Анриэль успел уже не раз пожалеть о том, что покормил этого лопоухого пса, потому что тот, по всей видимости, решил, что Боги послали ему хозяина, и увязался за данмером. С одной стороны это была хоть какая-то компания, с другой — пес здорово мешал, путался под ногами и вполне мог погибнуть в очередной стычке.

Хорошо еще, что грабители теперь узнавали Анриэля издали по доспехам и делали вид, что просто идут своей дорогой, ну или спрашивали у эльфа, как пройти к ближайшему городу, старательно отводя глаза в сторону. И данмер прекрасно их понимал — умирать не хочется никому, а вести по Сиродилу разносятся быстро. О том, что Защитник носит теперь доспехи Святого Крестоносца, знали практически все разбойники. Знали и не лезли на рожон. Даже перспектива богатой добычи не перевешивала риск, а когда побеждала жадность — в придорожной канаве появлялся еще один труп.

Теперь Анриэль их даже не обыскивал. Зачем? Нужды в деньгах он не знал уже давно, имел дома в нескольких городах, а драгоценные камни и вовсе не считал — так зачем выворачивать карманы бандита? Да и не находилось там обычно ничего особенно ценного. 

Внимательно вглядываясь в окрестности, Анриэль думал только о том, как бы поскорее отыскать Барбаса и вернуть с его помощью Умбру. Во всяком случае, днем он думал о мече, а ночами… ночи стали испытанием, потому что снилось данмеру одно и то же — дремора. 

Память упорно возвращала его в те ночи, которые они провели вместе, а тело не желало мириться с нынешним положением вещей. Его протесты были все яростнее с каждой ночью, Анриэль просыпался от собственного стона и от дрожи, пробегающей по  коже. Жаркой волной разливался по щекам стыд — такого не случалось со времен юности, а теперь вот… Неужели он обречен постоянно помнить о ласках и поцелуях предателя? Неужели не сумеет выбросить дремору из головы, стереть из памяти, запретить себе даже думать о прошлом? 

Днем контролировать себя получалось, но приходила ночь, и все повторялось: сны, дурманящие и бесстыдно-порочные, бешено стучащее сердце, судорога, сводящая пальцы, и сладость разрядки, в которой все сильнее чувствовалась горечь одиночества. Прошло еще немного времени, и Анриэль понял — если бы Витраз вернулся, вместе с Умброй, конечно, он простил бы компаньона. В конце концов, меч дремора забрал, желая Анриэлю добра, а не зла, откуда же было ему знать, что ничто и никогда не может поработить данмера? В чужую душу не заглянешь, даже когда глаза в глаза, а тела слиты в одно. 

Он простил бы, потому что без компаньона жизнь стала совсем пустой, из нее исчезла радость, и улыбаться было все сложнее. И вот тут очень кстати приходился Лопоухий — так Анриэль прозвал теперь уж своего пса. Тот словно чувствовал, что хозяину туго и тоскливо, подходил и утыкался носом в ладонь эльфа, лизал руки, заглядывал в глаза и ложился рядом. Ну и как его, такого, прогнать? Анриэль успел уже окончательно убедиться в том, что одиночество — последнее, что ему нужно, так пусть хотя бы пес тихо посапывает рядом в прохладные сиродильские ночи. 

А еще с каждым днем надежда на то, что он отыщет Барбаса, таяла. Даэдрический пес словно провалился сквозь землю, никаких его следов данмер так и не обнаружил, говорящую собаку сиродильцы не видели, а на самого эльфа, задающего этот вопрос, начинали странно коситься, быстро прощались и старались уйти.

— Они думают, что я сумасшедший… — негромко и горько обронил как-то Анриэль, глядя на то, как уписывает Лопоухий свой ужин. У самого данмера аппетит постепенно сходил на нет, и если бы не необходимость кормить пса, он вряд ли бы охотился, а перебивался бы хлебом, сыром и фруктами. — А может, они правы, а, Лопоухий? 

В ответ пес оторвался от еды и внимательно посмотрел на эльфа, склоняя голову набок.

— Что смотришь? — невесело усмехнулся тот. — Я действительно похож на безумца? И гоняюсь за мифом? Так ведь сказал староста того поселения… 

Пес негромко тявкнул и, как показалось Анриэлю, отрицательно покачал головой.

— Ладно, допустим, я тебе поверю и продолжу поиски, но что будет, если Барбас откажется мне помогать? — впервые озвучив этот вопрос, данмер ненадолго замолчал и раздумчиво продолжил, уже не глядя на собаку. — Врата Обливиона закрыты. «Мы забыли вынуть сигильский камень, а это значит»… — так невовремя возникло в голове, и Анриэль раздосадовано сломал в пальцах тонкую ветку, которую все это время вращал в руке. — А это значит, что до самого Вайла мне не добраться никогда, да если бы и добрался — как я отниму у него меч? Безумец Шеогорат был прав, когда говорил, что мне никогда не стать настоящим богом и даже дэйдрическим принцем, я всего лишь смертный и меня так же просто убить, как и любого другого. И получается, что шансов вернуть меч без помощи Барбаса у меня просто нет. Вот так вот, Лопоухий, — данмер бросил обломки ветки в огонь и уже не смог отвернуться от пляшущих в темноте языков. — Вот где собака зарыта…

— Гав, — послышалось в ответ, а потом прохладный собачий нос уткнулся в ладонь, эльф тяжело вздохнул и рассеянно погладил пса по голове.

— Ладно, давай-ка спать, а завтра продолжим путь и постараемся откопать собаку, да?

— Гав, — согласился с хозяином пес, а после Анриэль устроился в спальном мешке, надеясь, что эта слабость окажется недолгой, и завтра он снова будет полон решимости продолжать путь.

***

«Я выпью тебя всего, мой родник» — прозвучало прямо над ухом, и данмер резко открыл глаза, пытаясь понять, приснилось ему это или же дремора на самом деле вернулся. И только спустя несколько минут, когда выяснилось, что это был всего лишь еще один безумно горячий и реальный сон, Анриэль понял — ему хотелось, чтобы Витраз был сейчас здесь. И желало этого не только тело, на которое можно и внимания-то особого не обращать, тосковала по компаньону душа, а это было уже серьезно. Настолько, что уснуть в эту ночь эльф не смог — лежал, глядя на знакомые созвездия, слушая посапывание собаки и трели сверчков и стараясь не думать о прошлом. 

Наступившее утро выдалось серым и пасмурным, а вскоре небо окончательно затянули тучи, и пошел дождь: мелкий, холодный и противный. Чтобы не промокнуть до нитки, Анриэль свернул к видневшемуся невдалеке форту, решив переждать непогоду под крышей. Отыскав подходящую комнату, он ненадолго прилег и сам не заметил, как уснул. Впрочем, ничего необычного в этом не было — в дождливую погоду спать данмеру хотелось всегда.

Когда же Анриэль снова открыл глаза, то подумал, что со зрением у него начались проблемы, потому что теперь около него сидело уже два Лопоухих. 

— Боги, что за… — прошептал эльф, протирая глаза, и услышал:

— Ну, они-то тут точно не при делах, — произнесенное смутно-знакомым голосом.

— Барбас? — на всякий случай переспросил данмер, глядя на то, как один из псов поднимается и подходит ближе, смотря на него не по-собачьи умными глазами.

— Нет, твоя фантазия, за которой ты, смертный, гоняешься уже не первый день, — насмешливо послышалось в ответ. — Кто-то там собирался откапывать собаку, или мне это вчера послышалось?

— И как давно ты следишь за мной? — садясь и не отводя взгляда от Барбаса, спросил Анриэль.

— Достаточно, чтобы понять — ты не успокоишься, пока не заглянешь под хвост каждому псу Сиродила, надеясь, что он  — это я.

— Я не заглядывал! — попытался возмутиться данмер, но короткий смешок даэдра его оборвал:

— Шутка, совсем ты перестал юмор понимать.

— Да как-то мне в последнее время не до смеха, — кривился Анриэль.

— Потерял чего? — ехидно осведомился Барбас.

— А то ты не знаешь…

— Я-то знаю, а вот ты, похоже, нет, — продолжил загадкой даэдра. — Так что ты потерял, смертный?

— Меч.

— И все? — вопрос повис в воздухе, а глаза пса вперились в данмерские.

— Я…

— Ты хочешь, чтобы я кое-что тебе вернул, — перешел сразу к делу Барбас, — и я могу это сделать, но при одном условии.

— Я согласен, — не дослушав, нетерпеливо бросил эльф, но даэдра словно не услышал, продолжив свое:

— Я верну тебе Умбру, только если ты обагришь свой клинок в крови предателя, вырежешь его сердце и отдашь мне.

— Что? — холодея от того, что понял, чьей именно смерти хочет Барбас, переспросил Анриэль.

— Ты все прекрасно понял, — теперь в голосе пса явно слышалось раздражение, — не настолько ты туп, чтобы не понять! Услуга за услугу. Я не собираюсь вечно торчать в Нирне, а от гнева Вайла меня может спасти только другой Лорд даэдра. Например, Мерунес Дагон. Усек, серокожий?

— Усек, — эхом повторил Анриэль. 

— Так мы договорились? 

— Слушай, но ведь ты сам не хотел, чтобы Умбра попал в руки Вайла, — начал данмер, пытаясь увести разговор в сторону. — Так что это и в твоих интересах тоже…

— Я не собираюсь с тобой торговаться, — Барбас встал и повернулся в сторону выхода. — Решай, что тебе действительно нужно, эльф, а свои условия я назвал.

— Погоди… — Анриэль лихорадочно пытался придумать, как же заполучить меч и при этом не выполнять условия, но даэдра легко прочел мысль, озарившую данмера:

— И не пытайся меня надуть, не выйдет. Не будет сердца Витраза  — не будет и меча. Не советую пытаться подсунуть мне одно из тех сердец дэйдра, которые ты таскаешь в заплечном мешке, когда я злюсь, то плохо себя контролирую, могу и покусать.

— Не надо, — Анриэль невольно сделал шаг назад, видя, как в глазах Барбаса разгораются багровые огоньки. — Но где я сейчас его найду? Сиродил большой…

— Ну, тут я тебе могу помочь. Все должно закончиться там, где когда-то началось. Там ты отдашь мне сердце, получишь назад Умбру, и больше мы никогда не увидимся. Решай, — сказав это, Барбас просто исчез, как будто и не было его тут никогда, а Анриэль оглушено и оторопело смотрел на то место, где еще мгновение назад стоял даэдра. 

«Закончится там, где началось» — эта фраза могла означать только одно — Витраз находится сейчас в форте Магия, у которого они когда-то встретились. 

***

— Обещай, что сделаешь это быстро, — не оборачиваясь, попросил Анриэля сидевший у костра дремора. — По старой дружбе…

— О чем ты? — пытаясь унять бешено колотящееся сердце, спросил данмер, только что обнаруживший бывшего компаньона в одной из комнат форта. 

Лопоухого эльф оставил у входной двери — слишком уж укоризненным был взгляд темно-карих собачьих глаз, или это просто казалось данмеру, толком не спавшему уже несколько ночей. Не давали уснуть сомнения, все глубже вгрызавшиеся в душу, и очень простой вопрос — заменит ли металл живое тепло? Сделает ли Умбра его счастливым, всякий раз напоминая одним своим видом, чем пришлось заплатить за возвращение меча?

— У всего есть своя цена, Анриэль, — по-прежнему не поворачиваясь, продолжил Карл, — и, похоже, теперь наступило твое время убедиться в справедливости этих слов. Вот потому я и прошу тебя — сделай это быстро. Ты уже хорошо научился убивать, друг мой.

— Карл, я…

— Не затягивай, — дремора наконец-то повернулся к данмеру, — видишь, на мне даже доспехов нет, так что это будет несложно и быстро. Если ты, конечно, не захочешь растянуть удовольствие.

— Откуда ты…

— Я слишком хорошо знаю своих Лордов, — улыбка чуть тронула губы, на которые эльф старался не смотреть — решимость и так истончалась с каждым мгновением, если она вообще была. — Так что давай покончим с этим побыстрее. Я не собираюсь остаток своих дней скитаться по вашему миру, слишком это долго и скучно, когда… — тут дремора оборвал сам себя и поднялся. — Ты получишь то, чего желаешь больше всего на свете, а значит — хоть какой-то толк от моей жизни все же будет.

Анриэль слушал, продолжая неотрывно смотреть в те самые оранжевые глаза, в которых когда-то тонул, которые снились по ночам, и сейчас были так близко. Стоит всего лишь протянуть руку… Пальцы привычно обхватили рукоять меча, и клинок Крестоносца сверкнул в свете костра.

— Ты все же меня послушал, — улыбнулся дремора, глядя на то, как данмер вытаскивает меч, — здорово, теперь он точно не заржавеет.

Клинок поднимался медленно, так медленно, словно весил он сейчас как клеймора Безумия, выкованная не менее безумной Резчицей. Карл помнил этот меч и саму босмерку — слишком уж плотоядные взгляды бросала эльфийка на Анриэля всякий раз, когда они приходили в ее кузницу. Пользоваться тяжеленной клеморой данмер не мог, но сохранил волшебный меч как подарок. 

И вот сейчас дреморе казалось, что в руках у Анриэля именно она или нечто столь же тяжелое — настолько медленно поднималось лезвие, несущее смерть. Да и само время вдруг стало вязким, словно загустевший мед, а удары сердца — слишком громкими. 

Полагая, что через мгновение покинет Нирн навсегда, Витраз перевел взгляд на лицо данмера. Дреморе почему-то захотелось увидеть, что же отражается в рубиновых глазах сейчас, за минуту до…

— Замолчи! — яростный крик эльфа эхом отразился от стен форта, а потом его заглушил металлический лязг — это выскользнул из пальцев Святой меч, а сам Анриэль тяжело и хрипло дышал, глядя в глаза компаньона. — Замолчи… — повторил тихо и умоляюще, а потом шагнул к ближайшей стене, уперся в нее горячим лбом и закрыл глаза.

Шаги дреморы казались почему-то очень громкими, а руки, опустившиеся на плечи, — горячими и тяжелыми, от них по телу тут же побежала крупная дрожь. Или причиной этого стал голос, произнесший прямо в ухо:

— Еще никому не удалось победить Умбру, Анриэль… Даже Вайлу… А ты сумел.

— Цена… — не поворачиваясь, произнес данмер. — Слишком высокая. Я не хочу. Не могу.

— И не нужно, — теперь губы уже коснулись уха, — все закончилось, Ан.

— Да… — наконец-то поворачиваясь к дреморе, ответил эльф, а еще через мгновение места для слов уже не было…

***

Глядя на спящего рядом обнаженного данмера, Карл думал о том, что никогда не скажет любовнику, что Барбас не только сообщил ему, какую сделку заключил с Анриэлем, но и предложил обменять свою жизнь на жизнь данмера. Мерунес Дагон хотел получить его сердце и душу на порядок сильнее, чем наказать сбежавшего дремору. Простить смертному срыв вторжения Лорд Разрушения не мог, а потому предложил Карлу помилование в обмен на жизнь Анриэля. 

«Удар в спину удобнее всего наносить во время объятия» — эту истину Витраз прекрасно знал и, разговаривая с Анриэлем, сжимал в руке кинжал. Вот только в ход его так и не пустил, поняв, что просто не сможет убить данмера, что-то случилось с ним самим за время странствий, что-то сумело настолько изменить дремору, что он предпочел умереть от руки эльфа, но не убивать своего любовника. Что это было и откуда взялось, Карл понять не мог, но это оказалось сильнее всего остального.

Обнимая крепко спящего эльфа, Витраз улыбался. Впервые за время разлуки. Сейчас улыбка рождалась сама, как и желание снова предаться страсти, но будить Анриэля Карл не собирался. Пусть поспит, ведь завтра им обоим предстоит долгий путь домой.

***

Удаляясь прочь от форта, Барбас тщетно пытался понять, почему провалились обе его сделки? Почему Витраз и Анриэль не убили друг друга, а занялись совсем другими вещами, прелести которых даэдрический пес так и не понял. 

Что вмешалось в его тщательно продуманный план по уничтожению обоих? Что оказалось сильнее ненависти, обиды и желания обладать могущественнейшим клинком? Барбас пытался найти ответы на эти вопросы и не мог, хоть для Дибеллы и Мары в случившемся секрета не было, но разве стал бы даэдра спрашивать что-либо у своих извечных врагов?..