Мисс Бишоп даже не знала, что ей теперь делать. То есть, решение было спонтанным, и она безумно обрадовалась, когда ей удалось найти нужного человека. Директор приюта, из которого два года назад по счастливому стечению обстоятельств уехал Сэнди, сообщил об очень интересном факте его биографии. Но сам директор ничего об этом факте не знал, понятия не имел, где его искать, а вот Шарлотта считала, что обязана этот факт найти. Она не могла не сказать Сэнди об этом, не могла не напомнить, а когда наконец нашла, даже повеселела… Пока не узнала, что факт не подпадает под категорию «гениальных» воспитанников, скорее подпадает под вторую, что поступил в Стрэтхоллан в этом году. Но раз уж таких учеников было уже много, от еще одного картина не изменилась бы, ведь если Сэнди способен на победу в конкурсе, то и факт его биографии должен быть способен. Они же очень близки.

Воскресенье обещало стать самым важным днем в жизни капитана Венер, но он об этом пока не догадывался, и Шарлотта не знала – сказать ему сейчас, вызвав в кабинет, или поставить перед фактом, чтобы не успел настроить мифических надежд. Блуверд был несчастен по жизни, вдруг это ранит его еще сильнее? Вдруг все совсем не так, как она придумала?

Она решила поставить его перед фактом, а до воскресного утра хранить все в секрете, сделать это сюрпризом. В конце концов, она со всем может справиться, даже с «самым худшим» учеником Бермильтона, который по успеваемости, как выяснилось, почти сравнялся с учениками обычных классов. И он был очень спокойный, не смотря на рассказы о скандалах, связанных с его персоной в Бермильтоне.

И он целый день следил за поведением готенка, на которого смотрел в первый же день своего приезда в Стрэтхоллан. Сэнди был душкой, лапочкой, но слишком трагичным и умным, а вот у Нэнэ ум граничил с безумием, он вообще себя не контролировал, а думал, что правил собственной судьбой. Но это дело каждого, в конце концов. И он был очень высокомерным, он ставил себя выше всех, он считал только себя достойным решать, кто будет с ним общаться.

В общем, Доэрэлу казалось сначала, что Блуверд – вылитый парень из Бермильтона, которого он «наказал» за отказ. В итоге же все оказалось не так. Популярность и потертость Сэнди не делала его таким же, как тот идиот и стервец. Настоящим же стервецом и недоступной сволочью был этот готичный Меркурий, который смотрел на всех, как на мусор, любил секс, но хранил это, как ни странно, в тайне, давал лишь тем, кого считал достойным. Доэрэла аж заколотило в коридоре, когда Нэнэ его проигнорировал.

Он смотрел на него уже неделю с тех пор, как Сэнди оказался скучной философской занудой, он следил каждую ночь за долбанным готенком, гадал, как же к нему подобраться, если постоянно рядом Боргес. Он был крутой и сильный, с ним соревноваться было бесполезно, да и не хотелось портить отношения. Но раз уж теперь они разбежались, а Сомори показал свою настоящую личность, можно было и не так уж сильно таиться. Жан видел готенка в душе всего раз, а вот Магрегор наблюдал за его стриптизом и разговорами с привидениями уже шесть ночей подряд. Сначала он просто чуть не поседел от ужаса, приняв Меркурия за психа, а потом увидев в зеркалах отражение еще двоих парней, которых в полумраке душевой просто не было. Он понял, о каких призраках «шутили» все в Стрэтхоллане, и его интерес разгорелся еще сильнее. Почти мистическая гадина Сомори, такой самодостаточный и невозможный, не дастся в руки просто так. Его нельзя заставить или изнасиловать, потому что он ненавидит насилие, он никогда не оценит этого, не простит, а потом обязательно отомстит. И его месть пугала даже тем, что он умел делать. Тогда как? Его нельзя уговаривать, уламывать, ведь он не любит нежных придурков, он любит напор. То есть, надо было изловчиться и умудриться стать таким, каким Доэрэл не смог стать для своего первого голубого «опыта». Надо было стать одновременно настойчивым, но не грубым, уверенным в себе, но не хамом, сильным, но не тупым, не принуждать, но подталкивать к решительному согласию.

Ему все хотелось по-серьезному, по-взрослому, по-настоящему, холодно и красиво, жестоко и одновременно нежно, чтобы… В общем, Одри был не тем, о ком Нэнэ мечтал. Одри мог обидеть не ради забавы, как Гаррет, а в ответ на взаимное оскорбление, он не делал скидок на «пассив» или «актив», он был всем сразу, мог быть кем угодно в этом смысле, а теперь предпочитал второе. А может, просто Нэнэ был не тем, кому бы он сделал скидку на роль в паре. Одри мог обидеть даже не затем, чтобы увидеть реакцию, а чтобы пробудить в человеке какие-то чувства, заставить его иметь определенное и четкое отношение, а не размазанную неприязнь или симпатию. Максимализм в нем не был явлением возраста, он был частью его характера, а потому Боргес хотел либо «да», либо «нет», либо любовь, либо ненависть, либо дружбу, либо вражду.

И теперь он не знал, что ему делать, он завидовал братцам Аронетс, которым не нужен был просто никто. Они не знали, не замечали всерьез, но были друг для друга всем. Они не были одиноки никогда, они не искали, как все остальные, партнеров, друзей, парней или девчонок, потому что не страдали от тишины и тоски. Они могли в любой момент поговорить друг с другом, разделяли интересы, у них был даже один вкус к музыке, любимый цвет на двоих, одни и те же темы для обсуждения. Возможно, это был тот самый синдром близнецов, которые понимали друг друга и ни в ком больше не нуждались. Сложно найти себе человека, которого сможешь полюбить, если точно знаешь – на свете уже есть человек, который понимает тебя лучше всех, с которым ты жил всю жизнь, которого ты выучил до малейшей детали. Сложно полюбить другую личность, зная, что она никогда не станет такой близкой, как брат или сестра. В общем, Аронетс были обречены либо остаться вместе, либо быть несчастными по отдельности.

А Дэни, которому они испортили психику, теперь и сам не знал, что ему делать. Ну как можно злиться на Сэнди, как можно смеяться над Нэнэ, который всех раздражал, когда сам он теперь был таким же? Что за черт, ему все сложнее становилось общаться с Дитером, которого он уверял, что совсем не изменился. Но сложно не измениться, когда из мыслей не идет воспоминание о кладовке, о тех ощущениях и о тех картинках, кадрах, отпечатавшихся в подсознании. И сами собой появлялись вопросы: «А что было бы, окажись на месте Дойла или Коула тот же Хайнц? Он выше любого из близнецов, он такой сильный. Боже, наверное, было бы стремно. Черт, о чем я думаю, что за бредятина».

Если бы с Дэни обошлись так же, как обошелся Одри с Нептуном, у него таких мыслей и не возникало бы, так что он завидовал, как ни парадоксально звучало, несчастному Тиссену. Надо было его грубо изнасиловать, и он остался бы просто обиженным, но нормальным. А теперь ему хотелось еще, он попробовал запретный «плод», и теперь хотел повторить. Но не лезть же к братьям, они просто зарыдают от смеха, два идиота, они нужны друг другу, больше ни в ком не нуждаются. Или что, Дитеру сказать: «Да, я тебе наврал, я сошел с ума, я стал педиком, мне тогда очень понравилось, хоть и было больно, не мог бы ты сделать мне одолжение? Давай попробуем с тобой, и если мне понравится, значит, я точно голубой»?

Бред.

На самом деле говорить не надо было, Хайнц чувствовал, как менялся темп чужого сердцебиения. Обычно они общались за школой, возле того булыжника, и в тишине отлично было слышно, как колотится чужое сердце, заметно было сбивчивое дыхание, совсем не такое, как раньше. Тот же Жан с Дитером общался совершенно иначе, он ржал, смотрел на него блестящими, сверкающими глазами, они просто трепались и лепили над чем угодно, получая удовольствие от общения. Но Дэни на него не смотрел, а если и косился, то редко, они разговаривали на более адекватные темы, а когда начинали смеяться, Майнса заклинивало на чужом смехе. Дитер казался потрясающим, очень классным, очень мужественным и крутым, но не наглым и не пафосным. Наглым был Жан, немного пафосным – Доэрэл, оба казались Марсу воплощениями мужественности. Одри тоже был ничего себе, но он совсем не такой, его нельзя рассматривать в этом смысле, он сам раньше был «девчонкой».

Дитеру физиономия Марса, похожая на кошачью своими округлыми, чуть выпирающими скулами, впалыми щеками, треугольным лицом, аккуратным носом, казалась красивее с улыбкой. Что поделать, все было запущено дальше некуда. Но Дэни решил, что точно не станет больше повторять «этого» просто так, из-за «игры». Возможно, что-то у них получится, а может, не получится ничего.

Дитер же думал, что все должно начинаться явно не с тупого траха, иначе ничего не выйдет. И если уж это убеждение было его жизненным правилом, то являлось установкой на жизнь. У того же Одри таких предубеждений не было, поэтому он от установок не страдал.

В общем, тот же Сэнди, видевший все на свете, просекавший чужие отношения намного лучше, чем собственные, мог сказать – у Хайнца и Майнса все будет хорошо. Они оба не от мира сего немного, у них странные предубеждения и установки, они не станут торопиться и уж точно не пострадают от скоропалительности своих решений. И все будет классно, как бы Дэни ни уверял, что он нормальный.

Сам Блуверд просто обалдевал от собственного поведения. Ночь ему понравилась, а уж реакция готенка – тем более, тот был волшебным, потрясающим, совсем не ругался и не рыдал, как истеричка, не командовал, как надо, а как не стоит, не говорил: «Не надо» или «Перестань». В общем, с ним было удобно и комфортно. Но, к сожалению, ни Венер Меркурию, ни Меркурий Венеру нужны не были. Лесбиянские эксперименты всегда забавны, но слишком редко имеют шанс на серьезное продолжение, ведь даже у геев шансов жить счастливо вместе намного больше, и никакие девайсы не заменят живого человека, который подходит во всех смыслах «тютелька в тютельку». Впрочем, так казалось лишь Сэнди, возможно, половина интерната думала иначе. «Девочка с девочкой – это прикольно, мальчик с мальчиком – это противно». У Нэнэ с Сэнди что-то могло бы получиться, не будь Блуверд сам девчонкой хоть куда, хоть кому и хоть когда. Он просто не удержался бы в роли «серьезного, настоящего, холодного», который нужен был Сомори.

Стрэтхоллан стал адом для всех вместе и для каждого, заставив пересматривать все взгляды на жизнь, заставив мучиться и стыдиться. Наслаждался здесь не каждый и слишком редко, так что жертвы были огромные.

Сэнди уже обсудил с Франсуа то, как неправильно поступил обманутый готенком Боргес, но Блуверд опять выгораживал друга и подопечного, оправдывая его обидным поведением Нэнэ. Франсуа не мог понять, как можно оправдывать такое хамло, ведь он над ним издевался даже в столовой. Франсуа лишь слегка преувеличил его недостатки, но Одри заслужил это пренебрежительным отношением к его телу, к его личности вообще. Стоило лишь подумать о том, что чье-то тело ценят больше, чем его, лишь подумать о том, что его ставят ниже, слезы сами подступали к глазам. Точно так же раньше думал Нэнэ, когда видел Сэнди и его флирт с кем попало. Франсуа было больно от того, что он ничего плохого не сделал, он никому не навязывался и не давался запросто в руки, а получил такое. Жизнь и правда жестока, но ему-то это за что?

Он остался сидеть на чердаке, там ему было спокойнее, чем в спальне, где было молчаливое сочувствие капитана и Эрика, малышню он не воспринимал. На чердаке, конечно, было теплее, чем на улице. Но когда он, сидевший под подоконником на полу и гревшийся о батарею, услышал высокий, ровный голос, его чуть не подбросило.

- Не переживай ты так, пройдет.

Нептун уставился на ногу, оказавшуюся перед ним. Ромуальд сидел на самом подоконнике, закинув ногу на ногу. Франсуа даже шарахнулся и отполз к старому шкафу со стеклянными дверцами и приваренными к ним изнутри прутьями. Наверное, раньше это был либо буфет, либо что-то еще, но сейчас за дверцами стояли всякие мелочи, типа фарфоровых куколок размером не больше ладони. Фигурки задрожали, когда он врезался в шкаф спиной.

- Спокойно, - скомандовал призрак, усмехнувшись совсем не обидно.

- Я спокоен, - заверил его Франсуа, тараща глаза.

- Незаметно, - заверил Ромуальд, и парень заметил, что лицо призрака выглядит нормально, красиво, никаких шрамов нет. Бликери был не в том настроении, чтобы пугать его. - Не переживай, говорю. Мало ли… Со мной тоже такое было, ничего страшного не произошло.

- Да ладно?.. – Франсуа просто поверить не мог. – А как же… Этот…

- Хэйдан, - сразу сказал Ромуальд, закатывая глаза.

- Ну. Вы же с ним…

- Мы же с ним, - согласился призрак. – Но я же не сказал, что это кто-то другой сделал. Это он и сделал.

Тиссен вообще завис, но потом решил просто не обращать внимания на то, что говорит с мертвецом, решил принимать Ромуальда за обычного парня. И привел замечательный довод.

- Ну, значит, он тебя любил так сильно, что прямо не сдержался уже, - он даже фыркнул. – Небось, приятно даже было, вон, как этой крысе Сомори.

- Нэнэ своеобразный человек… - согласился Ромуальд. – Но вы не похожи, ты его не поймешь, а он тебя не поймет. Но ты знай, он тоже не оправдывает Одри и не одобряет его поступка.

- Мне от этого не легче.

- Если тебе так это интересно, то приятно мне тоже не было. Видел в лесу плиту?

- Ну, видел, - Тиссен прищурился.

- Ну вот. Как думаешь, что хуже, на полу или на плите? По-моему, без разницы. Хотя, наверное, ты думаешь, что на свежем воздухе, посреди леса это как-то интереснее и круче, чем в помещении… Мда. Не знаю.

- Так ведь он тебя любит даже сейчас, после смерти, - Франсуа решил, что если сходить с ума, так по полной программе. И ткнуть Ромуальда в его смерть носом тоже не мешает, ведь их любовь с Хэйданом вызывает зависть у всех.

- Люблю, - согласился Грэхэм, появившись у Тиссена за спиной, отогнав его от шкафа.

- Блин! Не появляйтесь так! А какого хрена вы вообще тут делаете, здесь же нет зеркал?!

Призраки переглянулись.

- Здесь, считай, наше тайное место. И ты в него залез без спросу.

- Извините, - машинально выпалил язвительный Нептун.

- Честно, я тогда думал, что умру от стыда, - сообщил Ромуальд ему сочувственным тоном. – И никто меня не целовал, не надо фантазий, никто не обнимал и никаких там глупостей не говорил. В первый раз никогда не бывает здорово и потрясающе, особенно, если все искренне.

- Почему? – Франсуа не понял такой логики, зачарованно на него глядя.

- Потому что стыдно. А когда с первого раза всякие нежности и ерунда, это значит, что обоим наплевать, они скорее показаться лучше хотят, чем друг друга любят. Уверяю тебя.

- Да уж… Только вот тебя-то он любит, - Тиссен оглянулся, посмотрел снизу вверх на Хэйдана, тот усмехнулся и кивнул. – А вот этот-то козел просто обиделся и психанул. Не всем везет, как вам.

- Может быть, - Ромуальд вздохнул, пожал плечами. И оба призрака вдруг посмотрели в сторону люка, переглянулись и испарились, будто их и не было. Франсуа услышал только через полминуты, что кто-то подошел к чердаку, ступил на деревянную стремянку и толкнул деревянную крышку. Тиссен дернулся, перебирая ногами быстро, отползая в маленькую нишу между шкафом и стеной с окном. Он подумал, как же так через маленький люк, в который заглянула чья-то брюнетистая голова, затаскивали при ремонте огромные предметы мебели. Потом он покосился на большое окно, мутное стекло, понял, что запихивали именно через него, снаружи, со двора интерната. Он вообще думал о бреде, о ерунде всякой, потому что не представлял, куда отползать, если «это» не Сэнди пришел. Зачем бы Блуверду возвращаться, если они недавно уже говорили?

- Эй, Тиссен? Ну так что, договорим? – Одри пришел поиздеваться, он не собирался делать «этого».

- Пошел вон, - буркнули из-за шкафа, хотя внутри у Франсуа все похолодело, началась тихая истерика.

Боргес аж удивился, как его этот тон взбудоражил. Нельзя так, ну нельзя, но почему-то хочется. Что за долбанные мужские инстинкты. Этот Нептун - рыжий урод, злой, опасный, вредный, ехидный, но, черт его побери, робкий и стыдливый. Маленькая двуличная гадина.

- Я сказал, не подходи! – Франсуа вскочил на ноги, когда в нишу заглянул подлый Венер, которого Сэнди так старался оправдать.

- Да ты не нервничай, - Боргес его честно попытался успокоить. – Давай, договаривай, что еще тебе было противно.

- Пойди подрочи, а?! Тебя и твой урод уже бросил, так что никому ты не сдался, а Сэнди понял, что ты ничтожество! – последнее Франсуа добавил из вредности, и Венера опять заколотило, он схватил Нептуна за ворот свитера, дернул ближе, толкнул даже… Но Тиссен удержался на ногах, шарахнулся и отпрыгнул к окну, дернул за его заклинившую ручку, которую давно не шевелили.

- Не трогай меня, а то я выпрыгну!

- Да конечно… - Одри закатил глаза.

- Не веришь?! – окно наконец поддалось, со скрипом открылось, Франсуа почти начал залезать на подоконник, просто не представляя, что с ним станет, если он еще раз такое переживет.

- Кончай тупить! – Боргес его опять схватил за свитер, потянул назад, но парень брыкнулся и чуть в самом деле не выпал на улицу, но чисто случайно, не собираясь этого делать. Одри схватил его за волосы, чтобы сделать больнее, потянул вниз нарочно, так что Франсуа начал оседать, охнув и морщась, держась за его руку и стараясь ослабить хватку.

- Подрочить значит, да?.. Да зачем, если есть ты? Как бы, чуть лучше, чем рука, но до человека не дотягиваешь, - сообщили ему унизительно, так что Тиссен опять задохнулся от возмущения и брыкнулся, но было бесполезно, кулак, на который намотаны были волосы, не разжимался.

- Он отличный актер, - заметил Хэйдан.

- А по-моему, мразь. За что ему такая внешность, - Ромуальд не видел, что Одри просто от обиды издевался, он даже психанул, что они похожи. Ублюдок не может быть похож на него.

- Обычно, когда насилуют, избивают, чтобы молчали. Он его не ударил пока ни разу, - философски заметил Хэйдан. Их беззвучный диалог оставался незаметен, хотя Франсуа молился, чтобы хоть кто-нибудь ему помог любым способом.

И Одри не был насильником в прямом смысле, он не порол ерунду, типа: «Расслабься, я просто тебя поимею и дальше пойду». Ему не было все равно, хоть он и притворялся.

- Если ты меня не отпустишь сейчас же, я заору, - предупредил Франсуа, еще надеясь все решить мирно и спокойно, но когда его толкнули на пол, разжимая кулак, он передумал.

- П… - «омогите» он заорать не успел, хоть в интернате и услышали бы обязательно, это был не шумный магазин, крики с чердака любую учительницу насторожили бы. Одри оседлал его ноги, зажал ладонью рот, как в прошлый раз, и зашептал очень убедительно.

- Заорешь, я тебе правда все зубы выбью. И пусть меня исключат, мне плевать, потому что ты достал. А знаешь, почему я такой козел? Потому что ты меня убедил, что тебе противно. А я, знаешь ли, обожаю все делать назло. Надеюсь, тебе сейчас еще противнее.

И Франсуа в самом деле было ужасно противно, он мысленно уже умер тысячу раз, попытавшись отвоевать собственные руки, которые все же откинули, а джинсы стащили, расстегнув и сдернув рывком до колен. Одри отклонился назад, стаскивая их окончательно, а потом задрал на Нептуне свитер, стащил его через голову, ему очень хотелось, чтобы этот наглый урод, который так любил всех оскорблять, оказался вообще без защиты. И чтобы он вообще ничего не спрятал, потому что Одри-то знал, как хотелось закрыться, если человек был не то что противен, а хоть немного неприятен. Дернулась, зацепившись за воротник, а потом упала между ключиц черепушка со стразами. У Венера полезли глаза на лоб, кулаки сжались.

- Ты откуда ее взял, урод?!

- Сэнди отдал! – Франсуа опять попытался выползти из-под него, но ему просто дали основанием ладони в лоб, и парень рухнул назад, схватившись за лицо. Это было совсем не больно, но так унизительно, а он еще и затылком о пол приложился.

- Я не тебе ее дарил! – Одри попытался сам расстегнуть чертов карабин, но пальцы дрожали, и ничего не получилось, так что он просто сорвал цепочку с чужой шеи, порвав ее. Кулон отлетел в кучу старых пыльных ящиков у стены. Пол был деревянный, так что спиной Франсуа поцарапался и чудом умудрился не засадить пару заноз, когда его подвинули ближе. И в этот раз он сопротивлялся еще яростнее, лягаясь, кулаками колотя по чужой груди, как назло жесткой и будто каменной, непробиваемой совершенно.

- Не ври, что тебе не понравилось, тебе должно было понравиться, - Одри прекрасно знал, что нес ерунду, но он также знал, что эта ерунда больно ранит. И он хотел обидеть до слез. – Потому что на тебя никто больше не посмотрит даже, так что наслаждайся сейчас, пока есть возможность, - он хмыкнул, еле развел руками чужие коленки, такие квадратные и упорно сжатые. Сил еле хватило, потому что Франсуа не хотел до последнего, а потом опять свело мышцы бедер, причем не только внутренних их сторон, но и внешних, так широко пришлось ноги расставить, а колени высоко задрались. Все так, как удобнее было для Одри, потому что парень – не девочка, недостаточно всего лишь жеманно и стыдливо раздвинуть ноги сантиметров на пятнадцать.

Нептун себе чуть не откусил палец, зажимая руками рот, жмурясь и мыча в собственные ладони, когда с трудом, с определенной долей злобы и жестокости в него все-таки протолкнули совсем не прутик, как любил говорить Робин про Жана.

- А-а-а-а!! – он все-таки заскулил, почти закричал, убрав руки, вцепившись пальцами в плечи нависшего над ним Венера. – Больно! Вытащи, я тебя прошу, больно!!

Одри раздраженно и, как показалось Франсуа, очень брезгливо отшвырнул от себя его руки, громыхнувшие о пол костяшками пальцев, а потом снова закрыл рот ладонью.

- Терпи. И не смей меня трогать! Ненавижу б****й! Как вы достали уже… Почему вы все сначала кажетесь нормальными, а потом оказываетесь шлюхами?! Почему я-то таким не был?! Я хотя бы не врал, что я такой прямо ангел, я не выделывался никогда, так нахрена вы делаете вид, что прямо целки непорочные?!

- Ничего он не делает, - мрачно сообщил ему высокий голос, дрожащий какими-то стеклянными нотками. Боргес вздрогнул, так что его дрожь передалась и Франсуа, открывшему глаза и посмотревшему вправо, на нарисовавшегося Ромуальда.

- Не надо, - Хэйдан тоже появился рядом и положил руку ему на плечо. Одри опять застыл, как и в прошлый раз, в спальне Меркуриев. Тогда Ромуальд был на его стороне, он подарил ему кольцо, и сейчас оно раскалилось на пальце, сильно и неприятно жгло, так что обожгло губы Нептуна, и тот замычал, все же отодрал от своего лица чужую руку. Венер просто застыл, не обращая внимания на то, что быстро и тяжело дышащее под ним тело просто дрожало от боли и холода, который царил на чердаке из-за открытого окна.

- У тебя крыша съехала, что ли?.. Второй шанс для тебя просто слова?.. – Ромуальд зашипел, щурясь.

- Эй, - Грэхэм подумал, что будет ад, так что пытался блондина успокоить, но тот отмахнулся, ударив рыжего по руке.

- Он никого из себя не строит, а кого строишь ты? Ты себе возомнил, что заслуживаешь какого-то там ангела?! Или ты возомнил, что вправе оценивать, кто ангел, а кто – шлюха?! – Ромуальд распалился так, что глаза загорелись. Одри думал, что умрет с минуты на минуту, но возбуждение никуда не девалось, наверное, от страха и шока.

- Я не… - он понял, что и правда переборщил. Но этот гребаный рыжий Нептун… Заколебал просто. Со своим «ты мне противен». – А какого хрена я буду оправдываться? Ты труп, тебе-то что?! – он огрызнулся наконец, точно так же прищурившись. – Это мое право, что хочу, то и буду делать! За слова надо отвечать, нехрен было пороть ерунду про меня!

- Ну и пошел вон тогда из своего тела, ты его не заслуживаешь, ты не умеешь им пользоваться! – зарычал Бликери, и не только Одри вдруг потерял контроль над телом, но и Франсуа тоже. Их обоих будто парализовало, невозможно было пошевелить просто ничем, даже глазами, не говоря уже о конечностях. Через минуту это прошло, но ощущения пропали, появилась какая-то необычайная легкость…

Франсуа понял, что сидит на полу совершенно в неприличном виде, не успел покраснеть от стыда, как вдруг на нем появилась одежда, совсем непохожая на его обычную. Она скорее была похожа на ту, о которой он мечтал, но не мог набраться терпения и накопить денег. Он хотел удивиться, но потом посмотрел на пол перед собой и чуть не заорал – его тело осталось на месте, Одри по-прежнему был сверху, жутко, почти неправдоподобно раздвинутые ноги все время то отрывались от пола, то опять стукались о него ступнями в не снятых кедах. Франсуа не понял совершенно ничего, потом услышал голос Боргеса, хотя он, занимаясь совершенно определенными вещами, не открывал рта вообще, он молчал. Но его голос почему-то зазвучал совсем рядом, справа от Нептуна.

- Твою мать… Что за чертовщина еще?! – он не мог поверить, стоя в приличном, культурном виде, как выглядел обычно. И он тоже не мог понять, что случилось.

Ромуальд решил пошалить, отомстить ему, а заодно еще и Франсуа за неосторожность слов, неосторожность в обращении с людьми. В то же время, он и себе с Хэйданом сделал очень даже приятно.

- Бо-о-оже, как хорошо… - вдруг застонал голос Франсуа, но уже не от его призрака, а от его тела. – Ммм…

- Долбанных сорок лет без секса… - вторил ему Хэйдан с ухмылкой, правда звучал его голос при этом, как голос Боргеса. Да и говорило тело самого Одри. У настоящего Венера глаза полезли на лоб, он чуть не свихнулся, глядя на то, как их тела продолжают заниматься тем, что он сам и задумал, и начал. Причем их не спросили, согласны ли они одолжить тела паре безумно влюбленных друг в друга призраков, скучающих по физической близости.

- Убирайтесь быстро! – Одри заныл, топая ногами, не рискуя даже думать о том, чтобы стать призраком.

- Всего пять минут, ну пожалуйста… - Ромуальд забыл про свой психоз, он за праведный гнев на Одри ему уже отомстил, а теперь просто с ума сходил от удовольствия, закатывая глаза и выгибаясь.

- Дурдом! – Франсуа зажмурился и отвернулся, чтобы не видеть этого. Но слышал.

- Все в порядке?.. – заботливо осведомился «Одри».

- Да, только медленнее… - попросил «Франсуа», блаженно прикрыв глаза и запрокинув голову, дыша сорванно, хватая ртом холодный воздух чердака.

- Черт… - «Одри» выругался, не в силах просто справиться с собой. Он закрыл глаза, чтобы не видеть чужого, незнакомого лица, но чувствовал, что душа в нем та, что надо, его любимая. «Франсуа» делал то же самое, но прижимались они друг к другу так страстно и тесно, что настоящий Тиссен побагровел.

- Убери его тушу от меня! – потребовал он у Хэйдана. Грэхэм проигнорировал.

- Тушу?.. – прошипел настоящий Боргес.

- Ты видел себя?! У тебя мышцы жуткие, причем пресс выпирает, а не спрятан! ЖЕСТЬ, - заверил Тиссен с притворным ужасом. Одри пожалел, что в призрачном состоянии нельзя кому-нибудь врезать.

- У него классное тело, не ври, - возразил его же голос только от тела, Ромуальд был объективен, Одри победно вздернул бровь.

- Кому как, - отмазался Тиссен.

«Одри» вытянулся удобно, прижимаясь всей поверхностью торса к голому и уже очень горячему телу, поставил левый локоть на пол, над плечом «Франсуа», опираясь для большего удобства. На полу вообще было некомфортно, но Ромуальду с Хэйданом не привыкать. Франсуа поймал себя на том, что был неправ, что засмотрелся на бледное тело, на жесткий бок, на впечатляющий, нестрашно, но заметно выпирающий трицепс напряженной руки. Здоровая ладонь «Одри» лежала на полу, короткие ногти царапали деревяшки, а вторая рука с нажимом гладила дрожащее тело по боку, по животу, по груди. «Франсуа» же с готовностью, с настоящим удовольствием на лице пропустил руку под его локтем, обнял так, что ладонь с довольно ухоженными пальцами и подпиленными ноготками прижалась к лопатке «Боргеса». Второй же рукой он обнял его за шею, выгибаясь сам и подставляясь под поцелуй. И он его тут же получил.

Настоящий Тиссен застонал отчаянно.

- Не смей лизаться со мной им! – обратился он к Хэйдану. Призраки снова их проигнорировали, зато настоящий Венер обиделся еще сильнее.

- Это еще почему?..

- Потому что ты зубы не чистишь, и от тебя куревом воняет!

- Заткни пасть, самому противно!

Чмокающие звуки говорили немного о другом, их телам все очень даже нравилось.

«Одри» увлекся, оперся о пол уже другим локтем, а левой рукой коснулся лица «Франсуа», по-прежнему не открывая глаза, представляя Ромуальда. А тот вытащил свою руку и просто прикоснулся ладонью к его плечу.

- Фу-у-у, не смей лизать мной его пальцы!! – заорал Франсуа, согнувшись пополам и закрывая лицо руками, возмущаясь в адрес Ромуальда. Тому снова было фиолетово, а «Одри» очень даже увлеченно гладил по его губам подушечкой большого пальца, иногда проталкивая его между этих влажных губ и погружая в рот. «Франсуа» со стоном его облизывал, точно так же принимая забавную игру и поддаваясь, как только мог. Он выгнул шею, так что она соблазнительно подставилась под поцелуи, напрашиваясь. «Одри» начал целовать его под челюстью, под ухом, в самом чувствительном месте этой части тела. Губы этого тела были совершенно не такими, к каким он привык с Ромуальдом, у Ромуальда они были четко очерченные и тонкие, более жесткие. А вот Франсуа мог похвастаться мягкими, куда более чувственными губами, которые так азартно палец прихватывали и щекотали кончиком языка.

И призраки совершенно не смущались, они уже слишком долго существовали на свете, чтобы смущаться каких-то там идиотов, не умеющих даже сексом заняться удовольствием для них обоих.

- Что тебя в моих пальцах не устраивает?! – взбесился Одри.

- Ты руки не моешь!

- Я?! – Боргес просто опешил, призраки тихо засмеялись. Забавно было слушать это все, но они снова увлеклись и не стали обращать внимание.

- Ты!

- Заткнись, вообще, мне приятно, думаешь, видеть, как мои пальцы пихают в твою раздолбанную варежку?!

- Раздолбанную?!

- Как у потаскухи!

- Заткнись!! Отвернись, если не нравится!

Франсуа и сам своему совету последовал, отвернулся, чтобы всего этого не видеть.

Через пару минут его собственный голос довел его до истерики, потому что «Франсуа» азартно стонал, стараясь сдерживаться и не слишком сильно шуметь.

- А говорил, что не нравится… - ехидно заметил настоящий Боргес. – Уже потек, надо же.

- Заткнись!! – снова заорал призрак Франсуа без особого толка. – Это даже не я!

- Ну, конечно.

- На себя-то посмотри! Ка-а-ак тебе нравится… - ядовито зашипел Нептун, оборачиваясь и глядя на все «это». Одри помрачнел, замолчал, поняв, что парень прав. «Одри» терял голову, сходя с ума по близости, по запаху чужого тела, по жару живой плоти, упругости и податливости, целовал и оставлял засосы, прикусывал тонкую кожу на шее, где она переходила в плечо. Гладил левой рукой по груди необычного и непривычного цвета топленой карамели. Ромуальд был белым, как сметана, так что это смущало, поэтому «Одри» снова закрыл глаза. И его правая рука с нажимом мяла чье-то такое интересно упругое бедро, периодически сползая на ягодицу и почти легонько, но все равно звонко отвешивая по ней шлепка. «Франсуа» вздрагивал, но ему это все очень и очень нравилось, скрывать он просто не мог, скулы покраснели, волосы растрепались.

- Тебя тоже прет, я смотрю, - заметил Боргес.

- Ой, а тебя – нет.

- Это не я!

- И не я тоже!

Призраки были увлечены друг другом, и Ромуальд очень даже искренне заметил.

- То ли мне кажется… То ли у тебя стал больше… - он засмеялся тихо.

- Нет, это ты стал уже, - отплатил той же монетой Хэйдан.

Учитывая, чьими голосами это было сказано, и чьи тела открывали при этом рты, Венер с Нептуном побагровели сами даже в призрачном состоянии.

- Заметь, никто не жалуется, - уточнил Одри, все же польщенный комплиментом насчет размера.

- Ты тоже заметь, что никто не жалуется, - парировал Франсуа, не глядя на него, но победно отмечая, что комментарий Хэйдана совершенно объективен. Он тоже парень, он сверху, он сейчас имеет его тело, и ему оно нравится. Отлично.

Смотреть на то, как их же собственные тела друг друга просто обожали, любили и страстно пытались заполучить еще сильнее и ближе, было невыносимо. Невыносимо стыдно и странно, Одри в голову пришла какая-то очень интересная мысль о том, что они, в принципе, очень красиво смотрелись вместе. Когда не ругались, когда не ссорились, не обижали друг друга, когда он не грубил, не насиловал, а Франсуа не рыдал и не ненавидел. Это были не они, но их тела, и их тела друг другу очень даже подходили.

Он выкинул эту мысль подальше и, судя по всему, она залетела в голову Франсуа, он тоже так подумал. И тоже мысль выкинул. Зато он подумал, что если посмотреть опять же объективно, то ему может быть чисто физически очень хорошо в таком положении, при таком занятии, да еще и с противным Венером. Сейчас, если смотреть на него со стороны, на весь этот процесс, он противным не казался, он выглядел классно. Хоть даже и штаны не снял, просто расстегнул, урод, неуважительно отнесся.

- А я классно выгляжу, надо признать, - удовлетворенно вслух заметил настоящий Боргес, скрестив руки на груди и рассматривая самого себя. На самом деле он рассматривал не совсем себя.

- Мечтай, - хмыкнул Тиссен, пользуясь тем, что ударить его невозможно.

- А ты похож на каракатицу.

- Чего?!! – парень опешил, уставившись на него то ли зло, то ли обиженно.

- Что слышал. Посмотри, как так можно? Ты в цирке учился, а не в приюте, что ли? Где тебе такую растяжку поставили? – Одри выгнул бровь, намекая на широко раздвинутые и расставленные ноги, которые в итоге задрались коленками аж до ребер «Одри» и прижались к ним, а ступни прижались косточками к его бокам.

Франсуа молчал, ничего не говорил, и Одри уже подумал, что Нептун просто ищет нужные слова, чтобы классно его оскорбить… Но потом посмотрел на призрачного однокурсника, и веселье сдулось. Франсуа поморщился, шмыгнул носом, отвернулся и попытался скрыть, что заплакал обиженно, отшатнулся даже подальше, отойдя и вытирая руками щеки, по которым покатились горячие струйки слез. Он уже подумал и почти поверил, что все не так плохо, как кажется, а тут – на тебе, «каракатица».

Одри покосился на «это», опять застрял его взгляд на том, как выглядели «их» нежности. Он был неправ. Да, он был неправ тогда и еще совсем недавно.

- Я пошутил, - сообщил он почти неслышно, уныло, ненавидя признаваться в неправоте.

- Мне все равно, - заверил Франсуа грубым голосом, упорно вытирая слезы, которых даже не чувствовал, просто видел, как они капают. Он понял, как неприятно быть привидением – нет соленого вкуса слез, нет жаркого ощущения от них. Ничего нет, только видимость.

- Тогда чего плачешь? – Боргес резонно заметил, взял его за призрачное запястье и развернул к себе, Франсуа вырывался еще и дергался, пытался выдернуть собственную руку из чужой хватки изо всех сил, пока его не обняли. И объятия тоже еле-еле ощущались. Хватка – да, а объятия – нет. Понятно, почему призраки так хотели побыть немного в живых телах. – Я пошутил, просто так сказал, никакая ты не каракатица, сам не видишь? – принялся уговаривать и утешать Одри, сам от себя не ожидав.

- Не вижу! – Франсуа опять зашелся, одновременно боясь, что своими сентиментальными истериками вызовет отвращение еще большее, чем раньше. – Я не шлюха, зачем ты меня так называешь?.. Я же никогда ни с кем не собирался даже, правда, почему ты Нэнэ бережешь, а меня – нет? Я что, правда, как рука для тебя? Мне же тоже больно, я такой же, как он, я тоже никогда такого не делал, так почему ты его жалел и обидеть боялся, а меня так… - он опять заревел, закрывая лицо ладонями, которые смог поднять наконец, остолбенел, когда едва заметно ощутил призрачным телом, что Одри его обнял и бережно к себе прижал. Боргес вспомнил о том, что говорил Сэнди в неприятное воскресенье, когда они лежали вместе на кровати капитана. Он же говорил, что обращался бы одинаково нежно и с опытным, и с неопытным. А теперь обошелся грубо, да еще и с тем, кто подпадал именно под второе определение.

- Ты не такой же, как он, - возразил он вдруг. Франсуа понял по-своему и заскулил вообще отчаянно, тоскливо.

- Такой же! Почему я хуже?! Потому что я страшный, да?! Ну и что, какая разница, как я выгляжу?! Я же наврал, что мне противно, я наврал, что ты меня бесишь, ты нормальный, ты классный. И почему ты достаешься ему! Ему ты не нужен, и внимание твое не нужно, он сам по себе, а мне нужно! Я не прошу и не требую даже, я тебе просто говорю, что я бы так не делал, как он!

- Ты не такой, ты лучше. И красивее. Я так думаю, правда, - все же смог признаться Одри, хоть и было очень стыдно. Стыдно не признаваться, а за себя, за то что делал. Он пожалел, что нельзя в призрачном состоянии почувствовать прикосновения, как следует, что Франсуа не почувствует, как ему дышат в волосы, уткнувшись в них носом, чуть выше уха, рядом с виском.

Ромуальда с Хэйданом вышвырнуло из тел даже без их собственного желания, призраки удивленно оказались в привычном состоянии, мигом «оделись», вскочили. Ромуальд уставился на тела, в которые вернулись принадлежащие им души, покосился на Хэйдана, вздохнул с ухмылкой. Даже кончить не дали, нежничают, как два снегиря.

Призраки исчезли, отправились погулять, пообщаться с Нэнэ, а вот Франсуа заикнулся на своей очередной фразе, ощутив все сразу. И жар, и близость, и чужое тело над собой, на себе и в себе тоже. Он уставился в легком шоке на Венера, который тоже приходил в себя и осознавал, что паралич закончился, тело подчиняется. И робкое прикосновение уже его самого к чужому телу было совсем не таким, как раньше, оно было бережным, осознавшим, что боится повредить или сломать, разрушить эту необычную ауру, которой не было на самом деле у Нэнэ. И Франсуа настолько испугался в первый раз в чертовой примерочной, что уверен был – он никогда не поверит, что какой-то там парень сможет сделать ему приятно, все они звери и уроды. Только один зверь превратился в нормального человека, и это Одри. Больше никто не нужен, потому что это больше, чем просто близость тел.

Спасибо Ромуальду за его срыв и решение обоих наказать подобным способом.

Первый поцелуй после двух раз «в постели», которую и постелью-то сложно было назвать, оказал эффект фейерверка, нежное, мягкое, сладкое и совсем не противное прикосновение влажных губ убило и воскресило сразу же.

Одри не успел спросить, как хотел всегда, можно ли, как судорога пробила не только его, но и самого Нептуна. Призраки так удачно довели хотя бы их тела почти до самого финиша, что и стараться особо не надо было, это был просто подарок, еще один шанс не для каждого, а для обоих, как для пары. И Франсуа понял, почему люди этим занимаются, что в этом приятного. Он не заблуждался в том, что это лишь физически, душевно он готов был умереть от удовольствия, греясь в лучах настоящей симпатии, настоящего влечения и влюбленности. Нет, даже любви, а не влюбленности. Это он понял, когда самый красивый голос из всех, что он когда-либо слышал, прошептал ему на ухо еле слышно:

- Я люблю тебя, - с ударением на второе слово, хоть и третье тоже много значило. Одри любил именно его, а не кого-то еще. – Прости меня.

Франсуа невольно улыбнулся, чуть опять не заплакав, прячась от взгляда в чужом плече, отвернувшись, обнимая Венера нежно, но крепко.

Боргес приподнялся над ним и хотел заглянуть в глаза, чтобы увидеть реакцию, чтобы понять, правдивым будет ответ или нет.

- Еще раз извинишься, и точно прощу, - пообещал Франсуа, наконец посмотрев на него и заметив, что глаза не холодные, что радужка не застыла, как мертвая. Взгляд нежный и по-настоящему горячий, согревающий.

А Одри порадовала честность, потому что ответ: «Запросто, прощаю» его бы убил. Он знал, что такое простить сложно, но ответ Нептуна заверил в реальности его чувств и в правдивости отношения.

- Прости, я больше никогда так не сделаю, - заверил он еще раз, стало еще легче, потому что страх перед позором пропал. Унижения не было, никто не насмехался, не оскорблял нарочно, не обижал.

Франсуа не удержался, глаза опять обожгло, в них задрожали слезы, он заморгал часто, пытаясь их удержать, но получилось не очень.

- Кулон жалко, - тупо сообщил он, пытаясь поменять тему, но по выражению его лица, по взгляду Одри стало понятно – простил, причем по-настоящему.

- Обычная безделушка, - ответил он. – Тебе он все равно не шел.

Франсуа уставился на него круглыми глазами. Неужели, опять?.. Боргес пояснил.

- Лучше уж из серебра. Или из золота даже, - он вздохнул искренне, наконец отстранился, хоть и не хотелось разлучаться после такого признания, после удовольствия, испытанного вместе и одновременно, как в сказке. Франсуа этого заслуживал, теперь Одри понял. И понял, что считал Нептуна достойным такого, он просто влюбился по-настоящему.




В коридоре Сэнди наткнулся на новенького и выгнул бровь, недовольно уставился на его кеды, не вытертые о коврик возле входной двери. Он понял, что это очередной новенький, когда увидел на его плече ремень от здоровенной сумки, а на нем самом – куртку вызывающе алого цвета. Черная бейсболка, под которую убраны были волосы, закрывала лоб, придавливала ровную челку, так что она завешивала глаза и не давала увидеть все лицо.

- Э-э-эй, - новенький жевал сладкую жвачку так же пафосно, открывая рот и чавкая. Он обратился к Нэнэ, который шел мимо, как раз направляясь на завтрак. Утро было раннее, а новенький приехал без сопровождающих, он в такси вообще сидел один, послав учительницу из своего приюта еще в Толлум-Тауне, отправил ее обратно.

- Где здесь кабинет директора?

Нэнэ остановился, немного удивленно на него посмотрел, потому что не узнал совершенно, а потом показал на коридор слева, откуда только что пришел.

- Там. Третья дверь, она из темного дерева, с большой ручкой. Там написано на табличке, что это директорский кабинет.

- СпасибО, - выразительно выделил последнюю букву новичок, окинул его ехидным взглядом и пошел дальше.

- Бейсболку сними, она терпеть не может головные уборы! – посоветовал готенок, все еще приходя в себя. Сэнди метнулся за новеньким.

- А лапы вытирать не надо?! У нас уборщицы, как бы, моют, вообще-то!

- Вот и пусть моют дальше, - парень согласился без проблем, без вопросов, наклонил голову, снял бейсболку и тряхнул волосами, запустил в них руку и восстановил «укладку». Волосы были природно-светлые, почти белые, новенький оказался натуральным блондином. Приглаженные, абсолютно прямые, как солома, но мягкие и длинные они Сэнди удивили. Редкий цвет. Пробор был совершенно ровным, челка – безупречно подровненная, она теперь не закрывала глаза. А когда новичок повернулся к капитану Венер, тот округлил глаза. Таких физиономий он еще не видел, а потому понял, что вот-вот влюбится, с минуты на минуту. Этот самонадеянный мудак, который даже лапы не вытер на входе, даже бейсболку не собирался сначала снимать, просто сразу зацепил его за живое, так всегда бывает. Но теперь и правда «екнуло», у Сэнди сердце пропустило удар, а потом заколотилось, как сумасшедшее.

«Ну вот, блин, опять какой-то потрепанный блондинчик. Зато этот не крашеный, хотя бы, и на лошадь не похож», - критически оценил Сэнди, подумав о Боргесе, о том, как он выглядел сначала, по приезду.

Парни остановились перед ними – Жан, Дитер, оба Аронетс и Робин. Просто невозможно было разойтись в коридоре, поперек которого стояла пара блондинов.

Жан вытаращил глаза, Робин тоже, они оба уставились на этих двоих, переводя взгляды с одного на другого. Физиономия у новичка и правда была та еще – острый нос, вздернутый и длинный, как у Пиноккио, широченный рот, так что не хотелось видеть его улыбку, обнажавшую белоснежные зубы. Темно-серые глаза, обрамленные темно-русыми ресницами, подкрашенными черной тушью, почти невидные из-за челки брови.

Короче, это описание подошло бы любому, кого ни взялись бы описывать парни – хоть Сэнди, хоть новенького.

- Ты откуда такой наглый взялся, вообще?! – возмутился Блуверд.

- Из мамы, - честно признался парень. – И не «ты»кай мне, девочко.

- Меня зовут СЭНДИ, я тебе не «девочко».

- А меня – Купер, так что я тебе не «ты». Ударение на «У», не перепутай, Салли, или как там тебя, - заверил новенький, заправил свои прямые волосы за ухо, в мочке красовался блестящий «гвоздик».

- Так, блин, мне плевать, какой ты там Супер-Пупер, или как там тебя… Иди к мисс Бишоп, разбирайся с ней. Надеюсь, ты просто ошибся две… - «рью» он договорить не успел, директриса сама вышла из кабинета и увидела всех в сборе. Она улыбнулась, поняв, что новенький уже на месте и он в самом деле такой, как на фото, присланном по электронной почте из его приюта. Боже, они же до ТРЯСУЧКИ похожи, только старшенький еще страшнее, его черты лица совершенно карикатурные, пугающие. Зато глазами явно пошел в отца, они не круглые, не кукольные, а узкие, миндалевидного разреза.

- Здравствуй. Ты, должно быть, Купер? – она улыбнулась, и только Нэнэ с Робином заметили, что улыбка эта немного неловкая, неуверенная, будто директриса волновалась. Она волновалась?! Не может быть…

- А вы – мисс Бишоп, - сразу сладко протянул парень. Он был на год старше Венерического капитана, а потому и выглядел увереннее в себе. – Приятно вас видеть, а то, знаете, один ехал, думал, что не найду ваш интернат никогда. Но тут мило.

- Я рада, что тебе нравится. Вы еще незнакомы? – она посмотрела на Сэнди, потом обратно на новенького. – Это – Сэнди, капитан Венеры, одной из наших команд. Ты будешь жить и учиться с ними до самого выпускного. Сэнди, сегодня твою кровать мистер Бэккет заменит на такую же, как у всех, потому что места в вашей спальне больше нет.

- Но почему к нам?! – возмутился бедняга капитан. Директриса проигнорировала или просто не услышала из принципа.

- А это – Купер Блуверд. Тебе восемнадцать, кажется, да? – она улыбнулась, стараясь не смотреть на выражение лица не только Сэнди, но и всех остальных.

- Скоро будет девятнадцать, - новенький сладко улыбнулся, растянув губы и обнажая роскошную улыбку. С размером рта она и правда была ОЧЕНЬ роскошной, даже чересчур.

- Ну, знакомьтесь. Сэнди, проводи Купера в спальню, пожалуйста, покажи ему все, а после завтрака зайдите оба ко мне в кабинет, - она быстро скрылась за дверью, чтобы не разбираться дальше. Надо же, эта сложная, жутко сложная миссия по представлению друг другу двух братьев погодок, разлученных в далеком детстве, прошла почти успешно.

Если не считать отвисшей до колен челюсти Сэнди и совершенно квадратных глаз остальных парней.

- Блуверд… - позвал Жан.

- Что? – отозвались хором блондины, а потом уставились друг на друга. Точнее, уставился в шоке только Купер, потому что не ожидал одновременной реакции. И он отозвался бодро, в отличие от унылого капитана. Уолтерс вообще побледнел вместе со всеми, услышав хоровой ответ. Аронетс нервно захихикали, переглядываясь. А ведь Сэнди спрашивал «как они это делают». Вот заодно и узнает.

- Помнишь, я говорил тебе, что у тебя жесткая пасть, как раструб пылесоса?.. – Жан пялился на капитана Венер, но ответили снова оба.

- Ну.

- Нет, - Купер удивился.

- Я ошибался, - признался Жан. – У твоего братца она еще больше…

Новенький наконец осознал все происходящее и впал в то же состояние, что и все остальные, уставился на стоявшего перед ним и, кажется, родного брата.