Дойл с Коулом показывали фокусы братства и кровных уз, а парни просто смотрели с отвисшими челюстями.

Эти двое могли сказать хором любую фразу, не сговариваясь, спонтанно, даже не подавая никаких знаков. А потом Коул встал, отвернулся от сидевшего в кресле братца, отошел шагов на пять и остановился, не оборачиваясь. Дойл поднял правую руку, старший брат повторил, вся гостиная вместе с Магдой остолбенела. Может, он видел в отражении? Но перед Коулом не было ничего стеклянного.

- Обалдеть… - Робин восхитился, чего от него никто не ожидал, ведь он был реалистом. Дойл потрогал пальцами левую бровь, Коул сделал то же самое, лишь на секунду замешкавшись, потом точно так же они по очереди почесали нос, помахали левой рукой в воздухе, пошевелили пальцами, сжали и разжали кулаки.

- Как вы это делаете? – Одри все же не удержался, ему просто надоело смотреть, как милуются Жан со своим капитаном, как Дитер сверлит взглядом Марса, который его старательно игнорировал. Неясно было никому, кроме Хайнца, чем Дэни так провинился, но вот сам Дитер был уверен – такой опыт просто так не проходит, единожды попробовав, навсегда останешься конченным гомиком, это точно.

- Понятия не имею, - хором ответили Аронетс и посмотрели друг на друга, ухмыляясь. Нельзя было сказать, чтобы эти штучки получались у них с самого начала, они тренировались и постоянно проверяли свою близость, но выглядело безупречно, бесподобно и почти так же жутко, как привидения. Нэнэ сидел в спальне и делал уроки, чтобы в субботу и воскресенье не напрягаться, Боргес скучал со всеми в гостиной. Не было только Сэнди и Франсуа, которые сидели где-то на чердаке и болтали. Они же не знали, что чердак – заветное место, практически единственная «тайная комната», в которой Хэйдан и Ромуальд провели много приятных моментов. В этом месте они могли даже появляться без зеркал, потому что чердак остался неизменным, там абсолютно все было по-старому, даже пыль пахла по-другому, половицы скрипели иначе, а несколько старых одиночных парт стояли в темном углу. Под столешницами еще пылились пожелтевшие листки с сочинениями, написанными чернилами.

Дэни был замечательный. Его спокойный взгляд, надменный прищур светло-серых глаз, грубые руки, жесткие, а совсем не мягкие губы, точеные скулы, пропорциональное и правильное тело, которое ни на килограмм и ни на сантиметр не отходило от нормы. Все это было бы просто классным для девчонок, но Дитер-то знал, что все это могло становиться почти женским, как, например, для тех же Аронетс. Но Майнс вел себя с братцами так, будто ничего не случилось, они ему подыгрывали, вроде как и правда забыли. Никто не делал из этого трагедию, кроме Дитера, которому страсть, как хотелось проверить, не приснилась ли ему та ночь.

Правда он не знал, как именно это можно сделать, но все еще не унывал. Дэни не был бабоподобной конфеткой, он мог и врезать, как следует, а не просто дать милую пощечину.

Нэнэ сидел в спальне и размышлял над тем, что в нем не так. Нет, все было классно… Но почему-то Венер его не хотел. Сомори уверен был – проблема именно в нем, потому что в Одри проблем, казалось, не было никаких. В его глазах Одри выглядел парнем, что надо, но он не делал никаких попыток… Он сделал одну, но Нэнэ тогда испугался и просто сбежал, сославшись на срочные дела, но ведь это не значило, что можно было просто забить на «ЭТО»? Готенок хотел даже не столько Одри, сколько внимания и прикосновений, на него наконец напал этот голод, он его ощутил во всей красе. Когда к тебе не прикасаются, ты можешь жить без этого и терпеть, лишь фантазируя иногда. Но когда тебя уже подразнили всякими нежностями, поцелуями и обжиманиями по углам, хочется большего. И Нэнэ тоже хотелось большего, хотелось, как в бабских дурацких журналах. Да, позор, он все же пролистал купленный глянец, посмеялся сначала над письмами девиц, а потом понял, что у него проблемы абсолютно такие же, что касается отношений с парнями. С парнем. С Боргесом, который его не хочет.

Черт…

Не хотелось даже выходить из комнаты, где никого не было, он почти всегда сидел в спальне один, пользуясь тем, что мелкие бродили по интернату, по двору, по лесу или холмам, ходили к озеру, а в спальню приходили только ночевать. Он подпирал голову одной рукой, а пальцами второй барабанил по столу, постукивая по его гладкой поверхности ногтями. Тяжкий вздох произвел впечатление даже на Хэйдана, притаившегося на пустой кровати капитана, что была в абсолютной темноте, не освещенная несколькими свечками, которые Нэнэ зажег. Он любил эту атмосферу, просто обожал, она была такой домашней. В спальне Меркуриев всегда был бардак, уборщица лишь мыла пол и меняла постельное белье, все остальное валялось, как попало, нагроможденное повсюду. И окна выходили не на фонтан, а на поле для скачек, видны были горы.

Хэйдан тоже любил эту спальню, раньше он никогда в ней не бывал, ведь Меркурии не были его друзьями, а теперь можно было валяться на чужой кровати и наблюдать за готенком, который по-настоящему страдал. Он разрывался между своими комплексами и обидой. Комплексы заставляли винить самого себя, а обида – Одри за сдержанность. Что в нем не так? Ну что?

Хэйдан практически читал его мысли, когда Нэнэ встал, подошел к зеркалу и заглянул в него, оценивая свой внешний вид. Он закатил глаза, опять вздохнул, взял влажные салфетки и стер с лица все, что на него было намазано. Глаза стали не такими выразительными и уничтожающими, но по-прежнему затягивали, как омуты, губы стали темно-розовыми, но не яркими. Он ненавидел этот дурацкий цвет, потому и замазывал его помадой. В общем, без двухсантиметрового слоя грима он выглядел вполне нормальным парнем. Молодым, красивым, но парнем.

Хэйдан услышал, что его зовут, встал и исчез, хоть Нэнэ его и так не видел. Грэхэм в момент оказался на чердаке, вопросительно уставившись на Ромуальда, который сидел на подоконнике и курил призрачную сигарету. Как ни странно, запах дыма от нее чувствовали даже Сэнди и Франсуа, но не могли понять, откуда это, кто курит.

- Подслушиваешь? – их разговор Нептун и Венер не слышали, ведь слышать могли лишь по желанию самих призраков. Ромуальд курил так же, как и всегда – затягиваясь с закрытыми глазами, а потом самыми кончиками сожженных пальцев убирая сигарету, будто роняя ее, но в самом деле держа очень аккуратно.

- Послушай только. Угадай, что случилось, - он кивнул на парней, которые болтали унылыми голосами. Точнее, унылый голос был только у Тиссена, он был грустный, разбитый и чуть раздраженный, а вот голос Сэнди горел злобой, что было так непривычно и необычно.

- Нет, ты подумай, какая мразь! – мерзко пробурчал он.

- Кто? – Франсуа хмыкнул, уже даже не психуя. – Боргес? Мразь, но хрен с ним.

- Нет, не он… Его я понимаю, как раз. Извини, но он реально уже заколебался, эта тварь его постоянно динамит!

- Ты же дружишь с Нэнэ.

- Кто тебе сказал? Я подлизывался к нему, чтобы он нам устроил тогда сеанс. Ты думаешь, я кинулся его тогда спасать, когда Уолтерс с Хайнцем обкурились и взбесились? Да если бы они на меня не кинулись, я бы только посмотрел, что они с ним сделают. Думаешь, я святой? О, я ангел, - Сэнди фыркнул, психованно вытащил из кармана белой толстовки тонкую пачку тех самых розовых «жвачных» сигарет с мерзким запахом, вытянул губами одну, щелкнул красивой зажигалкой с Бетти Буп, секс-символом восьмидесятых.

- А если кто-то унюхает? – уточнил Тиссен, ведь ему Блуверд недавно запрещал курить траву.

- Это не трава. И табаком не воняет, хотя бы, - отмахнулся Венерический капитан. Ромуальд выкинул призрачный окурок, задавив его предварительно о собственное колено, ничего не почувствовав, конечно. Его удивило даже то, как Сэнди держал сигарету – указательным и большим пальцами, выпрямив и оттопырив остальные, затягиваясь резко и сразу глубоко, а не медленно и мягко.

- Он урод, конечно, и смех у него дебильный, так что не за что обижаться, это же правда. Но он-то в чем виноват? Не он меня отодрал в примерочной, на гребаном полу, а твой любимый Боргес.

- Он не мой любимый, я не люблю людей, вообще. Они все тупые, циничные, эгоистичные мрази. Я люблю свои фантазии, которые на этих мразей цепляю. Ты мне кажешься нормальным человеком, другом, но это же ненадолго, сам знаешь.

- Почему? – Тиссен удивился.

- А не бывает навсегда, все равно все испортится по неизвестной причине. И на кой хрен мне верить вам всем?

- Ты не такой сегодня, - заметил Нептун, прищурившись. – Зачем ты ведешь себя при всех так?

- Я не нарочно, - Сэнди вздохнул, сидя на парте и упираясь свободной ладонью в край столешницы между своих ног. – У тебя так не бывает, что наедине с собой ты нормальный, а в обществе клоун? Или наоборот, отморозок? Или вообще просто мрачный идиот?

- Бывает, - Франсуа кивнул. При всех он вел себя с пафосом, с бравадой, будто все ему пофигу.

- Я не страдаю раздвоением личности, - успокоил Сэнди. – И я правда люблю детей, я люблю всякие глупости, но вот эти долбанные улыбки, комплименты… Не знаю, зачем они мне, зачем я несу эту тупость. Всем приятно, а мне? А мне плевать, я же вру, а они думают, что всерьез. И они уже так привыкли, что не обращают внимания, а про благодарность я молчу.

- Блин, мы два неудачника, - застонал Франсуа. Он сидел за партой напротив, приложил ладонь ко лбу, подпирая этой рукой голову и глядя в нацарапанное циркулем «Слизняк».

- Тебе просто больно или невыносимо?

- Просто. А что? Ну, терпеть можно, в смысле, - парень пожал плечами, даже не зная, как на это правильно ответить. Разве можно сказать о боли «просто»?

- Тогда ладно. Нет, я не верю, что он это сделал намеренно.

- Он сделал это нарочно, он хотел не трахаться, он хотел меня унизить, и у него это получилось классно.

- Ты что-то сказал ему, значит, - Сэнди уставился на него в упор, и парень опешил. Как Блуверд это понял?

- Ничего не говорил.

- Сказал. Одри не придурок и не псих, он не Гаррет. Ты его просто не знаешь, не видел никогда вживую, не общался, как с обычным человеком. Вот он мог просто взять и сделать, что угодно, потому что «захотелось». Одри не такой, он нормальный, более того, он адекватный.

- Ты так уверен? Тебя не было там, в примерочной. Знаешь, как мне было больно?

- Знаю, - Сэнди фыркнул, но не зло. – Я это уже лет семь с половиной знаю, если не восемь. А тебя, например, не было у нас в спальне тогда, в воскресенье, когда Уолтерс обкурился. Вот тогда Одри, знаешь ли, не просто промолчал, не проигнорировал меня. А меня все терпеть не могут. И мне было так отстойно, как никогда, наверное, а он почти всю ночь со мной болтал о каком-то бреде, просто был рядом, он меня даже обнимал. Я нес ерунду, а он все равно не посылал, не уходил. Он классный, так что я не знаю, что ты должен был ему сказать, чтобы он такое сделал. И ты же видишь, какой он, он сам таким был, как я. И ты думаешь, что он настолько тупой, что стал бы тебя ради развлечения трахать? Не смеши мои пломбы, ради бога. Или ты думаешь, что ему настолько не хватает внимания? Хотя, это тоже… - Сэнди вдруг задумался. – Нет, честно, что ты ему сказал?

- Что он урод, что он безумно страшный, гребаный торчила и наркоман, безнадежное чмо, что он мне противен до трясучки, а голос у него мерзкий до блевотины… - пробурчал Франсуа, глядя в парту.

Под впечатлением остался даже Ромуальд, который готов был уже пойти и напугать обидчика несчастного Нептуна до поседения. Он ненавидел насильников, которые насиловали не как Хэйдан, не от желания покорить и заполучить, а чтобы просто причинить боль. Он их терпеть не мог, а потому собирался разобраться с Одри по-своему, но услышав причину…

Хэйдан на него выразительно уставился, блондин кашлянул тихо, мол, «ну, как бы, да…»

У Сэнди левая бровь выгнулась так, что показалась нарисованной.

- Ты гонишь.

- Ну, он заслужил. Он обозвал меня лисой.

- Кем?..

- Ну, по-испански «лиса» это то же самое, что «потаскуха» или «шлюха». Думаешь, мне было приятно?

- А что еще он мог сказать, увидев тебя в ТАКОМ? Посмеялся бы и просто послал его.

- Я не мог его послать, я его пытался выгнать оттуда, но он как будто заранее все решил, понимаешь ты или нет?! Я вообще ничего такого не хотел, а он просто ждал повода, нарочно меня раздражал!

- Он ни с того ни с чего тебя этой дурацкой лисой назвал?

- Ну…

- Фран.

- Я сначала назвал его кобылой.

- Отпад. И что ты хотел? Ему эта мразь не дает, он с ума сходит, потом видит тебя в таком виде, приходит в шок, ты его называешь кобылой, получаешь ответ, разносишь на клочки своими «комплиментами»… И удивляешься, что он тебя трахнул только затем, чтобы обидеть. Странно, да? С чего бы это?

- Ну и что мне теперь делать?! Я во всем виноват сам, я знаю, но мне больно, мне обидно, мне хреново, я не могу винить только себя! Я нормальный человек, у меня нет патологической страсти к самоуничтожению, мне нужен виноватый!

- Он мог по-другому, конечно, решить это… Ну, морду тебе набить, например. Но, блин, зараза Сомори… Если бы он ему давал, у Одри даже мысли о сексе не осталось бы, да и сил тоже.

- Отлично, - Франсуа осклабился.

Хэйдан одними губами продекламировал: «Нашли виноватого, класс».

- Что? – Сэнди переспросил, потому что задумался и отвлекся.

- Ну, он во всем виноват. Если бы не он, то Боргес бы просто дал мне в рожу и успокоился, так ведь нет, Нэнэ – гребаная монашка.

Сэнди засмеялся.

- Правда, вечно в черном… Правда сегодня после города нормальный такой резко стал. Может, у Одри получится и гуталин с него смыть?

- Да уж… Козлина.

- Тупой девственник.

- Ограниченное ничтожество.

- Тень личности.

- Хрень готическая.

- Потаскушка мелкая.

- Так он же девственник, - напомнил Тиссен со вздохом.

- Да ненадолго, - вдруг усмехнулся Блуверд довольно скептически. – Одри, мне кажется, просто боится его обидеть, все такое. Ну, типа, он у него первый, а Сомори, типа, и не гей… Он все гонит, он перед ним постоянно задницей крутит, все эти гребаные манеры. Даже у меня такого нет.

- Не парься, еще появится, ты же младше, - Франсуа хмыкнул, чтобы не казаться просто балдой, наделавшей миллион ошибок.

- Он со мной одного года, так что расслабься, - успокоил Сэнди.

- А чего тогда говорит, что ему восемнадцать?

- Ну, скоро будет. У него день рождения в январе, а у меня в марте. Так что пусть рассказывает свои сказки Одри и Жану. Он просто нарывается, ты не видишь? А Боргес, балбес, что-то тупит… Нет, он мне не кажется слишком умным, но в отношениях он смыслит всяко уж больше, чем мы с тобой. И, тем более, чем Сомори. Как он может так к нему относиться? За что, за какие заслуги?

Сквозила ревность, обида. Ревность не человека к человеку, а к отношению и обращению.

- Умеет вести себя, - предположил Тиссен со вздохом. Звучало обреченно.

- Подумаешь, девственник. Я понимаю, если бы он девчонкой был, тогда да. Да даже я любую девчонку на руках бы носил, но не трогал, честное слово. Они же не такие просто. А что такого в мужиках? Просто можно посмотреть на меня, со мной чего только не делали, - он закатил глаза, затушил сигарету и встал, выкинул ее в окно, снова его закрыл. Франсуа подумал, что так-то оно так, но не хочется, чтобы с ним то же самое случилось. Сэнди махнул рукой, снова сел на парту. – И ничего не случилось, как видишь, ни детей, ни абортов, ни бесплодия. Я же не девчонка. И он тоже не девчонка, зачем его так беречь? Все думают, например, что Майнс нормальный.

- Дэни?! – Франсуа чуть не упал в обморок, вытаращил глаза.

- Ну. Ты не видел, как он в воскресенье ходил?

- Я его не видел вообще тогда, он же болел.

- Он утром в душе был, зубы чистил. Ты знаешь, как он оттуда уходил? Как будто ему по яйцам штрафной забили. Провал полный, его точно трахали. И мы оба знаем, кто, а теперь еще и ты знаешь. Не говори никому, но это же правда. И что? Он стал хуже? Он перестал быть мужиком? Нет, не перестал, он такой же, нормальный.

- Долбанный гомик, - захихикал Франсу нервно, истерично. – Вот, почему он меня отшил. Любит твердые предметы, козлина.

Блуверд тоже засмеялся.

- Господи... Неужели Одри и правда влюбился… Не ожидал от него такого. И в кого? Не в меня, не в тебя, а в этого урода. Да лучше бы в Эрика, тот хотя бы точно знает, что ненавидит гомиков и никогда не согласился бы. А этот – ни рыба, ни мясо, ни «да», ни «нет». А Боргес, балбесина, его так охраняет, нежничает с ним…

- Заткнись, меня и так от них тошнит.

- Одри нормальный.

- Не говори мне о человеке, который кончил в меня, ладно? – Тиссен прошипел это мрачно, Сэнди сделал лицо матрешки и замолчал послушно. Но долго терпеть не смог.

- Вот тебе сейчас сильно больно, что ли? Встать не можешь?

- Могу, - Франсуа не понял, к чему был вопрос.

- Ну. А говоришь, он тебя просто отымел, как садист.

- Это правда! Ты мне не веришь?!

- Верю, - успокоил Сэнди. – Не мне будешь рассказывать, я-то всему верю. Но ты подумай. Он тебя грубо, неприятно, просто на полу, неудобно… И ты живой, вроде, ходить можешь. А Сомори, падла, даже от кровати и всяких нежностей отбрыкивается. И ты после этого удивляешься, что Одри звереет.

- Не заставляй меня еще и жалеть его, бедняжку, с его недотрахом. Он хотел вставить целке, он вставил, но как-то ошибся задницей, по-моему.

Сэнди засмеялся.

- Ну, целкой ты уже не считаешься… Анатомически ты вообще ей не считался, но если уж так посудить, то теперь даже морально не считаешься. И физически тоже.

- Он меня ненавидит, просто терпеть не может, иначе к тебе бы пошел и просто попросил.

- А чего сразу ко мне?!

- А ты отказал бы?

Сэнди завис.

- Вообще, нет… Но из принципа сказал бы «Нет», - он наконец ответил. – Потому что осточертело. Что еще за «дай во имя благотворительности»?

Тиссен тоже засмеялся.

- Жизнь жестока, - вздохнул он наконец. – Ну и пофиг. Ты прав. Реально, говорил об этом уроде, а успокоил меня. Я же парень, чего мне париться. Обидно, конечно, но замуж я как-то не собираюсь, залететь тоже сложновато будет, - он махнул рукой. – Переживу.

- И правильно, - кивнул Сэнди, но как-то отрешенно, прищурившись при этом и глядя в пустоту, в какую-то межгалактическую точку.

- О чем задумался? – Франсуа сразу заметил его интеллектуальные попытки.

- Да вот, думаю все о нем.

- Об этом уроде?

- Ну, да.

- Ты же сказал, что он тебе уже не нравится?

- Ты о ком? – не понял Сэнди.

- О Боргесе. А ты о ком?

- О Нэнэ, - Блуверд махнул рукой. – Просто мысль такая в голову пришла… Вот куда попрутся малявки сегодня все?

- Ну, раз пятница, думаю, что к Плутонам. Опять всю ночь гудеть будут, потом скажут, что это не похмелье, а маленькая эпидемия гриппа. Они же этой девчачьей гадости накупили в розовых бутылках, ты не видел?

- Видел. Вот, я к тому же. А кто будет в спальнях?

- Ну, мы.

Сэнди как-то странно улыбнулся, Тиссен побоялся даже гадать, что он задумал.

- Хочешь, отомстим сразу обоим? – Блуверд был не столько матерью Терезой, помогающей всем безвозмездно, сколько эгоистичным лицемером, делающим все только для себя, но делая это так, что казалось, будто во имя общества. Короче, Франсуа сначала показалось, что Сэнди хочет помочь ему, а потом он понял – капитан Венер просто что-то задумал и поставил себе в планы, а перед ним, перед Тиссеном, выставляет это, как дружескую помощь. Поганка Сэнди, но такой уж он есть, ничего не поделать.

- Каким образом, интересно? Пойдем, пристрелим Нэнэ, а потом вдвоем оттрахаем Одри?

Сэнди округлил глаза.

- Идея неплохая, но у меня как-то все поскромнее.

- Ну-ка, ну-ка, что там у тебя поскромнее?.. – ехидным, очень «мужским» голосом переспросил Франсуа, так что парень засмеялся.

- Прикинь, что будет, если не Одри решится его уложить, а потом бросит, получив по роже… А сам Сомори его бросит? Одри будет так неприятно… Даже больно, наверное. Ты же хочешь этого?

- Безумно, - Франсуа кивнул.

Сэнди не хотел делать другу больно. Но его друг сделал больно другому его другу, так что заслуживал небольшого возмездия. В конце концов, это понравится всем. Ну, им с Франсуа точно должно понравиться, насчет Нэнэ и Одри он сомневался.

- Только как ты собрался это сделать? – Тиссен просто не представлял.

- Он так его бережет, так им восхищается… Я уверен даже, что он скорее восхищается, чем любит, серьезно тебе говорю. Просто он-то, как ты сказал, сторчавшаяся кобыла и баба, а Нэнэ ему кажется просто ромашкой.

- И? – Франсуа начал медленно въезжать в тему, ухмыльнулся.

- И ты представь себе, что случится со всем его восхищением и восторгом, когда он поймет, что наш долбанный Сомори такой же, как все, если не хуже? У него же на лбу написано, что он хочет. Не хотел бы, не носил бы эту хрень.

- Ты прав, - Франсуа беспрекословно соглашался, дожидаясь вердикта и кульминации плана. – И так ему и надо, потому что его тупой готеныш ничуть не лучше, чем я. Чем мы, - он поправился.

- Думаешь, лучше сделать это грубо или по-хорошему?

Франсуа ушам не поверил. Точнее, он очень хотел верить, он дожидался этих слов, он так хотел, чтобы чертов гот испытал то же, что он сегодня, причем именно с нелюбимым, ненавистным даже человеком, который был ему противен, ужасно неприятен и даже отвратителен. Чтобы это было так же больно и унизительно.

Но Тиссен не был конченной мразью, сам себя он очень жалел, как ни старался скрыть это, и способен был пожалеть потенциально принесенного в жертву Меркурия.

- Как получится, - смилостивился он, не веря, что Сэнди такое сделает. – Кого ты собираешься уговорить? Его никто не захочет, только Боргес такой извращенец. Ну, а Жан с Робином встречается, так что все. Дитера от мужиков тошнит.

- Да я бы поспорил насчет Дитера. Но ладно, не об этом сейчас. Ты думаешь, мне самому слабо? Ты многого обо мне не знаешь, - Сэнди хмыкнул, и выражение лица у него с забитого, сладкого и нежного как-то неуловимо изменилось и стало таким, каким оно было в моменты одиночества – спокойным, расчетливым и недоверчивым на все сто пятьдесят.

В конце концов, есть женщины, как мужчины, есть мужчины, как женщины. Но первые остаются женщинами, а вторые – мужчинами, поведение и внешний вид не меняют внутреннее состояние души, это подвластно лишь природе.

- Ты его не удержишь, - Нептун подходил к вопросу технически и очень ответственно.

- Спорим? У меня по физкультуре десять, а по утрам я из марша не выпадаю, как некоторые, - Сэнди хмыкнул, имея в виду того же Эрика, который не выдерживал пытки маршем.

- А он?

- Он из комнаты не вылезает. И такой бабоподобный он только потому, что у него наследственность охрененная, и ест он, как кролик. Так что не волнуйся. В конце концов, у него длинные патлы, намотать и все, - Блуверд засмеялся. – По себе знаю, слава богу, отрезал, теперь хоть не такие длинные, фиг намотаешь.

- Решишься?

- Почему нет?

- Ради меня, что ли?

- Нет, прос… - Сэнди подавился, поняв, что попался. Он со своей искренностью «Из принципа», которой обычно ранил чувства людей и спускал их с небес на землю, обижал и разочаровывал в их же фантазиях, просто спалился. Ответил-то честно, что не ради Франсуа. Тогда ради чего?

- …то хочется? – закончил за него Тиссен ехидно, прищурившись. – Не ожидал от тебя.

- Я вообще непредсказуемый, - кокетливо заверили его. – Почему бы не попробовать?

- Класс. А потом что будем делать с Боргесом?

Сэнди расплавило это «мы». Потому что он ненавидел, когда всю ответственность сваливали на него одного, хоть и делать он все собирался лишь из собственной прихоти. Для Франсуа выгода тоже намечалась, и он решил не козлиться.

- А что будем делать?

- Он же узнает по-любому.

- Конечно. Мы ему и скажем. Ты скажешь, - Сэнди осклабился. Он решил, что хватит с него доброты. Да, Одри хороший, его можно оправдать за то, что он поступил, как ублюдок, ведь просто не удержался, его оскорбили… Но его нельзя простить за то, что он отверг его, Сэнди, чувства, которые только начинали появляться. И он за это поплатится собственными чувствами, такова жизнь. А вот потом они запросто смогут дружить наравне, без одолжений и жалости. Если смогут, конечно.

- Я?! Ты сдурел?! Он меня убьет на месте! «Извини, ты уже знаешь, что твой капитан бодро натягивал твоего парня, с которого ты пылинки сдуваешь?.. Нет?.. Не знаешь?.. Какая досада. Ну, ладно, я пойду»?! Ты в курсе, что раньше гонцам с плохими вестями башку отрубали?! Он мне не только башку отрубит, он с горя опять на меня бросится! И ведь, блин, не потому что я ему нравлюсь!

- Ну, не так… - Сэнди самого эта фраза убила. – Ну, ты понял. Придумаешь что-нибудь. Ни за что не поверю, что ТЫ не найдешь слов, чтобы сказать ему об этом, ты же хочешь отомстить. Хочешь?

- Хочу, - кивнул Франсуа с дьявольским выражением лица.

- Вот и все.