.

- А без карандаша и теней ты не выживешь?

- Я не буду выходить из комнаты, если не накрашусь, - заверил его готенок, сделал два шага и приблизился к освещенной витрине с пробниками и упакованной косметикой.

- Даже не знаю, помочь тебе или нет…

Нэнэ удивленно поднял брови.

- А как ты можешь мне помочь, если у тебя тоже денег нет? И вообще, пора идти уже, по-моему, скоро автобус обратно поедет.

- Тебе нужна твоя хрень или нет? – Одри мрачно уточнил, но с каким-то маниакальным весельем в интонации. Нэнэ не мог понять – шутка ли это, а потому просто ответил.

- Нужна.

- Расстегивай свой мешок.

До Нэнэ дошло.

- Здесь кругом камеры!

- Плевать, кассирша, которая перед экраном сидит, спит, охраны нет, рамок тоже. Тут даже магнитов нет, - Боргес фанатично прошептал это, кивнув на витрины со всякой женской чушью. И он был абсолютно прав.

- Когда ты это успел увидеть?!

- Пока шатался тут, господи. Что такого, - Одри тряхнул волосами, чтобы как бы случайно посмотреть на продавщиц, о чем-то болтавших так увлеченно. Они обсуждали «Стрэтхолланских котят» и говорили о том, какие там есть жуткие кадры, но попадаются и просто сокровища. Нэнэ их слышал, но решил не забивать себе голову мыслями о том, почему он – чудовище, а Боргес при всей его низкопробности и зависимости от героина – сокровище.

Они трепались, а этот клептоман насвистывал какую-то мелодию, запихивая по ходу дела в карманы всякий бред – карандаши, коробочки с тенями, тушь, подводку, все черного цвета. Блески, помады, все это было маленьким и запросто помещалось у него в рукавах и карманах, так что Нэнэ просто обалдел, постоянно с осторожностью глядя на девиц в фартуках.

- Детка, - сладко-сладко, непривычным для самого себя голосом позвал Одри, так что гот дернулся. – Дай-ка мне эту штуку, - он уставился на его рюкзак, который парень незаметно для себя самого послушно расстегнул.

Девицы захихикали, глянув на них, но теперь найдя новую тему для разговора и рассматривая Нэнэ в упор.

- Может, правда?

- Да ну, не все же.

- Ну, этот точно.

- Жалко, хорошенький.

- Так лица отсюда не видно, вдруг страшный, как танк?

- Противоположности притягиваются, он обязан быть красивым, - захихикала та, что была поразвратнее внешне, окинув Нэнэ презрительным взглядом. – Что-то, смотрю, вообще у них там выбора никакого, раз уж на таких засматриваются.

Одри тихо захихикал, почти неслышно, задушенно, выпрямив руки, опущенные кистями в рюкзак. На его дно скатилось все, что лежало в рукавах, а затем он вытащил и содержимое карманов. Журнал из рук Сомори он тоже вырвал и запихнул быстро в рюкзак. Он сидел на корточках за витриной, перед Нэнэ, который стоял и сверлил взглядом витрину над головами продавщиц. Там стояли коробочки с духами, а девицы уверены были, что Стрэтхолланцы их не слышат.

- Реально, вот так еще нормальный, волосы прикольные конечно… Но стопроцентно, если смыть это все, то урод уродом будет, - продолжала красотка под одобрительное хихиканье напарницы и подружки.

- Нет, они все там стопроцентные гомики, - вздохнула блондинка. – Ники из «Галактики» тоже оттуда.

- Ты страдаешь по этой бабе?

- Он мужик, говорили же.

- А выглядит, как баба. Мне такие не нравятся. КАК они вообще кому-то могут нравиться? Вот, как этот. С ума сойти, он сам-то уверен, что в тот интернат поступил?

Нэнэ чуть не сорвался, но Одри вовремя встал, выпрямился и взял его за руку, за ладонь, обтянутую тонкой перчаткой, потянул к выходу из отдела.

- Пойдем, малыш, посмотрим еще что-нибудь, - пропел он, сам от себя фанатея. Надо же, какого педика он мог играть, когда хотел. Нэнэ был неподходящей кандидатурой для нежностей и сладостей, конечно, он пугал сам по себе своей самодостаточностью и образом, но все равно было забавно. Сэнди смотрелся бы милее, но что уж поделать, зато косметики наворовали на приличную сумму.

- Чтоб ей на башку кирпич свалился, - прошипел Сомори, обернувшись, зло, с неподдельной ненавистью взглянув на шатенку. Одри дернул рукой, отобрав ее у готенка, потому что средний палец обожгло прямо под кольцом Ромуальда.

Раздался вскрик, визг, а затем смех – на голову шатенки свалилась тяжелая упаковка с духами, блондинка загоготала. Нэнэ удовлетворенно улыбнулся, приняв это за простое совпадение. Но он искренне надеялся, что это не просто совпадение, а исполнение его желания.

Возле отдела, где играла нормальная музыка, на стеллажах красовались новые альбомы современных, адекватных групп, Одри застыл.

- Ты любишь «SinceOctober»? – Нэнэ удивился, заметив заинтересованный вид его лица. Боргес держал в руках последний диск и заколдованно на него смотрел.

Он кивнул беззвучно, потом посмотрел по сторонам и схватил еще один диск. Продавщица лениво рассматривала обоих, остановив в итоге взгляд на Нэнэ.

- И «Skillet»?! – у готенка просто челюсть отвисла, он подошел близко, почти вплотную, но стоял боком, наклонив голову к плечу, рукой касаясь руки одного из Венер. Он тоже рассматривал список песен на обороте диска, а Одри на него покосился сначала удивленно, но потом вдруг понял.

- Только не говори, что ты такое слушаешь, - он просто не поверил.

- Слушаю, - Сомори не кивнул даже, просто хлопнул густо накрашенными ресницами, торчавшими частоколом и делавшими взгляд мрачным из-за количества туши.

- Мне Сэнди сказал, что ты любишь Расмуса.

- Ну люблю, но это так, ностальгия, - парень повел плечом. – Блин, надо было не гребаные книжки покупать, а лучше на это оставить.

Одри чуть было не согласился, но потом оглянулся, посмотрел на продавщицу, слушавшую музыку в огромных наушниках и листавшую журнал, снова уставился на Нэнэ.

До того дошло в этот раз еще быстрее, просто стихийно.

- Ты с дуба рухнул, отдел малюсенький. И на камеру она точно посмотрит.

- Ну так отвлеки ее.

- А почему я?!

- Потому что взгляни на ее рожу.

Нэнэ покосился на продавщицу и отметил на ее веках огромное количество черных теней.

- Я не буду.

- Ну тогда жди еще неделю, - пропел Одри и пошел на выход из отдела.

Нэнэ закатил глаза, топнул ногой от бессилия, развернулся и попытался улыбнуться.

- Девушка…

Одри осклабился и вернулся, снова взял отложенные в сторону, почти возле выхода на нижнюю полку. Запечатанные, красивые коробочки просто убивали своим видом, а девица хоть и делала вид, что ей по барабану, в самом деле просто зависла от вида настоящего ГОТА перед собой.

«Знала бы она, что на нем под штанами», - подумал Одри ехидно вдруг, покосившись на обоих, расстегнув свою куртку «под кожу» и сунув под футболку оба диска, прижав их ремнем джинсов к животу.

Он мог бы просто позвать или тронуть за плечо, но снова взял готенка за руку и потянул молча из отдела, девушка еле успела удивиться и разочароваться подобному результату их милого общения на тему музыки.

- Блин, надо было четыре взять, а то как мы их будем вдвоем слушать, - протянул Нэнэ задумчиво, пока они спускались на первый этаж, к продуктовому, самому большому отделу.

- И куда бы я их засунул?

- Подсказать?

- Тебе?

Нэнэ обиженно насупился и замолчал.

- Не делай такую рожу, тебе не идет, - грубовато сообщил ему Одри.

Знать бы еще Нэнэ, что противный Венер ему врал.

- Есть хочу, - сообщил он.

Одри молча прошел по проходу, на секунду прислонился к одной из полок и сунул в карман три «Кит-Кат»а сразу, но Сомори обернулся и заледенел – прямо к ним шел нарисовавшийся охранник. Поэтому готенок метнулся двумя прыжками за «другом», схватил его за локоть и, сделав страшные глаза, зашептал.

- Ты же говорил, что здесь нет охраны!

- Ну, я врал. А что?

- Он идет сюда! Он нас спалил, идиот!

- Блин. Блин, - Одри и сам запаниковал, открыл ближайший холодильник и вытащил из него поллитровую бутылку минералки. Даже вид порядочного покупателя его не спас бы, а Нэнэ не светило влететь вместе с ним, так что на глазах вздрогнувшего от удивления и брезгливости охранника вдруг принялись целоваться два мужика. И пусть один из них был совсем ужасный, накрашенный и будто сбежавший из черно-белого кино, похожий на кошмарную бабу… Это все равно был мужик. И он вдруг схватил своего дружка с видом конченного отморозка, на которого охранник сначала подумал не слишком хорошо. Нэнэ сжал пальцами его лицо, взяв его в ладони, как в чашу, прижался губами к его губам, сделав вдохновенный вид, даже протянув «Ммм» для убедительности. Более церемонного и цензурного поцелуя на свете быть не могло и никогда не случалось в жизни еще недавно блондинистого Боргеса. Его просто обожгло прикосновением, но не более, оно даже не было влажным, оно было никаким, если не считать ежевичный привкус помады, которую он слизнул сразу же, стоило Нэнэ брезгливо отодвинуться, шарахнуться и сделать вид, что он пытается отплеваться.

Минералку и огромную пачку чипсов в отместку за моральный ущерб они все же купили, чтобы не привлечь к себе лишнего внимания, а из магазина вышли с тяжеленным рюкзаком, набитым вещами, безумно важными для жизни, как оба наивно полагали. Бывало и такое, что поделать.

- И не зови меня никогда ни детками, ни малышами, ни прочей дрянью, - мрачно попросил Нэнэ, топая вперед, к автобусу. И шагал он быстро, чтобы не намокнуть под начавшимся дождем.

- Конечно, крошка, - сладко прошептал Одри ему назло, видя, как это готенка бесит, и в автобус залез первым, обогнав на пару шагов.

- И крошками тоже!

- Да где этот урод?! – Робин был в ярости. Во-первых, в оптике Магде сказали, что заказ потеряли, ничего не готово, и Робин обречен еще неделю ходить в очках, как идиот. Во-вторых, пришлось недалеко от Нэнэ, который начал его раздражать своим скрытым кокетством, относящимся к Одри. Ведь Робин не был в курсе, что капитан Венер и его подопечный решили остаться друзьями, и логично переживал за друга. И, в-третьих, Жан куда-то запропастился, а Тэкер за него шкурой отвечал, ведь был капитаном.

- Не знаю, он хотел еще в магазин зайти, - соврал Дитер. План у них с Уолтерсом был дьявольский, жутко экстремальный, но забавный. И Хайнц послушно играл свою роль пофигиста.

- Какой магазин, мы уже поедем сейчас! – Робин вскочил и запсиховал. – В какой магазин?!

- Возле парикмахерской, вроде. Он сказал, чтобы я его не ждал. А что, перекличку ваша баба устраивать не будет?

- Она обычно нам верит и просто спрашивает, все ли на месте, - услужливо ответил Сэнди. Он был спокоен и расслаблен, вся его команда была на месте.

- Блин, если я его сейчас найду, просто убью, - заверил капитан Сатурна и вылетел из автобуса, пронесшись по проходу. Магда еще не подошла, так что никто и не заметил, как он выскочил.

Насколько Жан успел узнать, Робин все деньги уже потратил, так что на такси у него просто не осталось бы. Да что там «на такси», ему бы даже на один звонок из телефонной будки не хватило. А Жан почти все растратил на увеселительные напитки и прочие предметы.

- Вот ты где! Козлина, какого хрена ты тут застрял?! – Робин к подопечному подскочил, схватил его за воротник расстегнутой рубашки и дернул к себе, собираясь заорать еще громче, но стащить Жана с места было нереально, он просто держался одной рукой за столбик магазинного крыльца. И Робину не хватило сил, чтобы его хотя бы подвинуть.

- Сейчас автобус поедет!

- Не поедет. Без нас они никуда не уедут, - Уолтерс изображал кретина, придурка и просто наивного тупицу.

- Все на месте?! – крикнула Магда в глубину длинного салона автобуса.

Сэнди хотел сказать, что не все, но Дитер вовремя его схватил, зажал ладонью рот. Вообще, Блуверд всех удивил, появившись без своих пушистых каштановых локонов. Ему укоротили волосы до приличной длины, едва достающей до линии рта, как и положено носить парням, а не девчонкам, а потом еще и вытравили белым, раз уж натуральный цвет вернуть не получалось. Он был слишком сложным и неповторимым, а оттенка нужного не нашлось. Впрочем, Сэнди все и так устраивало, блондином он снова стал казаться куклой. Но это все не помогло ему сообщить Магде, что двое из Сатурнов отсутствуют. Нэнэ уставился на Хайнца вопросительно, но молча, всего лишь выгнув бровь, Франсуа тоже встревать не стал. Но Дитер пояснил только Одри и Сэнди, да и то, очень тихо.

- Все тихо, они на месте, как бы. У нашего Казановы планы на очкарика.

- Чего?! – Сэнди взбесился, но автобус уже поехал, кто-то из Юпитера сказал, что все на месте, раз с задних рядов не возражали.

- Да тихо! – Дитер его практически уложил, так что ребрами паникующий Блуверд прижимался к его коленям, а снова белобрысая макушка обосновалась на коленях у «просто друга».

- Какие планы? – Одри прищурился, подозрительно усмехаясь.

- Да так… - Дитер ухмыльнулся, Боргес все сразу понял и восхитился.

- Камикадзе, - выдал он в адрес отсутствовавшего Уолтерса.

- Да я тоже думаю, что он того не стоит. Но если уж захотелось, то почему нет?

- Уроды, - шепотом выдал Нэнэ, глядя в окно.

- Релакс, малы-ы-ы-ыш, - Одри знал, как его разозлить и заткнуть одновременно. Сэнди наконец отпустили, и он зашептал страшным голосом.

- Но дорога в интернат ОДНА, и попутку не словишь, туда же никто не ездит!

- А им и не надо.

- А как они вернутся?! Черт, Магда за ужином хватится, точно.

- Ты-то чего паникуешь? Твоя команда на месте, это Сатурнам влетит. Да и не влетит, если сказать, что они уже пошли спать, просто смотались пораньше, - резонно заметил Дитер.

- А с ними что будет?! Дождь идет, холодно, они что, на улице всю ночь торчать будут?!

- Ну, это уже проблемы Уолтерса. Если он еще жив, - отмахнулся уже Одри, он выглядел очень легкомысленно, потому что голова у него была забита совершенно другим. И это были скорее даже фантазии, чем умные, конкретные мысли. Сэнди было обидно, но он старался не показывать, потому что неправильно обижаться на тех, кого считаешь другом. Или на тех, кто считает другом тебя, с кем ты договорился быть в отношениях не более чем дружеских. В общем, Сэнди старался не смотреть на его вдохновленное неизвестными мыслями лицо, но когда опять послышался голосок мерзкого готенка, Блуверд все равно покосился. Как он завидовал его голосу. Наверное, больше завидовать мог лишь Робин, помешанный на голосах и на музыке, потому что после голоса Одри, ровный тон с хрипом на протяжных гласных был самым приятным. Среди тех, кто мог петь, конечно, потому что самый приятный мужской голос был у Жана. Слова «страх», «боль» и тому подобные Нэнэ произносил, откровенно говоря, дерзко. А еще он знал, что немного пугал народ своим видом, а потому старался и говорить под стать собственному образу – убедительно, скорее выразительно, чем громко, но совсем не шепча.

- Дашь мне диски, пойду в библиотеку, попрошу за компьютером посидеть. Потом можешь забирать и балдеть, - попросил он у Одри.

- Какие диски? – сразу пристал Сэнди, решив разрушить их общение хотя бы так, будто не нарочно, ненавязчиво, как «друг». И Одри совсем не был идиотом, чтобы не понять, что у его капитана так просто все не исчезнет, все осталось, просто Сэнди не из тех, кто будет дальше ломать себе жизнь и давить гордость, он будет другом… Но все равно будет какое-то время ревновать. Проблема в том, что ревновать не к кому, ведь как ревновать к абсолютно вареной рыбе?

- Вот эти, - Одри вытащил их из-под футболки и показал Сэнди.

- Вы что, оба это слушаете?

- Сам не ожидал, - Нэнэ хмыкнул, покосившись на него.

- М… - начал Одри, собираясь опять издевнуться.

- Только попробуй, - Сомори вовремя зажал ему рот ладонью. У Венера выбора особого не было, он просто протянул руки к сидящему рядом готенку и пощекотал его.

Визг, раздавшийся в связи с этим, заставил вздрогнуть весь автобус, даже Магда посмотрела на них, и Дитер испугался, что она заметит пропажу аж двух воспитанников. Но нет, она не заметила, а Нэнэ вжался в подоконник и само окно, перехватив чужие руки и не давая себя даже пальцем тронуть.

Одри отвернулся к Хайнцу и тихо хихикал.

- Чего ты так орешь? – мрачно уточнил Дитер у готенка, а тот вернул лицу надменное выражение и пожал плечами.

- Терпеть не могу щекотку.

- Ревнивый, - заключил Франсуа, как отрубил, Сэнди совсем сник. Замечательно. Невооруженным взглядом видно, что Одри немного запал, а уж если вдруг Нэнэ-айсберг ответит ему взаимностью, то отбить его будет невозможно никогда. И это как раз тот случай, когда «никогда» действительно значит «никогда», абсолютную нереальность хоть что-то изменить.

- Я не ревнивый, - возразил Меркурий. – Я чувствительный.

- Как в «Ледниковом периоде», прямо, - Дэни ухмыльнулся, ткнув локтем в бок своего капитана. – Помните? «Я не толстый, это из-за шерсти я кажусь таким большим. Я пушистый».

- У меня просто нервные окончания ближе к поверхности кожи, - мрачно, с расстановкой объяснил Нэнэ еще популярнее. – Поэтому я ненавижу, когда меня щекочут.

Одри не удержался, визг снова заставил обернуться весь автобус и начать нервно хихикать, диски упали под сиденье, Нэнэ за ними полез. Сэнди успел первым, сполз на пол и вытащил один из дисков.

- Дай сюда, - Меркурий делиться вообще не любил, а Тиссен рассмотрел обложку в руках Блуверда и фыркнул.

- Такое все равно не слушаем. Вы там что, любите пореветь пополам с припадком ярости?

- Типа того, - поспешно согласился Нэнэ, не желая вступать в дискуссию о музыкальных пристрастиях. Он протянул руку первым, хотел взять пластиковую коробочку, но коснулся пальцев Венерического капитана и вздрогнул, закрыв глаза, охнув, будто его дернуло током.

- Что с тобой? – Сэнди с вопросом всех опередил, тронув готенка за плечо. Тот открыл глаза и отодвинулся, отобрав у удивленного снова-блондина диск, сел на место и передернулся от увиденного.

- Ничего.

- Нет, что-то не то, - Блуверд настаивал, остальные сидели тихо, не рискуя лезть. Вдруг взбесится? Он тот еще псих, мало ли…

- Да полный бред, какая разница, - Нэнэ нервно хихикнул, так что все четко поняли – точно что-то не в порядке.

- У тебя видений не бывает, случайно? – осведомился Дитер, прищурившись.

Нэнэ вздохнул тяжело, глядя в окно и кусая губу.

- Вы реально хотите, чтобы я этот бред сказал? Я же не утверждаю, что это правда. Просто привиделось.

- Что привиделось? – сразу хором спросили и Марсы, и Нептуны.

- Ты завтра умрешь, - в сторону Сэнди ткнули длинным пальцем с черным ногтем. Нэнэ двинул бровью. – Доволен?

Франсуа уставился на «друга» из Венер странно, тот ответил ему таким же странным взглядом, оба посмотрели на готенка и загадочно улыбнулись. Но обоим стало жутко от того, что Нэнэ смог это предугадать именно в данный момент.

- И правда, полная чушь, - Франсуа решил не палиться, отмахнулся. Готенок пожал плечами.

- Вы спросили, я ответил.

Вообще, Нэнэ привык жить по принципу: «Не всегда говори, что знаешь, но всегда знай, что говоришь». В этом они с Ромуальдом тоже не были похожи, ведь Бликери по жизни стремился блеснуть своими знаниями, задавить осведомленностью и встать над всеми королем. Он был именно снежной королевой в данной сфере, а тот же Гаррет был просто деспотом.

Кое-кто догадывался, что окажись в его руках какая-нибудь малюсенькая страна, Андерсен зазомбировал бы всех и создал идеальное государство в одиночку, и это государство изничтожило бы весь мир, встав во главе планеты всей. В общем, по мнению тех же Брэда и Эктора, имевших счастье жить и общаться с этим странным чудовищем, он запросто смог бы переплюнуть Фюрера при желании и предоставленной возможности. Но раз уж он решил покорять мир музыкой, слава богу, никто ему мешать не станет.

Только внешне, по телевизору казалось, что все у них идеально. На самом же деле продюсер решил сократить группу аж на два кадра, оставив козырных красавчиков с не слишком сладкой внешностью. Фанатки падки на уродства и недостатки, а идеальный Лайам и слишком мужественный Грэг под эти критерии уже не подпадали. Скандалы шли постоянно, потому что контракт был коротким, и продолжать этот контракт продюсер собирался лишь с тремя. В конце концов, он мог устроить жесткий кастинг и найти двух потрясающе страшных, но талантливых парней, которых усилиями стилистов и визажистов можно превратить в идеалы.

Гаррет изменился даже в том, что со своей любовью к Доминику он не забывал, кем мечтал стать. И когда любимый кикимор начинал зарываться со своей гордостью, Андерсен ему нежно напоминал, что стоит ему сказать хоть слово, солиста заменят на другого слащавого, патлатого мальчика еще и покрасивее, поинтереснее. А голос можно исправить техникой, в конце концов, петь под фанеру.

Доминик его ненавидел за это, жалея, что ворвался в их группу вообще, нужно было остаться за кадром, будто просто «бойфренд бас-гитариста из «Галактики»». Лайам давно уже подумывал о том, чтобы уйти, потому что эти мотания ему надоели, исполнять приказы и прихоти продюсера тоже осточертело. Он был по сути своей свободным, настоящим панком. И по какой-то невероятной причине мужик болел даже не по Доминику, хоть это и было бы обусловлено его внешностью, а по Гаррету. Все дело было в его способности приковать к себе всеобщее внимание и отдать человеку все энергию, которую человек хочет. У Андерсена энергии было полно, причем та, которую он отдавал без зазрения совести, была фальшивкой, а казалась реальностью. В плюсе оставались все – и он, и продюсер, и фанатки-фанаты…

Остальные так не могли. Рассел просто решил посмотреть, что будет дальше, а если все продолжится в том же духе, уйти следом за Грэгом и Лайамом. Гаррет насмешливо уточнял, не думают ли они, что он и один не сможет прекрасно без них, на что бывшие друзья отвечали лишь, что он изменился. Он стал хуже, но ничего не поделать, популярность и слава меняют человека, это вовсе не сказки.

Сэнди был прав, называя его ублюдком и чудовищем. Да и Доминик был прав, когда говорил, что Гаррет – многоликое нечто, которое любит только себя и способно жить в одиночестве, его лишь нужно поощрять за то, какая он умница. И Энферни не знал, ради чего дальше жить. Он мог не петь, он мог не быть в группе даже, он мог уйти, он мог, мог, мог, мог все, что угодно, он был всемогущим. Но это всемогущество заканчивалось без Гаррета, который совсем не разделял этого безумного чувства. Он ревновал, он хотел, он любил, но не умер бы без Доминика никогда, нашел бы себе «нового слащавого солиста». Эти слова его больно задели, он тогда крикнул: «Может, мне вообще уйти?! Что ты будешь делать?!»

Гаррет ответил вполне спокойно, ухмыльнувшись, дернув бровью, что не умер бы, это точно. «В конце концов, ты всего лишь человек, ты тело. Ты красивый, но это тоже ненадолго, а твой характер меня всегда бесил. Мне больше не интересны эти извращенные штучки». Доминик напомнил, что ему штучки изначально были не нужны, он всего лишь разделял интерес садомазохистской натуры Гаррета. Тот парировал, сообщив, что люди взрослеют, меняются, а «Ты остался тем же, никак не изменился. На одних лишь интересах отношения не строятся, ведь интересы меняются». Доминик спросил: «Может, мне стоило все же покончить с собой тогда?!» Гаррет пожал плечами, усмехнулся. «Может и стоило. Ты же такой умный, проницательный, так хорошо меня знаешь. Я же не претендую на оригинальность, ты в курсе, какой я. Ну и какого хрена ты терпишь, страдаешь? По любви не страдают, иначе это не любовь. Или я просто не умею любить, мне хорошо одному, а трахать я могу, кого угодно. У меня теперь миллионы девочек и чуть меньше мальчиков, бери, не хочу».

Группа разваливалась, оставался лишь Гаррет, готовый по трупам идти к цели, которую тоже не воспринимал всерьез. Вся его жизнь была какой-то нелепой, какой-то апокалипсической, потому что он ни во что не верил. И если Лайам искал свободу, Грэг – удовольствие, Рассел – развлечение, движение, а Доминик – любовь, то Гаррет не искал ничего, наслаждаясь каждым днем по отдельности и всеми ими вместе.

И мог бы умереть хоть завтра, хоть вчера, когда угодно, жаль не стало бы.

Доминик считал его живым трупом, потерявшим интерес к жизни и живущим ради мифической цели, ради популярности, которую и так уже получил сполна.

Все было не так безоблачно, как казалось Сэнди, так что это скорее Энферни завидовал Венерическому капитану.

Это Нэнэ тоже знал. Странно, но он знал это, ему снились сны, ему говорили призраки в городе, ему говорили выражения лиц на экране телевизора. Сквозь гламур, пафос и счастье сквозила боль и разочарование. Но Нэнэ знал, в чем их ошибка, он обсудил это и с Ромуальдом тоже. Покойный капитан Нептунов и один из Ночей дискутировать на такие темы не мог, потому что никогда не видел ничего, кроме интерната, его окрестностей и Толлум-Тауна. Но он выслушал мнение экстрасенса и подумал, что племянник интернатской музыкантши и правда жутко странный.

Ошибка Доминика и Гаррета, да и всех остальных была в том, что они были уверены: «За счастье приходится платить». Это было то же самое, что верить в равновесие добра и зла в мире. Нэнэ верил в свои желания, больше ни во что, потому что в его жизни ничего хорошего, в принципе, не происходило.

У него не было отца. То есть, у него был биологический отец, но где-то далеко, скрывшийся в неизвестном направлении еще до рождения сына. Нэнэ сомневался даже в том, знал ли его папаша о его существовании. Был отчим, бросивший его мать.

А еще Нэнэ любил ТАКОЕ белье, был извращенцем в этом плане, он видел мертвецов, его мать воспитывала его в строгости, доводя до тихих истерик. Она умерла, а он даже не слишком расстроился, просто долгое время был в шоке. Потом он попал в интернат. Разве это равновесие добра и зла, черного и белого? Нет, это сплошная чернуха, но дело в том, что он сам так хотел. Осознанно или подсознательно – неизвестно, но он хотел этого.

Он считал, что если уж человек уверен в «равновесии», то ему рано или поздно придется платить по счетам, отдавая все нажитое за кратковременное счастье. А винить-то некого, ведь человек сам поставил себе такое условие, сам установил правила. Нэнэ не ставил себе правил, и он уверен был – захоти он вдруг, он сделает, что угодно. И он знал, что никому ничего и никогда не был должен и не будет. Если чего-то хочется, нужно просто взять, даже не пойти и взять, а просто взять. Не дается? КАК ЭТО?

Гаррет сказал бы: «Плевать. Не дается, значит, не судьба». Но он со своими принципами ушел далеко и глубоко, и совсем даже не в рай. Если отказываться от своих желаний после первого же провала или малейшей трудности, такое понятие, как «амбиции», сдохнет в человеке. И он превратится в зомби без интересов, без целей, без желаний, без мечты, как Андерсен собственной персоной.

Нэнэ считал, что ничего невозможного нет. Люди не верят в привидений. Он верил, он хотел их видеть, он их видел, он с ними даже говорил. Люди не верят в левитацию и телекинез. Он верил, и ему совсем не слабо было швырнуть не слишком тяжелый предмет одной лишь силой желания. Это вовсе не дело техники или долгих, упорных тренировок, это – страсть, огонь в сердце. И пока он горит, магия не закончится. Вот в этом они с Ромуальдом были похожи, это правда. Но Ромуальд заталкивал это всю жизнь подальше, поглубже в свою душу, боясь показать, что в итоге вылилось в его «возвращение» в интернат. Он был единственным из всех парней, сгоревших в тот год, кто отчаянно хотел жить и ненавидел судьбу за «подаренную» ему смерть. Остальные умерли относительно просто, спокойно, они не боролись изо всех сил, они не выпустили всю злость, ненависть, ярость наружу, не остались в интернате, не проклинали его своей безвременно угасшей жизнью. А он проклял, чтобы остаться навечно, чтобы прожить столько, сколько захочет. И это тоже оказалось возможным, для него не было ничего нереального. А вместе с ним остались и все его воспоминания, все одноклассники, все те, кого он помнил. Хэйдан появился в интернате как раз в тот момент, когда Ромуальд вспомнил всех окончательно, восстановил своими силами практически мираж Стрэтхоллана с учениками и учителями в нем.

Ромуальд после своей смерти и был интернатом, сам по себе он был стенами, полом, лестницами, потолками, каждый кирпичик дышал и жил, под новыми обоями и под заново положенным паркетом стояло основание его памяти и души. Умирающий человек способен на невероятные вещи, а потому интернат забрал и погибшую душу Хэйдана, не дав ему исчезнуть без следа, оставив его навсегда, сделав ему огромный подарок судьбы. Ромуальд разрешил ему жить в своем мире, в своем сердце, которое билось по-прежнему и заставляло интернат стоять на сваях. И Нэнэ от этого приходил в восторг, он хотел, чтобы когда-нибудь и он смог воплотиться во что-то невероятное, что-то бессмертное, откуда его никто и никакими силами не смог бы выгнать. Но в нем пока не было столько ненависти, чтобы заполучить огромное здание вместе с десятками чужих душ. Но он старался не ограничивать себя ни в чем, ни в одном желании, а если и ограничивать, то копить лишь страсть и ярость для исполнения этого желания. Когда оно доходило до краев терпения, Нэнэ взрывался, и начиналось черт знает, что, вроде внезапного появления Ромуальда из зеркала.

Самым интересным было то, что он-то был в курсе, что мисс Бишоп, их директриса, на самом деле – мать Ромуальда. Но он ему об этом не говорил. Он видел это во сне, как и все, что знал, но не стал бы уговаривать взбалмошное и страшное привидение, что это именно так. Ведь его мать звали так же, но выглядела она совершенно иначе, и если Ромуальд ТОГДА этого не понял, то точно не поймет и сейчас. Нэнэ было интересно, знала ли Шарлотта о том, что стоит Ромуальду захотеть, и интернат развалится сам по себе, не смотря на капитальный ремонт, проведенный перед его вторым открытием? Он сломается, сложится, как шалашик из прутьев, сделанный школьником в походе. А может быть, даже сгорит. Но Нэнэ думал, что подобное Ромуальд сделает лишь тогда, когда ему надоест быть вместе с Хэйданом, или же Хэйдан его решит оставить. Он властен над самим собой, так почему нет? Но тогда только сам бог или дьявол знает, что случится. Хэйдан уйдет, и Ромуальд умрет. Но как может умереть тот, кто уже умер?.. Тогда он разрушит все, что сможет.