Франсуа издевался от души. Он стоял в самом тихом, узком коридоре интерната, который проходил между двумя лестницами на первый этаж, на кухню. Обычно по этим лестницам спускались и поднимались повара и уборщицы, ученики там не бродили. Но к вечеру все работники интерната заперлись в своих комнатах, и закуток опустил, там стояли и беседовали Боргес с Сомори, а Марс стоял у них над душой, ехидно держа в руке ручку от поводка. В конце концов, Одри сам на это подписался.

- Да я тебя не избегаю, - Нэнэ улыбнулся в ответ на это предположение. – Не стой так близко.

- Этот урод все будет слышать, - Одри хмыкнул, у него в мыслях готенок уже раздевался. Но даже видеть его загримированное лицо, опущенный взгляд и жесткие локоны, спадающие на грудь, было приятно. Черные губы почему-то хотелось трогать и целовать, пачкаясь помадой. И Боргес понятия не имел, почему это с ним случилось, почему именно к этому Меркурию.

- Тогда просто думай.

- Ты что, мысли читаешь? – Одри притворно ужаснулся, готенок улыбнулся едва заметно.

- А чего так испугался? Ты думаешь о чем-то плохом, что ли?

- Значит, не читаешь, - констатировал парень. – Почему ты с утра так резко ушел. На что ты опять обиделся?

- Я не обиделся.

- Нет, обиделся. Считай, что я тоже читаю мысли.

- Ты просто руку отобрал ни с того, ни с чего. Если тебе это не нужно, тогда просто не трогай меня, - Нэнэ чувствовал себя глупо в подобном положении, в такой ситуации. В закутке было относительно темно, на потолке не было ни одной лампочки, все они остались в основном коридоре, а Франсуа стоял близко к свету. Он скрестил руки на груди и ухмылялся, наблюдая за ними. Точнее, Нэнэ ему было почти не видно, именно его лицо, потому что Одри его закрывал. Они стояли так близко, что дылда Боргес почти полностью готенка загораживал от взгляда, но Нэнэ поднял лицо и смотрел на него смело, ровно, не смущаясь, как невинная девица. В конце концов, они оба прекрасно представляли, что такое «Отношения двух парней», даже если это наркоман и готенок. Сначала это приколы, потом это заигрывания, взгляды, прикосновения, как говорил Сэнди. Сначала это «Вертеть задницей, трясти патлами и строить глазки», а у другого «Приставать, щекотать, брать за руку, зажимать в уголке». Потом это поцелуи, это легкий неккинг, плавно переходящий в уже более веселый петтинг, это становится все веселее и проще, все становится по-взрослому. И под конец это плотский кайф, это быстрое дыхание, простые движения, жар, температура, стыд и удовольствие.

В общем, и Нэнэ, и Одри были в курсе, Боргес все знал даже лучше, так как миллион раз делал уже. И они пытались понять каждый по-своему, на какой именно стадии они находились сейчас, и подходили ли они друг другу, чтобы дойти до самой последней. Потому Нэнэ и ломался, сомневался, потому что хотел раз и навсегда, всерьез, а не «раз-два, перепихнулись, попрощались и пошли».

- Я отобрал?! – Одри просто опешил от удивления, глядя на него в легком шоке. Наклонись он еще на сантиметр, и между их лицами не осталось бы пространства, он прижался бы лбом к чужому лбу, намазанному белым гримом.

Франсуа занимался бредом, он то насвистывал, то напевал себе под нос. И он тащился от возможности присутствовать в такой момент, потому что в обычный день его бы просто грубо послали, а теперь он имел полное право, ведь Одри был его «песиком» аж до понедельника. И Франсуа видел ВСЕ. Его захлестнуло волной эмоций так, что он даже позавидовал и начал понимать, осознавать, чего именно хотел еще недавно от Дэни. Подумаешь, «он ему не нравится»… Зато теперь Тиссен знал, почему может нравиться парень, а не девушка. Девушка не будет стоять так близко, заглядывая в глаза и делая вид, что думает совсем не о сексе. Все думают об «этом», все «этого» хотят. И так круто стоять, разговаривать о ерунде, о всяких мелочах и глупостях, одновременно осознавая, что оба хотят быть намного ближе, понимая, что рано или поздно до этого дойдет, этим все закончится.

Он завидовал, он ужасно завидовал самой настоящей черной завистью, глядя на то, как Нэнэ вдруг повезло. Да уж… К нему лез не кто-то там, а Одри, один из самых красивых новичков, не смотря даже на свои пристрастия в прошлом, изменившие его внешность не в самую лучшую сторону. Он был классным и так. Тиссен подумал, что завидует самому процессу заигрываний, кокетства, самой ситуации. Не Нэнэ же он завидовал и, тем более, не Боргесу.

- Ну, не я же.

- Ты сам начал выворачиваться, - напомнил Одри.

- Нет, я просто хотел по-другому руку повернуть, - готенок понял, что ошибся, обиделся зря. Но ведь и Боргес не так понял. И потому Венер себя почувствовал кретином.

- Я думал, ты хотел ее отобрать.

- И вырвался первым, ага. Надо было обязательно еще отшвырнуть мою руку подальше, - Сомори издевался, прищурившись.

- В следующий раз говори вслух, если захочешь «просто повернуть».

- Мнительный.

- Уж какой есть.

Франсуа затаил дыхание, глядя на все это, чтобы не спугнуть. Он мог в любой момент им все испортить, ухмыльнуться и сказать: «Ну, песик, пошли, поиграем в мячик. Я буду кидать, а ты будешь за ним бегать». И Одри не посмел бы отказаться или причинить ему вред, ударить или даже замахнуться. Но Тиссену хотелось досмотреть «это» до конца, чтобы потом рассказать Сэнди. Они подружились, что поделать, и были похожи именно готовностью к любви – у одного открытой, у второго скрытой. Но у обоих эта готовность пропадала зря.

Тиссен чуть не умер от асфиксии, не дыша. Он уверен был, что окажись вдруг на месте Нэнэ, он бы просто упал в обморок. Готенок смотрел Венеру то в глаза, то на губы, и это было так медленно, что кровь стыла в жилах, хотя еще секунду назад кипела. Она превратилась в сладкий, густой сироп, разум испарился, беззвучное прикосновение губ и закрывшиеся глаза навсегда отпечатались у Франсуа в памяти. Это было так осторожно и бережно, что у него чуть не остановилось сердце, они не столкнулись носами, не впились друг в друга, как извращенцы, Одри просто коснулся его губ своими и сразу отодвинулся, потому что Нэнэ шатнулся назад, к стене. Боргесу показалось, что парень против, но тот сразу эту неуверенность уловил и потянулся следом, чересчур смело прихватив его губы, целуя самостоятельно, убеждая, что все в порядке. Одри тихо засмеялся, не добавляя голоса, Нэнэ вздрогнул и застыл. Он подумал: «О, черт, что же я делаю, совсем сошел с ума». И он не успел додумать эту дурацкую мысль, потому что все стало серьезнее, на грани приличия, но мягко и так же бережно, влажными губами, но далеко не по-французски. Одри потянул его ближе к себе за края огромного капюшона, так что готенок тоже невольно улыбнулся, поднял руки, кончиками пальцев и черных ногтей дотронулся до чужого лица. И целовались они медленно, со вкусом, не как испуганные девственницы, а как люди, которые получают от этого безумное удовольствие.

Франсуа наконец вдохнул и шумно выдохнул, поняв, что чуть не задохнулся от волнения. Более красивой пары он не видел просто никогда.

У Одри был фетиш еще и на руки, на аккуратные кисти, на длинные тонкие пальцы, на так идеально накрашенные ногти. Поэтому он коснулся этих пальцев, убрал чужие руки от своего лица и сжал их осторожно, ненавязчиво прижал к стене, сам прижался ближе, не давя и не зажимая, но почти обнимая.

Франсуа уловил этот момент перехода на следующий уровень и разозлился, нажал на кнопку на рукоятке поводка, Одри потянуло к нему.

- Скажи своей детке «пока» и пошли, ты мне еще должен принести молоко и печеньки на ночь, - мрачно, с ехидной ухмылкой сообщил ему Тиссен планы на ближайшее будущее.

Весь интернат уже знал, что Одри обожает издеваться над готенком и звать его всякими «крошками, малышами, детками, рыбками, зайками», а Меркурий от этого отчаянно бесится. Он был обречен зваться «Деткой» до конца учебы, и все благодаря Боргесу.

- С… - начал было Венер, убив противного «хозяина» взглядом, так что Нептун вздрогнул. Но Одри вспомнил о правилах игры и не закончил оскорбление. Нэнэ усмехнулся, посмотрев на Франсуа, и того это задело больнее, чем все слова, сказанные Одри утром. В глазах Меркурия ясно читалось пренебрежение, высокомерие и самоуверенность, просто слова: «Завидуешь, да?»

Что поделать, он красивый, он милый, он просто… Детка. А Франсуа – нет, и Одри ему это уже высказал. Да, он страшный. Пусть так. Но когда ему об этом напоминал именно Нэнэ, хотелось пристрелиться.

- Подожди, - Сомори парня задержал, протянул руку и, коснувшись его лица, большим пальцем стер черный развод своей помады возле губ. На губах помада еще осталась, так что Одри просто провел по ним тыльной стороной кисти, стирая следы.

Франсуа затошнило от этого всего, он видел, что Нэнэ не только делал приятно себе и Венеру, он еще и ему нарочно делал больно, Тиссену. Он показывал, какой Нептун неудачник, ведь у него такого нет и не планируется. Франсуа хотел снова нажать на кнопку и притянуть Одри к себе окончательно, но тот психанул, схватил рукой поводок, намотал его на кулак двумя оборотами, и никакая кнопка не срабатывала.

- Спокойной ночи, - шепотом пожелал он, заглядывая в искрящиеся в глубине зрачков глаза. Нэнэ и правда смотрел на него влюбленно, хоть и пытался это скрыть.

- Сладких снов, - Сомори невольно улыбнулся, Одри наконец отвернулся и отпустил поводок, пошел первым к основному коридору, Франсуа потащило за ним. Кто кого выгуливал, что называется.

- Франсуа, - еле слышно послышался шепот, Тиссен обернулся и столкнулся взглядом с ухмыляющимся готом. Вид был такой жуткий, что Нептун мысленно передернулся. Стоявшая в полумраке закутка черно-белая фигура сто восемьдесят сантиметров ростом пугала просто замечательно, а уж его выражение лица отчетливо говорило: «Ты – неудачник».

* * *

- Что делают гомики, когда встречаются? – Доэрэл Сэнди не отпускал, а тот и рад был, он не хотел возвращаться в спальню и видеть, как Дитер слушает свой «Рамштайн» в наушниках на полную громкость, как Одри мечтает о готенке. И не хотелось читать, листать журналы, красить ногти, прибираться в косметичке, в шкафу. Он уже замерз, но все равно шатался с Юпитером по саду, сунув руки в карманы и хихикая.

- Ты еще тетрадочку возьми с ручкой, запиши по пунктам, - посоветовал он.

- У меня память нормальная, один раз покажешь, все сразу запомню, - заверил его парень, повел плечами, скидывая здоровенную куртку. Она была красно-белой, теплой, шикарной, пахнущей им и одеколоном. Эта куртка осталась из старого приюта, такие были у всех, на спине красовалась здоровая надпись «Бермильтон».

- Жарко стало? – Сэнди усмехнулся, но тут эту куртку накинули ему на плечи. Он обалдел, схватил ее, чтобы не упала.

- Так гомики не делают? – выгнул бровь Доэрэл.

- Не знаю. Никогда никто не делал мне так.

- Мне показалось, что тебе холодно.

- Теперь тебе будет холодно.

- Ну, как бы, если уж телкой решил быть ты, то перебьюсь, поболею.

Сэнди засмеялся.

- Ну, хочешь, будь ты телкой.

- Нет уж, лучше ты.

- Слушай, это все весело, конечно. Но это же не шутки. Нафига тебе это сдалось? Ну, там, лизаться с парнем, секс, все такое… Ты же нормальный. Если ты думаешь, что лучше стать на время гомиком, чтобы не быть одному здесь, не сдохнуть от спермотоксикоза, то не надо, ладно? Не со мной.

- Я даже не знаю, что ты этим хочешь сказать. То ли у тебя комплексы из-за того, что ты парень, то ли ты просто боишься отношений.

- Я просто не верю, что ты всерьез.

- Тогда я тебе запросто докажу. Давай, раздевайся, скамеек полно.

- Ага, разбежался! – Сэнди то ли возмутился, то ли засмеялся просто так. – На скамейке… Мне не пятнадцать уже, я не собираюсь трахаться с кем попало на улице, в такой холод. И секс – не доказательство серьезности намерений, как бы сложно это ни звучало для тебя.

- Намекаешь, что я идиот?

- Что ты нормальный.

- Да откуда тебе знать? – Доэрэл закатил глаза. – Я пошутил насчет скамеек. И я наврал тебе, что изнасиловал девку.

- Не насиловал? – Сэнди вздохнул. Ну вот, еще и не маньяк, совсем досадно, совсем не смелый.

- Не девку, - поправил Магрегор, и Венерический капитан споткнулся, чуть не упал, его схватили за локоть, удерживая.

- А кого?

- Ну, логично думать, что мужика, если я не зоофил, - терпеливо предположил новенький. – Он просто был очень красивым, девки всех достали, да и триппер как-то не радует, они давали всем, кто просил, даже с улицы каким-то латиносам. Ну, вот. Я ему предложил замутить, а он сказал, что трахаться – запросто, а мутить не станет, да еще и поиздевался. И я решил ему за это отомстить, типа раз так любит трахаться без отношений, ради бога, пусть. И меня хотели упечь за это в колонию, но он в порядке, не парься, я не псих и не садист.

У Сэнди просто слов не хватало.

- Обалдеть. А я думал, ты нормальный.

- Похож?

- Очень. Ну, кажешься таким.

- Каким?

- Таким, - Блуверд улыбнулся.

- Ну каким? – Доэрэл его взял за полы расстегнутой куртки, накинутой, как одеяло, задержал.

- Прям Казановой, зашибись, каким, - выдал Сэнди тихо, немного зажато, парень секунду помолчал, потом оба заржали, как ненормальные.

- Пошли, а то дверь закрывать будут, потом полезем через подвал еще, - Сэнди направился к выходу из сада, чтобы не продираться через кусты. Доэрэл его парой шагов догнал, закинул руку на плечи, и Сэнди начал немного таять. Он согрелся, а большое, сильное тело рядом его убивало, заставляло верить. Но он все равно не мог понять, почему именно он.

Наверное, все дело было во вкусах, Доэрэл просто еще с утра в кабинете директрисы запал на него, на его белые волосы, на блестящие губы, на кукольные глаза и тихий, извиняющийся голос. И он уверен был, что это такой же идиот, как из его приюта, но оказалось, что он ошибался.

- Давай, до завтра, - парень прощался с ним без усмешек или улыбок, просто и серьезно, так что Сэнди кивнул и скрылся за дверью спальни Венер. И только после того, как на него все уставились, он понял, что что-то не так.

- Что? – переспросил он, заметив ехидные взгляды.

- Чья куртка? – Дитер поднял брови.

- Сдается мне, сзади написано «Бермильтон». Мы в прошлом году проиграли им в футбол, у них такие же куртки были. Тебе ее новенький дал?

- Ну и что? – Сэнди огрызнулся не слишком злобно, но продемонстрировав нежелание общаться на эту тему.

- Да ничего.

- Мне было холодно, а потом я забыл ее отдать. Завтра отдам.

- Понятно, - Хайнц с Боргесом протянули это хором и очень недоверчиво.

«Ничего вам не понятно», - подумал Сэнди немного раздраженно. Его не понимает никто, и никто не смеет претендовать на звание его личного психолога. Он сам, кому хочешь, душу тупой отверткой вскроет, по шурупам психику раскрутит и выпотрошит внутренности. И он всех видит насквозь.

И он знает, что Жан с Робином созданы друг для друга чуть ли не больше, чем Ромуальд с Хэйданом.

И он знает, в кого влюблен Дитер.

И он знает, что Франсуа не такой, каким пытается показаться.

И он знает, что Дэни крупно влип, проиграв и оказавшись «песиком» братьев Аронетс.

Он только не знает, всерьез ли все говорил сегодня Доэрэл. Его слова были такими красивыми, его голос звучал так убедительно, и Сэнди так хотелось ему верить, что он совсем не мог этому желанию поддаться. Чем меньше тебя волнует человек, тем проще ему веришь, всегда так бывает. Но если ты в самом деле хочешь оказаться с ним как можно дольше и даже навсегда… Ты проверишь даже не каждое слово, а каждую букву в каждом слове, сказанном им. Разве бывает любовь с первого взгляда? Сэнди подумал, что это именно то, о чем говорил Одри в то воскресенье. Это называется «екнуло». А у него екнуло? Вот этого Сэнди пока и не знал.