К середине первого учебного дня голова у меня шла кругом. Слишком много вокруг было шума и суеты. Если бы не работа в Диснейленде, где и не такие толпы бывали, я бы точно потерялся. Мои ноги гудели от беготни по этажам и кабинетам. Нужно было получить в библиотеке книги, записаться на необходимые предметы и сделать еще гребаную кучу дел. Включая ответы на звонки моих волнующихся родителей.

Малость пришел в себя я только в столовой. Есть к тому времени мне хотелось жутко, а потому я начал рассматривать тех, с кем оказался за одним столом, только после того, как утолил голод. Первое что я заметил и чему невероятно обрадовался — из моей бывшей школы не было никого. А значит, моя тайна останется такой как можно дольше.

А еще я решил, что скажу где подцепил вирус только той девчонке, с которой решу серьезно встречаться. Скажу до того, как у нас будет секс. До того, как успею капитально залипнуть. Так мне будет легче пережить брезгливое отвращение, которое обязательно появится на её лице. Хоть на мгновение, но появится.

Для всех остальных я приберег драматичную историю о том, что меня заразили в больнице. При переливании крови. Это звучит куда привлекательнее, чем правда. С такой историей я еще могу рассчитывать на то, что от меня не будут шарахаться. Не станут тыкать пальцами и предлагать пять баксов за минет, как это было в школе.

Тогда я чуть не сорвался. Я собирался послать нахер всех, начиная с Майкла и Бена, и вернуться на улицу, где меня принимали таким, как я есть. Если нормальная жизнь мне заказана — нахрена изображать из себя нормального? Я — бывший хастлер и забыть об этом мне не позволят, даже если и захочу.

Удержали меня мои, тогда еще просто опекуны. Сами об этом не зная. Я случайно услышал их разговор, когда вернулся. И охренел, когда понял, что Майкл и Бен винили во всем... себя. Что это они не сумели дать мне того, что мне было нужно. Я и подумать не мог, что взрослые могут быть такими глупыми! Никто и никогда не делал для меня столько хорошего. Даром. Ничего не требуя взамен.

И я передумал. Да и не смог бы уже вернуться к прошлой работе. К хорошему привыкаешь быстро, а отвыкать ох, как не хочется! Вместо Либерти-авеню я уехал в Диснейленд. Я всегда мечтал там побывать, а моя мать обещала свозить меня туда каждый год, да так и забывала сдержать слово. Зато она прекрасно помнила, что я должен зарабатывать. Собой.

Когда я услышал в новостях о взрыве в «Вавилоне», я, не задумываясь, рванул в аэропорт. И полетел в Питтсбург, домой, как можно быстрее. Я не мог иначе. Те, кого я любил, едва не погибли! Я должен быть рядом с ними, я столько всего не успел им сказать!

Уехать из дома снова я не смог. Я узнал от Дебби, как ударил мой отъезд, мое бегство от себя самого, по Майклу и Бену. Особенно — по Бену. Его я всегда любил чуть больше, потому что именно он дал мне эту новую жизнь. Он первым мне поверил. А еще, ему проще меня понять, потому что мы оба — положительные.

В том, что Майкл тоже любит меня, а не просто терпит ради Бена, я убедился, когда мы с ним прятались в мотеле от моей матери. Ей вдруг взбрело в голову меня вернуть. Сука. Я никогда её не прощу. Это из-за нее я — положительный. Это она отправила меня на улицу однажды, и хотела сделать это еще раз, отсудив у Бена и Майкла право опеки.

Я знал, для чего ей понадобился, и не собирался выполнять решение судьи. Если и оказаться снова на улице, то зарабатывать для себя! А она пусть сосет. Я надеялся, что судья послушает Мелани, но... Решение прозвучало приговором — меня отдавали матери. Ей поверили, а не нам!

И тогда я пошел ва-банк. Я её поцеловал. Смачно так. В засос. А потом сказал, что я положительный. И моя ставка выиграла. Потому что мать заорала, отплевываясь и вытирая рот рукавом:

— Ах, ты, грязный, маленький пидор! Ты заразить меня хочешь?!

Она забыла, где находится, так сильно я её напугал. Но судье этого оказалось достаточно, решение было изменено в пользу Бена и Майкла. А я до сих пор надеюсь, что все же сумел заразить свою мать. Потому что, за секунду до поцелуя, я до крови прикусил свою щеку и умудрился зацепить зубами ее губу. Вот бы этого хватило! Это было бы, по меньшей мере, честно! Я понятия не имел, где она была сейчас, и не желал этого знать.

Куда больше занимает меня моё собственное будущее. Частью которого станут вот эти парни и девчонки, сидящие за столами. Девушек было много. Разных. Красивых, просто симпатичных, не очень симпатичных и совсем не симпатичных. Допивая свой сок, я скользнул взглядом по лицам, но ни на одном не задержался.

Но вот моё внимание привлекла девчонка, сидевшая за самым дальним столиком спиной ко мне. У неё были охрененные волосы: черные, длинные и чуть волнистые, они касались сиденья стула и полностью закрывали ее спину. Класс!

Я представил, каково это — зарыться лицом в холодно-шелковистые пряди, так, чтобы стало трудно дышать, чтобы ничего больше... Стоп. Что это я? Я же лица её еще не видел! Может, она страшная, как смертный грех? Хотя... Такую на актерский бы не взяли. А с чего это я взял, что она актриса? Может, музыкантша или художница, для этих внешность не главное. И чего я вообще на ее патлы уставился?!

Я хотел отвернуться, но тут девушка встала, взяла свой поднос с пустыми тарелками и понесла его к столу для грязной посуды. Это редко кто делал, обычно бросали, как есть. Интересно, чего это она? Она уже почти дошла до стола, но тут какой-то очкастый хрен вздумал резко отодвинуть свой стул. Я увидел, как спинка стула толкнула ее в бедро. Черноволосая пошатнулась и столовую огласил звон бьющейся посуды и громкое:

— Твою мать! — которое вырвалось у брюнетки.

Очкарик кинулся было к ней, но:

— Отвали! Без тебя справлюсь! — прозвучало резко и почти грубо.

Вот так принцесса! Я наблюдал, как она собирает осколки и выбрасывает их в мусорку. Голос девушки мне тоже понравился, не писклявый, а такой... Блин, не знаю, как пояснить, но приятный. Оставалось загадкой лицо.

Но вот она наконец-то повернулась, чтобы выйти, и я жадно впился взглядом в слегка бледноватый овал. Хм, странно, я всегда думал, что у таких жгучих брюнеток глаза тоже черные, а у нее оказались серые, большие и брови красивые. А нос и губы обычные, короче, девчонка, как девчонка. Не красавица и не уродина, но волосы — отпад. И одета она была просто: джинсы и черный свитер с открытым плечом. Никаких украшений. Интересно, на кого же она учится?

***

Я удивился и обрадовался одновременно, когда увидел этот черный шелк прямо перед собой на организационном занятии. Незнакомка сидела впереди меня, чуть ссутулившись, положив локти на стол. Вскоре я узнал, что зовут ее Миранда Каллахам, родом она из Филадельфии и действительно будет учиться на актерском, в одной группе со мной.

Потом настала моя очередь отрекомендоваться. Я поднялся и назвал своё имя, фамилию и откуда я. Ко мне повернулись многие, но не Миранда. Мне показалось, что она вообще не слышала и не видела того, что происходило вокруг. На своей волне, короче. Не любопытная? Необычно для девушки.

На следующей лекции она сидела на соседнем ряду. Слушая в пол-уха вступительную речь, я то и дело бросал на Миранду взгляды. Казалось, она записывает слова профессора. Если бы не одно «но» — записывать-то было нечего. А она что-то писала в блокноте, зачеркивала, а потом снова писала. А под конец вообще вырвала из блокнота листок и сунула в книгу. Скорее всего — что-то рисовала.

Я сам так делал, когда урок в школе был скучным. Интересно, а что она нарисовала? Я чаще всего рисовал девушек — схематично, частями и совсем не похоже на правду. Потом я свои художества уничтожал. А то как-то один мой «шедевр» Бену на глаза попался. Он кашлянул и сказал, что это очень... современно. А я стоял и материл себя, как мог. Рисунок мой был порнухой чистой воды. Вот блин!

Я знал, что моим отцам было бы проще, окажись я геем. Они были уверены, что я такой, но... Любить и продаваться — не одно и то же. Мне никогда не нравилось то, чем я занимался. И даже когда моё тело отвечало на ласки, это было не в кайф. Я кончал, но настоящего удовольствия не было. С рукой и то лучше, потому что добровольно.
К счастью, Майкл и Бен все же сумели понять, почему я не такой, как они. Блин, они даже о девушках пытались со мной говорить, но это было просто смешно. Особенно, когда говорил Майкл, у которого никогда не было девушки.

Перед тем, как идти домой, я решил оставить в личном шкафчике лишние книги. Подошел и увидел, как Миранда безуспешно пытается открыть свой шкафчик. Получалось это у неё хреново. А точнее, совсем не получалось. Вот она от души треснула по дверце кулаком, а потом пнула его ногой.

— Проблемы? — спросил я, подходя ближе.

— А тебе что? — огрызнулась она.

— Да так, интересуюсь. Может, помочь смогу?

— А ты что, бойскаут? — насмешливо глянула Миранда на меня.

— Ага, — кивнул я. — Так что стряслось?

— Да бумажку с кодом посеяла, а запомнить не успела. Убоище!

— Тоже мне, беда! Отойди, — я подошел к ее шкафчику и достал из кармана своё наследие.

Эта отмычка позволяла открывать запертые двери подъездов. Она оказывалась очень кстати зимой, иначе бы я давно околел. Завязав с прошлым, отмычку я все же сохранил, мало ли что. Должна была она справиться и сейчас, и не подвела. Пара минут и...

— Вуаля! — я распахнул перед ней дверцу.

— Ты этому в скаутах научился? — чуть теплее улыбнулась Миранда.

— Да. Спецкурс, — подмигнул я ей, наблюдая, как она кладет в шкафчик книги — одну за другой.

— Спасибо. Вот черт! — Миранда нервно хохотнула, когда из одной книги выпал листок с... кодом. — Идиотка. Конченная.

— Ничего подобного, — покровительственно протянул я. — Ты просто волнуешься. Первый день же.

— А, ну да, — она тяжело вздохнула. — Тарелки разбила, код в упор не видела... Круто.

— Фигня, а тарелки ты не сама разбила, — решил подбодрить ее я. — Это тот мудак очкастый... Ой, прости, — я шлепнул себя по губам, — привычка.

— Тоже из скаутов?

— А откуда же еще? — хлопнул ресницами я, состроив невинную физиономию.

— Можешь не извиняться. Я в столовой тоже не стеснялась, — Миранда вытащила мою отмычку и протянула мне. — Держи, Брукнер, буду должна.

— Хантер. Я предпочитаю, чтобы меня назвали так. Но ничего ты мне не должна, — улыбнулся, удивляясь тому, что она все же запомнила моё имя. — Настоящие скауты должны помогать!

— Да, только их не учат пользоваться отмычками, — тихо добавила она. — Бывай.

Пока я подбирал челюсть с пола, Миранда захлопнула шкафчик, развернулась и быстро пошла прочь. Она уже скрылась за поворотом, и только тогда я заметил на полу сложенный пополам листок из блокнота. Походу, тот, на котором она что-то писала. Он выпал, когда Миранда шкафчик лупила.

Я наклонился, поднял листок и побежал за ней, но девушки уже и след простыл. Тогда я матюкнулся и сунул бумажку в карман, решив, что отдам ей завтра. Все равно мы увидимся на занятиях.

И, конечно же, я не собирался его разворачивать.

Слово скаута.