— Милорд, думаю, это вам поможет, — голос Эйджи — обыденно-спокойный и размеренный — заставил Анриэля разжать пальцы и очередной серебряный кубок глухо шлепнулся на ковер вместо того, чтобы влепиться в стену, как несколько его предшественников. — Выпейте, прошу вас.

— Что это? — данмер глянул на кружку, которую женщина держала в руках.

— Выпейте, — повторила она, не отвечая на вопрос, — я плохого вам не посоветую.

— Ладно, — вздохнул Анриэль, принимая питье и делая глоток. Ощутив, как почему-то задрожали ноги, он прислонился к стене, а потом медленно сполз по ней на пол, одновременно обозревая учиненный собственноручно разгром. Перевернутая мебель, клочки бумаги, разбитая посуда — ярость, затопившая сознание, как только дверь за дреморой захлопнулась, нашла свой выход.

— Вы позволите навести тут порядок? — негромко и мягко спросила Эйджа, и Анриэль согласно кивнул, продолжая пить. 

Говорить не хотелось, да и зачем нужны проклятые слова, если толку от них нет? Если все самое ценное он уже сегодня потерял: Умбру и дремору. Когда-то давно данмер слышал, что бить в спину удобнее всего, дружески обнимая. И это тоже оказалось правдой. Витраз ударил: подло, неожиданно и ранил так глубоко, что даже сейчас внутри царили холод и саднящая, сосущая пустота. 

Взрыв гнева, перевернувший вверх дном особняк — похоже, уцелела только кухня и подвал, в которые Анриэль не сунулся — выжег остатки сил, но не принес облегчения. Тяжесть двойной потери придавила к полу, и каждый вдох приходилось отвоевывать. Примерно так же он чувствовал себя, когда Мартин погиб, спасая мир от Дагона. 

Бессилие, ощущение собственной ничтожности и горечь утраты. Не вернуть. Не прожить день заново. Не изменить того, что сделано. 
Вместо живого, дышащего Мартина осталось изваяние Акатоша, явившегося, чтобы спасти своих детей. Осталось хотя бы это. Сейчас же у Анриэля не было того, ради чего стоило бы жить дальше. Меч, который давал так много и был так прекрасен, и дремора, открывший неведомый мир страсти и покоривший не только тело, но и душу — исчезли. 

Мир потускнел и стал похож на черно-белую картину, с которой смыли главные детали. Вот только волшебной кисти, способной вернуть их на место, у данмера не было. Да и сомневался он, что она могла бы это сделать, да и толку ему с мертвых изображений? Их нельзя коснуться, провести кончиками пальцев по холодному металлу или горячей коже, вдохнуть ароматы и стать единым целым и с мечом, и с дреморой. 

Проклятье! Ну, зачем Витраз это сделал? Зачем напоил его — а теперь Анриэль ни капли не сомневался, что соревнование было спланировано Карлом заранее — и украл меч? Неужели всерьез поверил в то, что Умбра начал порабощать данмера?! Но ведь это же смешно! Ничего подобного не было, да и быть не могло, он же не слабак какой-то, а Защитник Сиродила, Герой Кватча, Спаситель Брумы… боги, как же смешны и нелепы все эти титулы сейчас, когда он сидит на полу и сжимает в руке опустевшую кружку, ощущая только пустоту.

Где-то там, так далеко, Эйджа приводила комнату в порядок, споро и ловко собирала черепки и осколки, хоть смысла во всем этом Анриэль не видел. Все равно ничего не будет таким, как еще вчера вечером, как ночью, которой он почти не помнит, хотя… стоит закрыть глаза и тело вспоминает прикосновения дреморы. Значит, закрывать их нельзя, потому что этого больше не будет. Никогда. Нельзя прощать предательство, нельзя верить тому, кто способен на такой поступок. А впрочем, чего он ожидал от дреморы? 

Наверное, не стоило вообще брать Витраза с собой, и тогда ничего бы этого не случилось. Ничего. Ни страсти, ни жарких ночей, ни единства, без которого будет сложно, а то и вовсе невозможно. Но не было и предательства, воровства, а Умбра оставался бы на своем законном месте. Однако какой смысл сидеть тут и сожалеть о прошлом? Его изменить нельзя, в отличие от будущего. 

А что если… попытаться отыскать Барбаса? Помнится, пес Вайла был категорически против возвращения Умбры своему Лорду, так может воспользоваться этим и уговорить Барбаса стащить меч у хозяина? А что? Попытка, как говорится, не пытка, так почему бы и нет? Приняв это решение, Анриэль быстро поднялся на ноги, поставил кружку на стол, который Эйджа уже успела вернуть на место, и сказал:

— Меня не будет несколько дней. Если… господин Витраз решит вернуться — не впускай. Я больше не хочу его видеть. Будет настаивать — зови стражу.

— Как прикажете, милорд, — присела в поклоне Эйджа, не сумев, впрочем, совладать с удивлением и оно ясно читалось на лице женщины. Но ни одного вопроса не последовало, за что Анриэль был невероятно признателен служанке.

— Возьми, — протянул ей кошелек с монетами, — это твое жалование за два месяца вперед и деньги на расходы.

— Спасибо, — женщина снова поклонилась, принимая кошелек. — Я могу узнать, как скоро вы вернетесь?

— Нет, — резче, чем хотелось бы, вырвалось у Анриэля, и он тут же поправился: — Я сам не знаю, Эйджа, но думаю — скоро.

— Да прибудет с вами благословение девяти, — улыбнулась женщина и продолжила наводить в комнате порядок. 

Не обращая больше на служанку внимания, данмер достал из сундука заплечный мешок и принялся собираться в дорогу, надеясь, что действительно скоро вернется и не один. С ним будет Умбра и все снова станет замечательно. А что касается дреморы — компаньона заменить просто, в отличие от единственного в своем роде клинка.

*** 

К святилищу Вайла он подошел с рассветом. Ночь уже давно не пугала данмера и ему было совершенно все равно, когда путешествовать. Сумерки даже больше нравились тишиной и прохладой, которых был лишен сиродильский день. Еще издали Анриэлю бросилось в глаза отсутствие статуи Барбаса, а это могло означать только одно: Лорд и его пес снова поссорились, и данмер был уверен, что знает из-за чего. 

Только вот где теперь искать Барбаса? В прошлый раз тот сам обратился к данмеру, уговаривая не возвращать Умбру своему господину, не выполнять это задание, от которого будет много бед. Неужели придется бродить по Сиродилу, присматриваясь к каждой встречной шавке, и надеяться, что одна из них окажется Барбасом? 

Похоже, ничего другого не остается, и плевать, сколько времени это займет, говорят, кто ищет, тот обязательно находит! Нашел же он тогда эти треклятые корни Нирна, хоть и чувствовал себя полным идиотом, высматривая растения по всему Сиродилу. Барбас будет покрупнее Корня, а значит и отыскать его не в пример проще. А еще можно спросить у одного из служителей Вайла, куда подевался пес, может, они в курсе? Так Анриэль и поступил, приблизившись и поздоровавшись, но не пытаясь в этот раз касаться статуи, чтобы случайно не вызвать Вайла. 

Однако ничего полезного из разговора не узнал, разве что лишнее подтверждение уже известного: вчера к Святилищу приходил дремора, долго говорил о чем-то с Вайлом и отдал тому Умбру, а потом что-то случилось, и статуя Барбаса исчезла, а куда пес направился — неизвестно. Поблагодарив жреца, Анриэль огляделся по сторонам, раздумывая, куда именно идти. Уйти слишком далеко Барбас не мог — в собачьей личине он передвигался с той же скоростью, что и обычные псы, да и отличался от них всего лишь даэдрическим бессмертием и умением говорить. 

Постояв еще немного, данмер развернулся и пошагал на север, надеясь, что не ошибся с выбором направления, и его поиски не окажутся слишком долгими. Да и вряд ли Барбас отойдет далеко от статуи — станет кружить вокруг, поджидая момента, когда можно будет вернуться к Вайлу. Анриэль уже успел понять, что Лорд дэйдра и его пес неразрывно связаны друг с другом, и все их ссоры рано или поздно заканчиваются примирением, да и не может заботливый Барбас оставить хозяина без присмотра.

Наступившая ночь застала данмера в одном из многочисленных старых фортов. На мгновение Анриэлю показалось, что туда забежал какой-то пес, а это был достаточный повод для того, чтобы последовать за животным. Пес нашелся, но оказался не Барбасом, а обычной дворнягой, которых в Сиродиле всегда хватало, и сейчас это лопоухое блохастое чучело лежало напротив Анриэля, сидевшего у костра, и лениво шевелило хвостом, благодаря данмера за сытный ужин. 

Причин своей щедрости эльф и сам не знал, раньше он и внимания-то на собак и кошек не обращал, а первых порой и убивал. А вот лошадей данмер любил, хоть с того момента, как к нему присоединился Витраз, путешествовать пришлось пешком. Дремора категорически отказывался ездить верхом, да и лошади при его приближении пугались: вставали на дыбы, тревожно ржали и не позволяли себя коснуться. По этой причине Анриэлю пришлось оставить свою верную чалую лошадь в конюшне Анвила, время от времени навещая коня и внося оплату за его содержание.

Несмотря на усталость, эльфу не спалось, он лежал, глядя на уже затухающий костер, а видел перед собой совсем другой огонь. Перед полуприкрытыми глазами данмера плясало пламя того костра, который развел дремора после того, как они выбрали комнату для ночлега. 

Тогда он сидел напротив Витраза, слушал разглагольствования дреморы, а сам продолжал держать оружие под рукой и ловил себя на мысли, что поступил очень глупо, доверившись порождению Обливиона. Карл говорил много, видно, он успел уже пресытиться одиночеством, и это было так знакомо Анриэлю. Не раз и не два успел данмер пожалеть, что нет рядом верного соратника: того, кто прикроет спину, разделит трудности и просто будет рядом, помогая уже одним своим присутствием. 

Товарища не хватало безумно, но дремора?.. Разве можно ему доверять? А что, если этого Витраза сам Дагон и подослал, чтобы втерся он в доверие к данмеру и вывел того из игры? Всё, что Анриэль уже успел узнать об обитателях Обливиона и Лорде Разрушения, указывало именно на это.

Наверное, мысли, не дававшие покоя, слишком ясно отразились тогда на лице данмера, потому что Витраз вдруг вытащил из ножен и бросил ему под ноги свой меч:

— Похоже, только так я смогу убедить тебя в том, что не собираюсь убивать, — сказал дремора, усмехаясь, — и не планирую никаких пакостей.

— Ты о чем? — попытался изобразить недоумение Анриэль, но по иронично приподнятой брови Карла понял, что попытка с треском провалилась.

— Ты слишком громко думаешь, не надо быть магом, чтобы понять о чем. Я не желаю твоей смерти, иначе не стал бы мешать волкам поужинать тобой.

— Я… 

— Ты мне не доверяешь и правильно делаешь. Мой народ и жители Нирна никогда не любили друг друга, но всюду бывают исключения, вот и я — одно из них. Обливион перестал быть моим домом, и меньше всего я хочу, чтобы Дагон уничтожил ваш мир, ведь тогда погибну и я. Запомни, Анриэль, лучшая мотивация и самая верная гарантия — собственная жизнь. Моя сейчас зависит от того, получится ли у тебя остановить Дагона, а потому — спокойно ложись спать, а завтра с рассветом мы продолжим путь.

Вопрос, почему это Обливион стал для Витраза чужим, вертелся тогда на языке на данмера и почти сорвался с него, Анриэль едва успел вовремя закрыть рот. Это был вопрос из тех, которые не задают, а просто ждут, когда придет время ответа. Вместо продолжения беседы эльф молча пододвинул к себе меч дреморы и стал устаиваться на ночлег, дав себе слово, что не уснет как можно дольше, дождется, пока заснет Витраз, и только потом…

— Солнце уже встало, Анриэль, — прозвучало над ухом на следующее утро, — да и к тому же мне не терпится поделиться с тобой прекрасной новостью!

— Ты о чем? — сонно спросил данмер, неохотно открывая глаза и видя, что компаньон уже успел снова разжечь костер и даже подвесил над огнем тушку какого-то животного. Эльф мысленно попросил богов, чтобы это оказалась не крыса, вкус мяса этих тварей он помнил со времен своих блужданий в подземельях имперской тюрьмы. Тогда есть хотелось ужасно, а кроме крыс не было ничего.

— О том, что ты не храпишь! — широко улыбнулся Витраз, потом повернулся к костру и сосредоточил внимание на мясе. — А поэтому я прекрасно выспался и, как видишь, уже успел раздобыть нам завтрак. Этот поросенок отбился от своей вонючей хрюкающей мамаши и угодил прямиком на вертел. Надеюсь, ты любишь свинину? — спросил дремора без перехода и снова повернулся к Анриэлю.

— Люблю, — ответил тот, зевая и понимая, что ошибся в своих вчерашних подозрениях. К счастью. Потому что у дреморы была куча возможностей убить его, спящего, и если бы Карл этого хотел — уже осуществил бы. — Почему не разбудил меня?

— А зачем? Я вполне способен и сам справиться с поросенком, вот если бы это был кабан, тогда я бы точно тебя разбудил, — заявил Витраз совершенно серьезно, но в оранжевых глазах искрился смех. — С настолько грозным противником мне не совладать!

— Перестань, — проворчал данмер, наконец-то поднимаясь, — я и так понял, что воин из меня никудышний…

— Неправда, — теперь дремора был совершенно серьезен, — опыт — дело наживное, а у тебя впереди еще куча времени. Кстати, я могу помочь тебе тренироваться с мечом, хочешь?

— Спрашиваешь! — загорелся идеей Анриэль. — А сколько ты возьмешь за обучение?

— Вопрос оплаты обсудим позже, сначала я должен тебя научить, а потом и решим, сколько стоят мои уроки. Согласен?

— Конечно, — широко улыбнулся данмер, отметая страхи и опасения.

Оказывается, отметал зря?.. Эта мысль, прервавшая плавный поток воспоминаний, заставила Анриэля широко открыть глаза и сесть, обхватив колени руками. Пес, казалось, крепко спящий, тут же поднял голову и вопросительно посмотрел на эльфа.

— Спи, лопоухий, — тяжело вздохнул данмер, понимая, что у него уснуть не получится — не дадут мысли, воспоминания и сожаления. — 
Когда еще ты поешь от пуза и поспишь у огня? 

В ответ пес негромко тявкнул, снова положил голову на вытянутые передние лапы и закрыл глаза, словно понял, что сказал ему эльф. А сам Анриэль опять уставился в огонь, только теперь пламя напомнило ему блеск лезвия украденного Умбры. Сожаление и сосущая пустота навалились с новой силой, хотелось немедленно продолжить поиски, не тратя времени на сон, но… разыскивать собак по ночам куда сложнее, чем днем, так что в любом случае придется дождаться утра.